Случилось это 40 лет назад. Николай тогда только что вернулся из армии. Одноклассница, в которую он был влюблен с самого первого класса, написала ему письмо буквально за неделю до его возвращения домой. Она писала, что все поняла и выйдет за него замуж. Радости Николая не было предела: Нина, его мечта, его единственная, любовь всей его жизни, наконец ответила ему взаимностью! Он не верил своему счастью, ведь Нина гуляла с Кешей начиная с восьмого класса, и с того времени он отчаялся и уже не надеялся, что Нина когда-нибудь проявит к нему благосклонность, но, тем не менее, в глубине души все еще чего-то ждал. Он верил, что когда-нибудь она поймет. Надеялся, что когда-нибудь она оценит. Ждал, что когда-нибудь она посмотрит. Посмотрит на него и увидит, что он – это тот, кто готов ради нее на все. Дома Николая тоже ждали соскучившиеся по любимому внуку дед и бабушка, которые растили его с семилетнего возраста. Разговорчивого и хулиганистого мальчишку привезла невестка, которая решила после гибели мужа выйти замуж второй раз. По-видимому, ее замужество было удачным, ведь за сыном она так и не вернулась и им не интересовалась. Мальчик замкнулся. Он был очень растерян: после шумной Москвы его привезли в деревню, к незнакомым старикам, в маленький дом с печкой и туалетом на улице, с баней вместо ванны. Нет мамы, нет отца, нет друзей – соседских мальчишек, с которыми они так любили лазить по бесконечным кладовкам и бегать по длинным коридорам их огромной коммунальной квартиры. В Москве его называли болтливым, здесь его прозвали «молчун». В общем, жизнь Коли изменилась до неузнаваемости, и к тому же бабушка и дедушка по воскресеньям стали водить его в церковь. Здесь же, в деревне, он пошел в школу, где 1 сентября впервые увидел Нину. Это была загорелая румяная девочка с носом-кнопкой и огромными ярко-синими глазами. Ее волосы светло-каштанового цвета были заплетены в толстую длинную косу. Она, одетая в коричневое школьное платье, с белоснежными накрахмаленными воротничками, стояла под дубом. Из-под порыжевшей листвы дуба проглядывало пронзительно-синее небо с кое-где проплывавшими белоснежными облаками, и Нина, с ее огромными синими глазами, была похожа на эту раннюю, свежую и прекрасную осень. Сейчас тоже была ранняя осень, и сегодня он увидит свою Нину. – Моя, наконец-то моя! – шептал он, подходя к дому по узкой, заросшей травой тропинке. – Бабуля, привет! Бабушка, хлопотавшая у плиты, от неожиданности выронила полотенце и со слезами радости бросилась ему на шею. – А где дед? – Он во дворе. Крышу латает. Коровник протек. Часа через два, плотно поев, напившись чаю и, казалось бы, обо всем поговорив со стариками, Николай засобирался к Нине. – Ты куда направляешься? – отчего-то угрюмо спросил дед. – К Нинке, – ответил Николай. – Погоди, – властно сказал дед, поглаживая себя по широкой, словно лопата, бороде, – присядь. – Ну что еще? – нетерпеливо спросил Николай. – Как раз об этом мы хотели с тобой поговорить, – тихо произнес дедушка. – Нинка твоя… она того… беременна. Уж и живот видать, – быстро сказала бабушка, боясь, что внук не захочет слушать. Николай побледнел, но спросил: – И что? – Ты знаешь? – ахнула бабушка. – Конечно, – соврал Николай. Дед молча смотрел на него, а бабушка не смогла сдержаться: – И зачем, скажи, тебе это надо? Мало, что ли, намучился с шалавой этой, теперь решил еще и ребенка Кешкиного растить? – Кешкиного… – прошептал Николай и задумался. Нина любила Кешу, наверное, так же сильно, как он сам – Нину. Сколько она от него вытерпела, сколько слез пролила, когда каждый раз из клуба он уходил не с ней, а с новой подружкой, а Николай, хоть и жалел Нину, но втихаря радовался: вдруг она наконец поймет, что Кеша вовсе не тот, кто ей нужен. Но шли месяцы, потом – годы, и ничего не менялось: у Кеши постоянно появлялись новые подружки, но через какое-то время он снова возвращался к Нине… – И в конце концов он решил жениться, а она – представь – забеременела от него! Вернее, она говорит, что от него, но это неизвестно, потому что про нее такое говорят… – услышал Николай бабушкин голос, который вывел его из задумчивости. – Кто решил жениться? – спросил он. – Хахаль ее, Кешка, жениться решил, на Надьке. А Нинка так злилась, так злилась! Но вида не показывала – так и льнула к нему, и в конце концов оказалось, что она беременная! Сказала она, значит, Кеше, что он отцом будет, и говорит: мол, давай на мне женись! – сбивчиво рассказывала бабушка. – А он что? – спросил Николай. – Что он, что он, – проворчала бабушка, – он говорит, мол, это не мой ребенок. И к тому же у него Надька! А у Надьки отец председатель, ты же знаешь! Разве Кешка откажется от сытой жизни? Он и послал ее куда подальше! А она-то в этот раз на аборт не пошла, а решила им нервы потрепать – дотянула до свадьбы! И заявилась с пузом, пьяная, прямо на свадьбу! – А свадьба когда была? – Да недели три назад! – ответила бабушка. – А письмо от нее я получил неделю назад. Значит, она еще на что-то надеялась, – тихо сказал Николай. – Чего? – не поняла бабушка. – Ничего. Ничего, бабуль… – задумчиво ответил Николай. – Что ты думаешь делать? – услышал он строгий голос деда и вздрогнул. – Дед… я все равно пойду и с ней встречусь, – тихо и твердо ответил Николай. – Не доведет она тебя до добра, а доведет до беды, – сказал дед, – посему запрещаю я тебе с ней общаться. Хватит уже. Говорят, она уже три аборта сделала, а ты парень молодой, у тебя еще вся жизнь впереди. – Мало ли что говорят! И вообще, она тоже молодая! И к тому же без нее у меня жизни не будет! – воскликнул Николай. – Это с ней у тебя жизни не будет. Послушай деда, сынок. Похоронишь ты себя заживо, если с ней свяжешься. Сходи, сходи и посмотри, во что она превратилась, да возвращайся домой, – ответил дед, и голос его дрогнул. – Пьет твоя Нинка! – вставила бабуля. Николай встал. – Ладно. Уже темнеет. Пойду прогуляюсь, – сказал он обреченно замолчавшим старикам и вышел, тихо прикрыв дверь. Бабушка села на лавку и, уткнувшись в передник, заплакала. *** До Нинкиного дома идти было полчаса: Нина жила в соседней деревне. Когда Николай постучался в ее окно, уже смеркалось. На стук вышла мать Нины – женщина строгого вида, в толстых очках и с высоким тугим пучком волос. Она зябко куталась в шаль. – Тетя Зина, привет! – Коленька, ты ли? Здравствуй, дорогой, – она обрадовалась и обняла Николая. – Теть Зин, а Нина где? Зинаида вздохнула, и сквозь сумерки Николай увидел подступившую красноту на ее лице. – Коленька, оставь ее. Доведет она и тебя до беды, – последние слова она сказала, пряча скривившиеся губы под шаль, и залилась слезами. – Не бойтесь. Я спасу ее, – ответил Николай, но тетя Зина заплакала еще сильнее. Он понял, что ответа от нее не дождется, и пошел на поиски Нины к их бывшей однокласснице Ольге. Ольга жила через дом. – Если тебе оно надо – иди к своей Нинке, она у Дятлов, – сказала Ольга, пожав плечами. – У Дятлов? – ошарашенно спросил Николай. – Да! – торжествующе ответила Ольга и закрыла дверь. Николай стоял и не знал, что и думать. Несколько минут в голове раздавался лишь цокот кузнечиков. Дятловы жили на краю села. Это была вконец опустившаяся семья потомков одного из известных партийцев-ленинцев, а ныне местных алкоголиков, не дававших покоя односельчанам. Жили они в самом лучшем и самом большом доме – в том самом, в котором жила до раскулачивания многодетная семья помещика. Дом они, естественно, превратили в подобие свинарника. Давно не ремонтировавшийся, он сильно покосился, и правая его часть уже несколько лет была нежилой, потому что как-то раз, во время очередной гулянки, кто-то из гостей повыбивал окна, и теперь все обитатели дома ютились в левой части, в двух теплых и двух летних комнатах. Николай подошел к дому и пригляделся. Везде горел свет, даже в правой части он заметил какое-то шевеление, и, словно тень, что-то метнулось в сторону. Он вздохнул, открыл дверь и вошел в сени. В нос ударил запах тухлой рыбы, пота, перегара и мочи. – Колян! Салют! Какими судьбами? – спросил Николая Слава Дятлов, учившийся в их школе. Кажется, он был моложе их на два или на три года. – Я Нину ищу, – ответил Николай, – не знаешь, где она? – Да знаем, – мерзко захихикала неряшливо одетая оплывшая толстая баба, – иди в сени, выйди на улицу и пройди в правую часть, там твоя Нинка, уединилась, так сказать… Все захохотали, и Николай, постояв еще пару минут, но так ничего и не поняв, вышел во двор, открыл покосившуюся дверь и зашел в нежилую часть дома. Было темно. Он зажег спичку и, спотыкаясь о всякий хлам и задыхаясь от нестерпимой вони, прошел в одну из комнат, где на старом, рваном и пыльном диване он увидел Нину. Она спала. Юбка ее была задрана почти до плеч, обнажив округлившийся живот и нижнюю часть тела. Кроме юбки, на ней ничего не было. Николай отвернулся и присел на край дивана. Диван скрипнул, ножка подогнулась, и Николай с Ниной оказались на полу. От Нины крепко запахло перегаром, когда она, резко проснувшись, начала было материться, но, узнав Николая, обняла его и поцеловала. Николай понял, что она была пьяна. Он впервые в жизни прижался к ней, такой любимой и бесконечно далекой, а теперь ставшей неожиданно доступной и близкой, и не сразу понял, что несколько минут назад она была с кем-то еще… Но ему не было противно, потому что он слишком любил ее. Когда все закончилось, она тут же уснула, а он лежал, совершенно счастливый, и думал о том, что все будет хорошо… Все обязательно будет хорошо. Его рука лежала на животе Нины. Неожиданно он почувствовал толчок прямо под своей ладонью. Николай ничего не понял – решил было, что ему показалось, но второй толчок, более сильный, заставил его сначала испугаться, а потом умилиться: он понял, что в животе Нины толкается ребенок. – Ну, привет, малыш! – весело сказал Николай. – Теперь у тебя будет папа. Ребенок в ответ снова шевельнулся, робко и нежно, словно маленькая рыбка. Николай разговаривал с ним всю ночь, а Нина спала. Наконец на рассвете Нина проснулась. Она посмотрела на Николая, усмехнулась и сказала: – Привет. У тебя есть покурить? Николай вынул спички и пачку «Явы». Нина с наслаждением затянулась. Ребенок снова шевельнулся. – Вот, малыш, и мама проснулась, – сказал Николай и погладил живот. Нина удивленно посмотрела на него и ухмыльнулась. – Нина, а разве тебе можно курить? – опомнился Николай. Нина захохотала. Николай с недоумением посмотрел на нее, и она ответила: – Бросить не получается. Нервы. Да и все равно оставлять ребенка я уже не буду. – Как… оставлять? – не понял Николай. – Аборт надо делать, вот чего. – Как… аборт? Он ведь живой? Шевелится! – Мало ли что шевелится. Жить хочет, тварь, вот и шевелится. Ненавижу! Ненавижу, – неожиданно зарыдала Нина, сжав кулаки и уткнувшись в грудь Николая. – Но почему ты его ненавидишь? – не понял Николай. – Ненавижу его отца, поэтому ненавижу и его, – зло ответила Нина. – Но ребенок-то причем? – удивился Николай. – А ты что – будешь мне морали читать? Тогда вали отсюда, – заорала Нина, оттолкнув кулаками Николая. Она вскочила, одернула юбку и стала шарить по полу босыми ногами в поисках туфель. – Нина, подожди… Я не буду читать тебе мораль. Я просто хотел сказать… выходи за меня замуж. Я буду растить этого ребенка как своего. – Посмотрим, – ответила Нина и, поправив тяжелую копну волос, улыбнулась. При свете дня она выглядела ужасно: посеревшее лицо, узкие, словно у китайца, глаза, распухший нос… – Как ты изменилась. Надо же, как влияет на внешность женщины беременность, – удивленно сказал Николай, бережно держа оплывшее от водки лицо Нины в руках и с любовью разглядывая ее. – Пойдем. У тебя деньги есть? Купи мне пива, – попросила она и обняла его за плечи. *** Фото: Алексей Мальгавко / Photopolygon.com Фото: Алексей Мальгавко / Photopolygon.com Следующая неделя пролетела словно в полусне: Нина и Николай быстро подали заявление в ЗАГС, забрали из дома деда вещи Николая, переехали к Нине и сыграли скромную, но все-таки свадьбу: в ЗАГСе, видя большой живот невесты, их согласились расписать без очереди. Свадьба была очень грустная. Народу почти не было – только мать Нины, ее тетка с мужем из соседней деревни – и всё. Николай, красивый и статный, в черном костюме, весь вечер вспоминал громовой голос деда: – Если женишься – домой не приходи! Пока я жив, на порог не пущу. Этот голос заглушал остальные голоса, которые пытались отговорить его от этого брака: и голос Зинаиды, матери Нины, и голос тетки и ее мужа Андрея, и голос Ольги. Даже Ольга как-то зашла, чтобы попытаться вразумить его, но у нее ничего не получилось. Приятелей, с которыми он провел в этой деревне все детство, рассказывавших о «похождениях» Нины, Николай тоже не хотел слышать. Ему было безразлично чужое мнение, кроме мнения деда. Но он надеялся, что дед с бабушкой в конце концов смягчатся, ведь кроме Николая у них никого не было. А после свадьбы начался кошмар. Такого Николай ожидать не мог, ведь у него и в мыслях не было, что Нина выходила за него замуж лишь с одной целью – еще раз попытаться вернуть Кешу. На другое утро после свадьбы у нее – казалось бы, на пустом месте – началась истерика. – Нина, ты что плачешь? С тобой все в порядке? – спросил Николай молодую жену, проснувшись ранним утром от всхлипываний и завываний. – Да, в порядке! – Так почему ты плачешь? – Да отвали ты, придурок, – Нина оттолкнула руку Николая, пытавшегося погладить ее по голове. Николай молча встал, подошел к окну и закурил. – Ты ожидала, что к нам на свадьбу прибежит Кеша? – спросил он у Нины, и она зарыдала еще громче. – Так ты что, вовсе не собиралась со мной жить, Нина? Ты просто хотела позлить Кешу и взяла меня в заложники, как и этого ребенка, которого ты ждешь? – Коля… я буду с тобой жить. Но мне надо избавиться от ребенка, – голос Нины стал заискивающим. – Ну зачем же? Я люблю тебя и люблю ребенка! – А я ненавижу этого ребенка! Его отец меня бросил, он растоптал мою любовь, он всю жизнь издевался надо мной! – Нина, подумай. Это же маленький человечек, ребенок. Твой ребенок. И он вовсе не виноват в том, что у вас с Кешей испортились отношения. – Коля, я рожу тебе другого ребенка. Нашего общего ребенка. Но сначала я сделаю аборт. Это мое условие. Я не хочу этого ребенка! Я лучше убью себя, – закричала Нина и снова разрыдалась. Николай вздохнул, сел рядом с ней и обнял ее – он был готов на все ради любимой. Через два дня Николай и его молодая жена поехали в Череневку. Добирались они три с лишним часа – сначала пешком до автостанции, потом электричкой, потом снова на автобусе и опять пешком минут двадцать по сырым торфяным дорогам. День был пасмурный, накануне резко похолодало, и Нина с Николаем, одетые по-летнему, замерзли. Дом, куда они направлялись, стоял на отшибе, на самом краю поселка, почти у леса. – Нина… ты точно не передумаешь? – Нет, – твердо ответила Нина, стуча в тяжелую деревянную дверь. Открывшая им дверь бабка доверия у Николая не вызвала. Крупная, с повязанным на голове узлом вверх красном платке, с лицом, покрытым бородавками, она казалась отвратительной. Николая оставили сидеть в сенях, а Нина прошла в дом. Минут десять было тихо, лишь слышно было, как бабка что-то говорила Нине. Потом раздался резкий крик, за ним – стон. Этот стон с тех пор Николай слышал во сне почти каждую ночь, а наяву стон Нины прервался только тогда, когда ее не стало. Как выяснилось позднее, эта бабка, «народная умелица», прославившаяся тем, что избавляла женщин от нежелательной беременности с помощью вязальной спицы, убила не только ребенка, но и саму Нину. Почти полчаса сидел Николай в сенях и слушал стоны Нины, сопровождаемые всхлипываниями. Ему было плохо, руки его тряслись. Он было попытался пройти к Нине, но бабка, возившаяся между ее ног, так крикнула на него, что он испугался и прикрыл дверь. Ему было страшно. Когда появилась Нина, бледная, с искаженным от боли лицом, Николай, подхватив ее под руку, поскорее вывел из этого ужасного дома. – Пеленку придерживай! Через полчаса прими лекарство еще раз, если боль не прекратится! И никому не говорите, что у меня были! Скажете, что в погреб полезла и упала! Поняли? – кричала вслед бабка, но Нина и Николай даже не обернулись. Не успели они дойти до остановки, как ноги Нины подкосились, и Николай едва успел подхватить ее. Он донес Нину до остановки. Автобус пришел быстро, но минут через пятнадцать тихо постанывающая Нина потеряла сознание, и Николай перепугался не на шутку. Он попросил водителя остановить автобус около больницы, благо что больница находилась рядом с автостанцией. – Милая, потерпи, сейчас я покажу тебя врачу, а потом поедем домой, – сказал он Нине и поднял ее, холодную и показавшуюся ему какой-то слишком легкой, на руки. Сиденье под ней было мокрым от крови, на полу тоже была кровь. Николай отнес жену в больницу. Как только ее забрали врачи, он сел и начал молиться. Впервые в жизни. Он молился, как умел, – не так, как молились дед и бабушка: этих молитв он не помнил. Николай молился по-своему: – Господи! Пусть все закончится поскорее. Пожалуйста. Пусть этот кошмар скорее кончится. Нина, как ты? Нина, Ниночка… пожалуйста, пожалуйста, Господи, помоги… – шептал он. Николай сидел, не поднимая головы, и не слышал, как орали на него медсестры, решившие, видимо, что он заставил жену сделать аборт. Он не видел, как возле него собрался народ – и врачи, и пациенты; он не чувствовал, как его трясли за плечо. Николай очнулся лишь от сильного удара в челюсть. Высокий, совсем еще молодой мужчина в белом халате и белой шапочке, ударивший его, стоял напротив Николая. – Ну что, ублюдок? Доигрался? Умерла жена твоя! Прободение матки! Не спасли ее! Не смогли! Кровопотеря слишком большая! Понял? – Паша, перестань, Паша, – кричала молоденькая медсестра, держа доктора за плечи. – Да как они пошли на это?! Там же ребенок практически доношенный был! – кричал врач. Через минуту появились еще двое мужчин в белых халатах и женщина. Что было дальше, Николай помнил смутно: милиция, похороны Нины, суд, тюрьма, инфаркт бабушки и ее смерть: все переплелось в его голове, как огромный живой клубок, который, поселившись в черепной коробке, высасывал все мысли и все силы Николая. Отсидел он недолго, всего три месяца, после чего его оправдали, и он, вернувшись в деревню, нашел свой дом пустым: оказывается, неделю назад умер и дедушка. Слово свое дед сдержал: пока был жив, в его доме Николай так и не появился… После произошедшего с ним Николай, который и так был неразговорчив, превратился в молчуна и отшельника. Люди стали сторониться его, он их – тоже. продолжение следует....