06.1935 – 16.05.2013/, один из наиболее известных старцев России, духовник Иоанно-Богословского мужского монастыря и Саранской епархии.
Родился в Пензенской области. Его отец был ярым коммунистом, строителем новой жизни, а мать Мария Петровна — глубоко верующей женщиной. Православную веру, она старалась привить четверым детям.
Отец в январе 1942-го ушел на фронт, а уже в марте на него прислали похоронку. Война стала тяжким испытанием для вдовы, оставшейся с малыми ребятишками.
В советской деревне мальчику было нелегко исповедовать Христа. Друзей у него не было. Едва завидев «отщепенца», детвора со смехом кричала: «Поп идет!» . Он терпел все: холод, голод, насмешки…
Окончил начальную школу, а семилетку в соседней деревне посещать не стал, потому что не во что было одеться и обуться. «Сидел на печке в одной рубашонке, — вспоминал батюшка. — Жили мы в большой бедности, помогала лишь вера в Господа».
Мерзлая картошка, тайком выкопанная на колхозном поле, считалась большим лакомством. Но даже в такие тяжелые времена Мария Петровна приучала детей соблюдать пост. Ее неоднократно вызывали в сельсовет и прорабатывали за то, что морит детей голодом. Мать молчала, но от церковных канонов не отступала.
Первым духовным наставником мальчика стал благочестивый старец по имени Григорий, который пришел неведомо откуда и поселился у соседки. «Это был человек великой духовной силы и веры, — вспоминал батюшка. — Он учил нас с мамой правильно молиться. По воскресеньям и праздникам к нему стекался народ. За это власти ненавидели отца Григория и мечтали от него избавиться… Так я под его присмотром и вырос».
Хозяйку заставляли выгнать гостя из дома, но она упиралась. Старца неоднократно возили в район для разбирательства и устрашения. Заходя в начальственный кабинет, он снимал головной убор. Ему говорят: «Ты что, дед, шапку снял? В церковь, что ли, пришел?» А он показывает на портреты: «Вон ваши вожди-то тоже без шапок сидят». «Ты хоть знаешь, кто это?» — горячились коммунисты. «Не знаю. Может, сам сатана», — отвечал старец Григорий…
Позднее по профмобилизации батюшка уехал на Урал, выучился на плотника, несколько лет работал на заводских стройках. Вернувшись домой, был призван служить на Тихоокеанский флот. Попал в береговую охрану. Там ему тоже доставалось за веру.
Замполиты на занятиях отчаянно пытались вправить мозги худенькому крестьянскому парню, но он оказался тверд как камень. В полночь незаметно уходил из казармы, чтобы помолиться.
Однажды его положили в госпиталь, где случилось ЧП — повесился боец. Из Москвы нагрянула комиссия с проверкой, пошли по палатам. Генерал глянул на посиневшего солдатика и сказал: «Этого комиссуйте, а то ведь тоже повесится». «Вот так Господь помог мне выбраться оттуда», — вспоминал батюшка.
Домой вернулся на Рождество 1957 года. В хрущевские времена гонения на церковь вспыхнули с новой силой, но именно тогда батюшка принял главное решение в своей жизни — посвятить себя служению Богу. Однажды пошел за 30 километров в храм села Башмакова и… остался там навсегда.
«У ребят на уме одно: вино, кино да танцы, а я этого совсем не понимал, — вспоминал батюшка. — Думал: как же без Бога жить можно? Как в Башмаково пришел, так больше от церкви не отлучался. Был сторожем, потом научился читать по-церковнославянски, петь.
В 1977 году принял священный сан. На первом приходе, в Журавках прослужил 5 лет. Все бы ничего, да староста прихода любила устанавливать свои порядки: лично решала, кого можно крестить и венчать. Это батюшке сильно не нравилось, но он, как всегда, старался обойтись без конфликта.
Недалеко, в селе Каменный Брод церковь была небольшая, но знаменитая: Царь Иван Васильевич Грозный ее строил, когда шел походом на Казань. Служил там отец Никифор, проводил отчитку по требнику от злых духов. Но он стал старым, ослаб, ослеп и перепоручил это дело батюшке.
«В те же годы я решил принять монашество, — рассказывал старец. — Новый пензенский епископ Серафим благословил поехать в Троице-Сергиеву лавру. Там я нашел старца Кирилла (Павлова) /†20.02.2017/, который тоже благословил меня и дал на постриг все свое: мантию, клобук, рясу, ремень».
В 1982-м батюшка принял монашество с именем Феодосий, а по возвращении из Лавры его ждало решение о переводе в Каменный Брод…
В Журавках спохватились, поехали к владыке, просили вернуть полюбившегося священника. «Они обо мне скорбели, так что я не рад был, что ушел, — вспоминал старец. — Но на новом месте повезло: можно крестить и венчать без проблем, а мне того и нужно.
Однажды за одно воскресенье совершил 75 крестин и 18 венчаний. А обычно происходило более десяти таинств в день. Когда идет давление сверху, народ, наоборот, больше стремится к Богу. Придет ко мне коммунист и просит, чтобы я его тайно покрестил. Все в районе знали об этом, но никто меня не выдавал.
Начальники на словах мне запрещали крестить, а сами украдкой приезжали и совершали обряд. Однажды пришел парторг… В конце разговора я принял у него исповедь, и вскоре тот повенчался со своей женой».
С открытием Санаксарского Рождество-Богородичного монастыря батюшка перешел в число братии, а в 1992-м был пострижен в схиму с именем Феофан. Со всей России люди потоком потянулись в монастырь.
В то время по благословению, туда пришел схиархимандрит Питирим (Перегудов) /†29.06.2010/. Он говорил: «Матерь Божия меня благословила восстанавливать эту пустыньку». Отец Питирим был духовником Санаксарского монастыря, духовным отцом схиигумена Иеронима /†06.06.2001/ и духовником схиархимандрита Феофана, которого и постриг в Великую схиму.
«Мы с отцом Питиримом дружили давно, вспоминал батюшка, - Он раньше служил в Свято-Успенской Почаевской Лавре. Я ездил к нему в Почаев, и он возил меня в Киево-Печерскую Лавру».
«И с батюшкой Иеронимом мы сильно дружили — вспоминал старец. — Когда служили на приходе, то на праздники ездили друг к другу в гости. А как открылся Санаксарский монастырь, вместе ушли туда. Отец Иероним был прозорливый, честно служил, неустанно молился и работал, настоящий подвижник. Прозорливость дается далеко не всем».
В 1995 году по благословлению отец Феофан перешел духовником во вновь открытый Чуфаровский Свято-Троицкий монастырь, куда переместился поток желающих попасть на отчитку.
Из воспоминаний отца Феофана: «В советское время в том монастыре сделали лагерь ГУЛАГа и туда ссылали верующих. Особенно священства там много было. Их там мучили. Зимой в сарай загонят человек сто и закроют, через неделю вытаскивают трупы.
Потом одно время там находилось училище. Мы — несколько священников и дьякон — приехали в Чуфарово Великим постом в феврале: холодно, снегу везде навалено, негде голову приклонить — монастырь весь разрушен, церковь смели с лица земли. Стали потихоньку монастырь восстанавливать».
Позднее батюшку перевели в Макаровский мужской монастырь. На исповедь к нему ездило монашество и духовенство даже из других регионов.
Его всегда окружало множество людей. Ни разу он не дал понять, что кто-то явился не вовремя, что сам нездоров, устал и ему некогда. В руках большая кипа поминальных записок. Они также были распиханы по карманам, лежали в сумке, а в сердце - тысячи имен людей, за кого он молился...
Большая часть времени у батюшки уходила на молитвы с земными поклонами. В монастырь приезжали самые разные люди. Старец наставлял их на истинный путь, исповедовал, отчитывал, давал епитимию для изглаживания тяжких грехов.
А если человек не исполнял ее, тогда батюшке приходилось это делать самому. Когда посетители узнавали об этом, их охватывает стыд. Мысль о том, что старец за тебя кладет поклоны или читает покаянный канон, становится невыносимой…
Схиархимандрит Феофан, прослужив в Церкви Христовой в монашеском и священническом звании 36 лет, отошел ко Господу после продолжительной болезни, в четверг второй недели по Пасхе.
Похоронен в Иоанно-Богословском Макаровском мужском монастыре на монастырском кладбище за Иоанно-Богословским собором.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев