Сид Барретт — один из самых загадочных персонажей поп-культуры XX века. Поэт, продолживший и обогативший традицию английской поэзии? Самый влиятельный из британских рок-музыкантов прошлого столетия? Сошедший с ума гений, который, при ином раскладе, возможно, сумел бы сделать гораздо больше, чем та мелочь, которую он сделать успел? Короче, на вопрос «кто такой Сид Барретт?» ответить нелегко. Но сегодня день рождения Сида Барретта, и попробовать можно. Его часто сравнивают с Джимом Моррисоном и Джоном Ленноном. Но сравнения эти — поверхностны и мало оправданны. Его влияние на себя признавали многие далеко не последние музыканты — от Марка Болана до Дэвида Боуи и Брайена Ино. Но влияние это неочевидно. Во всём, что касается Барретта, есть какая-то странная, неуловимая метафизика. Неосязаемая и зыбкая, как его песни, но неизбежно определяющая отношение любого художника к этой тёмной и недосказанной фигуре. «Наверное, обо мне сложно говорить. У меня очень беспорядочные мысли. И в любом случае я не тот, кто вы думаете». Это одна из немногих связных и осмысленных реплик, которые удалось произнести Сиду Барретту в ходе его последних интервью в 1971 году, когда уже больше чем наполовину он растворился в неизвестности. Эти интервью — как улыбка Чеширского кота из «Алисы в Стране чудес». Вроде бы он есть, но как бы уже и нет. Голову не отрубишь. На части не поделишь, не систематизируешь, не убьёшь. Но пока ещё разговаривает. То же самое можно сказать и об одной из последних его песен — «Jugband Blues». Она так и начинается: Это страшно любезно с вашей стороны — думать, что я здесь, Но я со всем уважением вынужден признать, что меня здесь нет. И в самом деле, попытки писать и говорить о Сиде Барретте легко превращаются в фарс — в лучшем случае. Слишком это деликатная штука — говорить о человеке, ещё при жизни переставшем быть частью мира, в котором слова имеют какое-то значение. «Но всё-таки, кто такой этот Сид Барретт?» — спросит читатель. Что ж, ладно, вот вам конкретика. Сид Барретт — основатель британской группы Pink Floyd (одной из важнейших рок-групп в поп-культуре XX века). Первый и главный представитель британского психоделического движения. Без Барретта Pink Floyd не стали бы теми, какими их узнал мир. Хотя с Барреттом они записали всего один альбом — дебютный «The Piper at the Gates of Dawn». В 1967 году, когда были сделаны первые записи Pink Floyd, в этой группе вообще никто, кроме Барретта, не умел сочинять песен. А он — делал это легко и мгновенно. Из него ключом били образы и звуки. Года через два он уже будет не в силах сладить с этим стихийным потоком и, пытаясь как-то обуздать его, не сможет написать ни строчки без прометеевских мучений. А пока — на него молятся все вокруг, от самих музыкантов до менеджера группы, Питера Дженнера. В общем, группа Pink Floyd сначала просто никак не мыслилась без Сида Барретта. И даже после того, как ему дали отставку, остальные пинкфлойдовцы ещё не один год подпитывались его энергией (играли его песни и включали их в свои альбомы, помогали ему записывать сольные альбомы, посвящали ему песни). Роджер Уотерс (взявший на себя функции лидера группы после того, как Сиду стало на всё наплевать) признался в 1987 году: «Как автор песен Сид был единственным и неповторимым. Мне никогда не сравниться с ним в проницательности и восприятии. На самом деле, я ещё долго и не мечтал бы о способности проникать в суть вещей, если бы не он. Я всегда буду считать Сида ответственным за связь между его собственным бессознательным и коллективным бессознательным группы. У меня ушло 15 лет на то, чтобы хоть как-то приблизиться к этому уровню. Но что помогало Сиду видеть вещи такими, какими он их воспринимал? Это как вопрос, почему художник является художником… Художник просто видит и чувствует вещи иначе, чем большинство людей. В какой-то степени это — благодать, но также это может быть и проклятием. Это приносит огромное удовлетворение, но это и ужасный груз». Сида пробило ещё в детстве. Его младшая сестра вспоминает, как вечерами, напившись перед сном горячего молока, маленький Роджер Кейт (так его назвали родители) вроде бы ложился спать, а потом вдруг вылезал из-под одеяла и молча, в полной тишине дирижировал воображаемым оркестром... «Ты слышала?!» — спрашивал Роджер через пять минут. Нет, сестра ничего не слышала. Оркестр играл только для него. Он был очень живым, весёлым и общительным парнем. Всем нравился, всех очаровывал. Любимым делом было рисование... Чуть позже увлёкся гитарой, стал писать песни. Выбрал себе новое имя — Сид (так звали местного кембриджского муз.авторитета). «С момента нашего знакомства и до того, как он завернулся, Сид был великолепен, — говорит Дэвид Гилмор, знавший Барретта задолго до Pink Floyd, а после его ухода занявший в группе место гитариста. — Не было ни одного человека, которому он бы не нравился, который бы не считал его превосходным парнем или не был бы уверен, что он достигнет успеха. Он был симпатичным и необычайно одарённым в любом деле, к которому считал нужным приложить руку». 11 декабря 1961 года в возрасте 52 лет умер отец Сида. О том, что значило это для Сида, свидетельствовала позже его сестра. Она рассказывала, что с детства Сид вёл дневник и ни одного дня в нём не пропускал, но страница за 11 декабря так и осталась пустой, и больше в дневник не было записано ни слова... Сид начал растворяться. Ему было тогда 15. Вскоре вышел первый альбом The Beatles, и Сид окончательно решил стать поп-звездой. А ещё через четыре года — впервые попробовал ЛСД. О дальнейшем написаны книги и миллион статей. По мнению большинства, Сид начал сходить с ума. Во всяком случае он все чаще и чаще начал чудить. О том, как ЛСД влияет на по-настоящему талантливых людей, очень верно (и как раз в связи с Сидом) сказал поэт и музыкант Пит Браун: «Я часто убеждался, что люди с потрясающе развитым воображением менее всех способны совладать с ЛСД. Для тех, кто не обладает развитым воображением, «кислота» создаёт иллюзию, что оно у них есть. А для людей, изначально обладавших таким талантом, дело оборачивается неприятными последствиями». Во время одного из своих ЛСД-трипов Сид положил перед собой сливу, апельсин и коробку спичек и 12 часов просидел, вглядываясь в эти предметы. Он сообщил коллегам, что слива — это не что иное, как планета Венера, апельсин — Юпитер, а спичечный коробок — это его космический корабль. Неожиданно Венера исчезла — кто-то, не долго думая, съел сливу. Сид был в шоке. Это только одна из множества историй, и далеко не самая безбашенная… В 1966 году Сид Барретт напишет свои лучшие песни. На фундаменте чисто британской традиции абсурда и нонсенса (Эдвард Лир, Льюис Кэрролл) и английских народных песен, сугубо американской рок-поэзии Боба Дилана и американских же психоделических прорывов Артура Ли возник совершенно новый, странный мир — сюрреалистический и простой одновременно. Поп-мифология эпопей Толкиена сочеталась в этом мире с философией китайской Книги Перемен и игры Го. Атмосфера сказок Кеннета Грэма — с наивной романтичностью ранних The Beatles и бесшабашным отрывом Rolling Stones. Всё это синтезировалось в Барретте и выросло в небывалую поэтику. Которая в сочетании с бесконечными инструментальными импровизациями и светомузыкой стала основой феномена Pink Floyd и британской психоделии. Первый альбом Pink Floyd «The Piper at the Gates of Dawn» («Свирель у порога зари») назван так же, как и одна из глав сказки «Ветер в ивах» (The Wind in the Willows) Кеннета Грэма. В этой главе герои сказки Крот и Выдра проводят ночь у реки в поисках потерявшегося детёныша Выдры. Цитата: «Может, он и не решился бы поднять голову, но, хотя музыка уже стихла, призыв всё так же властно звучал внутри него. Он не мог не посмотреть, даже если бы сама смерть мгновенно справедливо его поразила за то, что он взглянул смертными глазами на сокровенное, что должно оставаться в тайне. Он послушался и поднял голову, и тогда в чистых лучах неотвратимо приближающейся зари, когда даже сама Природа, окрашенная смущённо розовым цветом, примолкла, затаив дыхание, он заглянул в глаза Друга и Помощника, того, который играл на свирели. Он ясно увидел кудри и загнутые рога, и крючковатый нос между добрыми глазами, весело глядящими на него, и спрятавшийся в бороде рот, приоткрывшийся в полуулыбке, увидел руку возле широкой груди и другую руку, которая держала свирель, только что отведённую от губ, увидел крепкие косматые ноги, прочно опирающиеся на дёрн, и угнездившегося между его ступнями крепко спящего в полном покое маленького, кругленького, толстенького детёныша Выдры. Всё это он увидел своими глазами, совершенно отчётливо на фоне рассветного неба! Он всё это увидел своими глазами и остался жив, а оставшись в живых, очень этому удивился». Мистический опыт, подобный, конечно же, тем переживаниям, которые не раз испытывал Сид Барретт (и не однажды оставался в живых, наверняка, очень этому удивляясь). В сказке Бог Пан (а это был он), явившись героям, вернул Выдре потерянного сына. В жизни же всё сложилось не так удачно. Дело в том, что Кеннет Грэм писал эту сказку для своего единственного сына, Алистера, очень болезненного и слабого ребёнка, слепого на один глаз. И вот, чтобы как-то поддержать и ободрить сына, Грэм подарил ему эту сказочную реальность. Но сыну это не помогло: за два дня до своего 20-летия Алистер покончил жизнь самоубийством, бросившись под поезд. Для писателя это был большой удар. С тех пор он ничего не писал. Встречи Барретта с Паном, очевидно, тоже имели необратимый характер. Как уже было сказано, «голос Пана» Сид слышал ещё с детства, но в тот 1967 год Пан поджёг Сида по-настоящему. Вселился в него, заставив творить и бредить, грезить и безумствовать. Мгновенное озарение, по силе своей не совместимое с жизнью — вот к чему привели Сида те бесконечные трипы, в которые он всё чаще и чаще погружался. Обычно после такого художник либо умирает, либо сходит с ума, либо, в лучшем случае, сохранив социальную адекватность, превращает всю свою дальнейшую жизнь в одну непрерывную концептуальную акцию, — и тогда каждый его жест, каждое слово, каждое движение становятся произведениями искусства. Таких людей обычно называют гениями. Сид попробовал было жить жизнью такого спонтанного художника, но… социальной адекватности ему не хватило. Он был слишком молод. Слишком неопытен, чтобы хитрить и притворяться, и слишком слаб, чтобы приводить навалившийся на него стихийный хаос к какой-либо внешней гармонии. Он срывал концерты и репетиции, постоянно творил какие-то, на взгляд окружающих, нелепости, в общем, вёл себя, как сумасшедший. И был сочтён таковым даже близкими друзьями. Говорит Дэвид Гилмор: «Было очевидно, что меня взяли в группу для того, чтобы по крайней мере на сцене избавиться от Сида. Настолько глубокими были нарушения его психики. В беседах он говорил совершенно невпопад, а во время концертов играл абсолютно произвольно, его гитарные партии никак не были связаны с общей темой, где-то иногда возникали красивые моменты, но в целом было впечатление разлаженного диссонансного звучания. Его построения были ни на что не похожи, и если кое-кто с авторитетным видом заявляет: «У-у-у, парни, этот чувак мыслит на более высоком, космическом уровне», то на самом деле всё совершенно не так. Виноваты не только наркотики, все проходили через них. Скорее, это была невозможность его психики приспособиться к окружающему миру, принявшая небывалые размеры. Достоверно знаю только одно — кто-то дал почитать его интервью известному психотерапевту, и тот признал его неизлечимым». «Обречённая летающая сила» — так романтически в то время называл Сида друживший с ним фотограф Мик Рок (большая часть фото, иллюстрирующих этот текст, как раз его авторства). На самом деле в этом не было ничего романтичного. Сид изрядно измучил своими выходками всех вокруг, стал крайне неопрятен и вдобавок непредсказуемо опасен для окружающих. Но именно с этого времени, с этих выходок и безумств и начал расти его культ, миф о безумном, но всё ещё сияющем бриллианте (как назовут его позже Pink Floyd в посвящённой ему песне — «Shine On You Crazy Diamond»). Далеко не все могли понять его песни, но всем было понятно, что такое безумие. С тех пор этот миф, как снежный ком, обрастал подробностями, и благодаря этому Сид в каждом десятилетии находил поклонников, и хочется верить, некоторые из них приходили со временем к пониманию его как поэта. Впрочем, Гилмор так не думает. «Грустно, — говорит он, — ведь эти люди считают, что он такой удивительный, что он — живая легенда. В его характере есть такие черты, с которыми он не может справиться, а люди полагают, что это — замечательно, удивительно, романтично. А это — очень печально: погибла замечательная талантливая личность. Они сделали это модным, на самом деле всё не так». Нет смысла погружаться в «историю болезни» Сида. Достаточно прочитать интервью, упомянутые в начале этого текста, чтобы увидеть, что от него осталась, в конце концов, только «улыбка». Правда, растворяясь в панической бездне, он успел ещё записать два альбома (с помощью порой абсолютно недоумевавших коллег). В этих записях отчётливо слышно и отчаянье уходящего гения, осознающего свою уже необратимую оторванность от мира людей, и полная расщеплённость, раздробленность сознания. Грустно слушать эти мучительно гениальные песни. Предприняли даже попытку записать ещё один альбом. Но это было уже невозможно. «Проблески вещей иногда пробивались сквозь хаос и неразбериху — мелодия или набросок текста. В подлесье по-прежнему цвели цветы, но он не мог до них добраться», — так отзывался о студийной работе того времени до конца веривший в Сида (и ради него бросивший Pink Floyd) его менеджер, Питер Дженнер. Дальше — сплошные легенды. О Барретте говорили и писали столько всяких нелепостей, что и повторять не стоит... Верно одно: он постепенно ушёл из этого мира. Последние годы он жил в Кембридже в доме своих родителей, ходил в магазин за покупками, любил покушать, посмотреть телевизор, посидеть в саду. Изредка занимался живописью, но песен не писал… Как-то раз, в апреле 2001 года, журналист газеты Guardian приехал в Кембридж и разыскал Сида. Между ними произошёл следующий диалог: — Прошу прощения! Я пишу текст о Сиде Барретте. — О ком? — О Сиде Барретте, он играл в Pink Floyd. — Никогда о нём не слышал. Он что, один из этих рэпперов? — Нет! Он был психоделическим гением. Вы Сид Барретт? — Оставьте меня в покое. Мне нужно готовить морковный салат. Ответ достойный дзенского мудреца. Морковный салат куда важнее каких-то там сто лет назад сочинённых песен… По крайней мере в том мире, в котором растворился Сид, и где, быть может, он в тайне от всех вёл абсолютно сказочную жизнь, полную волшебства и блаженства. 7 июля 2006 года Сид Барретт навсегда переселился в этот мир. ______________________________________________________________ История одной из лучших рок-групп началась в Кембриджской средней школе. Точнее говоря, не самой группы, а отношений ее будущих участников. В одном классе с Роджером Уотерсом учился Сторм Торгесон, будущий дизайнер обложек группы, а у Сторма был друг Дейв Гилмор, учившийся на пару классов младше. Дейв в свою очередь сошелся с Роджером Барретом, взявшем себе псевдоним по имени местного ударника, но изменившем в нем одну букву (Sid – Syd), чтобы не было претензий. После школы пути ребят разошлись, и история непосредственно самой группы началась в Лондонском политехническом колледже, где Уотерс стал учиться на архитектора. Здесь же он познакомился с Риком Райтом и Ником Мейсоном, которые, как и он, очень хотели создать свою собственную группу. После многих перемен в названии и пертурбаций состава появилась наконец команда The Pink Floyd Sound. Странное название придумал их заправила – гитарист Сид Баррет, очень любивший джаз и увековечивший таким образом имена Пинка Андерсона и Флойда Каунсила, блюзменов из Джорджии. Роджер полностью переключился на бас, Рик, умевший играть и на виолончели, стал клавишником, ну а Ник как был ударником, так им и остался. Сначала ребята играли ритм-энд-блюз – правда, довольно странный, поскольку Сид обожал разные гитарные дисторшны, фидбэки, реверберации и прочие примочки. Однажды, когда группа выступала в каком-то клубе, там оказался Питер Дженнер, игравший одну из главных ролей в лондонском андеграунде. Он предложил ребятам стать их менеджером. Убрав из названия слово Sound, группа становилась все более популярной. Все композиции писал Сид, на которого влияло все что угодно – детские сказки, фантастика, Толкин, блюзмены, The Beatles, The Rolling Stones, The Byrds. Как истинный хиппи, он также подсел на ЛСД, чтобы стимулировать свою творческую активность, что окончательно сделало группу психоделической. Наконец им удалось подписать контракт с гигантом музыкальной индустрии EMI и после выпуска двух неплохих синглов свет наконец увидел первый полноформатник Pink Floyd, состоявший в основном из композиций Сида, так что можно расценивать данную работу как его сольник. Вторым по влиянию, оказанному на саунд альбома, можно считать Рика Райта. Запись производили на студии Abbey Road – как раз в то время, когда «битлы» работали над своим «Сержантом Пеппером». Говорят, что Пол Маккартни как-то проходил мимо и был просто ошарашен тем, что вытворяли Pink Floyd. Красивое название альбома, «Дудочник у врат зари», Сид взял из седьмой главы детской книги Кеннета Грэма «Ветер в ивах», где в подобном образе был представлен бог Пан, олицетворяющий добрые силы природы. Сид рассказывал друзьям, как он сам однажды повстречался с этим существом (под ЛСД, очевидно), так что неудивительно, что он решил вспомнить о нем. Вокальные партии Сида в основном поддерживаются бэк-вокалом Райта, так что можно считать, что голос у Сида был не таким уж сильным. 1) «Astronomy Domine». Отличный трек для открытия дебютного альбома и, вероятно, лучший на нем. Песня иллюстрирует первые опыты Сида с ЛСД, когда ему вдруг открылась вся Вселенная. Он купил астрономический атлас, в котором делались предположения о жизни на других планетах, и именно это стало основной темой композиции. Под усиливающиеся голос Дженнера, читающего что-то из атласа Сида, монотонный стук ударных и морзянку (утверждают, что бессмысленную) появляется отдающая эхом гитара, плотный орган, а затем вокал Сида, которому подпевает Рик. В тексте упоминаются некоторые планеты Солнечной системы и их спутники. Кроме того, он является очень хорошим примером аллитерации – с точки зрения смысла звучит странно, но в звуковом отношении весьма красиво. После первой вокальной части следует небольшое затишье, однако затем мы постепенно возвращаемся к психоделическому саунду, который чувствуется в каждой ноте инструментальной середины. 2) «Lucifer Sam». В одном динамике вступает гитара, а во втором – орган, причем звук по очереди усиливается и ослабевает то в одном, то в другом. Этот прием, видимо, отражает имеющуюся в тексте ссылку на модные в то время представления о том, что у людей главным является либо левое (отвечающее за творчество) полушарие мозга, либо правое. Композиция строится на интересном ритме с разными прикольными звуками. Поскольку кошки – действительно загадочные существа, неудивительно, что Сид написал о своем сиамском коте. Люцифер Сэм – это также кличка кота английского поэта Томаса Перси, жившего во второй половине XVIII в. и известного тем, что возродил интерес англичан к старинным балладам. Кроме того, в тексте Сид намекает на свою девушку Дженни Спайрс, которую называет Дженнифер Джентл (Gentle, т.е. «Милая»). 3) «Matilda Mother». Баллада, основанная на лиричной игре клавишных под легкие гитарные аккорды. Подпевающий в припеве Рик решает здесь брать немного выше – видимо, учитывая детский характер песни. Сид написал ее на основе воспоминаний о волшебных сказках, которые мама читала ему перед сном; он как бы возвращается в детство, прося маму не выключать свет, а рассказывать дальше. В связи с этим неудивительно, что, перестав заниматься музыкой, Баррет жил с матерью вплоть до ее смерти. Многие образы взяты из книги детских стихов Хилера Бэллока. Первоначально Сид просто читал их, однако, когда не удалось получить разрешение легально использовать их в песне, пришлось написать собственные стихи. В середине Рик представляет короткое клавишное соло в восточном духе, в то время как Сид выдает вокализы – что-то вроде «чу-пау». Завершается композиция еще одним клавишным соло, которое сменяется басом Роджера, и голосом Баррета («а-а»). 4) «Flaming». Жутковатые звуки, звериный вой. Вступает вокал, клавишные и ритм-секция звучат отстраненно, но периодически нарастают. Позже появляется орган, а затем и акустическая гитара. Это еще одна песня, написанная Сидом под воздействием ЛСД. Кроме того, Сид вспомнил здесь о детстве, когда они с сестрой Розмари играли (например, в прятки) и чувствовали такое же единение с природой. Упомянутое в названии свечение – это эффект от принятия ЛСД, когда кажется, что предметы начинают светиться. Сид играет словами: фразу «we go ever so high» можно перевести как «вот мы высоко» и как «вот мы под кайфом». Психоделический саунд усиливается различными звуками, среди которых можно услышать, например, кукушку, звон, напоминающий колокольчики, и трещотка. 5) «Pow R. Toc H.» Инструментал, начинающийся с прикольных вокализов типа «пум-тчш-тчш» и «туй-туй» под аккомпанемент баса, к которым присоединяются ударные. С появлением фортепьяно эти звуки постепенно уходят, и Рик играет нечто джазовое, что явно делает композицию менее чокнутой. В середине появляются разные животные звуки под ревущую гитару, возникает орган, атмосфера создается просто гнетущая. Затем орган, под ритм ударных и гитару, выходит на первый план, играя что-то менее жуткое, но все равно достаточно грустное. Завершается это все звуками, напоминающими возбужденных обезьян, под ревущую гитару. Название вообще-то взято с потолка, однако не является лишь набором непонятных слогов. Первая часть названия означает Power, а вторая представляет собой кодовое обозначение Talbot House, клуба сигнальщиков союзных войск Фландрии во время Первой мировой войны, в котором, как говорят, все были равны в независимости от званий; затем так же стало называться одно благотворительное общество, задавшееся целью налаживать отношения между молодыми людьми различных социальных слоев. 6) «Take Up Thy Stethoscope and Walk». Единственная песня на альбоме, написанная не Барретом, а Уотерсом. Вступают ударные, хрипловатый голос Уотерса выкрикивает «Доктор, доктор!» под басовые аккорды, в то время как Рик или Сид поет остальные строчки, представляющие собой жалобу доктору на плохое самочувствие, вызванное не только состоянием здоровья, но и вообще всем, что творится в мире. Вскоре присоединяется гитара. Сольная часть показывает искусство игры на бас-гитаре (все-таки тема-то Роджера), а вот гитара Сида выделывает непонятно что, в то время как орган Рика пытается играть что-то более осмысленное. Весь этот инструментал звучит достаточно сумбурно, а затем возвращается вокал, сообщающий нам, что от боли хорошо помогает музыка, которая также стимулирует умственную деятельность. Гораздо интереснее эта тема звучала на концертах, а в записи такую мощь воспроизвести не удалось. Пришлось даже убрать центральную часть, в которой участники выдавали совершенно безумную импровизацию. 7) «Interstellar Overdrive». Инструментал, являющийся, наряду с открывающей темой, квинтэссенцией психоделического периода творчества группы. Почти 10-минутная продолжительность в далеком 1967 г. была, кстати, довольно редким явлением – можно сказать, дерзостью. Впрочем, на концертах ребята доходили и до 20, 30 и даже, говорят, 40 минут. Что касается альбомного варианта, здесь композиция представляет собой компромисс между нежеланием Сида ограничивать себя хоть чем-то (до такой степени, что он мог играть одно и то же несколько часов подряд или, наоборот, не повторять одного и того же даже пару раз подряд, играя совершенно не в тему с остальными) и желанием Роджера делать музыку более структурированной. Основная мелодия была инспирирована песней «My Little Red Book» с дебютного альбома группы Love. Гитара и бас настраивают нас на атмосферу всей композиции, вступают ударные, задающие ритм, в то время как на заднем плане звучат клавишные Райта. Да, такое только под наркотики можно было придумать. Когда Сид впервые принял ЛСД, он вдруг ощутил, как летит куда-то в космос, что поначалу вызвало у него страх. Ритм исчезает, слышны монотонные аккорды, отражая состояние, когда принявший ЛСД перестает бояться и расслабляется. Ударные постепенно возвращаются, а с ними вскоре и ритм, но он периодически пропадает. Напряжение при этом нарастает просто жутко. Уж в какие космические дали занесло при этом Сида, никому неизвестно. Появление органа показывает этап трипа, когда человек погружается в созерцание. Затем вновь нарастает напряжение и наконец жестко вступает ритм-секция, играющая начальную мелодию, при этом звук переходит из одного динамика в другой, создавая ощущение, будто его воспроизводит магнитофон, которому уже давно не чистили головку. (Представляю, сколько людей, слушая этот фрагмент в свое время, так и думали!) После этого следует долгий гитарный вой, а появившиеся ударные переносят нас в следующую композицию. 8) «The Gnome». Вокал вступает почти сразу под ударные, напоминающие тиканье часов. Акцент какой-то странный – в нем чувствуется что-то слегка немецкое. Это очередная детская песенка под прикольные перкуссии и акустическую гитару. Написана она под влиянием толкиновского «Хоббита». Нужно сказать, что Толкин стал одним из самых популярных писателей в конце 60-х годов, однако в песне Сида главным героем становится не Бильбо Торбинс, а гном Гримбл-Громбл, который однажды отправился в большое путешествие. В припеве Райт играет на челесте, звук которой напоминает колокольчики. 9) «Chapter 24». Гремят тарелки, орган играет простую мелодию в восточном духе, иногда слышны басовые аккорды. Тема основана на 24-й главе Ицзин, китайской Книги Перемен, где описана гексаграмма Возвращение: «Любое движение завершается в шесть этапов, а седьмой приводит к возвращению». Сид заинтересовался этой книгой, видимо, потому, что хотел понять, почему его душевное состояние изменилось – то ли из-за наркотиков, то ли из-за славы. Вещь получилась такой, что под нее вполне можно заниматься медитацией, т.е. в достаточной мере скучноватая. 10) «Scarecrow». Одинокие ударные напоминают деревянные ложки. К ним присоединяется орган, снова играющий в восточном духе, и гитара. Это еще одна детская песня, на этот раз вдохновленная творчеством Эдварда Лира, который мог писать о всем, что видел, и книгой «Пугало» детской писательницы Джун Уилсон. Пугало стоит себе посреди ячменного поля, не думая, не двигаясь, покорившись судьбе. Тем не менее, вполне возможно, что Сид поет о себе. Ближе к концу присоединяются акустическая гитара и сурово жужжащий бас, но музыка быстро затихает. 11) «Bike». Сразу же вокал – под совершенно странный аккомпанемент, особенно в припеве, под какой-то протяжный вой. Каждый куплет все быстрее, громче и страннее. Эту песню Сид посвятил своей девушке Дженни. Он говорит о своем велосипеде, старом плаще, мышке, живущей у него в доме, кучке пряничных человечков на тарелке. Вновь здесь чувствуется влияние Лира. В последнем куплете Сид упоминает о комнате с заводными игрушками, а потом мы слышим, как кто-то туда поднимается, открывает дверь, а там звучат эти самые игрушки, создавая неописуемую атмосферу. Продюсер альбома Норман Смит потратил целых три дня, чтобы воспроизвести это звучание – без компьютеров приходилось склеивать ленты, делая из них петли. Потом к этому всему присоединяется смех обкуренных игрушечных клоунов. Во всяком случае, у меня родилась именно такая ассоциация. Обложка альбома представляла собой фотографию участников группы, где каждого из них размножили в психоделическом духе с помощью специального фильтра. Кстати, Баррета задвинули назад, однако лицо его оказалось посередине так, что именно на него падает взгляд, когда смотришь на обложку. На обратной стороне были сделанные самим Сидом силуэты ребят. Это был всего лишь первый шаг, причем довольно удачный, но вскоре дела пошли наперекосяк, когда выяснилось, что Сид все больше погружается в наркотическую бездну и перестает адекватно воспринимать реальность. Нужно было давать концерты и выступать в различных передачах, а Баррет то вел себя вызывающе, не желая играть то же, что и все, то отключался и вообще не мог играть, тупо смотря в одну точку. Когда Сида выгнали, ребята перестали исполнять его композиции, кроме великолепной «Astronomy Domine». Не советую слушать этот альбом для знакомства с группой, но если вы уже полюбили Pink Floyd за их классические альбомы, можно дать этой работе шанс. Во всяком случае, оцените странность подобной музыки – такое не столь уж часто можно встретить. Гениальной я ее называть не стану – просто не уверен, что гениальность может проявляться при употреблении наркотиков, да и все-таки незрелость (и некоторая попсовость) многих композиций очевидна. Такое мог бы написать и ребенок, но, может быть, в этом и прелесть, что Сид сочинял как ребенок, почти не затрагивая такие популярные в роке всех времен темы, как любовь и секс, да и про наркотики напрямую не говоря. И все же следует признать, что альбом интересный и тогда был новаторским. И не надо говорить, что слушать такое можно, лишь предварительно обкурившись или наширявшись. Я ведь такое слушаю. Кроме того, Сид к тому времени еще не стал абсолютным наркоманом, чтобы можно было сказать, что эта работа пропитана духом ЛСД. P.S. Выражаю благодарность авторам книг по истории группы, в частности «Pink Floyd: Архитекторы звука» московского издательства «Вестник», Энди Маббет «Полный путеводитель по музыке Pink Floyd» и Николас Шэффнер «Блюдце, полное секретов: Одиссея Pink Floyd».