Предыдущая публикация
Книги-юбиляры. 190 лет со времени создания повести "Авван и Гайро" Федором Бальдауфом.
С именем Фёдора Ивановича Бальдауфа (1800–1839), забайкальского поэта, часто и справедливо сочетается эпитет «первый». Он первый сибирский поэт; первый, кто вводит в литературу особый, незнакомый для читателя XIX века топос – Байкал, Даурию (стихотворение «Вечер на берегу Байкала», 1821 г.); первый из поэтов, кто воспел удивительную красоту бурятской девушки («Самуйе», «К бурятке», 1828 г.); первый, кто включает в русский поэтический текст национальную забайкальскую лексику, рассказывает о местных традициях и обычаях; первый из поэтов, кто соединил забайкальский текст с общероссийской литературной романтической традицией;уже первым своим произведением – романтической поэмой «Кавиту и Тунгильби» (1819 г.) – он обратил на себя внимание критиков «глубиной раскрытия сибирской темы»,которой хоть и касались поэты-романтики, но весьма условно и поверхностно.
О лучшем и самом известном произведении Ф. И. Бальдауфа –романтической поэме «Авван и Гайро» (1834) – писали много .
Чаще всего оценке критиков подвергался романтический сюжет, необычность любовного конфликта, инонациональные вкрапления в текст поэмы, образы главных героев. Поэма рассказывает о печальной истории взаимной любви русского юноши Ивана и тунгусской девушки Гайро; влюблённым не суждено быть вместе, потому что героиня не желает принимать веру возлюбленного – так чаще всего в исследовательской литературе передаётся краткое содержание поэмы.
Чаще всего оценке критиков подвергался романтический сюжет, необычность любовного конфликта, инонациональные вкрапления в текст поэмы, образы главных героев. Поэма рассказывает о печальной истории взаимной любви русского юноши Ивана и тунгусской девушки Гайро; влюблённым не суждено быть вместе, потому что героиня не желает принимать веру возлюбленного – так чаще всего в исследовательской литературе передаётся краткое содержание поэмы.
В основу поэмы был положен рассказ горного кадета, позже шихтмейстера, сослуживца Бальдауфа Ивана Петровича Корнилова «об
интриге с тунгуской молодого человека», которым, скорее всего, он и являлся. Вместе с ним Бальдауф летом 1834 года был командирован на Дабасу-Нор – Борзинское соляное озеро. И хотя здесь нужно было вести наблюдения за погодой, садкой соли, производить шурфовку, посылать отчёты, всё же это было место покоя, необыкновенной красоты и вдохновения. Здесь Бальдауф уже был в 1828 году (и ещё раз будет за год до смерти). Впервые за много лет он почувствовал себя тогда
свободным. Он знакомится с кочевавшими по степи бурятами и тунгусами, посещает их селения, ночует в их жилищах, изучает их быт,
нравы, традиции. Тогда он пишет самое известное своё стихотворение «К бурятке». Не удивительно, что и вторая поездка к озеру была плодотворной. В посвящении к поэме «Авван и Гайро» автор благодарен рассказчику, Ивану Корнилову, за то, что «воспламенил его потухший гений, восторг души, "крылатое веселье":
Тебе, мой труд! Пускай же мой «Авван»
В далёком будущем тебе напоминает
Дабасу-Нор и тихий Горохан,
Тебе, певец его, в знак дружбы посвящает!
интриге с тунгуской молодого человека», которым, скорее всего, он и являлся. Вместе с ним Бальдауф летом 1834 года был командирован на Дабасу-Нор – Борзинское соляное озеро. И хотя здесь нужно было вести наблюдения за погодой, садкой соли, производить шурфовку, посылать отчёты, всё же это было место покоя, необыкновенной красоты и вдохновения. Здесь Бальдауф уже был в 1828 году (и ещё раз будет за год до смерти). Впервые за много лет он почувствовал себя тогда
свободным. Он знакомится с кочевавшими по степи бурятами и тунгусами, посещает их селения, ночует в их жилищах, изучает их быт,
нравы, традиции. Тогда он пишет самое известное своё стихотворение «К бурятке». Не удивительно, что и вторая поездка к озеру была плодотворной. В посвящении к поэме «Авван и Гайро» автор благодарен рассказчику, Ивану Корнилову, за то, что «воспламенил его потухший гений, восторг души, "крылатое веселье":
Тебе, мой труд! Пускай же мой «Авван»
В далёком будущем тебе напоминает
Дабасу-Нор и тихий Горохан,
Тебе, певец его, в знак дружбы посвящает!
Возможно, имя «Авван», специально искажённое «Иван», – ключ к источнику сюжета, намёк на «информатора», который для сотоварищей Бальдауфа был весьма прозрачным. Писали ещё, что так называет своего возлюбленного тунгуска Гайро. В лексическом поле поэмы и правда много слов национальной семантики, характеризующихся фонетической неточностью (например, Адун-Челон (хребет на юго-востоке Забайкальского края) и Адуун Шолуун, курым (свадьба) и нурим, Намдзжила и Намжила, Шагдур и Шагдар, Шамун и шамуун и т. д.). С «акцентом» своего героя называет и автор, ни разу в тексте поэмы не
употребив привычное ему «Иван». Неизвестно, знал ли Ф. И. Бальдауф местные наречия.
Если нет, – то такое искажение орфографического облика слова для передачи русского произношения вполне объяснимо. Но можно
предположить, что рождённый в Забайкалье, с детства общавшийся с местным населением, он если и не владел их языком, то понимал его. Есть сведения, что многие среди русскоязычного населения той эпохи говорили по-бурятски, а в их говорах встречаются бурятские заимствования. Однако это может объяснить авторскую речь, но не речь
героини. О Гайро сказано, что она «по-русски чисто, ясно, как Ломоносов, говорит», значит, произнести имя возлюбленного по-русски для
неё не должно было быть сложным.
употребив привычное ему «Иван». Неизвестно, знал ли Ф. И. Бальдауф местные наречия.
Если нет, – то такое искажение орфографического облика слова для передачи русского произношения вполне объяснимо. Но можно
предположить, что рождённый в Забайкалье, с детства общавшийся с местным населением, он если и не владел их языком, то понимал его. Есть сведения, что многие среди русскоязычного населения той эпохи говорили по-бурятски, а в их говорах встречаются бурятские заимствования. Однако это может объяснить авторскую речь, но не речь
героини. О Гайро сказано, что она «по-русски чисто, ясно, как Ломоносов, говорит», значит, произнести имя возлюбленного по-русски для
неё не должно было быть сложным.
Поэма начинается с того, что молодая тунгуска спасает от верной гибели скачущего во весь опор русского всадника. Авван покорён красотой девушки, видит в ней воплощение идеала любви, но встреча с «красой
степей» почему-то пугает его. Тревожит его и пророческий сон, который он видит в первую ночь, беспокойно засыпая в юрте Гайро:
крест, пылающий в воде, предвещает разлуку влюблённым.
Следующее событие в тексте лишь усиливает чувство страха, рождённого первой встречей с Гайро: Авван, видя, как Гайро ведёт в степи табун, сравнивает это зрелище с восставшим «злым Шамуном». Слово «шамун» в комментариях к поэме переводится как «злой дух». Известно, что Бальдауф любил слушать бурятские улигеры, знал их, чтото записывал. Возможно, речь идёт о Муушубуун – духе-оборотне, обычно являющемся в образе красивой девушки с птичьим клювом, который она прикрывает ладонями, этот дух заманивает человека и затем съедает его.
Муушубуун – наиболее распространённый демонологический персонаж в низшей шаманской мифологии (букв. «плохая птица»). По легендам и преданиям бурят, «муушубууном<…> делается умершая девушка, если
перед смертью дочери отец отдаст ей огниво, т. е. положит в могилу; муушубуун имеет обыкновенно человеческий вид, вид женщины, только губы становятся большими, красными и вытягиваются наподобие клюва, муушубуун может обращаться в животных, но губы при этом не изменяются. <…>Муушубуун под правой мышкой держит огниво, она кричит: «Смотри в руке», – но смотреть не должно – если посмотреть, то огниво превратится в червей, а не посмотреть, то можно сделаться богатым». Этот дух часто связан с огнем, красным светом, блеском. Героиня Бальдауфа также связана с огнём, и многие признаки этого мифологического персонажа ей свойственны: автор называет её «девой, с пламенным челом», под нею конь «горячий, как огонь», на котором она мчится «быстрее птицы», она разводит огонь в юрте, её губы сравниваются с «огненным ургуем», её румянец, «как зарница яркая сверкает», герой «пламенеет» перед «блеском её очей», в одну из встреч она дарит Аввану огниво. Всё будто предупреждает об опасности новой любви. Крест во сне предвещает Аввану разлуку «на радость». Складывается ощущение, что разность вероисповеданий становится для
героя спасением от любви к тунгуске, поэтому его разговор с ней о христианской вере отнюдь не деликатен, даже жесток, он свою веру навязывает, будто испытывая героиню:
Крестись, Гайро! С твоей пустыней
Я никогда не разлучусь,
Не то – навек с тобой прощусь,
Прощусь навеки безнадёжный.
степей» почему-то пугает его. Тревожит его и пророческий сон, который он видит в первую ночь, беспокойно засыпая в юрте Гайро:
крест, пылающий в воде, предвещает разлуку влюблённым.
Следующее событие в тексте лишь усиливает чувство страха, рождённого первой встречей с Гайро: Авван, видя, как Гайро ведёт в степи табун, сравнивает это зрелище с восставшим «злым Шамуном». Слово «шамун» в комментариях к поэме переводится как «злой дух». Известно, что Бальдауф любил слушать бурятские улигеры, знал их, чтото записывал. Возможно, речь идёт о Муушубуун – духе-оборотне, обычно являющемся в образе красивой девушки с птичьим клювом, который она прикрывает ладонями, этот дух заманивает человека и затем съедает его.
Муушубуун – наиболее распространённый демонологический персонаж в низшей шаманской мифологии (букв. «плохая птица»). По легендам и преданиям бурят, «муушубууном<…> делается умершая девушка, если
перед смертью дочери отец отдаст ей огниво, т. е. положит в могилу; муушубуун имеет обыкновенно человеческий вид, вид женщины, только губы становятся большими, красными и вытягиваются наподобие клюва, муушубуун может обращаться в животных, но губы при этом не изменяются. <…>Муушубуун под правой мышкой держит огниво, она кричит: «Смотри в руке», – но смотреть не должно – если посмотреть, то огниво превратится в червей, а не посмотреть, то можно сделаться богатым». Этот дух часто связан с огнем, красным светом, блеском. Героиня Бальдауфа также связана с огнём, и многие признаки этого мифологического персонажа ей свойственны: автор называет её «девой, с пламенным челом», под нею конь «горячий, как огонь», на котором она мчится «быстрее птицы», она разводит огонь в юрте, её губы сравниваются с «огненным ургуем», её румянец, «как зарница яркая сверкает», герой «пламенеет» перед «блеском её очей», в одну из встреч она дарит Аввану огниво. Всё будто предупреждает об опасности новой любви. Крест во сне предвещает Аввану разлуку «на радость». Складывается ощущение, что разность вероисповеданий становится для
героя спасением от любви к тунгуске, поэтому его разговор с ней о христианской вере отнюдь не деликатен, даже жесток, он свою веру навязывает, будто испытывая героиню:
Крестись, Гайро! С твоей пустыней
Я никогда не разлучусь,
Не то – навек с тобой прощусь,
Прощусь навеки безнадёжный.
Авван общается с Гайро не столько как влюбленный, сколько как проповедник («Как проповедник новый, он / В улус поехал…»).
Слову «проповедник» в церковном языке соответствует «авва» («отец», «настоятель», «духовный наставник»). В этом смысле имя главного героя соответствует его цели, «миссии» – обратить Гайро в православную веру.
Тунгуска выдерживает испытания, оказывается натурой более сильной и цельной, в отличие от Аввана, который за веру лишь прячется. О силе характера «красы степей» говорит и её имя. Учитывая, что национальная лексика в поэме употребляется неточно, можно предположить, что и в имени Гайро есть фонетические искажения. Хотя в работе А. Мясникова, много лет занимающегося биографией Ф. И. Бальдауфа, работающего
с архивными документами, и говорится о том, что «в некоторых списках жителей тунгусских селений упоминается имя Гайро», нельзя не учесть особенность передачи бурятских слов русскими буквами: из-за сложности произношения бурятской буквы «h» её на письме заменяли русской «г». Наиболее допустима версия происхождения имени героини Бальдауфа транспозицией монгольского Хорло, что значит «круг, колесо», или цельность, полнота. Встречается также значение «верность
отцу». Гайро осознаёт свою наивность в восприятии чувств Аввана в тот момент, когдаречь заходит об её отце: «Дай поруку, / Что не
отдашь другому руку, / Хотя б отец твой…». Именно отец спасает Гайро от опасной любви к русскому господину, тайно согласившись выдать дочь за давно в неё влюблённого Шагдура, – это бурятская форма тюркского имени Чагдар, означающего «хранитель алмаза», символа твёрдости, храбрости и невинности. В последнем диалоге главных героев Гайро дважды называет Аввана «неверным». И этот эпитет в речи героини используется не только и не столько в житейском смысле. Вера, ставшая причиной расставания героев, сделала Аввана суеверным: «он верить
стал коварным снам», «пристрастился к колдунам», «искал их чар и предсказаний…».
Кстати, после прочтения поэмы на одном из литературных вечеров в Нерчинском Заводе и распространения её среди местной интеллигенции местное священничество поэму не приняло, увидев в ней насмешку над религией. Авван, требуя от Гайро полюбить «русского Бога», сам его по-настоящему не любил. Интересно ещё и такое наблюдение: имя
героя в тексте поэмы рифмуется либо со словами местной семантики (Горохан, бурхан,бутан, таган, шаман), что говорит о вписанности его в забайкальскую культуру, либо с русским «туман», «обман». Даже слово «нойон» (т. е. «господин»), которым обращаются к герою, рифмуется со словом «сон». В поэтических текстах рифма может служить не
только раскодировкой героя, но и авторского отношения к нему. Авван действительно пребывает в состоянии неопределённости, он не
только сам заблуждается относительно своего чувства к Гайро, но и вводит в заблуждение героиню, внушая ей, что именно разность
веры становится причиной их несчастья.
Годы спустя герой возвращается на Горохан. Места, по которым едет Авван к шаману, полны тайн и легенд. Одна из них о том, как юная царица, жена богатого и сильного князя, влюбилась в молодого бурята. Они задумали побег, но грозный муж вот-вот должен был настигнуть беглецов. Чтобы не разлучаться, молодые возлюбленные умирают вместе. В память об этом место называется «Седлом
царицы». В истории, рассказанной Аввану проводником-тунгусом, «намешано былей и небылиц». В её основе – легенда о Бальжин-хатан, широко известная среди местного населения, в которой нет любовной интриги. Княгиня хори-бурят является олицетворением народной памяти: Бальжин-хатан, жертвуя собой, спасла одиннадцать бурятских родов от рабства, объединив их под единое начало. Этот образ в контексте романтической поэмы несёт мощную энергетику бурятской женщины, символизирующей решительность, силу воли, стойкость характера. Поэтическая версия Бальдауфа, который, скорее всего, слышал эту легенду из улигеров, лишь усиливает мысль автора о том, что в основе любви – жертвенность, в ней не должно быть никаких условностей, мешающих счастью быть вместе. В противном случае – ты обречён на одиночество, на «тоску в сердце». Об этом предупреждает Аввана шаман, сравнивая его жизнь с рекой. Он же рассказывает Аввану историю
свой преступной любви, обрёкшей его на вечное скитание, страдание и одиночество. Идеалист по духу, романтизирующий забайкальскую природу, жизнь, традиции бурят, тунгусов, Ф. И. Бальдауф, скорее всего, не задумывался о выборе имён для своих героев, их смыслах. На Дабасу-Нор он просто был счастлив, вдохновлён к творчеству. Но художественный текст обладает удивительной способностью: порождённый сознанием
и творческой волей автора, своим бессмертием он обязан читателю. Повесть «Авван и Гайро» была написана Фёдором Ивановичем Бальдауфом чуть менее 200 лет назад. Даже неоконченная, она интересна современному читателю, что говорит о незаурядном таланте
первого забайкальского поэта.
Слову «проповедник» в церковном языке соответствует «авва» («отец», «настоятель», «духовный наставник»). В этом смысле имя главного героя соответствует его цели, «миссии» – обратить Гайро в православную веру.
Тунгуска выдерживает испытания, оказывается натурой более сильной и цельной, в отличие от Аввана, который за веру лишь прячется. О силе характера «красы степей» говорит и её имя. Учитывая, что национальная лексика в поэме употребляется неточно, можно предположить, что и в имени Гайро есть фонетические искажения. Хотя в работе А. Мясникова, много лет занимающегося биографией Ф. И. Бальдауфа, работающего
с архивными документами, и говорится о том, что «в некоторых списках жителей тунгусских селений упоминается имя Гайро», нельзя не учесть особенность передачи бурятских слов русскими буквами: из-за сложности произношения бурятской буквы «h» её на письме заменяли русской «г». Наиболее допустима версия происхождения имени героини Бальдауфа транспозицией монгольского Хорло, что значит «круг, колесо», или цельность, полнота. Встречается также значение «верность
отцу». Гайро осознаёт свою наивность в восприятии чувств Аввана в тот момент, когдаречь заходит об её отце: «Дай поруку, / Что не
отдашь другому руку, / Хотя б отец твой…». Именно отец спасает Гайро от опасной любви к русскому господину, тайно согласившись выдать дочь за давно в неё влюблённого Шагдура, – это бурятская форма тюркского имени Чагдар, означающего «хранитель алмаза», символа твёрдости, храбрости и невинности. В последнем диалоге главных героев Гайро дважды называет Аввана «неверным». И этот эпитет в речи героини используется не только и не столько в житейском смысле. Вера, ставшая причиной расставания героев, сделала Аввана суеверным: «он верить
стал коварным снам», «пристрастился к колдунам», «искал их чар и предсказаний…».
Кстати, после прочтения поэмы на одном из литературных вечеров в Нерчинском Заводе и распространения её среди местной интеллигенции местное священничество поэму не приняло, увидев в ней насмешку над религией. Авван, требуя от Гайро полюбить «русского Бога», сам его по-настоящему не любил. Интересно ещё и такое наблюдение: имя
героя в тексте поэмы рифмуется либо со словами местной семантики (Горохан, бурхан,бутан, таган, шаман), что говорит о вписанности его в забайкальскую культуру, либо с русским «туман», «обман». Даже слово «нойон» (т. е. «господин»), которым обращаются к герою, рифмуется со словом «сон». В поэтических текстах рифма может служить не
только раскодировкой героя, но и авторского отношения к нему. Авван действительно пребывает в состоянии неопределённости, он не
только сам заблуждается относительно своего чувства к Гайро, но и вводит в заблуждение героиню, внушая ей, что именно разность
веры становится причиной их несчастья.
Годы спустя герой возвращается на Горохан. Места, по которым едет Авван к шаману, полны тайн и легенд. Одна из них о том, как юная царица, жена богатого и сильного князя, влюбилась в молодого бурята. Они задумали побег, но грозный муж вот-вот должен был настигнуть беглецов. Чтобы не разлучаться, молодые возлюбленные умирают вместе. В память об этом место называется «Седлом
царицы». В истории, рассказанной Аввану проводником-тунгусом, «намешано былей и небылиц». В её основе – легенда о Бальжин-хатан, широко известная среди местного населения, в которой нет любовной интриги. Княгиня хори-бурят является олицетворением народной памяти: Бальжин-хатан, жертвуя собой, спасла одиннадцать бурятских родов от рабства, объединив их под единое начало. Этот образ в контексте романтической поэмы несёт мощную энергетику бурятской женщины, символизирующей решительность, силу воли, стойкость характера. Поэтическая версия Бальдауфа, который, скорее всего, слышал эту легенду из улигеров, лишь усиливает мысль автора о том, что в основе любви – жертвенность, в ней не должно быть никаких условностей, мешающих счастью быть вместе. В противном случае – ты обречён на одиночество, на «тоску в сердце». Об этом предупреждает Аввана шаман, сравнивая его жизнь с рекой. Он же рассказывает Аввану историю
свой преступной любви, обрёкшей его на вечное скитание, страдание и одиночество. Идеалист по духу, романтизирующий забайкальскую природу, жизнь, традиции бурят, тунгусов, Ф. И. Бальдауф, скорее всего, не задумывался о выборе имён для своих героев, их смыслах. На Дабасу-Нор он просто был счастлив, вдохновлён к творчеству. Но художественный текст обладает удивительной способностью: порождённый сознанием
и творческой волей автора, своим бессмертием он обязан читателю. Повесть «Авван и Гайро» была написана Фёдором Ивановичем Бальдауфом чуть менее 200 лет назад. Даже неоконченная, она интересна современному читателю, что говорит о незаурядном таланте
первого забайкальского поэта.
Следующая публикация
Нет комментариев