"...

Узнав о том, что в Ташкент привезли сирот, мы с женой решили усыновить некоторых из них. Как сейчас вижу большую комнату детского дома. Я зашел в эту комнату. В глазах детей можно было увидеть, как они соскучились по своим родителям. Воспитательница предложила мне выбрать лучших среди них. Я поступил наоборот. Выбрал самого бледного, худого и измученного ребенка. Когда я с ребенком выходил из этой комнаты, ко мне подошел и крепко обнял меня другой мальчик. Он сказал:
"Дядя, берите и меня... Я буду послушным, буду помогать Вам".
Эти слова мальчика, лишенного войной своей родной матери и родного отца, до сих пор звучат в моих ушах. Я обещал прийти завтра и взять его. И свое обещание сдержал. Он тоже стал моим сыном..."
Из воспоминаний Шаахмеда Шамахмудова
И не спадает зимний сонный морок,
но если ты не спишь (а ты не спи),
ты видишь — на вокзал подходит скорый,
прикованный к ж/д, как пёс к цепи.
И валит пар надышанных теплушек,
и валят толпы в скорби и в рванье.
Ты, если слушаешь всё это (а ты слушай),
почувствуй холод, будто в полынье.
Но нежным оком сверху смотрит солнце
на эту перепуганную рать.
Уводят их родные незнакомцы,
и слышится: «Не плачь. Прорвёмся, мать».
Язык ладоней — общий для обоих, —
и если ты поймёшь (а ты пойми),
то это милосердие земное
превыше бога с чёртом. И любви.
И если веришь (а ты верь), то в миг финала
нас Азия согреет, как сирот,
и прямо с самаркандского вокзала
по царствиям небесным разберёт.
2021
Я часто возвращаюсь в своих мыслях к этой истории. Ташкентская семья, ему - 53, ей - 40. Они просто приходили в детский приёмник-распределитель и забирали к себе домой обездоленных детей. Детей, которые редко помнили что-то кроме взрывов, воя сирен, смерти родных. Часто - без имени и фамилии, без каких-либо документов. Свои фамилии и новые имена им давали приёмные родители, а возраст определял врач. Тогда в Узбекистане говорили: "ради детей можно и кишмиш разделить на сорок кусочков".
13 детей во время войны, ещё трое - после Победы: Шаахмед и Бахри не разбирали детей по национальностям и полу, главным была тяжесть их состояния. Шамахмудовы принимали тех, кому могла помочь только любовь и забота, кто не мог помочь себе сам.
Только один случай. Однажды Бахри и Шаахмед опоздали, а, прибежав, обнаружили, что в комнате остался только грудной малыш. Он лежал на столе и даже не плакал. «Вы пришли слишком поздно, всех разобрали», – сказали им. Шаахмед стал упрекать жену за долгие сборы, но она ответила: «Мы не опоздали, я заберу этого ребенка». «Зачем? – удивились служащие приемника. – Не стоит его трогать. Ему пять месяцев, он не жилец. Пусть останется здесь, мы позаботимся о нём, ему осталось недолго». Но Бахри решительно заявила: «Даже если жить ему осталось недолго, не брошу. Отдайте». И ей не отказали. Придя домой, Бахри тут же занялась малюткой. Всю ночь женщина согревала ребенка своим теплом, давала ему никогда не знавшую молока грудь – Бахри была бездетной. И случилось чудо, о котором потом долго говорили в округе, – молоко появилось! Медицине такие случаи известны. Она выкормила младенца, подарив ему вторую жизнь. Шамахмудов сам дал ему имя Негмат, что значит «дар».
В 1982 году на одной из площадей Ташкента, названной «Дружба народов», установлена скульптурная композиция, запечатлевшая семью кузнеца Шамахмудова. Этот памятник стал символом выражения благодарности целого поколения людей из разных республик СССР. После развала Союза монумент несколько раз переносили, однако в мае 2018 года памятник вернулся на свое первоначальное место.
И самое главное, что характеризует для меня этих людей, – несмотря на не один десяток интервью, написанный об этой семье роман и снятый фильм "Ты не сирота" – в публичной хронике не осталось дат их рождения. Только годы – 1890 у Шаахмеда и 1903 у Бахри. Видимо, они не считали это важным, не стремились рассказать о себе – только о детях. Их жизнь – притча на уровне библейской, где уже не важны даты.
Всего же в Узбекистан были эвакуированы полтора миллиона человек, из них, по разным оценкам, от 250 до 400 тысяч детей.