Правнучка нашла старое фото и поняла — маму обманывали всю жизнь

Катя позвонила через месяц.
— Можно я снова приеду? — голос дрожал. — Я нашла кое-что... Мне нужно показать вам.
Она приехала на следующий день. Одна, без дочки. Вышла из машины с толстым альбомом в руках.
Мы сели на кухне. Катя положила альбом на стол, открыла на закладке.
— Вот, — прошептала она. — Я перебирала тетради с рецептами дома. И между страницами выпала фотография.
Я взяла снимок. Чёрно-белый, выцветший. Молодая женщина лет тридцати пяти стоит у дома. Вокруг неё — дети. Много детей.
— Это прабабушка, — сказала Катя. — Узнаю по глазам. А дети...
Я пересчитала. Семеро. Семь детей разного возраста — от подростка до младенца на руках.
Перевернула фотографию. На обороте выцветшими чернилами: «Мои сокровища. 1965 год».
— Семеро, — повторила Катя. — Но мама всегда говорила, что у прабабушки было шестеро детей. Шестеро, которые все...
Она не договорила. Не нужно было.
Я вспомнила слова Веры Ивановны. Вспомнила банки в погребе с разными именами. И вдруг поняла.
— Кто-то седьмой, — медленно произнесла я. — Кто-то остался жив.
Муж взял фотографию, долго рассматривал.
— Надо проверить, — сказал он. — В погребе могли остаться какие-то зацепки.
Мы втроём спустились вниз. Стеллажи с банками стояли на своих местах. Я снова читала этикетки, внимательнее.
«Огурцы Игорьку». «Компот Леночке». «Грибы Мишеньке». «Варенье Кате»...
— Стоп, — муж подошёл к дальнему стеллажу. — Здесь ещё что-то.
За последней полкой виднелась щель. Он просунул руку, вытащил жестяную коробку. Старую, ржавую по углам.
Открыли на кухне.
Внутри — письма. Стопка писем, перевязанных бечёвкой. Все в конвертах, с марками.
Я взяла верхнее. Адресовано Анне Петровне. Обратный адрес — город в трёхстах километрах отсюда. Отправитель: Виктор Соколов.
— Виктор, — прочитала вслух. — Кто это?
Катя побледнела.
— Не знаю. Никогда не слышала этого имени.
Я вытащила письмо из конверта. Датировано 1985 годом. Почерк мужской, крупный.
«Мама, прости за долгое молчание. Жизнь здесь наладилась, работаю на заводе, снимаю комнату. Очень скучаю. Как твоё здоровье? Передавай привет сестре, если она согласится принять...»
Следующее письмо — 1990 год. Потом 1995-й. 2000-й. Последнее — 2005 года.
Все письма пропитаны одним — тоской по дому и надеждой на примирение.
— Сестре, — повторила Катя. — Он пишет про сестру. Это... моя мама?
Она схватила письмо, перечитала.
— Мама никогда не говорила, что у неё есть брат! Никогда!
Муж листал остальные конверты.
— Здесь ещё один, — он протянул мне помятый конверт без марки. — Этот не отправлен.
Я развернула листок. Узнала почерк Анны Петровны — тот же, что в тетрадях с рецептами.
«Витенька, сынок мой. Пишу тебе последний раз. Чувствую, времени осталось мало. Прости меня за всё. За то, что не смогла помирить вас с Олей. За то, что молчала, когда нужно было кричать. Я всю жизнь ждала, что ты приедешь. Каждое лето надеялась. Так и не дождалась. Если прочитаешь это когда-нибудь — знай, я любила тебя. Всегда. Твоя мама. Октябрь 2022».
Внизу приписка: адрес и телефон.
Катя плакала, уткнувшись руками в лицо.
— Она его ждала... А мама мне ничего не сказала... Ничего!
Вечером я не выдержала. Набрала номер, который был указан в неотправленном письме.
Длинные гудки. Я уже хотела положить трубку.
— Слушаю, — ответил мужской голос. Хриплый, уставший.
— Здравствуйте... Вы Виктор Соколов?
Пауза.
— Да. А вы кто?
— Меня зовут Нина. Я... купила дом вашей матери. Анны Петровны.
Тишина. Долгая, тяжёлая.
— Мама продала дом? — наконец спросил он.
Я сглотнула.
— Нет. Она... Виктор, ваша мама ушла из жизни два года назад.
Слышу, как он задышал чаще. Потом — глухой удар, будто уронил что-то.
— Что? — голос сорвался. — Как... когда?
— Осенью 2023 года. Простите, я думала, вы знаете...
— Никто не сообщил, — прошептал он. — Никто... Господи...
Он заплакал. Взрослый мужчина плакал в трубку, не скрываясь.
— Виктор, мы нашли письма. Ваши письма к маме. И её последнее письмо к вам. Неотправленное.
— Она писала мне? — задохнулся он.
— Да. Она ждала вас. До последнего дня.
Он молчал. Слышно было только прерывистое дыхание.
— Я приеду, — наконец сказал он. — Завтра же приеду. Дайте адрес.
Я продиктовала. Он записывал, повторял, будто боялся забыть.
— Спасибо, — прошептал перед тем, как повесить трубку. — Спасибо, что нашли меня...
Положила телефон. Руки дрожали.
Муж обнял меня.
— Правильно сделала, — тихо сказал он.
Катя сидела у окна, смотрела в темноту.
— У меня есть дядя, — прошептала она. — Всю жизнь у меня был дядя. А я не знала...
На следующий день мы ждали. Я испекла пирог, поставила чайник, расставила чашки. Волновалась сильнее, чем перед приездом Кати.
В три часа дня у калитки остановилась старая машина.
Вышел мужчина. Высокий, седой, с сутулыми плечами. Лет шестидесяти восьми. Стоял, держась за ограду, смотрел на дом.
Потом медленно открыл калитку. Прошёл по дорожке.
— Здравствуйте, — сказал он хрипло. — Я Виктор.
Катя вышла на крыльцо. Они смотрели друг на друга.
— Я Катя, — тихо представилась она. — Ваша племянница.
Он шагнул вперёд. Обнял её. Крепко, отчаянно.
Они стояли так долго, не говоря ни слова.
Виктор сидел на кухне, держал в руках неотправленное письмо матери. Читал, перечитывал. Слёзы капали на пожелтевшую бумагу.
— Она ждала, — прошептал он. — А я думал... Думал, она меня вычеркнула. После той ссоры с Олей.
— Что случилось? — осторожно спросила Катя.
Виктор вытер глаза.
— Когда отец Оли скончался, остался дом в городе. Оля хотела его продать, поделить деньги. Я был против — это же дом деда, семейное. Мы поругались. Сильно. Оля сказала, что я жадный, что мне на семью наплевать. Я тогда сорвался, наговорил лишнего...
Он замолчал, сжал кулаки.
— Мама пыталась нас помирить. Но Оля поставила условие — либо я извинюсь перед всей семьёй и признаю, что был неправ, либо она с мамой общаться не будет. Я не стал извиняться. Гордость проклятая. Уехал в другой город. Думал, остыну, вернусь. А потом... Потом прошли годы.
Катя слушала, побледнев.
— Мама запретила мне к бабушке ездить. Говорила, что та принимает сторону брата, что меня не любит...
— Господи, — Виктор закрыл лицо руками. — Я писал маме. Каждый год. Она отвечала. Коротко, осторожно. Я чувствовал — она боится обидеть Олю. Последнее письмо пришло в 2005-м. Потом тишина. Я решил, что она выбрала дочь. Смирился.
— А мама мне сказала, что вы... что все братья и сёстры погибли, — прошептала Катя.
Виктор вскинул голову.
— Она сказала, что я погиб?
— Да. Сказала, что прабабушка потеряла всех детей. Кроме неё.
Он встал, прошёлся по кухне.
— Значит, для неё я был мёртв. Удобнее так. Проще.
Молчание.
— Покажите мне погреб, — попросил Виктор. — Пожалуйста.
Мы спустились вместе. Он замер на пороге. Смотрел на стеллажи с банками.
Подошёл медленно. Читал этикетки, водя пальцем по стеклу.
Остановился. Взял одну банку дрожащими руками.
«Грибы маринованные для Вити. Сентябрь 2020».
— Витя, — прошептал он. — Она меня так звала... Витенька...
Прижал банку к груди. Опустился на колени прямо на холодный пол.
— Мама, — всхлипнул он. — Мамочка... Прости меня. Прости...
Рыдал, раскачиваясь. Катя присела рядом, обняла его за плечи.
Мы с мужем тихо поднялись наверх.
Закрыли дверь погреба.
Оставили их вдвоём с памятью.
Виктор провёл в погребе почти час. Когда поднялся, глаза были красные, но лицо — спокойное.
Катя держала его под руку. Они сели на крыльцо. Я принесла чай.
— Расскажите мне о ней, — попросила Катя. — О прабабушке. Какой она была?
Виктор улыбнулся сквозь слёзы.
— Терпеливой. Бесконечно терпеливой. Помню, я мальчишкой разбил её любимую вазу. Играл в мяч дома. Она не накричала. Просто собрала осколки и сказала: «Ну что ж, значит, её время вышло».
Он сделал глоток чая.
— Она всегда всех кормила. Соседей, прохожих, бродячих собак. Говорила: «Голодным никого не отпущу». На столе всегда что-то стояло — пирог, блины, варенье. Дом пах выпечкой и счастьем.
Катя слушала, не отрываясь.
— А как она с вами прощалась? Когда вы уезжали?
Виктор замолчал. Потёр переносицу.
— Стояла у калитки. Махала платком. Я оборачивался — она всё стояла. Даже когда автобус уже сворачивал за угол. И знаете... я всегда чувствовал, что она там, у калитки. Ждёт.
— Она ждала, — тихо сказала я. — Мы нашли тетради. Она готовила для всех. Для вас, для внуков, для правнуков. До последнего дня.
Виктор кивнул.
— Такой она и была. Ждущей. Надеющейся.
Катя достала телефон.
— У меня есть фотографии маленькой Ани. Вашей внучатой племянницы. Назвали в честь прабабушки.
Виктор взял телефон. Листал снимки. Улыбался.
— Похожа, — прошептал он. — На маму похожа. Те же глаза.
— Хотите... хотите с ней познакомиться? — робко спросила Катя. — Я могу привезти её. На выходных.
Виктор посмотрел на неё.
— Можно?
— Конечно. Она должна знать свою семью. Всю семью.
Продолжение рассказа читайте в комментариях! ⬇️👇