ЕГЭ по литературе может сильно измениться: Федеральный институт педагогических измерений подготовил новую модель экзамена, которая сейчас проходит общественное обсуждение. Вместо кратких ответов ученикам придется писать несколько мини-сочинений. Осилят это школьники? Об этом корреспондент "РГ" беседует с директором Государственного Литературного музея, педагогом с большим стажем Дмитрием Баком. Дмитрий Бак: Ученики должны это осилить. По крайней мере, эти усовершенствования точно шаг вперед. Но главная проблема литературы в школе кроется не в способе контроля, а в самом преподавании, в компетентности учителя. Очень часто словесники просто не понимают, что такое литература, искусство, не видят их специфики. Они думают, что учить литературе - передавать сумму готовых знаний. Это заблуждение нередко поддерживается многочисленными популистскими высказываниями о том, что литература - "основа нравственности". Моральную природу искусства, конечно, отрицать не приходится, но нравственное воздействие литературы не имеет автоматического характера. Иначе получается, что читатель истории о "хороших" поступках тут же становится праведником, а тот, кто прочтет рассказ о чем-то предосудительном, может преступить закон. Тогда уж для пользы дела надо бы переписать роман Лермонтова, сделать главным героем прекрасного Максима Максимыча, а не Печорина - эгоиста и провокатора. Борис Пастернак как-то сказал, что священное Писание не может и не должно воздействовать так же прямолинейно, как доказанная теорема. Было бы иначе, в мире не осталось бы зла. Ни один человек в здравом уме, прочитав Евангелие (или Коран!), не скажет, что в них есть что-то "неправильное", ведь там добро названо добром, а зло - злом... Вот и получается, что в дискуссиях о преподавании литературы мы сразу перешли к технологиям усвоения и контроля, при этом переступив через саму специфику эстетической эмоции, восприятия искусства. Главная опасность - даже не в самом ЕГЭ, а в подмене реального учебного процесса в старших классах подготовкой к сдаче Единого государственного экзамена. Может, надо все школьные произведения читать в классе, а все дискуссии и вопросы после параграфов отменить? Дмитрий Бак: Медленное комментированное чтение на уроке, чтение вслух, конечно, очень важны, хотя к этому невозможно свести весь учебный процесс. Вообще-то я к любым попыткам "стандартизировать" методики преподавания отношусь с подозрением. Даже самые лучшие приемы и технологии зачастую применимы только их создателями, сопротивляются тиражированию. Я это на опыте понял, когда больше десяти лет преподавал старшеклассникам литературу. Например, у нас были так называемые "устные сочинения". Дома каждый ученик должен был выбрать одну из трех или четырех тем и потом рассказать, что и как он бы написал на эту тему. Выбравшие тему номер один решали: с чего можно было бы начать, как выделить основную проблему, какие фрагменты текста использовать для анализа... Минут через пятнадцать в разговор вступали те, кто выбрал тему номер два и так далее. Только к следующему уроку писалось обычное сочинение, но при его написании каждый ученик мог учесть коллективный опыт. В стандартной ситуации работы над сочинением общение педагога с классом распадается на множество непересекающихся линий: учитель уносит домой пресловутую стопку тетрадок и может высказать каждому ученику лишь скудные соображения в виде ремарок на полях, здесь же получалось, что все в процессе создания устного сочинения общаются со всеми. И таких находок были многие десятки... Учителя говорят, что русскую литературу современные дети воспринимают плохо еще и потому, что многие произведения заканчиваются трагически. У Тургенева в "Бежином луге" Павлуша упал с лошади и разбился, у Короленко беспросветная нищета и боль, Катерина в "Грозе" погибла… Дмитрий Бак: Во многом это законы жанра. Но я уже говорил, что главная эмоция при восприятии подлинного искусства возникает не в результате понимания фабулы - кто умер, кто женился... Возьмем финал "Онегина", вроде бы он негативен: мы оставляем Евгения "в минуту злую для него". Но стоит только вдуматься, и мы увидим, как все непросто, насколько наша эмоцияне сводится к пересказу событий. Онегин ведь полюбил не светскую даму Татьяну, но только теперь, с безнадежным опозданием, разглядел чудесное чувство наивной девушки, некогда написавшей ему письмо о любви. Учитель уносит домой стопку тетрадок и может высказать лишь скудные соображения в виде ремарок на полях Значит ли это, что любовь "состоялась", жизнь "не удалась"? Вовсе нет, недаром Татьяна произносит: "Я вас люблю, к чему лукавить? Но я другому отдана и буду век ему верна!". В "Евгении Онегине" великолепный финал, потому что любовь жива. Кстати 14 февраля в медиацентре "РГ" эксперты, среди которых Дмитрий Бак, Маргарита Русецкая (ректор Госдуарственного института русскогот языка им. Пушкина), Сергей Зинин (ведущий научный сотрудник ФИПИ), обсудят, каким должен быть ЕГЭ по литературе.