«Зачем человеку брать в руки оружие и убивать ради непонятных для себя идей?

»
Интервью с заместителем главы МВД по КБР Казбеком Татуевым
Летом этого года правозащитник Валерий Хатажуков рассказал о своём положительном опыте сотрудничества с заместителем министра внутренних дел по Кабардино-Балкарии Казбеком Татуевым.
Теперь корреспондент КАВПОЛИТа поговорил с самим замглавы МВД по КБР о состоянии бандподполья в республике, о летней спецоперации в Нальчике, о том, зарабатывают ли сотрудники правоохранительных органов на числе «ликвидированных» боевиков, об уехавших воевать в Сирию, о группировке «Чёрные ястребы», о деле Тимура Куашева и многом другом.
– Опишите, пожалуйста, состояние подполья в Кабардино-Балкарии в настоящий момент. Структурировано ли оно? Кто лидеры?
– На сегодняшний день действующее бандподполье имеет определённую структуру, оно распределено территориально – в соответствии с делением республики.
Бандгруппы в разные периоды времени делились на различные секторы: центральный, северо-восточный, северо-западный, юго-восточный и так далее.
Естественно, был амир, так называемые наибы, в каждом секторе – свой лидер.
В разные периоды численность боевиков варьировалась, при этом общее число никогда не превышало 70 человек.
На сегодняшний день оно составляет меньше 20 человек.
– Методы борьбы с подпольем со временем меняются? Какие сейчас преимущественно применяются? Следственные мероприятия, задержание, заключение под стражу, возбуждение дел? Или спецоперации с ликвидацией? Какие цели ставятся перед сотрудниками правоохранительных органов?
– Используются все способы и методы, предусмотренные законом: проводятся спецоперации, различные оперативно-розыскные мероприятия, задержание участников подполья.
Задержанные участники бандподполья и их пособники привлекаются к уголовной ответственности.
В тех случаях, когда ими оказывается вооружённое сопротивление, проводятся специальные операции. Если после соответствующих переговоров они отказываются сдаться, открывают огонь по сотрудникам правоохранительных органов, тогда принимаются более жёсткие меры.
Как правило, я говорю это не потому, что хочется оправдать сотрудников правоохранительных органов. На практике первыми огонь открывают не сотрудники органов внутренних дел, до последнего момента мы даём шанс сдаться, применяем специальные методы переговоров.
При необходимости подключаем родственников, используем любые способы, которые позволяют сохранить жизнь.
Но сдаются редко. За всё время моей работы на посту заместителя министра внутренних дел республики на моей памяти – один или два случая, когда люди сдались.
– В июле этого года в Нальчике проходила спецоперация. По крайней мере, в социальных сетях была распространена информация, что люди, которые были заблокированы, якобы звонили своим родственникам и сообщали, что сдаться им не предлагают, стреляют... Сами подозреваемые якобы не были вооружены. Можете это как-то прокомментировать?
– Да, такая операция имела место. Перед её началом переговоры велись в установленном законом порядке.
После того как спецоперация закончилась, при осмотре места происшествия у подозреваемых были обнаружены пистолеты, автоматы, гранаты, боеприпасы и иное вооружение. Поэтому информация о том, что у них не было оружия и они не открывали огонь по сотрудникам, не соответствует действительности.
На тот период времени нам было известно, что в квартире находились вооружённые преступники. Они открыли огонь по сотрудникам спецподразделений, поэтому спецоперация была начата. В связи с этим мы не смогли дать возможность родственникам вести переговоры, потому что это угрожало их жизни и здоровью.
– Тогда же ходило много разговоров, что для сотрудников правоохранительных органов выгодно проводить спецоперации, якобы они зарабатывают, грубо говоря, на спецмероприятиях, поэтому они никогда не прекратятся...
– Это миф, что за спецоперации выплачивают дополнительные деньги. Тем более за ликвидацию участника бандподполья. За это не получают специальных премий. Это обыденная работа, и никто за это каких-то финансовых привилегий не имеет.
Бытует мнение, что размещение войск здесь выгодно. Сотрудники органов внутренних дел иных регионов командируются на Северный Кавказ и оказывают существенную помощь местным правоохранителям.
Но кроме дополнительных затрат для государства, никаких материальных выгод от работы командированных сотрудников нет.
Поэтому разговоры о том, что чем больше спецопераций, тем для нас лучше, – это неправда. Мы все хотим жить в мире и согласии.
– С другой стороны, мы же говорим о специальных сотрудниках, которые в большей степени рискуют своей жизнью, чем другие, находятся в опасных ситуациях. Почему это не поощряется?
– Мы принимаем присягу и действуем в соответствии с ней, в соответствии с нормативно-правовыми актами. В случае введения режима КТО, особенно если он введён на длительное время, в связи со сложной ситуацией. За участие в КТО сотруднику засчитывается один день службы за три.
И при увольнении из органов внутренних дел это будет учтено. А каких-либо специальных привилегий при нейтрализации боевиков, участников бандподполья, тем более за их количество, вообще нет. Повторяю, это миф.
– Давайте поговорим об уехавших в Сирию. Есть какие-то официальные данные по вашей республике?
– Мы обоснованно подозреваем несколько десятков человек в том, что они уехали и принимают участие в действующих международных террористических организациях.
В отношении таких лиц возбуждены уголовные дела по признакам состава преступления, предусмотренного статьёй 208 УК РФ. Один в прошлом году уже был осуждён, получил три года лишения свободы за участие в международных террористических организациях.
– Что собой представляют эти люди? Могли бы вы нарисовать психологический портрет?
– Это разные категории людей. Среди них есть те, которые имеют высшее образование, у них различные социальные статусы, есть и безработные.
В бандподполье находятся и выпускники московских вузов, среди боевиков есть бывшие студенты-медики.
Есть также те, которые попали в подполье сразу после школы, есть люди, занимавшиеся коммерческой деятельностью.
– Люди без образования, необеспеченные легче поддаются влиянию. А как, по-вашему, удаётся вербовать людей образованных, обеспеченных?
– Мы все живем практически в одной среде, все проходим одни и те же этапы жизни – детсад, школа, институт, существует какая-то общепринятая мораль, но в итоге одни люди попадают в одну категорию, другие – в противоположную.
Когда формировалось бандподполье, ещё до 2005 года, люди обратились к религии, начали молиться, молодёжь стала активно посещать мечети.
Были амиры джамаатов, они ежемесячно писали отчёты: «Мы сегодня приняли в джамаат пять человек, Иншаллах. Из этих пятерых двое оказались нормальными, троим мы сказали больше не приходить как неправомерным мусульманам или тем, кто не так выполняет те требования, которые мы предъявляем».
Остаются двое, которые будут выполнять всё беспрекословно. Как правило, нужны те, кто меньше думает. Всё, что сказал амир, в их понимании обсуждению не подлежит. Им предписано свято в это верить. Тот, кто сомневается, не должен быть в их рядах. В результате остаются ортодоксы, которых выводить из этого состояния крайне сложно.
– Как поступают с теми, кто возвращается из Сирии, с теми, кого удаётся задержать? Их судят, реабилитируют?
– Когда доказано, что человек принимал участие в вооружённых действиях на стороне международных террористических организаций (МТО), с ним поступают по соответствующим законам РФ. Возбуждаются уголовные дела, расследуются обстоятельства.
Я уже говорил, что за весь период у нас осуждён один человек. В отношении тех лиц, участие которых в МТО доказано, возбуждены уголовные дела, проводится расследование. Они объявлены в федеральный и международный розыск.
– Есть ли в Кабардино-Балкарии комиссия, которая занимается адаптацией бывших боевиков?
– Да, такая комиссия работает, создана она несколько лет тому назад, но именно участники бандподполья, которые находятся в розыске, в эту комиссию за помощью ни разу не обратились, оружие не сложили и не вернулись.
Некоторые считают, что они находятся под подозрением, что в их отношении проводятся какие-то мероприятия. Они же обращались в комиссию, им разъяснили все действующие законы, помогли в рамках компетенции. На сегодняшний день эти люди спокойно живут, работают, воспитывают детей. Никаких проблем с ними нет.
Работа проводилась и с родственной базой участников бандподполья, но надо признать, родственники не всегда охотно идут на контакт. С одной стороны они понимают противоправность действий своих близких, но с другой – поддерживают своих сыновей, которые находятся в бандподполье. Пытаются найти им оправдание, объяснить, почему близкие оказались в рядах бандитов.
Не то чтобы они поощряют, что их дети воюют с оружием в руках, убивают сотрудников правоохранительных органов, гражданских лиц, вымогают деньги, но пытаются исказить ситуацию – мол, их преследуют за то, что они исповедуют ислам, молятся, поэтому они вынуждены уйти на нелегальное положение и вступить в ряды незаконных вооружённых формирований.
На территории республики, Северного Кавказа и в целом в Российской Федерации миллионы людей молятся, и их никто не преследует.
Так что фразы о преследовании молодёжи по религиозным мотивам – это вымысел, который всё меньше и меньше работает в их пользу.
И в республике, и во всей стране разрешают исповедовать любую религию, открываются новые храмы и мечети. Совсем недавно в Москве была открыта Соборная мечеть.
Если анализировать информацию в различных СМИ, интернет-изданиях, то можно сделать вывод: всё больше людей стали понимать истинные причины радикализма и их цели. И всё большее количество людей это отвергает.
– Что вы можете сказать по поводу пропавших без вести? Ведётся база данных о таких людях в республике? Какой процент из них занимают те, кто находится в розыске?
– По нормативным актам МВД России, в отношении всех без вести пропавших, если они в течение определённого времени не найдены, возбуждаются уголовные дела по части 1 статьи 105 УК РФ, и в рамках уголовных дел осуществляется комплекс мероприятий по установлению их местонахождения.
Есть общая цифра без вести пропавших. Среди них боевиков и пособников бандитов не такой большой процент.
– В 2011 году действовала некая группировка, называлась она «Чёрные ястребы», именно в Кабардино-Балкарии. Сейчас о ней что-нибудь слышно? Есть какие-то сведения, кто за ней стоял? Были ли с ними связаны силовые структуры?
– Это была чья-то попытка обуздать действия бандподполья. Но каких-либо реальных действий со стороны этой группы не производилось.
«Чёрные ястребы» угрожали бандпополью: если они не прекратят свою преступную деятельность, «ястребы» будут жёстко поступать с ними, а также с их родственниками.
Было несколько выступлений в Интернете, и на этом всё закончилось. На сегодняшний день никаких структур, которые ведут негласную борьбу с бандподпольем, в республике нет.
Мы, наоборот, пытаемся адаптировать родственников боевиков к сегодняшней жизни. Дети не должны нести вину за своих родителей. Они ходят в обычные школы, в те же, куда ходят все остальные. Каких-либо конфликтов между социальными группами у нас, к счастью, в республике нет.
– Давайте тогда перейдём к другим темам. Хотели задать вам вопросы по делу Тимура Куашева. Почему, на ваш взгляд, до сих пор нет результатов расследования?
– По факту обнаружения трупа Тимура Куашева СУ СК России по КБР возбуждено уголовное дело по признакам состава преступления, предусмотренного статьёй 105 УК России «Убийство» и проводится расследование.
По факту произошедшего проведены различные экспертизы, дело до сегодняшнего дня находится в производстве Следственного комитета. Устанавливаются все обстоятельства произошедшего, всё, что происходило до и после его выхода из дома. Проверены видеокамеры, проведён большой объём оперативно-розыскных и следственных мероприятий.
– А то, что подмышкой нашли след от укола?
– Я не готов сейчас это прокомментировать.
Установлено, что есть прокол, но неясно, чем он вызван. Разобраться в том, что там происходило, – дело следствия.
Причинно-следственная связь между наступившими последствиями и этим уколом пока не установлена. Не доказано, что причина смерти связана с уколом. Следствие продолжается.
– А «дело пятидесяти восьми» как влияет сейчас на ситуацию в республике?
– На сегодняшний день приговор ещё не вступил в законную силу, идут процессы обжалования. В установленные законом сроки Верховный суд РФ приступит к его рассмотрению.
– Относительно недавно в связи с возбуждением ряда уголовных дел прошли слухи, что бандподпольем манипулирует элита. В Дагестане и чиновников, и бизнесменов обвиняли в связи с «лесом». Какова в этом плане ситуация в КБР?
– В КБР такого никогда не происходило. И тем более сейчас не происходит.
– Почему в Дагестане такое есть, а в КБР нет?
– Я бы не хотел оценивать то, что происходит в Дагестане. Несмотря на то, что мы все живём недалеко друг от друга, у всех разный менталитет, обычаи и традиции. Здесь всё переплетается: и национальные особенности, и уклад жизни, и многое другое.
У нас не было, чтобы действующая элита руководила бандподпольем.
Более того, у нас бандподполье вымогало деньги практически у всех людей, даже у действующей элиты. Если бы элита руководила боевиками, они не трогали бы её.
– Сейчас наблюдается, что боевики вымогают деньги у бизнесменов?
– Нет, если раньше они направляли коммерсантам видеозаписи на флешках, а те должны были платить соответствующую дань на джихад, на поддержку бандподполья, то сегодня в результате принятых нами мер это практически отсутствует.
– Вы лично с какими общественными организациями сотрудничаете?
– Я в силу своей профессиональной деятельности сотрудничаю со всеми общественными организациями и движениями, настроенными на конструктивный диалог во имя укрепления мира и согласия. С Валерием Хатажуковым мы постоянно взаимодействуем, когда есть тема для совместных действий. Мы всегда открыты, готовы работать с любыми позитивно настроенными общественными организациями.
– Для антитеррористической агитации привлекается официальное духовенство, но часто оно не пользуется популярностью и авторитетом у молодёжи. Есть ли практика взаимодействия с реально авторитетными, но при этом неформальными духовными лидерами?
– И с формальными, и с неформальными лидерами проводим различные встречи, мероприятия. На эти встречи приходит также молодёжь, которая исповедует ислам. В последнее время мы всё чаще находим точки соприкосновения.
И я думаю, что в этой части обстановка в республике тоже становится более стабильной по той причине, что мы все стали более открытыми друг для друга.
– Как вы выходите на неформальных лидеров, через которых можно повлиять на молодёжь и способствовать стабилизации ситуации в республике?
– Население Кабардино-Балкарии не так велико, и практически в каждом населённом пункте есть места, где собирается молодёжь.
Зачастую формальные и неформальные лидеры о себе заявляют сами. Они наиболее активны, если кто-то попал в трудную жизненную ситуацию, люди обращаются к ним.
Они обращаются и к органам местной власти. Я не могу сказать, что знаю на 100 процентов всех в том или ином населённом пункте, но со многими мы находим общий язык, всегда готовы для общения друг с другом.
Не обязательно человек приходит именно к своему духовному лидеру или представителю мусульманского духовенства. Он может пойти к родственнику, к товарищу, тот может выйти на кого-то из сотрудников правоохранительных органов. Кроме этого, в населённых пунктах работают общественные организации, они тоже всегда готовы помочь.
Многие прекрасно знают Валерия Хатажукова, обращаются к нему.
– Сколько молодых людей удалось вернуть к мирной жизни?
– Опять же я не беру в расчёт тех лиц, которые ушли с оружием в руках в «лес». Я говорю о тех, которые в той или иной степени оказывали пособническую помощь. Их наберётся около двух десятков.
– Казбек Борисович, как вы могли бы описать медийное влияние подполья на молодёжь? И что этому можно противопоставить? Есть какие-то средства борьбы?
– На мой взгляд нет идеального рецепта. Это вам не купить в аптеке анальгин, чтобы прошла головная боль. Здесь необходим целый комплекс различных мероприятий. По моему мнению, мы должны бороться за умы. Понимать, что мешает человеку нормально жить. Зачем человек должен брать в руки оружие, убивать кого-то ради непонятных для себя идей? И с учётом этого вырабатывать определённые решения для улучшения ситуации.
Хотелось бы, чтобы медийное пространство более ответственно относилось к публикуемым материалам.
– Если подполье пользуется медийным пространством как инструментом, чтобы вербовать людей, загружать их какой-то информацией, этот же инструмент можно использовать в противовес экстремистской идеологии...
– Сегодня мы используем для этого и официальную прессу, и различные форумы, проводим «круглые столы» с различными слоями населения и социальными группами.
На мой взгляд, такие мероприятия в большинстве случаев организуются среди открытой категории людей, социально адаптированных, с активной жизненной позицией, а хотелось бы найти новые способы и методы для той группы людей, которая себя позиционирует по-иному, является более закрытой. Такие социальные группы выстраивают вокруг себя определённую стену для того, чтобы оградить себя от внешнего влияния и не потерять своих адептов.
Я приведу пример. Вы помните время, когда шли споры, ходить в школу в хиджабе или нет? Я считаю, например, что одним запретом этот вопрос не решить. Запрет, наоборот, может обострить ситуацию.
Надо разъяснять, что мы живем в правовом государстве. Давайте будем одевать детей в школу в рамках общепринятых норм, а навязывать ребёнку модель поведения вразрез установленным нормам не следует. В дальнейшем человек повзрослеет, и сам примет решение: в чём и как ему ходить.
– Но если это вызывает такой шквал эмоций, нельзя пойти на уступки? Разрешить человеку ходить в школу так, как он хочет, как хотят его родители…
– «Как хотят его родители»... Понимаете, человек сам должен к этому прийти, не родители должны навязывать.
А у нас так – если я по рождению мусульманин, значит, и мой ребёнок тоже мусульманин. Хотя, на мой взгляд, человек сам для себя должен определять, кто он, когда его сознание окрепнет, и он начнёт всё понимать. Он сам для себя решит – надевать хиджаб или нет. Быть мусульманином или быть христианином.
В этом плане медийное пространство могло бы и должно играть существенную роль в снятии социальной напряжённости.