Часть вторая: Под половицей


Закатное солнце окрасило реку в цвет старой крови. Алёна шла к мельнице медленно, будто каждый шаг давался ей через силу. В руках — холщовая сумка с припасами: три восковые свечи, которые принёс Матвей, речная соль, собранная на рассвете, серебряный нож с рукоятью из рябины и тот самый корень мандрагоры.


Мельница встретила её тишиной. Не той живой тишиной леса, где шуршат листья и перекликаются птицы, а мёртвой — плотной, как саван. Даже река под колесом текла беззвучно, будто кто-то украл у неё голос.


— Тётушка... — Матвей появился из-за угла. Лицо его было бледным, под глазами — тёмные круги. — Я не спал. Всю ночь слышал... будто кто-то ходит внутри. Но когда я заходил, там никого не было.


— Там кто-то есть, — спокойно ответила Алёна. — Просто не из тех, кого видят живые глаза.


Она вошла в мельницу. Внутри пахло мукой, старым деревом и чем-то ещё — горьким, как полынь, сладким, как гниющие яблоки. Запах незавершённой магии.


Алёна огляделась. Жернова застыли на полпути. На столе — недопитая кружка, покрытая пылью. На стене — крюк, на котором когда-то висела его рабочая рубаха. Всё осталось так, будто хозяин вышел на минуту и сейчас вернётся.


*Но он не вернётся. Никогда.*


— Третья половица от порога, — прошептала она и опустилась на колени.


Доски были старые, потемневшие от времени и влаги. Алёна провела ладонью по третьей — та оказалась теплее остальных. Теплее, чем должна быть мёртвая древесина.


Она достала серебряный нож и осторожно поддела доску. Та поддалась легко, будто ждала. Под ней чернела пустота, а в пустоте...


Алёна ахнула.


Шкатулка. Маленькая, из чёрного дерева, покрытая резьбой. Но резьба — не простая. Это были знаки. *Её* знаки. Те самые, что она рисовала на земле тридцать лет назад, когда выкапывала мандрагору. Круг защиты. Печать вечности. Руны связывания.


А рядом со шкатулкой — кукла. Тряпичная, грубо сшитая, но с такой любовью, что Алёна почувствовала, как сжимается сердце. Длинные нитяные волосы. Платье из лоскутка зелёной ткани — того самого, из её старого сарафана. И на шее куклы — крошечный мешочек.


Дрожащими пальцами Алёна развязала мешочек. Внутри — щепотка высохшей травы и что-то ещё. Она высыпала содержимое на ладонь и застыла.


Семя мандрагоры. И прядь седых волос.


— Господи... — выдохнула она. — Что ты сделал, Михаил?


*Михаил.* Впервые за тридцать лет она произнесла его имя вслух.


Теперь всё складывалось. Жертвенная магия — самая опасная, самая запретная. Ведьмы использовали её только в крайнем случае, когда другого пути не было. Принцип был прост и страшен: отдаёшь частичку себя — волосы, кровь, годы жизни — чтобы создать связь, которую не разорвать даже смертью.


Он сделал куклу по её образу. Вложил в неё семя мандрагоры — растения памяти и вечной любви. Добавил свои волосы — связь. И запечатал всё это знаками, которые подсмотрел у неё когда-то, не понимая их истинной силы.


*Он пытался удержать её. Даже после того, как они расстались.*


— Тётушка, что там? — голос Матвея вернул её в настоящее.


— Проклятие, — тихо сказала Алёна. — Проклятие любви.


Она взяла шкатулку. Открыла. Внутри лежали письма — десятки писем, исписанных его неровным почерком. Все — нераспечатанные. Все — адресованные ей. Он писал ей тридцать лет и никогда не отправлял.


Алёна развернула первое письмо. Чернила выцвели, но слова всё ещё можно было разобрать:


*«Алёна, прошёл месяц с того дня, как ты ушла. Отец сказал, что связь с ведьмой — это грех. Священник пригрозил не отпевать меня, если я не порву с тобой. Деревня... деревня шепчется. Говорят, ты навела порчу на урожай. Говорят, что твои вороны высматривают детей. Это ложь. Я знаю, что ложь. Но я струсил. Прости меня. Я слабак и трус, но я люблю тебя. Буду любить, пока не умру, и после смерти тоже».*


Руки Алёны задрожали. Она взяла второе письмо, третье, десятое. Все одинаковые — слова любви, мольбы о прощении, обещания, которым не суждено было сбыться.


А в последнем письме, датированном неделей до его смерти, было лишь одно предложение:


*«Я всё исправлю. Обещаю».*


— Вот дурак, — прошептала Алёна, и слёзы, которые она не проливала тридцать лет, покатились по её щекам. — Вот старый, упрямый дурак.


Она поднялась, держа куклу и шкатулку. Теперь всё было ясно. Михаил создал магический якорь. Привязал свою душу к этому месту, к этой кукле, к памяти о ней. Он думал, что так сохранит любовь. Не понимал, что превратил мельницу в ловушку — для себя, для реки, для всего живого вокруг.


Душа его не могла уйти. Она была прикована к половице, как цепью.


— Что теперь? — спросил Матвей. Голос его прозвучал испуганно.


Алёна обернулась. В её глазах полыхнул зелёный огонь — древний, дикий, беспощадный.


— Теперь я делаю то, что должна была сделать тридцать лет назад. Заканчиваю эту историю.


Она расставила свечи по кругу — три на полу, на том самом месте, где лежала половица. Насыпала между ними дорожку из соли — для очищения. Положила в центр круга куклу и корень мандрагоры.


— Мандрагора хранит память, — сказала она, больше себе, чем Матвею. — Но она же может её и освободить. Корень растёт вниз, к земле, к царству мёртвых. Он — мост между мирами. Если я сожгу куклу вместе с корнем и прочту слова развязывания, душа Михаила освободится.


— А если не сожжёте?


— Тогда мельница будет стоять мёртвой, пока не рухнет. Река умолкнет навсегда. А его душа будет вечно блуждать здесь, в ловушке собственной любви.


Алёна достала нож. Порезала ладонь — три капли крови упали на куклу. Кровь ведьмы. Кровь той, к кому была обращена магия.


— *Корень-память, корень-боль,* — начала она нараспев. — *Развяжи, что связал он. Отпусти того, кто звал. Пусть душа найдёт покой. Пусть любовь уйдёт в покой. Что было — тому не быть. Что связали — развязать. Силой крови, силой слёз, силой трав и лунных грёз — развяжись!*


Она поднесла свечу к кукле. Та вспыхнула — и пламя было не красным, а синим, как лунный свет. Корень мандрагоры задымился, и в дыму появился силуэт.


Высокий мужчина. Широкие плечи. Глаза цвета речной воды.


*Михаил.*


— Алёна... — его голос был как эхо из колодца. — Ты пришла.


— Я пришла, — ответила она. — Чтобы отпустить тебя, упрямый старый дурак.


Он улыбнулся — той самой улыбкой, которую она помнила.


— Прости меня. Я был трусом.


— Знаю.


— Но я любил тебя. Каждый день. Каждый час.


— Знаю.


Она шагнула ближе. Протянула руку — и её пальцы прошли сквозь его ладонь, как сквозь туман.


— Иди, — прошептала она. — Иди, Михаил. Твоё время истекло. Там, за рекой, тебя ждут. Твои предки. Твой покой.


— А ты?


— Я доживу свой срок. И когда придёт моё время, может, встретимся. Может, нет. Но здесь тебе больше нельзя оставаться.


Он кивнул. Силуэт его стал таять, растворяться в дыму.


— Люби... — последнее слово растаяло в воздухе.


Пламя погасло. Кукла превратилась в пепел. Корень мандрагоры рассыпался в прах.


И вдруг — мельничное колесо скрипнуло. Медленно, неуверенно, но повернулось. Река зажурчала — сначала тихо, потом громче, громче, заполняя мельницу своей древней песней.


Алёна опустилась на пол. Слёзы текли по её лицу, но на душе было... легко. Впервые за тридцать лет — легко.


— Тётушка? — Матвей робко прикоснулся к её плечу. — Вы плачете?


— Прощаюсь, — ответила она. — Просто прощаюсь.


Она поднялась, собрала остатки свечей и соли. Шкатулку с письмами взяла с собой. Их она сожжёт дома, на рассвете, под плач мандрагоры — той, что растёт на её огороде.


Выходя из мельницы, она обернулась. На миг — только на миг — ей показалось, что у порога стоит высокая фигура и машет ей рукой.


*Прощай, Михаил.*


*Прощай, любовь моя.*


*Прощай.*


-—


*Дорогие мои подписчики! Спасибо вам огромное за каждый лайк, каждый репост, каждый комментарий. Ваша поддержка — это та самая магия, что даёт силы продолжать писать эти истории. Вы — моя сила, моя связь с этим миром. Благодарю вас от всего сердца. Оставайтесь со мной — впереди ещё много тайн...* Ведьмин блог Источник мудрости