Новые хозяева открыли погреб в купленном доме и онемели от надписей на банках — внуки так и не приехали

— Нам это не нужно! — отрезала женщина на том конце провода. — Тётя всю жизнь нас этим доставала, хватит уже!
Я отняла трубку от уха и посмотрела на мужа. Он стоял посреди чужой гостиной, держа в руках старую фотографию в деревянной рамке, и молчал. Просто молчал, глядя в пол.
— Алло? Вы меня слышите? — раздалось из телефона. — Делайте что хотите, выбрасывайте, сжигайте, нам всё равно!
Гудки. Она бросила трубку.
Мы купили этот дом неделю назад. Искали дачу в садовом товариществе, что-то недорогое, для выходных. Нашли объявление — продают быстро, почти даром. Приехали, посмотрели — добротный домик, ухоженный участок, только запущенный слегка. Хозяйка ушла из жизни год назад, родные всё никак не могли решиться продать.
Встретились с племянницей покойной — женщина лет сорока, деловая, торопливая. Документы подписала на капоте машины, ключи сунула в руку.
— Вещи забирать будете? — спросил муж.
— Да что вы! — она махнула рукой. — Оставляйте всё. Нам ничего не нужно, только документы на дом взяли. Хотите — пользуйтесь, хотите — выбрасывайте.
— Там фотографии, альбомы...
— Всё оставляйте! — повторила она резче. — Времени нет этим заниматься. Нам вообще ничего от тёти не нужно.
Села в машину и уехала, даже не оглянувшись на дом.
Первые дни мы приводили всё в порядок. Подмели, помыли окна, перебрали посуду на кухне. Обычная старая мебель, выцветшие занавески, потёртый линолеум. Ничего особенного. Казалось.
Пока я не открыла сундук в спальне.
Тяжёлый, деревянный, с потемневшими от времени металлическими уголками. Стоял у окна, покрытый вязаной салфеткой. Я подняла крышку — и замерла.
Внутри лежали скатерти. Десятки скатертей, аккуратно сложенных, завёрнутых в белую бумагу. Я развернула одну — тонкое льняное полотно, расшитое красными и синими нитками. В углу вышиты инициалы: «ЕВ».
Следующая — с кружевной каймой. Инициалы «МА».
Ещё одна — с цветочным узором. «КС».
Все новые. Ни разу не использованные.
— Что там? — заглянул муж через плечо.
— Приданое, — тихо сказала я. — Она готовила приданое.
Муж достал ещё несколько свёртков. Полотенца, наволочки, простыни — всё с вышитыми инициалами. Всё нетронутое.
— Для внуков, наверное, — пробормотал он. — Готовила подарки...
— А они даже не забрали.
Мы молчали, глядя на это богатство, созданное терпеливыми руками. Сколько вечеров она провела за пяльцами? Сколько надежд вложила в каждый стежок?
На следующий день нашла в комоде шкатулку. Открыла — внутри украшения. Не золото, не бриллианты. Бижутерия: броши, бусы, серёжки. Но к каждой вещи привязана бумажка.
«Брошка для Лены — к её свадьбе».
«Бусы Иришке — когда вырастет».
«Серьги Катеньке — на совершеннолетие».
Даты на бирочках — последние пятнадцать лет.
Я закрыла шкатулку дрожащими руками.
— Надо им позвонить, — сказала мужу вечером. — Отдать всё это. Это же для их детей готовилось!
— Попробуем, — кивнул он.
Нашли телефон через риэлтора. Позвонили.
И услышали то, что слышали.
«Нам это не нужно. Тётя всю жизнь нас этим доставала».
Муж положил фотографию обратно на полку. Подошёл ко мне, обнял за плечи.
— Значит, остаётся у нас, — тихо сказал он.
Я кивнула, не в силах говорить.
Через три дня я добралась до кухни. Точнее, до старого буфета, который стоял в углу и скрипел дверцами.
Верхние полки были забиты посудой — тарелки, чашки, стаканы. Всё старое, но целое. На нижней полке, за стопкой блюдец, я нащупала что-то толстое.
Вытащила — общие тетради. Четыре штуки, толстые, в клеёнчатых обложках.
Открыла первую наугад.
«Яблочный пирог. Рецепт от моей матери Евдокии Ивановны. Она пекла его на именины отца. Тесто должно быть нежным, а яблоки — кисловатыми. Мама говорила: пирог получается, когда печёшь с любовью. Вот бы Мишенька попробовал — он сладкое любит».
Перелистнула страницу.
«Капустные пирожки. Дедушка Василий их обожал. Помню, как он за обедом по пять штук съедал, а бабушка ругалась: мол, лопнешь! Теперь я пеку их каждую осень. Думаю, может, в этом году Игорёк приедет? Ему бы понравилось».
Ещё страница.
«Малиновое варенье. Собирала ягоды в лесу, три часа на жаре. Спина болит, ноги гудят, но ничего — для Леночки стараюсь. Она в детстве говорила, что лесная малина самая вкусная. Интересно, помнит ли?»
Я читала и не могла оторваться. Это были не просто рецепты. Это была целая жизнь, пропущенная через кухню, через заботу, через ожидание.
Последняя запись в четвёртой тетради:
«Компот из чёрной смородины. Июль 2023 года. Закрыла двадцать банок — для всех внуков, если приедут вместе. Наверное, приедут. Обязательно приедут».
Дата — за месяц до того, как её не стало.
— Что ты там нашла? — муж вошёл на кухню с ведром воды.
Я протянула ему тетрадь, не говоря ни слова.
Он читал молча, переворачивая страницы. Потом закрыл тетрадь, положил на стол и вышел во двор.
Я знала — ему нужно побыть одному.
Вечером мы сидели на крыльце, пили чай. Стемнело. Где-то вдали лаяла собака.
— Может, священнику отдадим? — тихо предложил муж. — Пусть на церковь пустят. На благое дело.
— Нет, — покачала головой. — Это для семьи готовилось. Для конкретных людей. Не наше решать.
— Тогда что?
— Не знаю.
Мы замолчали. Сидели, смотрели в темноту. Думали.
На следующее утро познакомились с соседкой. Пожилая женщина лет семидесяти, в цветастом платке, с палочкой. Увидела нас возле калитки, подошла.
— Вы новые хозяева? — улыбнулась она. — Я Вера Ивановна, рядом живу. Рада знакомству!
Разговорились. Муж налил ей чаю, я достала печенье. Сидели на крыльце, беседовали о погоде, об урожае, о ценах.
— А Анну Петровну вы знали? — осторожно спросила я.
— Ой, конечно! — оживилась соседка. — Хорошая была женщина. Тихая такая, спокойная. Мы с ней часто чай пили, разговаривали.
— А родные... часто приезжали?
Вера Ивановна помолчала, глядя в чашку.
— Последние лет десять вообще не видела никого, — тихо сказала она. — Анечка всё ждала. Каждое лето что-то готовила, в огороде копалась. Говорила: «Вдруг в этом году приедут?» А я смотрела на неё и думала — не приедут. Чувствовала.
— Почему же?
— Кто ж их знает, — вздохнула соседка. — Люди сейчас другие стали. Занятые все, дел много. Вот и забывают про стариков.
— Она болела?
— Последние два года плохо ходила. Колени совсем больные были. Но всё равно по участку ковыляла, то картошку окучивала, то клубнику собирала. Я ей говорила: Аня, успокойся, кому ты это всё делаешь? А она отвечала: «А вдруг?»
Вера Ивановна замолчала, вытерла глаза платком.
— Так и не дождалась, — прошептала она. — Одна ушла. Одна...
Мы проводили соседку до калитки. Она уходила медленно, опираясь на палочку. Обернулась на пороге:
— У неё погреб во дворе есть. Вы туда заглядывали?
— Нет ещё, — ответил муж.
— Зайдите, — кивнула Вера Ивановна. — Там... Сами увидите.
И ушла.
Продолжение рассказа читайте в комментариях! ⬇️👇