— Говорят, что сделка по «Восток Ойл» могла оплачиваться кредитом, выданным российским банком.
— Я предполагаю, что сто процентов этой сделки было оплачено из России: если бы Trafigura заплатила бы хоть 1 доллар свой за эту сделку с «Восток Ойл», то, по отчетам Центробанка, было бы видно, что эти деньги в Россию в декабре пришли, но в Россию в декабре ничего не пришло, даже ушло. Это значит, что, скорее всего, вообще все деньги в оплату покупки Trafigura 10% «Восток Ойл» имели российское происхождение. То есть эту часть дали российские банки. Я не знаю, как финансировалась остальная часть. Возможно, были какие-то свои договоренности с «Роснефтью», например, они могли дать Trafigura контракт на трейдинг и зачесть будущую выручку. Этого я не знаю, но эта сделка, по моему мнению, 100% финансировалась из России.
— Это напоминает историю с приватизацией пакета акций «Роснефти» в 2016 году, когда покупку доли госкомпании в 19,5% международным консорциумом инвесторов профинансировали российские банки.
— Тогда сама «Роснефть» не стала участвовать в этом, они нашли бридж-структуру, созданную Glencore и Катарским инвестфондом, которые купили у правительства их акции. Но схема очень похожая. Там была использована такая же схема, когда покупают иностранцы, но их кредитуют преимущественно российские банки, и это, по сути дела, российские деньги. Это выглядит как международная сделка, а на самом деле, на мой взгляд, это не так.
В этом плане, конечно, у обеих историй очень много общего. Хотя полной картины мы не понимаем. Какие там были договоренности? Для чего Glencore и катарцы участвовали в покупке этого пакета? Неясно до сих пор. Они заплатили огромные деньги, но при этом они фактически не влияют на управление «Роснефтью» уже больше 4 лет. Возникает вопрос: зачем вам это надо? Но на него нет ответа.
— У вас есть гипотеза о том, кому это могло быть выгодно?
— Я предполагаю, что Сечин, как любой глава нефтяной государственной компании, хотел бы стать ее совладельцем. И, кстати, в 2020 году «Роснефть» получила 9,5% своих акций в обмен на венесуэльский активы. Мне кажется, что ему, очевидно, не нравилась сама идея того, что он просто нанятый государством менеджер, он хотел бы быть акционером, партнером, чтобы он сидел бы за столом с «государством» как акционер, чьи права должны учитываться.
Комментарии 3