На чьей стороне звёзды

Я не понимаю, почему вдруг меня охватило такое волнение. Нет, это даже не волнение, а предвкушение, ощущение надвигающегося... счастья. Весь день оно не покидало меня, и глядя на энергичных, пропитанных жизнью студентов, я наполнялся им ещё больше.

В обеденный перерыв я пошёл в небольшое кафе в квартале от лекционной: хотелось прогуляться, а не толпиться в студенческой столовой, даже несмотря на то, что у преподавателей есть некоторые привилегии. Попросил, чтобы кофе принесли сразу. Смотрел на улицу, сквозь толстое стекло, не пропускающее звуков с улицы, и думал, что сейчас мир похож на экран телевизора. Можно наложить любой звук, и смысл происходящего изменится. Ухмыльнулся: надо же, какая чушь лезет в голову!

Я чувствовал себя другим. Сложно объяснить, что это означает. Всё тот же я, те же интересы и увлечения. Ничего глобально во мне не изменилось. Разве что стал на день старше и, возможно, у меня появился новый седой волос.

Но внутри меня звенело что-то забытое, ненавязчивая мелодия. Словно колыбельная, которую тебе пела мама в младенчестве, и ты даже не знал, что помнишь её, но, оказывается, она пробилась сквозь сон в твоё детское сознание и всё это время жила внутри, ожидая момента, чтобы напомнить о себе.

Подумал, что вероятно такое ощущение из-за того, что на этот раз я приехал не в однодневную командировку, а с ночёвкой. Не помню, когда такое было в последний раз. Обычно моё расписание строили так, чтобы я мог выехать из дома рано утром, успеть ко второй паре, провести все занятия, и уехать домой. Да, это несколько часов пути, но это возможность не терять половину следующего дня.

В этот раз мне необходимо было провести дополнительные лекции для студентов соседнего ВУЗа и сделать это в один день было невозможно. ВУЗ, который мы называли между собой «конкуренты за мозги», предложил оплатить номер в отеле, и я согласился: так действительно было наиболее рационально.

Рационально... Какое правильное слово. Правильное не с точки зрения строения, а со смысловой. Всё мы, взрослые, делаем рационально. Не тратим ни одной лишней минуты, прокладываем навигаторы наших жизней так, чтобы успеть везде. Но при этом не успеваем жить. Успеваем только выполнять свои функции.

Я резко помотал головой, даже в шее что-то щёлкнуло. Что за мысли у меня сегодня? Откуда эти рассуждения в моей прагматичной голове?

— Могу принести счёт? — поинтересовалась официантка, забирая пустые тарелки.
— Да пожалуйста. А у вас есть кофе с собой?
— Конечно.
— Сделайте тогда, пожалуйста, ещё один раф.
Даже то, что я покупаю кофе в стаканчике, было совсем не похоже на меня. Да ещё и второй кофе за обед! Что творилось внутри непонятно, но хотелось идти за ним. Потому что, наверное, впервые в жизни я не анализировал свои действия, а следовал за потоком, в котором находился в этот момент.

Нет, не в первый!

Такое уже происходило со мной, и я вспомнил об этом, как только начал подниматься по ступенькам на третий этаж отеля. Я понял, откуда взялось странное предвкушение радости, второй кофе и желание по-доброму хулиганить. У этого воспоминания даже есть имя.

Мия.

Несколько лет назад, а если точнее, то пятнадцать, я приехал в этот город с той же целью — провести лекции. Но в тот раз я решил совместить работу и отдых. Город был для меня незнакомым. Вечера свободными.

После лекций я спустился на набережную, которая была рядом с отелем. Облокотился на железные перила и вдохнул в себя прохладный речной воздух. За спиной бурлила жизнь: гуляли пары, бегали карапузы, лаяли собаки, играли уличные музыканты. А впереди была река, с тёмными волнами и ветром. В этот момент я ощутил гармонию. Всё было на своих местах, так как должно быть. Так и хотелось крикнуть: «Остановись, мгновение, ты прекрасно!»

И в этот момент до моего плеча дотронулись. Я обернулся. Прижимая к шее развивающиеся от ветра волосы, на меня смотрела девушка. Длинный сарафан, босоножки, сумка, повешенная наискосок от плеча до противоположного бедра. На изящной шее тонкая цепочка с кулоном-подковой, длинные серьги в ушах и несколько ярких браслетов на запястье.

— Простите мою бестактность — пропела она мелодичным голосом, и я готов был простить ей сразу всё, — Где вы купили эту толстовку?
Она указала тонким подбородком на рисунок моей толстовки. Я машинально посмотрел туда же. На чёрной толстовке была изображена звёздная карта и надпись «Звёзды за тебя». Я пожал плечами:
— Не помню. Но не здесь, не в этом городе.

Я видел, как потускнел её взгляд.
— Жаль...
— Вам она так нравится?
— Я хотела бы купить такую же папе, — она чуть-чуть помолчала, словно решая, продолжать ли, — У него рак, но вот уже больше года он в стойкой ремиссии. Он у нас удивительный: когда стал известен диагноз не мы его, а он нас поддерживал. Мы были в шоке, очень подавлены. А он повторял: «Звёзды за меня». Когда я увидела эту надпись на вашей толстовке, я сразу подумала о нём.
— Понятно.
Хотя, мне кажется, я мало что понял из её объяснений. Мне просто нравилось слушать её голос. Помимо колокольчиков я расслышал в нём прибалтийский акцент.
— Наверное, звучит глупо, но давайте я просто отдам вам эту толстовку. Ей года два, но не скажу, что часто надеваю её... В основном хожу в рубашках и пиджаке.
— Вы такой серьёзный? — улыбнулась она, и на щеках появились ямочки.
— Почему? — не понял я.
— Раз ходите в пиджаке и рубашке, значит, вы очень серьёзный.
— А-а-а-а... Просто работа такая.
— Кем вы работаете?
— Преподаватель в университете.
— О-о-о, — только и ответила она.

А я, ухватившись за нить светской беседы, принялся расспрашивать её о работе. И цель, безусловно, была одна — как можно дольше держать это прекрасное мгновение возле себя.

Мы гуляли по набережной. Пили лимонад из аппарата. Смеялись. Рассказывали друг другу незначительные эпизоды из жизни. Мне впервые в жизни было так легко с незнакомым человеком, да ещё и с девушкой, от которой у меня кружилась голова.

Голова кружилась у меня, а она, пританцовывая, плыла по набережной и кружилась в только ей ве́домом танце. Её каштановые волосы очерчивали полукруг и возвращались на плечи. В лучах садящегося солнца они казались шёлковым водопадом.

Я всегда был излишне думающим. В детстве, когда мама хотела, чтобы я быстро принял решение, говорила: «выключи шахматиста в голове».
Но сейчас «шахматист» выключился сам. Одним ходом ему поставили шах и мат. Его отправили в нокаут. Положили на лопатки. Дисквалифицировали.

Мы не заметили, как ушли с набережной и теперь гуляли по пешеходной улице города. Остановились возле маленькой пекарни, купили пирожные и какао. Я шёл по улице, откусывал пирожное и пил какао из дешёвого бумажного стаканчика и был совершенно счастлив.
Мы остановились, Мия засмеялась:
— Ты извозюкался, как ребёнок.

Она дотронулась до уголка моих губ и вытерла шоколад. Её движения были мягкими и медленными. Я притянул её к себе... Впервые в моей жизни с момента знакомства и первого поцелуя прошло меньше трёх часов. Немыслимое для «шахматиста».

Сейчас по прошествии пятнадцати лет, я могу уверенно сказать: эта неделя не была самой счастливой в моей жизни. Были и другие яркие моменты, фееричные взлёты, достижения вершин и сопутствующие этому эмоции.

Но время, проведённое с Мией, было самым чувственным в моей жизни.
После лекций я мчался в гостиницу. Раньше я любил поговорить со студентами. Я ведь и сам был достаточно молод, и отчасти разговаривали мы на равных. Но эту неделю студенты были обделены моим вниманием: в моей жизни был кто-то важнее.

Мия.

Она ждала меня в гостинице каждый вечер. Вскакивала с кресла и шла встречать, едва я успевал открыть дверь. Обвивала тонкими руками, вставала на цепочки и целовала. Я обнимал её за талию и приподнимал над полом, прятал лицо в волосы.

Нам не хватало времени. Утро наступало слишком быстро. Мы не успевали наговориться, насмотреться друг на друга, мы не выпускали ладони друг друга даже во сне.

Удивительно, но уже тогда я знал, что наше время ограничено. Нет, не той неделей, что я провёл в командировке. Это было совершенно необычное, но уверенное знание. Так же как, например, я знал, что рано или поздно куплю автомобиль. У меня не было и тени сомнений на этот счёт. Я просто знал.

Несколько раз я пытался осторожно поговорить на эту тему. Говорил, что хочу показать ей свой родной город. Но каждый раз на фразу: «Когда ты ко мне приедешь...» — она грустно улыбалась и качала головой.

Она не отвечала мне на вопросы о её родном городе, хотя мы говорили практически безостановочно. Мы разговаривали так часто, что мне не хотелось вести лекции — мой разговорный лимит был исчерпан Мией. Единственное, что я смог понять: она из небольшого города в Латвии, её дедушка — латыш и по-латышски она понимает, но не разговаривает. Каждый раз, когда я хотел узнать о ней, что-то больше — она замолкала, целовала или уводила разговор в другое русло.

В этом городе Мия находилась из-за болезни отца. Иногда уезжала в родной город. Там жил её брат. Была ли мама, я так и не понял. В общем, везде была недосказанность. Я чувствовал, как напрягается её тело, когда я задавал слишком много вопросов. Словно створки раковины закрывала она своё сердце, и я решил не расспрашивать: настанет время, сама откроется. Ну или я всё так же по крупицам соберу известные факты.

При всём при этом она легко рассказала мне о своём первом сексуальном опыте. Поделилась поступками, которые считала постыдными. Чуть смутившись, поведала, как однажды сознательно не заплатила за покупку в магазине и просто сбежала.

Я спросил, замужем ли она. Она подняла ладонь, показывая, что кольца нет. Отрицательно помотала головой. Но я заметил, как глаза её поволокло грустью. Мне хотелось знать, что за ней спрятано.
Мне не хотелось этого знать, чтобы не расстраивать её.
Неделя пролетела, как один миг. Я не знал даты следующей командировки. Но постоянно твердил Мие, что хочу увидеться в следующий приезд. Она говорила то же самое. Но при этом не говорила, как я могу сообщить о своём приезде. Только горячо уверяла, что обязательно что-нибудь придумает.

В день отъезда она пошла провожать меня на вокзал. Я видел, что она пытается быть весёлой, но то и дело она грустно вздыхала и сжимала мои пальцы чуть сильнее. На вокзале мы долго стояли, обнявшись. Я целовал её каштановые волосы, гладил их.

— Вот номер телефона, — сказала Мия, протягивая мне бумажку, вырванную из блокнота. — Тебе ответит тётя Рита. Скажи ей, когда приезжаешь и где остановишься. Будь уверен, она мне передаст.
Мия глотала слёзы, сдерживая рыдания. Мне тоже было тяжело.

— Возьми, — протянул я ей пакет. — Это звёздная толстовка для твоего отца. Я сдал её в химчистку, и по ней вовсе не заметно, что её кто-то носил.
— Спасибо, — прошептала она. — Иди, пожалуйста. Я больше не могу...
Я поцеловал её, и не оборачиваясь пошёл к своему вагону. По моим щекам текли слёзы.

Я не выдержал и приехал в следующие выходные. Всего на одну ночь. Но ради неё я был готов пешком дойти до «нашей» гостиницы. Накануне я позвонил тёте Рите и сказал, где и во сколько буду в субботу.
Мия ждала меня на перроне.

Так прошёл год. Иногда мы не виделись месяцами. Иногда каждые выходные. Мы по-прежнему не выпускали ладоней друг друга, много говорили, шутили и могли провести весь день, не вставая с гостиничной постели.

Однажды я спустился на перрон, но не увидел Мию. Зато навстречу мне поднялась грузная женщина с тростью. Каким-то чутьём я понял, что она ждёт именно меня. Я стоял и ждал, пока она, прихрамывая, дойдёт до меня.

— Добрый день. Мия просила вам передать, — она протянула мне свёрток.
— Где она? — прохрипел я.
Женщина пожала плечами:
— Я правда не знаю.
— Запишите мой номер телефона. Пусть она позвонит.
— Она не позвонит, — уверенно сказала женщина. — Всего доброго.
Я стоял на перроне и наблюдал за её удаляющейся фигурой. Мимо меня проходили люди. Меня толкали. Один раз проехали чемоданом по ногам. А я стоял и смотрел, как уходит женщина, которая сможет мне хоть что-то рассказать о Мие.

Но также я знал: она ничего не расскажет.

В гостинице я развернул свёрток. Звёзды на чёрном небе. Я погладил ткань, словно хотел прикоснуться к тому, кто её носил. Под толстовкой был конверт. Я вытащил из него записку:
«Её больше некому носить. Теперь он на стороне звёзд» — гласила она почерком Мии.

Закрыл глаза, стараясь унять охватившую меня дрожь. Снова запустил пальцы в конверт и вытащил серебряную подкову. Я коснулся кулона губами — когда-то он прикасался к телу любимой мной женщины.
Пятнадцать лет. Это капля в океане времени. Для истории — это ничто, песчинка.

Для человека — может быть целой жизнью. Одно мгновение может стать эпохой. Моей эпохой стал год, проведённый с Мией.
Я лежал на большой кровати в гостиничном номере отеля и думал, что каждый человек появляется в нашей жизни не случайно. Мия научила меня чувствовать. Научила меня терять. Показала, что ни один человек в мире не принадлежит тебе. Расстаются все — бессмертных нет. Я иначе взглянул на отношения и, возможно, только благодаря этой встрече смог создать семью.

Для чего я был дан Мие? Возможно, чтобы сгладить неизбежный уход отца. Или показать, что несмотря на смерть существует любовь, и она всесильна. Или просто чтобы отвлечься от больничных стен.
Никто не ответит мне на этот вопрос. Я даже не знаю, в какую сторону идти, чтобы получить ответ.

Иногда я сомневаюсь была ли Мия в моей жизни или я её придумал, чтобы скрасить одиночество.

Я приподнялся на локтях, снял с шеи цепочку. Держа её на уровне глаз, наблюдал, как раскачивается в разные стороны серебряная подкова.
Мия была. Я помню запах её волос, нежность кожи, сладость губ. Но мне не больно от этих воспоминаний. Я счастлив, что она была в моей жизни.

И я знаю, что звёзды на моей стороне.
~~~~
Вступайте в группу