Предыдущая публикация
Продолжение
Адюльтер собаковода Петухова длиною в жизнь
Мне всегда было непонятно, почему худшие из мужчин
вызывают
интерес у лучших женщин.
Агата Кристи.
В
послевоенное время большинство солдат, вернувшихся с фронта, устраивались в
Унжлаг, на ближайшие к дому лагерные
пункты, на вакантные должности: кто конвоиром, кто охранником, кто
в службу собаководства, по -
современному – кинологическую. Туда отбор был жёсткий. Кандидатуры меланхоликов и раскормленных
мужичков даже не рассматривали. Такие там точно были не нужны! Предпочтение
отдавали претендентам невысокого роста,
жилистым, быстрым на ногу, терпеливым, не курящим и обязательно надо было любить собак.
Это были основные критерии отбора. Ведь проводник служебно - розыскной
собаки должен был в состоянии преодолевать иногда не один десяток километров
бегом с «другом» на поводке, часами
сидеть в засаде, сутками не пить и не есть, конечно – не курить! Ведь с собой
не возьмёшь мешок сухарей да кисет табаку: запах махорки сразу учует беглец. Иногда даже отмахнуться от
назойливого комара было нельзя: иначе выдашь своё местонахождение. Малейшая
неосторожность и можно было получить от уголовника топор в спину или заточку в
сердце. Несчастья случались с теми, кто
пренебрегал инструкциями.
Собаководы (кинологи) – это особая категория работников во всех
лагерях страны до сих пор.
Не известно: подходил
ли по всем параметрам Дмитрий Фёдорович
Петухов к этой службе или нет? Но был в составе «летучего» отряда
не последним специалистом.
В д. Торзать Костромской области он был пришлым человеком. Ещё до войны его
призвали на срочную службу в Унжлаг. Родом же
был из маленького городка
Тетюши (Татария). Отслужил, да и
остался на сверх срочную службу в
Унжлаге. Женился на местной девушке Варе Соколовой, 1918 г.р. Молодые
стали жить в её доме. Варя
работала в колхозе, а супруг
Дмитрий ходил на службу на л./п. Родились дети.
Вдруг началась война.
Молодого мужчину призвали на фронт. Судьба была милостива к бывшему Унжлаговцу: он ведь был гораздо опытнее «зелёных»
призывников. С оружием умел обращаться, соображал, что надо делать во время
обстрелов: в Унжлаге всему был обучен! А вот его товарищам повезло меньше: некоторые из-за своей неопытности были покалечены или ранены. У них развивался комплекс
неполноценности. Солдаты, потерявшие
ногу или руку, боялись, что теперь они будут лишними в семье. Были случаи: жёны отказывались от калек.
Вот решил как-то
Митяй проверить жену: любит или нет. Написал письмо, что его страшно
искалечило, даже потерял ногу. А Варвара тут же ответила, что любит его, примет
всякого, лишь бы вернулся, готова на руках носить, кормить с ложечки, мух
отгонять. Наказала, чтобы пулей летел в родной дом! В деревне все сочувствовали молодой женщине.
Поступок её одобрили.
А Митяй взял да и вернулся с войны живее всех живых, целым и невредимым. Ни одна пуля его не задела! Обрадовались жена и дети, а жители деревни
укоризненно качали головами: надо же такую проверку устроил мужик!
Пошёл Дмитрий снова служить в лагерь, направили его на непростую
зону – 28- й лагерный пункт. Получил он наган, прикрепили к нему розыскную
собаку – грозного трудягу - «немца». Стал работать. Прослыл во всей округе жестоким человеком.
Безжалостным был к
заключённым.
Бывало, если шёл по тревоге ловить беглецов, то все уж наперёд знали: догонит – жалеть не будет! Да и все права у
него были! Расследованием особо никто не занимался: как происходило задержание.
Заключённые, на 28-й зоне были в
основном уголовники со стажем, они хоть
убийцы и бандиты, но и их некоторые служивые люди жалели, а этот - нет! Ведь не
зря у него наган был!
Не испытывал нежных
чувств и к своей семье.
Дома творил бесчинства. Конечно, времена были жестокие, в
деревне все мужики поколачивали жён, но «любя»,
для ума дадут пару оплеух да тычков -
и всё, а этот так бил Варвару, что до сих пор старожилы содрогаются,
вспоминая его «жестокие забавы». По- иному и назвать-то не знали как его бесчеловечное рукоприкладство.
Вспоминает старожил деревни Татьяна Румянцева
1958 г.р.: «Однажды завелась у Митьки некоторая сумма денежек. Варваре,
конечно, не отдал, а спрятал да и забыл, где заначка хранилась. Искал несколько
дней на трезвую голову, но не нашёл. Подумал, что нашла денежки жена, да и оприходовала! Взялся он трясти семью, а ни жена, ни дети – ни сном, ни
духом не знали о них. Целый год «гнобил»
всех ежедневными допросами с пристрастием: изгалялся, гад! По весне начали вывозить навоз на поля, вот
там и нашлись его денежки, но уж не были они похожи на денежные знаки: в
навозной куче сгнили, обмену не подлежали. Извинения у семьи негодяй не попросил».
Дмитрий Фёдорович
слыл человеком с садистскими наклонностями.
На спор мог сделать что угодно. Его любимым занятием было
пришивание офицерских пуговиц к голым частям тела, да, к тому же, в два ряда! Эти
навыки он постоянно совершенствовал и демонстрировал на службе, в свободное от
погони время. Даже гордился такими способностями!
А в деревне все знали его, как авантюриста. Небезупречная
репутация Митяя на этот
раз оказалась изрядно подмочена после покушения на его непутёвую и никчемную жизнь.
Вся деревня в зимние
вечера ткала рогожки (похожи на половики или дорожки) из мочала, чтобы заработать живую денежку:
скупщики расплачивались сразу. Как-то в
деревне наткали больше обычного товару из мочала, рассчитаться денег с народом
не хватило. Скупщик предложил либо обождать, либо с ним в Юрьевец Ивановской области поехать: там он отдаст. Митёк вызвался сделать доброе дело: получить денежки
на всех! Народ в деревне доверчивый,
согласился: всё-таки служивый
человек, наган имеет, не обманет! Понадеялись, что время изменило
его в лучшую сторону. Приехал он в
город, получил расчёт. Душа позвала его в пивнушку - кабак! Богача решил из себя
«состроить». Здесь нашлись дружки,
женщины. Выпили. Повели те его к пристани, а на пути была высокая Глазова гора. Дружки ограбили
работника Унжлага, а потом сбросили
вниз: думали - разобьётся, а тот оказался живучим! Говорят, что пьяным
всегда везёт! Приехал в деревню без
денег! Пришлось многострадальной Варваре
выплачивать долги мужа - пьяницы землякам! Но и это не оценил Митёк, да ещё и
обвинять начал жену в своих бедах.
Как же была права
мадам Коко Шанель, когда сказала: «Чем глупее и
неудачливее мужчина, тем больше у него претензий к женщине».
Много и долго терпела Варвара жестокости от мужа. Как-то пропал он: в загул ушёл или сам в бега подался от скучной и однообразной жизни, возможно в этой
истории замешана была «прекрасная дама». Известно одно: душа его праздника просила и острых
ощущений. Не было его некоторое время в деревне и на службе. Варвара стала ни
замужней, ни вдовой. Познакомилась она с бывшим заключённым Захаром. Про него
говорили всякое: будто родом из
Смоленска, а во время войны служил полицаем. Теперь уж никто не прольёт свет на
биографию з. к. Всё шло к тому,
чтобы двум одиноким сердцам объединиться
для совместного проживания.
А тут нашёлся Митька.
Его, оказывается, разыскали без документов где-то, вернули на службу,
выдали наган и прикрепили к «немцу».
Возможно, что больше теперь доверяли овчарке, чем её проводнику! Видимо в
этот период времени был кадровый голод в
системе МВД или не захотели начальники выносить сор из избы, т.е. скрыли Митяевы похождения: статистику по л./ п. портить не захотели из-за какого-то
собаковода.
Варвара ну ни как не хотела принимать мужа-гуляку, говорила,
что уж лучше жить с Захаром!
В деревне вскоре все
были неимоверно удивлены, когда узнали, что Варвара Гавриловна приняла
всё-таки «заблудшую овечку» в
семью. Да и как не принять: детей в
семье уж было семеро! Женское любящее сердце простило все похождения и обиды мужу-кормильцу! Хотя кормильцем-то Митьку
назвать можно было с большой натяжкой. Семья жила неимоверно бедно! Местные
мужики вели несколько иной образ жизни: все работали, как звери, вели
хозяйство, несли любую копейку в семью, радовали жён и детишек обновками, а в
праздники, конечно, пропускали лишнюю рюмочку, но знали меру.
В деревне Митьку не уважали,
даже называли «теребень» - драчун, лодырь, пьянь (рюмку мимо рта никогда
не проносил).
Незаметно подросли дети. Варвара Гавриловна так устала
тащить на себе воз проблем да любимого мужа
– пьяницу и гуляку, что решила где-то в
году 1975/6 покинуть родной дом и Митьку. Уехала. А военный пенсионер -
собаковод остался верен себе: взял да и нашёл в с. Юрово женщину, очень похожую на себя. Она так и называла его: «мой ты портрет»!
Вместе им было хорошо: выпьют – поговорят, поговорят-вспомнят прошлое – выпьют!
Так Дмитрий Фёдорович «довспоминался» до
смерти. Умер.
Варвара Гавриловна сразу узнала о безвременной кончине
непутёвого мужа. Старожилы вспоминали: « Немедля приехала на похороны, да так сильно причитала, плакала, всхлипывая,
говорила, что «родной ушёл, я бы всё равно к тебе вернулась,
ненаглядный мой, прожили бы мы с тобой долгую,
счастливую и спокойную жизнь».
Таким поступком женщина удивила в очередной раз земляков!
Никто в деревне не
мог понять: что же такого особенного было в пьянице - Митьке, что порядочная
женщина терпела его непутёвые похождения
более тридцати лет?
Замуж она больше не выходила.
P.S. Умерла Варвара Гавриловна в 2012 году в с. Юрово. Было ей в то
время за девяносто лет. Пережила любимого мужа-гуляку почти на сорок лет. На её похороны
в деревню приехали дочери из Украины.
Земляки радовались, что они успели приехать на родину ещё до известных неприятных событий.
Деликатно о неприличном
А ты, Вера, знаешь, кого в Унжлаге называли золотарём?
Михаил Шулегин, житель Костромской
области.
Действительно:
что же за профессия золотарь? В официальном перечне вряд ли она встречается. А
в давние времена без неё не мог существовать ни один посёлок и ни одна зона
Унжлага. Хотя золотарь не был уважаемым человеком, но без его ежедневного труда
нигде не обходились.
Золотарь –
это человек, который чистил общественные туалеты и ямы с отходами. Гигиене и
санитарным нормам во всём лагере уделялось пристальное внимание. Хочется
разрушить устоявшийся миф: чем больше на зоне погибнет людей, тем лучше для
системы! Ничего подобного не было!
Каждый начальник подразделения старался создать нормальные условия для
пребывания заключённых, по мере возможности. А вспышек инфекционных болезней
старались не допускать. Территории лаг. Отделений отличались продуманной планировкой, разработанной свыше. Для
заключённых были установлены определённые правила поведения: в специально
отведённых местах они могли курить, отдыхать, заниматься
спортом, принимать пищу, справлять нужду. Нарушение санитарных норм строго пресекалось. Соответственно эти места
необходимо было содержать в порядке. Для этого и требовались люди, которые были
согласны на непрестижную, но очень нужную
работу. Осуждённые, чтобы выжить, брались за неё, не считали плохой. Для них в то время было главное - сохранить жизнь! Некоторые оставили воспоминания, как работали золотарями
в лагерях.
Как же
проходил трудовой процесс?
Работник открывал яму, черпал нечистоты, сливал в бочку. Всё просто на первый взгляд. Но это
не так! И здесь нужна была деревенская
сноровка. Попались мне воспоминания
одного профессора о его работе
золотарём в Унжлаге. Он без особого
энтузиазма, но с большим юмором
рассказал о том, чтобы не погибнуть на лесоповале, согласился чистить туалеты. Не имея определённых навыков, он оказался через час в нечистотах с головы
до подошв, даже фуражка на голове была
мокрой. А лошадку, старую клячу,
на которой стояла бочка для нечистот,
пришлось отмывать с головы до хвоста. Неудавшегося золотаря сместили с позором с этой должности к концу первого трудового дня, изгнали из профессии, а рабочую
одежду будущего профессора пришлось выбросить, утилизировать – стирке не подлежала из-за неприятных
ароматов!
Какие инструменты требовались золотарю?
Прежде
всего, нужна была лошадка, как
правило, использовали списанных из
оцепления, больных, старых кляч. Затем бочка, иногда была с узкой горловиной (не расплёскивалось
содержимое), а иногда обыкновенная, больших размеров. На зонах Унжлага
использовали бочки на двух колёсах и на
четырёх, для большей устойчивости. Нужен был ковш, но обязательно на длинной ручке: удобно доставать нечистоты из ямы и выливать в емкость. Такие ковши
находят на заброшенных зонах до сих пор. Вот и весь нехитрый инструмент. Содержимое выгребных ям вывозили далеко за
пределы лагпунктов, в лес.
Были случаи,
когда заключённые использовали такие бочки для побегов: золотарь заливал беглеца нечистотами с
головой, а тот брал в рот
соломинку, дышал. Бочка оказывалась за
пределами зоны, а не особо брезгливый
беглец - на свободе.
О таком способе покинуть
территорию ОЛП знали работники
исполнительной системы. Известно, что в Красном уголке на 14-й зоне Унжлага
висели плакаты, где наглядно были изображены пути побегов. Солдат Унжлага Н.Г.
Кожихов помнит эти картинки до сих пор.
Он рассказал, что на плакате была
нарисована бочка с нечистотами, а из неё виднеется соломинка, с помощью которой
дышит беглец, а вокруг плавают отходы.
Как ни
странно, но остатки туалетов сохранились до наших дней! Ведь никому в голову не
приходило разбирать их, ради добротных
брёвен и досок, как поступали с
бараками.
В 2015 году знаток лесов Унжлага Михаил Шулегин, житель Макарьевского района
Костромской области, рассказал: «Еду на УАЗ- ике по территории заброшенной зоны,
трава выше машины. Бац! Капот машины сравнялся с землёй! Посмотрел. Куда залетел? Потом сообразил, что
оказался в туалете той поры. Одно колесо оказалось в «Ж», а другое в «М». Хорошо, что там уже ничего не было! Давай
изучать: внизу брёвна, как новые, есть слив с барака, вместо трубы сколочены четыре
доски, всё это в рабочем состоянии. Слив шёл в сруб (сама яма), она была
срублена из добротных брёвен».
На Унженской железной дороге, рядом со
станциями, и в посёлках в обязательном порядке были туалеты,
находились вдали от людских глаз, но в
шаговой доступности для пассажиров. Они были изготовлены по единому проекту. На
ст. Лапшанга кое-где можно было увидеть
такие строения, сколоченные из добротного тёса, с обязательной подсказкой: куда
идти женщинам, а куда – мужчинам, вплоть до 80-х годов. Это были места
уединения с невысоким рундуком, где была сделано овальное отверстие, а иногда
просто дыра в полу. В народе их называли
«очко», «гальюн», «сартир».
Сельские
советы выделяли иногда некоторое
количество денег для оплаты работы
золотарей. Это касалось поселений, где не было зон. Так до сих пор в частном архиве одного из знатоков жизни Унжлага сохранилась расписка золотаря. Написана она на листочке школьной тетради. В ней сказано, что (ФИО) произвёл работу на
ст. Рассвет по очистке туалета, получил
деньги, дата, подпись. Фамилия золотаря
была весьма редкой. Выяснилось, что он с семьёй, после закрытия ж. дороги, перебрался жить в пос. Северный, бывший центр
Унжлага. Там его все знали, как весёлого и неугомонного забияку, любителя выпить. Умер он и его жена, погибли сыновья, внуков не было,
только эта расписка с Рассвета и напоминает, что жил такой Иван Ф., работник
Унжлага, да старожилы иногда вспоминают его
пьяные весёлые шутки.
В старых
бараках Унжлага, в пос. Северный Варнавинского района Нижегородской области, до
сих пор функционируют именно туалеты той
поры, то есть «очко».
P.S. Может быть, об этой
деликатной стороне жизни не следует
вспоминать, но ведь и сами заключённые об этом немало рассказали. Зачем же нам её
обходить стороной?! Как говорится, из
песни слов не выкинешь.
Лучшие друзья заключённых – это
конвоиры
Почему-то в
большинстве опубликованных воспоминаний
конвоиры и заключённые – враги: одни не понимают других. Живут по
принципу «сытый голодного - не
разумеет», «сколько волка не корми, а он в лес смотрит». А вот в российской глубинке, в бывших лесах Унжлага, живут ещё люди, которые
рассказали совершенно иное: конвоиры и заключённые могли быть далеко не
врагами.
Вот несколько правдивых историй.
Шутка з./к.
Истинный друг познаётся в несчастье
Эзоп
На территории
Торзатского сельского совета Костромской области вольготно раскинулось несколько зон Варнавлага и Унжлага. Мирно жили здесь
коренные жители деревень и вновь приехавшие: работники исполнительной системы, солдаты и
временно изолированные - заключённые. Всем им было ничто человеческое не чуждо!
Вот как-то охранник со 2-го ОЛП Иван
Гаврилович Малина (ударение на И) весело
провёл ночь, покутил, погулял в д. Малая
Торзать. Да, видимо, ночь удалась на
славу! Он в полном восторге летел на крыльях любви на службу. Любовь любовью, а
работа работой!
С раннего
утра ему надо было выводить бригаду заключённых в лес. Повёл он на трудовой
фронт почему-то один, без второго конвоира и без овчарки. Дошли до делянки без происшествий. Заключённые поняли, что
гражданин начальник «клюёт носом», явно ему не до подопечных! Вот и решили они
ублажить охранника, уважить начальника. Под высокой ёлкой разложили костерок,
распалили, как тогда говорили. Уселся
Иван рядом с огоньком, замечтался, прикрыл ясны очи на один миг, да и
провалился в приятную негу! Заключённые
работают, знают, как валить лес, инструктаж не нужен! Гонят кубики, всё
чин-чинарём. Вдруг ёлка, зелёная
красавица, закачалась, да и повалилась
на спящего Ивана! Заключённые обомлели! Вдруг подумают, что они специально
подстроили падение дерева? А это значит - добавят срок, статью припишут
какую-нибудь политическую, типа
покушение на жизнь работника ГУЛАГа.
Бросились
всей бригадой спасать охранника! Спасли!
Посмотрели: почему же упала ёлка? Оказывается, подгорели корни, а этого
никто и не заметил! Дерево ударило Ивана
не так сильно, но всё-таки! Может он
немного прикинулся, сыграл на публику, а может,
и вправду больно было. Всё-таки
по голове чуток задело! Пролежал он до конца рабочего дня на мягкой
подстилке из лапника, подремал.
Закончился
трудовой день, а Иван Малина идти не может к зоне, а уж о том чтобы вести
жуликов под конвоем – речи не было, вернее силы.
Заключённые
решили, что негоже гражданина начальника бросать в беде. Соорудили носилки из фуфаек. Бережно положили
на них конвоира. Торжественно и не спеша
понесли в зону. Всё бы ничего, но вот у Ивана был автомат, который должен был беречь пуще глаза!
Но он был в таком состоянии, что
и про оружие забыл! А вот его подопечные – не забыли! Решили немного пошутить.
Бригада выстроилась в колонну, как
обычно. Охранник лежал на носилках,
их заключённые приподняли на
плечи, впереди колонны встал урка - бригадир с автоматом!
Так и пришли
к воротам зоны, на КП. Бригадир доложил, что бригада план выполнила,
гражданина начальника доставила к месту службы.
Говорят, что
Иван Малина отделался лёгким испугом. Голова оказалась в полном порядке.
Как
расценила такую шутку начальство з. к. – неизвестно.
Эту историю
рассказал Альфред Фёдорович Майер, 1943 г.р.,
тракторист, бывший житель д. Малая Торать.
P.S. Хорошо всё, что хорошо кончается.
Кстати, Малина
– это деревенское прозвище, а фамилия у конвоира другая.
Взаимопонимание
Рука руку моет.
Поговорка.
В лесах Унжлага, недалеко от железной дороги, были установлены простенькие механизмы под
названием шпалорезки . Они просты в
конструктивном плане, легки в обслуживании и очень производительны. С их помощью изготовляли шпалы для
железных дорог.
До Великой Отечественной
войны их в Унжлаге было четыре. В 1939
году з. к. изготовили 152 тыс. шпал, а в
1940 году уже 300 тысяч. Они нужны
были стране в больших количествах, их постоянно требовалось великое множество для путей сообщения. Вот и
работали заключённые и дённо, и нощно
многие годы.
Звук циркулярной пилы
стоял по всей округе. От него у рабочих голова шла кругом, мозги кипели. А что сделаешь? Некоторые временно
изолированные отказывались работать на
шпалорезке: не могли выдержать такое
испытание неприятным и изматывающим звуком. Соглашались даже добровольно на
лесоповал. Там хотя бы было не так шумно.
Действительно,
неприятный звук стоял постоянно: дерево надо пилить вдоль с четырёх сторон и
поперёк – с двух. Всё строго по шаблону. Не может же одна шпала лежать на
насыпи короче другой или одна толще другой.
Рабочих рук требовалось много.
Надо было поднести брёвна, уложить, пропустить через станок, да ещё вынести
готовую продукцию, отбросить отходы, выгрести опилки с пилорамы. На 4-ом ОЛП
скопились их целые горы. Находчивые русские люди решили использовать
их себе во благо.
Как-то конвоир Николай, по прозвищу Цыган, устал дома, дел-то всяких невпроворот
в деревне. Решил в ночную смену
покемарить. Уселся с автоматом в уголочке здания, закрыл глаза и задремал.
Никакие звуки пилы на его глубокий и безмятежный сон не повлияли. Заключённые увидели спящего конвоира, бросили в его адрес пару шуток, но он и ухом
не повёл. Жаль им стало деревенского
мужика - работягу. Проявили сочувствие, а, скорее всего, не хотелось им видеть
у себя за спиной охранника с автоматом. Предложили ему отоспаться в опилках. Сказали, чтобы нашёл себе подходящее местечко
среди рукотворных гор, а они его закидают сверху стружкой и всякой мелочёвкой. Долго думал Цыган. Опасно идти на сделку с
уголовниками - душегубами. А потом взял да и согласился на заманчивое предложение столь непростого контингента. Всё-таки он охотник, не робкого десятка мужик,
на медведя один хаживал.
Эксперимент прошёл удачно. Выспался конвоир на славу!
С тех пор и
понеслось! Закидывали заключённые гражданина начальника опилками, а если на
горизонте показывалось начальство, –
будили тут же: было у охранника и заключённых такое негласное соглашение. Ни разу Николай не попался начальству сонным, ни разу начальники
не застали его врасплох.
А ведь могли «господа» жулики и не
оповестить гражданина начальника или так
закопать в опилки, что никто не смог его
найти вовек.
Через много лет в
кругу родни за рюмкой чая удачливый охотник Николай-Цыган философствовал на эту тему,
рассуждал: кто кого охранял в лесах Унжлага?
Это ещё надо подумать: ведь охранников было в округе семьдесят человек, а заключённых - шестьсот! А кругом - лес! Тайга!
P.S. Николай прожил длинную жизнь. Слыл удачливым и смелым охотником. На его счету сорок шесть забитых
медведей. Видимо обладал он сильной энергетикой,
это чувствовали и заключённые, и дикие звери.
Следующая публикация
Комментарии 1