#нашаволость@derevenkamur

На завалинке
Завалинка в деревне, как бы ушла в прошлое. Не потому что ее заменили фундаментами, а потому что вы не найдете в деревне дома, без густо заросшего палисадника, и доступа к завалинке просто нет. Вместо этого устанавливается скамья, либо вдоль палисадника, либо у калитки. У бабы Вари эта скамья была в виде буквы «П», а точнее это были три толстые доски, уложенные на четыре березовые чурки. Вот на этой самой п-образной скамье собирался наш край, деревни. Стоило выглянуть за калитку, как раздавался басовитый голос соседки Фроси, которая довольно часто была под хмельком: «Чего стоишь один? Иди к нам на завалинку». На «завалинке», как правило, собирались старушки-пенсионерки, тридцатилетий блаженный Петя - Фросин сын, несколько детей чьих-то внуков и неизменная гроза собак - бабы Варина трехцветная кошка Муська, которая переходила с колен на колени и подсовывала свою голову каждому под ладони, чтоб ее обязательно погладили. Если к «завалинке» подходили собаки, она не выгибала спину, как это делают все кошки в подобной ситуации, она делала какой-то молниеносный выпад, и собаки с визгом разбегались. После этого Муська, как ни в чем не бывало, с мурлыканьем продолжала собирать ласку.
Первой на «завалинку» садилась, как приманка, баба Варя, затем из дома напротив выходила Екатерина Васильевна - глава большого и довольно зажиточного семейства. Она широко размахивала руками, разговаривала очень громко на приятном сибирском диалекте связывая каждую фразу виртуозной матершиной. Ей почему-то это шло. Важно из своего двора выходила Аграфена Георгиевна, ее за глаза называли «Ботало» и не напрасно: ее трубный голос звучал, по меньшей мере, на полдеревни: любимая ее тема - политика. Больше всех от нее доставалось демократам. Если она начинала ораторствовать, все замолкали или потихоньку переговаривались между собой, дожидаясь, когда она закончит. Если ее речь не кончалась, начинали помаленьку расходиться. Аграфену это не смущало, она продолжала митинговать, пока видела хоть одного слушателя, если даже он находился на расстоянии ста метров. При помощи палки приползала из своей избенки Матрена Григорьевна, которой было далеко за восемьдесят. Расстояние до «завалинки» она преодолевала, примерно, за полчаса: делала это за несколько этапов - переходила на противоположную сторону улицы, садилась там на скамейку и сидела минут пять, затем переходила к следующему дому и, процедура повторялась. Всего надо было пройти три дома. Но если случалось что-то сенсационное, она такое же расстояние покрывала меньше чем за пять минут. С другого конца деревни почему-то постоянно наведывалась Анна Михайловна Агальцова, она говорила мало, зато все новости впитывала в себя, как губка. Тяжелой походкой, вперевалку, надвигалась Логунова Антонина Михайловна - баба Тоня. Довольно вредная старуха, смотрела на всех исподлобья, не позволяла никому ходить по своему проулку, особенно гоняла детей и подростков и, не дай Бог, если в проулок заходила какая-нибудь животина. Как-то незаметно появлялась с соседней улицы Зина Галанчукова - Фросина подружка, они часто вместе бражничали. Таким образом, «завалинка» была в полном составе, не считая тех, которые останавливались, проходя или ожидая свою корову из стада. Из проулка вывернул Николай Осипов - мужик пожилой, но еще не на пенсии. На несколько шагов впереди всегда бежала его собака, породистая, красивая, но неухоженная.
- Небось от Глашки идешь? - крикнула баба Варя.
- Хотя бы и от Глашки, тебе-то что? — беззлобно ответил Николай, присаживаясь на корточки.
- Нет чтобы ко мне зайти, - парировала баба Варя.
- Так ты не приглашала.
- Ну вот сейчас приглашаю, пошли.
Вся завалинка дружно смеется. Громче всех смеется Петя блаженный, похоже, что смысл разговора ему понятен. Пьяной походкой подходит Егор Иванович Полозов - местный сварщик и тракторист. Он всегда ходит замызганный, от него несет соляркой и перегаром. Его каждую неделю увольняют из колхоза за пьянку, но проходит день-два и начальство само подъезжает к нему на машине и увозит его на работу.
В это время Егор Иванович всегда возвращается с рыбалки, а точнее с проверки своих мордушек.
- Где твоя рыба? — спросила Фрося, глядя на его пустой полиэтиленовый мешочек. - Небось сменял на самогонку?
- А что, заметно? - смеясь отвечает Егор Иванович.
- Да уж чего там, 'за версту разит, — не унимается Фрося.
Снова все смеются.
- Что с поля-то все пьяные вернулись? - вмешалась в разговор Екатерина Васильевна. — Где только берете, в магазине-то водку не продают.
- Санька на комбайне в Гурово съездил и привез, - отвечает Егор Иванович.
- Вот вместо того, чтоб хлеб убирать, на комбайне за водкой разъезжаете, - напирала Екатерина Васильевна.
- Так все равно стояли: бункер некуда было ссыпать - машина не пришла.
Похоже, что ответ Екатерину Васильевну удовлетворил и разговор перешел в другое русло.
По улице шла молодежь с магнитофоном. «Шляются бездельники» - пробурчала Зина. - «На работе их нет: никакой дисциплины. Вот при Сталине была дисциплина. Я помню, как-то в воскресенье замочила белье, собралась постирать, а Евсей - бригадир погнал меня на ток зерно веять. Я попросила девок, чтобы они меня прикрыли и потихоньку убежала домой, чтобы достирать, а Евсей заметил, что меня нет, снова пришел и гнал меня от дома до тока кнутом. Вот это была дисциплина, не то, что нынче».
- Да зверь, он твой Евсей, - выкрикнула баба Варя. - Я как-то на колхозной лошади съездила под Танатово накопать белой глины, дом побелить хотела. Привезла два мешка, а Евсей встретил меня у самого дома, распорол ножом оба мешка, и высыпал всюо глину на дорогу в грязь.
- Вот Федот был хороший председатель, - вмешалась Матрена Григорьевна.
- За что и посадили на десять лет, - бросила реплику баба Варя.
- Зато он теперь пенсию большую получает, зачем она ему одному, - выкрикнула Фрося.
- Вот и выйди за него замуж, - сказала баба Варя.
- Зачем он мне нужен, ему уже девяносто пять.
- Наследство получишь.
- Какое наследство? У него кроме стен, ничего нет.
- Дом останется тебе.
- Да дом-то раньше его помрет, он уже весь перекосился.
Эта словесная дуэль развеселила Петю и ребятишек, они смеялись от души.
В разговор вступил Василий Абрамович Коскевич. Он остановился у «завалинки» в ожидании коров из стада.
- Я при Сталине в 51-ом году, - начал Василий Абрамович, - когда вернулся из армии, платил налог полторы шкуры с одной овцы, а сейчас бы я две с половиной заплатил, лишь бы Сталин вернулся.
- То-то ты при Сталине хорошо жил, - сказала баба Варя, - без штанов ходил, а теперь вот машину имеешь, трактор на огороде стоит и у каждого сына по машине. По кнуту он соскучился, видите ли.
- А что хорошего, наконец-то вступила Аграфена Георгиевна. - Ельцин развалил всю страну, набрал вокруг себя демократов и все разворовали. Все золото на свои счета в Швейцарском банке положили, а Клинтон без единого выстрела прибрал к рукам всю Россию, - Аграфену понесло. Все поняли, что конца ее речи не дождаться, начали помаленьку расходиться. К тому же из-за речки показалось стадо, и люди пошли его встречать.
Над деревней начали сгущаться сумерки. На своем обычном месте зависла огромная оранжевая луна. «Завалинка» опустела.