орму — это да, это тяжелая длинная история. Но опять же, здесь многое зависит от организма, от аппарата самой балерины, как мы говорим. Мягкие связки проще и быстрее восстанавливаются, если же нет — все будет дольше. — За сколько удалось восстановиться вам? — Оба раза все было диаметрально противоположно. С первой дочерью я пропустила два года. Это очень много. Потому я и говорю, что никаких особых планов у меня не было, потому что я занималась семьей. А после рождения второй дочери я вышла на работу через два месяца. А когда ей исполнилось четыре месяца, я уже была на сцене. — А стереотип о том, что балерины находят себе пару среди коллектива? — Нет. Это глупость. Даже если посмотреть биографии современных балерин, очень часто вторые половинки — не из балета. Хотя есть и балетные пары, но это уже дело вкуса. — Этот стереотип возможно вытекает из того, что когда барышня на сцене, в красивом наряде, к ней прикованы сотни глаз, у нее есть поклонники, второй половинке тяжело. Ваш супруг вас ревновал? — Мне повезло, он очень мудрый человек. Он в первую очередь понимает, что это моя профессия. Но и это же сцена. Разделять сцену и жизнь очень важно. — Есть ли у вас особенно преданные поклонники? — Есть, и я многих знаю. У меня даже есть друг в Санкт-Петербурге, с которым мы так и подружились: сначала он смотрел мои спектакли, а потом мы перешли на общение. Но это здорово. Когда есть такие зрители в зале, то ощущаешь еще большую поддержку из зрительного зала. — То есть поддержка зала все же важна? — Обязательно. Люди приходят и подпитываются нашими эмоциями, а мы, в свою очередь, когда что-то отдаем, тоже получаем энергию взамен. — Иногда рассказываешь о спектакле и говоришь «не зашел». Бывает такое у вас, чтобы аудитория «не зашла»? — Нет. У меня было несколько спектаклей, когда мне казалось, что зритель не очень активный. Но когда ты выходишь на поклон, и зал просто взрывается, ты понимаешь, что они просто наблюдали. И на душе сразу становится хорошо. — То есть все ради зрителя? Или ради чего-то еще? — Наверное, стоит сказать, что я требовательна к себе и от этого требовательна и к другим людям. Иногда мне говорят приятные слова о спектакле, но если я сама не довольна, то... Себя обмануть очень сложно. И самое важное, наверное, это — когда я чувствую, что я сегодня что-то сделала, поднялась на ступеньку выше. — Требовательность к себе влияет на взаимоотношения с коллективом? — Наверное, лучше спросить у коллектива. Но я не очень коммуникабельный человек, я больше закрыта. Но такая уж я. Наверное, иногда людям непросто с тобой. — Вы говорите, что вы закрытый человек, но сцена предполагает постоянную открытость, обмен энергией, ведь вкладываешь и показываешь свои эмоции. — Сцена — это возможность самовыражения. Иногда накапливаешь эмоции, чувства, и у тебя есть возможность рассказать это всем. Это то самое волшебство, та магия, которая и происходит на сцене. И когда зритель верит и сопереживает, тогда она случилась. Это то, ради чего мы и работаем. Так, в пандемию, мы были закрыты надолго, и это было очень тяжелое время, и я очень хорошо помню наш первый спектакль после. Была неполная заполняемость зала, и я поняла, как мы соскучились по сцене и как зритель соскучился. Это так ощущалось! Это было не скрыть. Ты только выходишь, а люди уже счастливы, они тебя ждут. Ощущение, будто тебя выпустили из клетки. Это было очень показательно. — Екатерина, в каких спектаклях вы задействованы и какой любимый? — Я задействована во всех спектаклях, у меня репертуар, танцованный полностью. Любимый спектакль... Они все любимые. С каждым связана своя история, каждую партию прорабатываешь от А до Я, вкладываешь много сил. Мне очень сложно выбрать что-то. Бывает, ты долго танцуешь один спектакль, а потом начинаешь работать над другим спектаклем, и понимаешь, что соскучилась, и тебе его не хватало. И такое я могу сказать почти о любом спектакле. Я бы не хотела выделять один спектакль. — Сколько времени надо, чтобы разучить новый спектакль? — Раньше, при старой советской школе считалось, что если готовишь новую партию, то нужно браться за полгода. Сейчас все делается гораздо быстрее: репертуар стал обширнее, времени у нас не так много. У меня были случаи, что я готовила партию за 12 дней. Это очень мало! Текст я выучила, но нужно было, чтобы хореография легла в тело, выучить все мизансцены, порядок, попробовать это все вместе собрать. Это целое дело. Это было стрессово. Для меня оптимальный период времени — два месяца. Тогда я могу с чувством, с толком, с расстановкой подготовиться. — Тяжело ли переключаться между спектаклями? — Бывают какие-то нюансы, мелочи забываются, но в общем-то нет. Уже все давно танцовано. — А эмоционально? — Я скорее как раз могу что-то забыть по движениям, чем по эмоциям. Вот, например, на прошлой неделе у меня было «Болеро. Любовь и страсть», а на этой неделе — «Лебединое озеро». Это диаметрально противоположные спектакли. «Лебединое озеро» — это каноническая классика, организм это чувствует, потому что это другие движения, другое ощущение на сцене. Но ничего. Все, что нас не убивает, все делает сильнее. — Век артиста недолгий. Есть какие-то мысли о том, что будет после? Вообще об этом стоит задумываться? — Мое личное мнение: балет — это искусство молодых. Зрители должны приходить и видеть красивых юных нимф и фей. Задумываться об этом стоит всегда и чем раньше, тем лучше. Век балерины — 20 лет. В это время нужно успеть состояться. Но если вы меня спрашиваете, то я скажу так: хотите рассмешить Бога, расскажите ему о своих планах. У меня есть мысли по этому поводу, но как все сложится, никто не знает. У меня есть большой опыт, и я надеюсь, что в будущем он мне пригодится. — Вы можете сказать, что довольны тем, чего достигли? — Нет предела совершенству. — То есть стремления и желания какие-то есть? — Конечно! Есть и роли, которые я бы хотела еще станцевать. Сложно подсчитать, сколько раз я станцевала один и тот же спектакль, например, «Лебединое озеро». Очень много! Но каждый спектакль ты стараешься делать что-то по-иному, становиться лучше, оттачиваешь свое мастерство. Это могут быть какие-то жесты, взгляды, так сказать полутона. И каждый раз это все равно развитие, потому что спектакли не могут быть одинаковыми. Поэтому даже поддерживать свой уровень — это большая работа. Но стремиться к идеалу нужно вечно. — Дочери интересуются балетом? Вы хотели бы, чтобы они пошли по вашим стопам? — Нет, я бы не хотела. Я знаю изнутри эту жизнь. И это довольно жесткий мир. Самое главное, конечно, я хочу, чтобы они реализовали себя, раскрыли свои таланты, понимали, чего они сами хотят. Я просто хочу, чтобы они были счастливы. Старшая дочь поет в театре в хоровой капелле и уже выходит на сцену. Но я не говорю, что это самоцель. Это — часть ее развития. Младшая дочь еще слишком маленькая, она пошла на танцы — тоже просто для развития. Но я не ставлю гиперцелей. Я хочу, чтобы они сами нашли свой путь. Я думаю, это мудро и правильно. — Вы сказали, что мир балета — жесткий мир. Насколько сильна здесь конкуренция? Тот же стереотип о битом стекле, которое подсыпают конкуренткам в пуанты — правда или миф? — Конкуренция есть всегда, и это нормально. Здоровая конкуренция должна быть. Это такой двигатель. Если балерина понимает что к чему, то всегда можно взять себе что-то хорошее у более опытного артиста. Либо научиться на чужих ошибках. Единственное, хочется, чтобы мы все не забывали об уважении. Его и так не много — в наше время в нашем обществе. Стекло в пуантах... в нашем театре этого нет, это глупости. Но говорят, что в крупных театрах такое бывало. Слава богу, нас миновала сия чаша. — Ростовский театр тем не менее достаточно крупный, труппа часто выезжает на гастроли. Можете оценить ростовскую школу балета? — Когда мы говорим о вагановской школе в Санкт-Петербурге, московской школе МГАХ, это высочайший уровень. Это лучшие мировые школы. И сравнивать их с ростовской школой неуместно. Ростовская школа — достаточно молодая. Сейчас идет только ее становление, и наверное пока еще рано о чем-либо таком говорить. Блиц-интервью — Ронял ли партнер? — Нет. Но почти было. Я только окончила училище. Мы готовили какой-то танец. И мой партнер просто споткнулся о мою ногу и оба практически плашмя легли. Поверьте, это всегда какие-то глупые ситуации. Но это была репетиция. На спектакле такого ни разу не было. — Классическая музыка или альтернатива? — Раньше очень любила классическую музыку. Даже больше скажу: любила слушать оперы. Но сейчас что-то изменилось. Сейчас просто хочется чего-то легкого, чтобы расслабиться. Чтобы поток мыслей пошел в другую сторону. — Волочкова гениальна? — Нет. — Лебединое озеро или Щелкунчик? — Сложно, очень сложно. Все-таки, наверное, «Лебединое озеро». — Дискотеки любите? — Это из серии «Поете ли вы?» «Дома в душе». Вот как-то так. Подробнее: https://bloknot-rostov.ru/news/potselovannaya-bogom-prima-balerina-rostovskogo-mu