"Виктория"

Глава 3.
Вике стало страшно.
— Что происходит?
Небритый старик с боковой полки отложил газету:
— Знамо что... Все уехать хотят подальше от войны. Немец-то под Москвой. Ты куда, девушка, едешь?
— В Самару, — растерянно ответила потрясённая Вика.
— Это раньше говорили: Самара, а с тридцать пятого года — Куйбышев, — поучительно произнёс старик.
Она потянулась за газетой:
— Можно?
— Да бери, не жалко…
Это была «Правда» с фотографией лётчиков в шлемах на первой странице.
— «Гитлеровская свора продолжает лезть на Москву. Остановить врага! Отразить натиск фашистских разбойников!» — тихо прочла Вика. — Какая старая газета... Откуда она у вас?
— Сегодняшняя, на станции купил. Куда новее-то? — обиделся старик.
Вика посмотрела на дату в левом верхнем углу: суббота, 25 октября, 1941 год.
— Это сорок первого года газета.
— А какого же тебе надо?
— Вы хотите сказать, что сегодня октябрь сорок первого года?
— С утра так и было, — усмехнулся дед и вытер рукой нос в красных прожилках. — Здорово же тебя контузило, девушка!
— Вы меня все разыгрываете, — покачала головой Вика. — Серёжа, тебе сколько лет?
— Семь!
— Значит, ты родился...
— В тридцать четвёртом году.
— Нет, ты родился в две тысячи десятом, — поправила она.
Мальчик рассмеялся:
— Вы что, тётя, таких цифр не бывает!
— Всё правильно, он в тридцать четвёртом родился, — подтвердила его мать.
Вика отбросила одеяло, оставшись в джинсах и толстовке, и бросилась к выходу. Надо найти свой вагон!
Она протискивалась среди людей и тюков, выскочила в тамбур, полный табачного дыма: там курили двое мужчин. Дверь в буферную зону оказалась запертой.
— Ты куда, там закрыто! — сердито сказал один из мужчин, видимо, проводник.
— Мне надо выйти! — Вика всё дёргала ручку.
— Надо так надо, сейчас открою. — Проводник достал из кармана ключ и отпер другую дверь, что вела наружу. — Пять минут стоять будем, потом крикнешь — отопру. Меня Николаем зовут.
Она спустилась с подножки и побежала вдоль состава, наталкиваясь на людей, навьюченных мешками и узлами. Второй, третий, четвёртый вагон... Вот и её пятый.
Вика остановилась, тяжело дыша. «Её» вагон ничем не отличался от вереницы своих тёмно-зелёных собратьев образца тысяча девятьсот сорокового года. Кирпичного цвета покатая крыша блестела от влаги, на ней торчали вентиляционные «грибки». Из окошек с деревянными рамами на неё с любопытством поглядывали пассажиры. Это дурной сон, это не может быть правдой!
Поезд лязгнул, дёрнулся и подался назад. Это отрезвило Вику: перспектива остаться на вокзале раздетой была ужасна. Она побежала изо всех сил назад, замолотила кулачками по двери вагона. И испугалась, что ей не откроют, как тем отчаявшимся людям.
— Николай! Николай!
Но дверь с лязгом распахнулась, к Викиному облегчению, проводник подал руку, помог подняться в вагон и сразу запер за ней.
— Набегалась? — спросил он. — Кипяток искала? А чего без кружки?
— Мне нужно в Москву...
— Все из Москвы, а ты в Москву? Подожди, война кончится — вернёшься.
— Вы не понимаете, мне надо назад!
— Где уж понять… Эх, молодо-зелено! — вздохнул проводник.
Поезд зашипел и тронулся, набирая ход...
* * *
Из приоткрытой двери уборной шёл едкий запах мочи. Вика заперлась, привалилась спиной к стене и закрыла глаза. Голова кружилась, снова подступила тошнота. Запах нечистот усилил позывы, Вика согнулась, и её вырвало в металлическую грязную раковину. Долго умывалась ледяной водой, пока не заломило лицо и руки.
Вздрагивая от озноба, сняла толстовку с британским флагом и надела её наизнанку: так не было видно картинки, а лишние расспросы ни к чему; расстегнула плоский фитнес-браслет и сунула в карман джинсов. Золотой крестик на витой цепочке — подарок матери — спрятала под майку.
В купе её ждали.
— Я уже начала волноваться, думала, что вы отстали, — с облегчением сказала мама Серёжи, и Вика опять подумала, что у неё удивительно мягкий и добрый голос. И лицо красивое, с большими выразительными глазами, как у Татьяны Самойловой из фильма «Летят журавли».
— Мы так и не познакомились. Как вас зовут? — спросила Вика.
— Валентина.
— А я Вика. Виктория.
— Какое хорошее имя у вас… Виктория — значит победа. Победа нам сейчас нужна.
Вика улыбнулась: полное имя ассоциировалось у неё с клубникой, которую мама выращивала на даче.
Из рюкзака она вытащила утеплённую курточку с погончиками и кармашками на кнопках, натянула её поверх толстовки. Сразу стало теплее. Как хорошо, что начало мая выдалось холодным, что пришлось достать из шкафа колготки, ботинки и куртку! Краем глаза Вика заметила, что другие пассажиры пристально и детально рассматривают её одежду, и смутилась.
Серёжа искренне восхитился:
— Ух ты! Это военная куртка?
— Да, это мне на военной подготовке выдали, — солгала она.
Вика прихватила рюкзак и снова пошла в уборную. Покопалась в кармашках, достала телефон. Его оставалось только выключить и спрятать в потайном кармане рюкзака вместе с паспортом, деньгами и картой. Сейчас все эти вещи совершенно бесполезны и даже опасны: её легко могли принять за шпионку.
Ещё в рюкзаке обнаружилась коробочка амоксициллина, завалявшаяся с прошлого года. Совершенно по-новому Вика смотрела на маленькие капсулы — это же настоящее сокровище! Коробочка тоже отправилась в потайной карман.
Дальнейшая ревизия рюкзака подарила зарядник от телефона, губную помаду, ключи от московской ипотечной квартиры, упаковку жевательной резинки, шариковую ручку и бумажные носовые платки. Только теперь Вика пожалела, что не взяла в дорогу продукты. Два яблока, банан, помятая пачка печенья «Любятово» да небольшая упаковка карамели — вот и все запасы.
Без еды, без денег, без вещей. Совсем одна...
Поезд стоял, пропуская встречные эшелоны. Хотелось есть, но она не могла позволить себе истратить эти крохи еды из рюкзака. Женщина с девочкой пересели поближе к столику, достали из корзины чёрный хлеб с салом и варёную картошку. Ели её, макая в соль и запивая молоком из бутылки. Вика отвернулась.
Валентина вынула из сумки свёрток, зашуршала бумагой.
— Серёжа, возьми, — позвала она сына.
Мальчик взял бутерброд и стал жевать, катая свой грузовичок по стенке купе.
— Виктория, угощайтесь. — Валентина протянула бутерброд с колбасой в бумажной салфетке.
— Что вы, не надо! Я не голодна, — пролепетала Вика, и слёзы едва не брызнули от нахлынувших чувств.
— Берите, пожалуйста, это не последнее.
Она не стала ломаться, поблагодарила и начала есть. Ах, каким вкусным был этот бутерброд из куска белого хлеба и кружочка чайной колбасы!
Валентина с сыном тоже ехала в Самару. У Вики отлегло от сердца: всё-таки будет в городе не одна.
— Вы к родственникам едете? — спросила она.
— Нет, мы эвакуируемся с заводом. А вы? Тоже от организации?
— Нет. Сама по себе, так получилось, — призналась Вика и после молчания неожиданно добавила: — Чемодан у меня пропал...
Додумывая на ходу легенду, она рассказала, что во время бомбёжки потерялся чемодан с вещами, деньгами и документами.
— Как? Где потерялся?
— В другом вагоне. Я искала, его нигде нет.
Чемодан благополучно приехал в Самару, надо полагать. Мама уже в панике: дочери нет, телефон молчит... Боже мой, бедная мама наверняка места себе не находит. Будет искать дочь среди отставших от поезда, потом в больницах и моргах. Потом заявление в полицию напишет, дело заведут. И тогда какой-нибудь седовласый следователь выяснит интересные подробности. Как в поезде некий пассажир от страха сорвал стоп-кран, потому что ему привиделся низко летящий самолёт с нарисованными фашистскими крестами на хвосте и крыльях. У пассажира сработала память предков, и он дёрнул стоп-кран. И как при этом бесследно пропала другая пассажирка, Фомина Виктория Александровна, двадцати восьми лет.
— Проводнику сказать надо про чемодан, — вставила Валентинина соседка. Она с живым интересом прислушивалась к чужому разговору. — Как же вы без документов?
— Ищи-свищи энтот чемодан, — хмыкнул дед с газетой. — Кто увёл, того уже нет!
— Всё равно надо сказать, пусть поищут.
— Сказать-то можно, а толку? — Он и мысли не допускал, что чемодан потерялся. — Эх, держи, девушка, вроде как милостынька тебе.
Покопался в кармане и достал две мятые купюры в пять рублей.
Вика вспыхнула, но не в том положении она была, чтобы гордо отказываться, тем более что человек предлагал от души.
— Спасибо.
Это были серо-голубые банкноты с цифрой пять в гильоширной розетке и изображением парашютиста на фоне самолёта.
— Первый раз деньги увидела? — усмехнулся дед.
Вика опомнилась и убрала бумажки в карман куртки.
Глава 4.
Поезд едва волочился, часто и подолгу простаивал на разъездах, пропускал крытые брезентом платформы и санитарные поезда. Вика вспомнила, как сказала проводнице: «Спать я уже дома буду!» — и горько усмехнулась. Ехали двое суток.
Вагон отапливался маленькой печкой, было холодно, по полу гуляли сквозняки. Она сидела с закрытыми глазами, подобрав ноги и закутавшись в тонкое одеяло.
«Это дурной сон, это не может быть правдой. Я сейчас проснусь и увижу своё купе». — Вика сильно зажмурилась, сосчитала до десяти и медленно открыла глаза.
С тоской увидела, что сон продолжался: Серёжа поглядывал на неё с любопытством, бросив игрушечный грузовик, Валентина дремала, привалившись спиною к стенке купе; старик с боковой полки пил чай, громко отхлёбывая из кружки, — он выходил на станции за кипятком.
— Давай кипяточку налью, — предложил дед, заметив Викин взгляд, — у меня целый чайник.
Она покачала головой: наливать кипяток было не во что. Валентина покопалась в сумке и протянула алюминиевую кружку.
— Спасибо.
— Ещё кому надо? — Дед стал наливать кипяток в подставленные стаканы и кружки. — Сахару нету, жалко.
— У меня есть конфеты... — Вика достала из рюкзака несколько леденцов, угостила своих попутчиков.
Прихлёбывая из кружки, она снова ушла в свои мысли: «Вот так попала в историю... Зачем только пошла в этот вагон-ресторан? Сейчас бы уже лепила с мамой пельмени к празднику, салатики бы крошила... В колонне бессмертного полка шла бы с портретом прадеда Ивана, телевизор смотрела. Эх... Ладно, нечего себя жалеть — глаза и так на мокром месте, только слёз сейчас не хватало...»
Вика сходила в уборную, помыла кружку и вернула Валентине.
«Куда я еду и зачем? — вернулась она к размышлениям. — Никого в Самаре у меня нет, родных нет, дома тоже нет. Лучше уехать в Москву при первой возможности. Может, на том месте, где бомбили, какой-то портал, и я попаду в своё время?»
Поезд стал сбавлять ход.
— Полчаса стоять будем! — объявил проводник.
Вика выглянула в окно. Возле длинного одноэтажного здания вокзала с арочными окнами стояли деревянные навесы, на крыше которых была прибита вывеска: «Горячие обеды». Возле навесов толпился народ.
Пассажиры зашевелились, потянулись к дверям. Валентина взяла эмалированную мисочку, прихватила дамскую сумку и пошла вместе с сыном к выходу.
Вика подсела к окну. Она видела пар, валивший от больших чёрных котлов, мелькающие в руках раздатчиц круглые половники. Неподалёку от навеса грелся большой бак, напоминающий гигантский самовар, к нему подходили люди с чайниками, котелками и кружками, отворачивали краник и набирали кипяток. Вика никогда не видела титан, только читала, а теперь догадалась, что это он.
Она давно была голодна. Валя по доброте своей предлагала то бутерброд, то варёную картофелину, Вика отговаривалась, что уже поела — купила на станции пирожок. Достала из рюкзака яблоко и стала его есть, откусывая от красного бока маленькие кусочки.
Вернулась Валентина с мисочкой горохового пюре с маленькой тефтелькой и куском ржаного хлеба в руках.
— Ешьте… пока горячее, — поставила она мисочку на столик.
— Я не голодна, правда. Я на станции ела, — начала отнекиваться Вика.
От гороха шёл такой аппетитный запах, что заурчало в животе.
— Виктория, вы никуда не ходили, я видела. Я вам предлагаю в долг, потом отдадите, хорошо?
— Хорошо. — Вика взяла ложку, стала медленно есть, сдерживаясь, чтобы не проглотить всё за секунду. — Спасибо, Валя. Давайте уже на «ты»?
— Ничего не имею против, — улыбнулась Валентина.
В Куйбышев приехали через два дня.
* * *
Товарные, пассажирские и санитарные поезда всё прибывали, перрон и привокзальная площадь кишели людьми, как гражданскими, так и военными. Высоченной башни из стекла, с огромными залами и смотровой площадкой, конечно же, не было; на её месте стояло длинное величественное здание архитектора Рошфора.
С потоком людей они с Валентиной попали внутрь, и Вика с благоговением смотрела на изящную лепнину, арочные окна и бронзовые люстры. Какая же красота! Старый вокзал она почти не помнила, а вот таким видела его впервые. Очень захотелось сделать несколько снимков на смартфон, но об этом не стоило и мечтать. Плакаты со стен зданий призывали граждан быть бдительными: красная сильная рука перехватывала чёрную корявую вражью лапу. И народ бдел. Поэтому пусть телефон лежит и дальше в потайном кармане.
Валентине дали ордер на вселение в комнату в коммунальной квартире на втором этаже.
Хозяйка квартиры кисло улыбнулась, принимая бумагу, пробежала глазами:
— Здесь указаны два человека...
— Сейчас уйду, я только помогла с вещами. — Вика указала на мешки и чемоданы.
Комнатка была маленькой, не развернёшься: окно с плотной светомаскировочной шторой, старый диван под пледом, двустворчатый шкаф, маленький стол и сложенная раскладушка у стены. Но она имела большое преимущество в виде отдельного входа из общего коридора, в конце которого была большая кухня.
— Если не получится у тебя с жильём, то возвращайся сюда, — предложила Валя, — мы поместимся на диване, а Серёжа будет спать на раскладушке.
— А хозяйка что скажет? Я не заметила радости на её лице.
— Да ничего не скажет, не на улице же тебе ночевать... Серёжа, чего приуныл? Распаковывай свой чемодан. Устроимся и будем кашу есть!
Вика порезала банан и яблоко, разложила кружочки и дольки на тарелке. Вскрыла пачку, вынула три печенья да прибавила несколько конфет к чаю. Серёжа во все глаза смотрел на угощенье.
— Я никогда не видел такое печенье. — Он погладил красно-жёлтую упаковку «Любятово» с колосьями. — Это заграничное, что ли? А это банан? А почему он жёлтый? Мама покупала бананы, но они были зелёные.
Бананы появились в СССР в тридцать восьмом году. Их стали закупать по распоряжению Сталина, которому очень понравился экзотический вкус.
Бананы привозили незрелыми, чтобы не испортились раньше времени. Даже такие зелёные плоды были дефицитом. Для съёмок фильма «Старик Хоттабыч» не нашли настоящих бананов, использовали муляж из папье-маше... и окрасили его в ярко-зелёный цвет: плодов другого цвета художники не знали.
— Ты читать умеешь, Серёжа?
— Мы только буквы в школе учили, а потом в эвакуацию поехали. — Он старательно выговаривал слово «эвакуация». — Мама сказала, что здесь я буду опять ходить в школу.
Это хорошо — не сможет прочесть сроки годности и дату изготовления.
Пришла из кухни Валя с дымящейся кастрюлькой.
— Вот и каша... пшеничная с маслом... Вкусная! Керосинку надо будет покупать. Хозяйка сказала, что свою давать не сможет. — Она разлила жидкую кашу по тарелкам, нарезала горбушку хлеба на ломтики. — Приятного аппетита!
Вика, избалованная деликатесами, готова была поклясться, что вкуснее этой каши ничего сроду не ела. Было неловко есть Валину еду, но она утешала себя, что на чужой шее никогда не сидела и сумеет отблагодарить. Потом пили чай, экономно откусывая от печенья.
— На вокзал хочу сходить, — сказала Вика, отставив чашку, — я утром видела, как приехал санитарный поезд, медсёстры раненых принимали. Медики там нужны, я думаю. Хоть у меня паспорта нет, но всё же попробую.
— Кстати, про паспорт! — вспомнила Валя. — Завтра мы пойдём в милицию, я подам паспорт на прописку, а ты заявишь об утере. Тебе справку выдадут, а потом и паспорт после проверки сведений.
«Проверки сведений»! Этого Вика больше всего боялась.
* * *
— Простите, я могу видеть врача?
Медсестра в белом халате с завязками на спине удивлённо оглядела Викину одежду:
— Анна Ивановна в санпропускнике.
— А где это?
— Вон там, куда носилки понесли… А вы из посольства? — полюбопытствовала медсестра.
«Почему из посольства?» — подумала Вика, а потом её осенило: выделяющаяся одежда ввела в заблуждение сестру.
Пройдя через коридор, полный людей, и тамбур, она заглянула в кабинет, где две женщины в белых халатах осматривали раненого на кушетке.
— Здоров, — констатировала одна, сделав пометку в журнале, — отправляем в госпиталь.
— Анна Ивановна? — осмелилась подать голос Вика.
Молодая женщина лет тридцати обернулась. Её лицо закрывала марлевая повязка, но глаза были добрыми и спокойными — это Вику приободрило.
Анна Ивановна вышла в коридор и прикрыла дверь в кабинет.
— Вы ко мне? Что вы хотели?
— Я ваша коллега, эвакуировалась из Москвы, — начала Вика.
— Из Кремлёвской больницы?
— Нет, не из больницы... Я сама по себе приехала, так сложились обстоятельства.
— Понимаю, — кивнула врач.
— Мне очень нужна работа. Я офтальмолог, но могу работать и медсестрой.
Анна Ивановна внимательно смотрела на Вику:
— Как вас зовут?
— Виктория.
— Хорошее имя у вас, победное... — Уже второй человек похвалил её имя. — Что вы заканчивали?
— Сеченова, в тридцать седьмом. — Вика заранее посчитала и запомнила все даты.
— Медики нам, конечно, нужны. В этом санпропускнике осматриваем пока только раненых, но это надо делать с каждым, с каждым приезжающим в город. Участились случаи малярии, сыпного тифа, не говоря уже о кишечных инфекциях... иначе эпидемии не избежать. Вы меня понимаете?
— Вполне.
— Не хватает рук... Если вы согласны, я поставлю вас работать на санпропускнике с другими медиками.
— Конечно, согласна. Только... — приступила Виктория к самому трудному, — у меня нет документов: поезд попал под бомбёжку.
— Это сейчас не редкость, к сожалению. Восстанавливайте свои документы, потом принесёте. Мы сделаем запрос в Москву по вашему месту работы. Вы где живёте?
— Ещё нигде, я только приехала.
— А, вот как! Сходите в исполком. С жильём, правда, в городе плохо, очень большой поток людей. Но попробуйте... Маша, — позвала Анна Ивановна сестру, — запиши данные Виктории...
— Александровны.
— ...данные Виктории Александровны и дай ей халат… Мойте руки, принимайте следующего человека.
Медсестра с короткими косичками помогла завязать халат, подала полотенце. Вика послушно направилась к умывальнику, вымыла холодной водой руки. Она осматривала раненого, присев на краешек кушетки, чувствуя себя, как на экзамене. Задавала вопросы, отмечая про себя, что Анна Ивановна кивает, как кивает учитель ученику, хорошо отвечающему урок.
— Подозрений на инфекции нет, — сказала Вика и поднялась с кушетки.
— Мне понравилось, как вы работаете. Это было профессионально, чётко, быстро. Вопросы грамотные, по делу, — похвалила Анна Ивановна.
— Спасибо.
— Завтра в вечернюю смену выходите, — кивнула врач. — Да, вот ещё... если вам некуда идти... вот мой адрес. — Она быстро черкнула пару строк на клочке бумажки.
— Большое спасибо. Я думаю, что обойдусь, воспользуюсь только в крайнем случае.
Продолжение следует...