Почему в России нет рыночного высшего образования
Автор Рустем Ринатович Вахитов — кандидат философских наук, доцент кафедры философии факультета философии и социологии Башкирского государственного университета, город Уфа. Сфера научных интересов: евразийство, традиционализм, платонизм, советская цивилизация, философия образования.
Статья о цивилизационной специфике формирования системы высшего образования в России впервые опубликована в альманахе «Отечественные записки» №5(50) / 2012 г. http://www.strana-oz.ru/2012/5/sluzhilyy-rossiyskiy-universitet Сегодня получило распространение мнение, что российская система высшего образования медленно, но верно движется от советской этатистской к западной рыночной модели. Основанием для этого является постепенный отказ государства от финансирования учебы в вузах и переход их к «коммерческим» наборам студентов, а также образование частных «коммерческих» вузов. В 2012 году из 7 миллионов российских студентов всего лишь около 40 тысяч обучались за счет федерального бюджета, остальные платили за обучение сами, в том числе и в государственных вузах[2].
Либералы приветствуют этот процесс, консерваторы осуждают, но все солидарны в одном: российское высшее образование переходит к рыночным отношениям. Между тем это глубокое заблуждение. Даже если все студенты российских государственных вузов будут обучаться на платной основе, наше высшее образование вовсе не станет рыночным. Попробуем объяснить, почему.
ВУЗ В ОБЩЕСТВЕ С РЫНОЧНОЙ ЭКОНОМИКОЙ. ГУМБОЛЬДТОВСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
Это кажется парадоксом, но только лишь потому, что большинство считает, что везде, где есть операции с деньгами, имеют место рыночные отношения. Однако деньги могут функционировать и в рамках экономики иного, нерыночного типа, только их функция там будет иной. В СССР тоже были деньги, но они вовсе не были всеобщим эквивалентом — как деньги в обществах с рыночной экономикой, так как цены на товары в СССР не складывались в результате рыночных операций, а устанавливались Госкомитетом по ценам. Рынок делает рынком не использование денег, а наличие частной собственности. Базовая рыночная операция — купля-продажа — есть эквивалентный обмен между двумя собственниками: собственником конкретного товара и собственником денег (как особого товара, на который можно обменять любой другой товар).
Таким образом, вуз, который работает по правилам рыночной экономики, — это учебное заведение, осуществляющее торговлю определенным товаром, собственностью на который его работники (преподаватели) обладают. Вряд ли нужно долго объяснять, что это за товар. Очевидно, это — услуга по передаче знаний (и по проверке их наличия). А вуз — это заведение, цель которого — наделить человека (студента) теоретическими и практическими знаниями, которые ему необходимы, чтобы стать специалистом высокой квалификации (диплом вуза является гарантией того, что эти знания наличествуют у человека в необходимой мере). Студент покупает возможность приобрести знания и умения, а преподаватель как собственник определенных специальных знаний и умений продает свой труд по их передаче (лекции, семинары, лабораторные, консультации) и проверке эффективности такой передачи (прием экзаменов, проверка рефератов, курсовых, дипломных). Администрация вуза выступает при этом как посредник: заключая контракт с администрацией, преподаватель продает ей свои услуги, которые она перепродает студентам, взимая с них деньги за учебу. Преподавателю и студентам выгодны посреднические услуги администрации, потому что она берет на себя труд по организации учебного процесса.
Рыночный, договорной характер отношений студента и преподавателя определяет специфику самого процесса обучения в вузе такого типа. Студент как агент рыночной сделки заинтересован в том, чтобы приобрести не такие знания, которые уже имеются в учебниках и книгах по специальности — ими он может овладеть и самостоятельно, а новые знания. Поэтому преподаватель в рыночном западном вузе одновременно является также ученым — производителем и владельцем нового знания. В этом и состоит идеал классического исследовательского («гумбольдтовского») университета: в лице преподавателя соединяются педагог и действующий ученый[3]. Наличие крупных ученых в любом университете Запада сильно повышает рейтинг университета. Престижность современной американской системы высшего образования объясняется в основном тем, что американские вузы сумели привлечь лучших ученых мира.
С союзом науки и преподавания связан важный принцип губмольдтовского университета — свобода преподавания (Lehrfreicheit). В таком университете каждый преподаватель читает свой авторский курс. Он сам решает, как и что читать, а не выполняет инструкции стоящего над ним чиновника. Сама специфика этого университета делает невозможной унификацию университетского преподавания в национальном масштабе и подчинения его единому государственному ведомству, поэтому над университетами нет министерства, которое регламентировало бы их учебную деятельность, университеты обладают автономией[4].
Наконец, рыночный характер распределения образовательных услуг требует не только свободы преподавания, но и свободы учебы (Lernfreicheit), и это еще один важный принцип гумбольдтовского университета. Если студент платит за услуги, то он может (конечно, до определенной степени) сам решать: в какой форме, в каких условиях, в течение какого времени и от кого он их будет получать. Студент сам выбирает себе преподавателей и курсы, сам решает, когда ему посещать занятия и сдавать экзамены, то есть сам формирует свой индивидуальный учебный план[5] (конечно, есть список обязательных предметов для определенной специализации, это дань специфике образовательного процесса: пока студент не стал специалистом, он не способен в полной мере решать, какие предметы ему необходимы). Студент также сам решает, сколько ему учиться, администрация вуза не вправе его отчислить (кроме случаев нарушения прав интеллектуальной собственности — плагиата). Теоретически, если студент готов платить деньги, он может учиться сколько угодно. Таким образом, отношения преподавателей и администрации с одной стороны и студентов — с другой складываются как отношения равноправных партнеров.
Понятно также, что если процесс обучения в западном вузе — это рыночная операция, то зарплата преподавателя зависит от того, сколько студентов посещают читаемый им курс. Студенты свободно выбирают предметы и преподавателей, и тот преподаватель, которого выберет большее количество студентов, и получит большее денежное вознаграждение. Исключение составляют профессора, являющиеся штатными работниками вуза. Как правило, это крупные ученые, и вузу выгодно их содержать. Само их наличие в вузе — своего рода реклама[6].
Итак, перечислим главные принципы гумбольдтовского университета:
союз преподавания и науки;
свобода преподавания;
свобода учебы;
партнерский характер отношений преподавателей и студентов;
зависимость зарплаты преподавателя от количества студентов, которые выбрали читаемый им курс.
Все эти принципы так или иначе связаны с рыночной парадигмой высшего образования, положенной в основу гумбольдтовского университета. Эта парадигма предполагает рассмотрение преподавателя и студента как равноправных свободных агентов, в идеале не связанных внешними государственными ограничениями и строящих отношения на основе взаимовыгодного договора. Образование здесь — право, которое можно реализовать, заплатив за него деньги. Парадокс ситуации заключается в том, что основа такого университета сохраняет характер рыночной парадигмы, даже когда студентам не приходится платить за образование самим, так как это делает за них государство, как получилось в университетах социально ориентированных стран Запада (Швеции, Норвегии, Дании, Франции) после Второй мировой войны. Несмотря на то, что студент здесь обучается за счет государства, он все равно рассматривается как свободный индивид, имеющий равные права с преподавателем.
ОТЛИЧИЯ РОССИЙСКОГО ВУЗА ОТ ГУМБОЛЬДТОВСКОГО. УВАРОВСКИЙ СЛУЖИЛЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
Иначе дело обстоит в российском вузе. Формально наша система высшего образования, возникшая еще при Петре I, была скопирована с немецкой (первый Академический университет в Санкт-Петербурге создавался по проекту немецких философов Лейбница и Вольфа, для которых образцом был исследовательский, гумбольдтовский университет). Фактически же в царской России стихийно сформировалась модель высшего образования, которая только внешне напоминала западную, но имела ряд существенных отличий от последней. Основы этой модели были заложены министром просвещения в правительстве Николая I С. С. Уваровым, под руководством которого был разработан типовой устав российских университетов, утвержденный в 1835 году. А. И. Аврус отмечает: «Оценивая в целом устав 1835 г., можно отметить, что он уже (в отличие от устава 1804 года, принятого в правление Александра I. — Р. В.) сильно отошел от уставов западноевропейских университетов, что в нем запечатлены многие черты собственно российской системы»[7]. Поэтому оригинальный российский университет следовало бы назвать уваровским, как оригинальный западный университет мы называем губмольдтовским (смысл другого его названия, которое мы для него предлагаем, — служилый университет — станет ясен несколько позднее).
Модель уваровского служилого университета пережила императорский период, советскую эпоху, когда она возродилась в правление Сталина, и с определенными вариациями существует в постсоветской России. Эта модель не хуже западной (как порой кажется нашим либералам, которые все не похожее на Запад клеймят кличкой «недоцивилизованное»), так как в период расцвета она доказала свою эффективность в наших условиях, но она другая.
Прежде чем говорить о различиях российской и западной моделей, нужно сказать о сходстве, ведь если бы такового не было, то российские и западные вузы нельзя было бы считать видами одного и того же рода. Российский вуз также являет собой союз преподавания и науки. Российские преподаватели высшей школы, как и их западные коллеги, — ученые. Однако начиная с первой половины XIX века российские университеты были выведены из-под юрисдикции Академии наук и стали подчиняться Министерству образования, которое тогда называлось Министерство народного просвещения (вопреки замыслу Петра I, который хотел подчинить университет Академии наук, как это сделал Гумбольдт с Берлинским университетом). Такое же подчинение российских университетов и институтов сохранилось в советские времена и в постсоветскую эпоху. В итоге, кстати, в России сложилось две линии науки — университетская и академическая наука[8], причем и та и другая управляются государством (соответствующими министерствами или департаментами одного министерства).
С этим связано первое важное отличие российского университета от западного: тут нет свободы преподавания и, говоря шире, — академической автономии. Российский преподаватель вуза — это не свободный ученый-исследователь, ограниченный лишь этосом научного сообщества и договорными отношениями с администрацией вуза и студентами, это служащий государства, который подчиняется вышестоящим начальникам — завкафедрой, декану, ректору — вплоть до министра образования. В своей педагогической деятельности он следует указаниям министерства. С самого возникновения университетской системы в России появляется фигура попечителя-чиновника, бывшего связующим звеном между государством и вузом[9], впоследствии — в советские времена и в наши дни — таким звеном стал ректор, хотя в последние годы с законом о попечительских советах, в которые должны входить представители местной власти, кажется, возвращается коллективный попечитель. Государство у нас контролирует весь педагогический процесс, вплоть до содержания учебников, методической литературы, даже лекций отдельных преподавателей. Преподаватель в лекциях обязан придерживаться стандартов и планов, разработанных министерством. В эпохи либерализации за преподавателем, правда, остается право самому их интерпретировать, никто не проверяет содержание его лекций; в эпохи усиления государства, как это было в правление Николая I и Иосифа Сталина, государство до мелочей контролирует преподавателя, и даже текст лекций он должен утвердить у начальника, а уж потом произнести его перед студентами.
Студент российского служилого университета тоже лишен свободы учебы и тоже фактически является служащим государства, только временным и стоящим на ступеньку ниже, чем преподаватель. В России студент не может выбрать себе преподавателя и список дисциплин — он вынужден учиться у преподавателя и слушать курсы, которые ему назначит администрация вуза (так было и до революции, когда сам ректор отмечал в табели студента, какие курсы и каких преподавателей ему посещать)[10]. Точно так же студент не может самостоятельно выбрать время занятий и экзаменов — администрация это решает за него, требуя от него подчинения расписанию занятий и экзаменов, которое составляется, в общем-то, без учета мнения студентов. Невыполнение требований администрации (непосещение занятий, экзаменов и т. д.) влечет за собой дисциплинарные наказания вплоть до исключения из учебного заведения (даже если студент готов платить за продолжение образования). Учеба в российском вузе — не право, а обязанность, государственная служба, за невыполнение которой следует наказание, зато при выполнении можно рассчитывать на денежное вознаграждение — академическую стипендию (которая впервые стала выплачиваться студентам Санкт-Петербургского Академического университета, но массовый характер такие выплаты приобрели в советские времена, когда стипендия полагалась всем успевающим студентам). Теперь становится понятным, почему мы назвали российский университет служилым: здесь все — от студента до ректора — каждый по-своему служат государству.
Отношения между преподавателями и студентами в российском вузе — не партнерские. Это отношения начальника и подчиненного. Начальник может быть «добрым» или «злым», но он остается лицом, который, в силу сложившихся традиций и требований устава, обладает большими правами. Преподаватель может требовать от студентов определенного поведения (манеры вести себя, говорить, а в дореволюционном и в некоторой степени в советском вузе — даже определенной формы одежды) и может наказывать (от выдворения из аудитории в современном российском вузе до помещения в карцер — в дореволюционном).
Наконец, зарплата преподавателя в российском вузе напрямую не зависит от того, сколько он обучает студентов (на его лекцию может прийти 20 студентов, а может — 70, все равно он получит оплату за два академических часа), зато зависит от его ученой степени (кандидат или доктор наук), звания (ассистент, старший преподаватель, доцент или профессор), должности, то есть места в вузовской иерархии (завкафедрой, замдекана, декан, помощник ректора, проректор, ректор). При этом мнение студентов о преподавателе не имеет никакого значения, за исключением тех случаев, когда на него накопится критическая масса студенческих жалоб, направленных вышестоящему начальству.
Итак, основные черты российского служилого вуза, отличающие его от западного гумбольдтовского, следующие:
преподаватель здесь не свободный ученый, а служащий государства;
преподаватель в своей деятельности подчиняется программам и планам, базовые модели которых разрабатываются и спускаются вниз министерством;
студент здесь тоже служащий государства, чья служба состоит прежде всего в учебе, причем как, у кого и что учить — за него решает государство в лице преподавателей, деканата, ректората и министерства. Они разрабатывают планы, программы, расписания, а студент должен лишь подчиняться им;
отношения между преподавателем и студентами — не партнерские, это отношения начальника и подчиненного, основанные на строгой дисциплине и системе наказаний за ее нарушение (и соответственно поощрений за соблюдение);
зарплата преподавателя зависит не от того, сколько он обучает студентов, а от его ученого звания, степени и места в вузовской иерархии.
Такая модель вуза сохраняется в России до сих пор, несмотря на включение нашей страны в Болонский процесс и формальное признание западных стандартов образования. При этом авторитаризм в образовании[11] распространяется не только на студентов-бюджетников, но и на студентов, обучающихся «на коммерческой основе», то есть за плату. «Коммерческие студенты», появившиеся в российских государственных вузах в постсоветскую эпоху, вообще, как правило, обучаются вместе со студентами-бюджетниками, и на них распространяются те же правила. Более того, та же модель образования положена в основу большинства частных вузов, во многом за счет того, что в них работают преподаватели государственных вузов, для которых преподавание в коммерческом вузе — лишь приработок.
Очевидно, что такая модель, мягко говоря, сильно отличается от рыночной парадигмы. Отношения на рынке — это отношения, основанные на взаимовыгодном договоре, а значит — предполагающие формальное равенство сторон[12] и свободу их действий. В российском вузе все наоборот: обе стороны педагогического процесса — преподаватели и студенты — даже в случае, если студенты платят за обучение, формально не равны[13] и не обладают свободой действий. Кроме того, если бы при переходе к платному образованию наше образование стало рыночным, тогда зарплата преподавателя зависела бы от количества студентов (как это и происходит на Западе). Но в российском вузе и это не так. Даже в случае коммерческого набора преподаватель получает плату независимо от того, «платники» у него учатся или бюджетники, и сколько первых, а сколько вторых, не говоря уже о классическом гособразовании, где преподавателю оплачивают проведенные «часы». А где же это видано, чтоб на рынке продавец получал деньги вне зависимости от количества проданного товара и количества покупателей, лишь за часы, проведенные за прилавком?
Поэтому, как уже было сказано в начале, даже если в российских вузах все студенты будут обучаться на платной основе, наши вузы не станут вузами рыночного типа. Ведь перед нами логика совершено другой, не рыночной, а раздаточной экономики.
Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев