Детство маленькой Музы выпало на военные и послевоенные годы.
- Я помню свою первую в жизни «ёлку», - рассказывает она. - Мне было 5 лет. Мы жили в селе Астафьеве, что на стыке Петровского, Борисоглебского и Ростовского районов. Это был последний наш год жизни здесь и первый Новый год без войны. Отец - в прошлой мирной жизни директор школы и учитель математики - пропал без вести в 41-ом году. Родители любили друг друга так сильно, что мама больше никогда не вышла замуж.
Та первая послевоенная ёлка была огромной. Её установили в астафьевской школе и украсили бумажными игрушками. Но на макушке и чуть ниже они были стеклянными. Мне хотелось прикоснуться к этому сияющему чуду, но игрушки были недосягаемо высоки.
Праздник начался с девочек-снежинок. Они спели, станцевали нехитрый танец и сели под ёлку. Белоснежные платья «снежинок» были очень простыми, а ткань похожа на ту, через которую моя мама процеживала молоко. Но я подумала, что хочу такое же. Интерес к изобретению одежды, видимо, родился у меня именно тогда.
Потом мы водили хороводы и пели новогодние песни. В конце праздника нам разрешили взять с ёлки по одной бумажной игрушке. Время было тяжелое, и других подарков для детишек не было. О сладостях и игрушках тогда только мечтали. Но я не захотела брать то, что предложили и положила глаз на красивый шар рядом с ёлочной макушкой. Мама не разрешила. Она сказала, что стеклянные шары подарил мой папа, когда работал директором, пусть они останутся в школе в память о нём. И тогда я выбрала бумажную гармошку. А мама взяла меня за руку, и мы пошли провожать моего друга Шурика: его семья после войны с фашистами возвращалась в родной Минск. Шурик в белой матроске с большим синим воротником, до сих пор стоит перед моими глазами. У нас, деревенских, такой одежды не было. Много лет спустя точно такую матроску я сшила своему сыну Роме.
С того Нового года я больше ничего не помню. В 1949 году мы перевезли наш дом в посёлок Борисоглебский. На нашей новой улице было много детей. Мы много играли в разные игры, и в тёплое время почти не появлялись дома. В нашей компании был удивительный мальчик Юра Королёв. Мне тогда было девять лет, а ему уже пятнадцать. Жил он через дом от меня, и часто наша детская компания собиралась у него на сеновале. Юра читал нам сказки и удивительно глубокие и красивые стихи. Они производили на меня неизгладимое впечатление.
Вскоре Юра умер от тяжелой болезни. Я была потрясена: он был такой весёлый, добрый, хороший! И мы, дети, совсем не догадывались, что его съедает, мешает вместе со всеми носиться по улицам, играть в лапту и «догонялки» неизлечимая болезнь. Лишь годы спустя я поняла причину Юриной неизменной бледности и полупрозрачности. Благодаря его сказкам, спустя годы, я поступила на филологический факультет педагогического института в Костроме. Юрины стихи я помню до сих пор:

Я открою окошки и двери.
Свежий воздух в квартиру взлетай!
Мне сегодня не хочется верить,
Что мы школе сказали «прощай».
Мы забудем лихие забавы.
Будет строгим мальчишеский взгляд.
Опустеют скамейки под вязом,
И затихнет наш маленький сад.
Сад затихнет, но между листами
Заблестит паутинная нить.
Наши матери будут упрямо
На крыльце о мальчишках грустить…

- После смерти сына Мама Юры не смогла жить в старом доме, уехала. Но не только это воспоминание детства повлияло на мою будущую жизнь. Были и другие.
Помню, ходили с ребятами за малиной в лес. Кто с чем, а моя подружка - с маленькой, аккуратной корзиночкой. Я любовалась замысловатым плетением и хотела сделать такую же. Но не умела. Потом у нас в доме поселился квартирант - архитектор. В свободное время он плёл корзины из ивы. После отъезда квартирант оставил несколько корзин. Я предусмотрительно спрятала одну из них в сарае, завалив хламом, чтобы мама с бабушкой не износили «архитектурное наследие». Вспомнила про корзинку, когда подросла. Внимательно изучила, попыталась сплести такую же. И у меня получилось! Стала плести дальше.
Ткала я тоже с малых лет. Первые уроки дала мне мама, невероятная умница и мастерица. Став взрослой, я надолго забыла про все рукоделие. После института вышла замуж, уехала в Северодвинск, работала преподавателем эстетики в торгово-кулинарном техникуме. Спустя годы вернулась на родную борисоглебскую землю. И к ткачеству! Двадцать лет назад в нашем родовом гнезде случился пожар, в нём сгорел мамин ткацкий станок. Тот, которым я пользуюсь сейчас, очень похож на мамин. Я купила его в одной из полузаброшенных деревень. Много лет ко мне приходили ученики - мальчишки и девчонки, желающие овладеть ткацким мастерством. Сейчас уроки уже даю редко. А мои сын и внук ткать не захотели. Первый стал художником, второй - музыкантом. У каждого свой путь.

Ната Колесникова,
фото автора

Газета "Новое время" от 02.10.2024
https://vk.com/borisoglebnv