Глава 28.

Курс на «перестройку» и распад СССР(1985-1991 гг.)
I. Причинно-следственные связи
А) Причины перестройки
К середине 1980-х гг. в советском обществе практически не осталось ни одной группы населения, которую бы устраивало положение дел в стране. Как выразился позднее М.С. Горбачев, «страна была беременна перестройкой»1. Однако единства в понимании причин и целей реформ не было ни на начальном этапе преобразований, ни позднее, что во многом предопределило результаты перестройки.
Большинство населения выступало за совершенствование экономики на путях научно-технического прогресса, за улучшение ситуации на потребительском рынке. Люди надеялись на замену дряхлеющего
руководства более прогрессивными кадрами на всех уровнях власти. Волновали общество и вопросы политических свобод. Ленинские уроки, ежемесячные партсобрания, партхозактивы все больше утрачивали
рациональный смысл, превращаясь зачастую в своего рода ритуал.
Ослабление «железного занавеса» способствовало тому, что сравнение жизни в СССР и в странах Запада зачастую делалось не в пользу своего государства. Но и отказываться от достигнутого при социализме уровня социальных благ никто не собирался. Многие люди надеялись, сохранив преимущества
советской системы, дополнить их достижениями капитализма. Вместе с тем весьма влиятельные группы населения рассчитывали на достижение специфических целей. Так, хозяйствующие субъекты были
заинтересованы в расширении экономической самостоятельности, что уже было начато в 1960-70-е гг., но не получило существенного развития.
Творческая интеллигенция, ставшая вскоре активной силой в преобразованиях, ставила вопрос о предоставлении свободы творчества, отмене цензуры, открытости информации, легальных авторских гонорарах и заработках. Региональные элиты имели целью получение большей самостоятельности от Центра, как экономической, так и политической. Сросшиеся с теневой экономикой структуры власти негласно ориентировались на преобразование отношений собственности и легализацию частной собственности на фактически используемое этими структурами государственное имущество.
Характеризуя цели перестройки, нельзя игнорировать внешний фактор. В середине 1980-х гг. многие западные аналитики (в т.ч. в разведслужбах), отмечая проблемы Советского Союза, тем не менее приходили к выводу о его несокрушимости в обозримой перспективе2. Выдвижение во власть М.С. Горбачева, известного на Западе еще до 1985 г. своими неортодоксальными взглядами, было встречено там с надеждой на движение СССР в выгодном для Запада направлении. Запад не только приветствовал возвышение
Горбачева, но и в определенном смысле содействовал этому3.
Для оценки причин перестройки важен вопрос о первоначальном замысле команды реформаторов и его дальнейшем развитии. Этот вопрос остается предметом острых дискуссий. Так, М.С. Горбачев утверждал, что замысел перестройки не оставался неизменным и претерпел эволюцию. Первоначально инициаторы реформ, по Горбачеву, ориентировались преимущественно на преобразование экономической сферы на путях ускорения социально-экономического развития и научно-технического прогресса. На 1986-87 гг. приходится «ренессанс» идей НЭПа и поздних работ В.И. Ленина.
По мере «пробуксовки» реформ руководство СССР к 1987-88 гг. пришло к выводу, что в стране построен тоталитарный социализм, и необходима политическая реформа для его устранения и перехода к
демократии. С этого момента перестройка преподносилась на официальном уровне как революция. Горбачевское руководство, по сути, отождествило советский строй с такой его составляющей, как политический режим. Вскоре были поставлены вопросы реформирования национально-государственного
устройства СССР и перехода к рынку. В мемуарах М.С. Горбачев и его сторонники склоняются к мнению, что реальная перестройка началась в 1988 г.
В концепте перестройки выделяется внешнеполитическая составляющая, выраженная формулой «нового политического мышления», предполагающего отказ от приоритета классовых ценностей в пользу общечеловеческих4.
В 1990-е гг. преимущественно для зарубежной аудитории М.С. Горбачев заявлял, что уже в 1985 г. он понимал тоталитарную природу СССР, но до определенного времени не мог открыто говорить об этом.
Другие видные представители команды перестройки А.Н. Яковлев, Э.А. Шеварднадзе также приводят факты, свидетельствующие об их радикальных намерениях еще на старте перемен. Оппоненты Горбачева убеждены, что генсек с самого начала планировал разрушение социализма, но тщательно скрывал свои планы.
Активно обсуждается вопрос о самой возможности реформирования советской системы. Отрицающие такую возможность ссылаются на неудачу перестройки. Их оппоненты полагают, что сама перестройка и есть убедительное доказательство реформируемости советской системы5.
Помимо горбачевского, существовали и другие варианты реформирования страны. Особенно активно обсуждался т.н. «китайский путь» постепенного перехода к современному обществу с акцентом на экономические новации и с сохранением основ политической системы. Однако модель общества, к которому должна была привести перестройка, реформаторы сформулировали лишь в самом общем виде.
На переходе к перестроечному курсу сказались факторы, традиционно относимые к сфере конспирологии. Накопленные впоследствии свидетельства позволяют говорить о них с достаточной уверенностью. Речь идет об «агентах влияния» в высшем политическом истэблишменте СССР. Шла «холодная война» и естественно, что противники в ней пытались довести свою резидентуру в стране противника до политически значимых высот. Новая генерация советской партноменклатуры оказалась достаточно восприимчива к такого рода обработке. По-видимому, соответствующимобразом обрабатывался и М.С. Горбачев. Точки зрения о его прямой вербовке придерживаются многие исследователи советской политики перестроечного периода. Чаще всего транслятором американского влияния в Кремле называется «прораб перестройки» А.Н. Яковлев.
Советская партноменклатура все более тяготилась узкими для себя рамками социализма. За ширмой социалистического строя были сколочены крупные капиталы. Легализация их объективно предполагала демонтаж социализма. И если считать, что М.С. Горбачев являлся ставленником этой части элиты, то его перестроечная политика выстраивается в жесткой логической последовательности. К 1985 г. «теневой сектор» экономики СССР уже мог рассматриваться как альтернатива советской модели хозяйствования. Сделанные в 1988 г. съемки из космоса позволили обнаружить отсутствовавшие в официальном статистическом учете обрабатываемые поля. Соответствующие «теневые» предприятия существовали и в сфере промышленности. Противоречия между «советским» и «теневым» сектором все более усугублялись. Замедление темпов роста экономики СССР в значительной степени обусловливалось выводом инвестиционных вливаний в негосударственные ниши. Видимых выходов из этой ситуации было два. Первый вариант предполагал наступление на частный сектор, возвращение к пуристской модели социализма. Андроповский курс и ранняя горбачевская политика в духе «ускорения»
соотносилась с обозначенной парадигмой. Второй подход состоял в легализации частного хозяйства, предполагая со временем восстановление частной собственности и отказ от императивности социалистических принципов. Данное направление соотносилось с моделью перестройки.
К середине 1980-х гг. сложились условия для проведения перестройки: обновление руководства; позитивный настрой общества; ценный опыт предшествующих реформ; наличие документов с характеристикой положения в стране и проектами по его улучшению («новосибирский доклад», аналитические записки и пр.); выдвижение на руководящие посты в Москве членов будущей «команды» реформаторов (Е.К. Лигачев, А.Н. Яковлев, Н.И. Рыжков, Б.Н. Ельцин); наличие организационной структуры для проведения реформ - КПСС; немалые финансовые возможности государства. Однако эти условия были использованы не в направлении укрепления жизнеспособности государства.
В целом состояние страны к середине 1980-х гг. характеризовалось наличием серьезных кризисных явлений, но это был кризис любого общества, находящегося на стадии перехода от одного к другому
технологическому укладу («кризис роста»). Причины, определившие курс реформ, наглядно раскрываются в логике факторной декомпозиции.
Б) Последствия перестройки
Избрание М.С. Горбачева Генеральным секретарем ЦК КПСС было воспринято значительной частью общества как сигнал к переменам. Первые выступления, поездки по стране нового лидера, его непривычный для советского политика имидж укрепляли эти надежды. Однако по мере развертывания преобразований в обществе нарастала их критика и недовольство самими реформаторами. Какие результаты горбачевских
новаций приводили к этому?
Уже первые горбачевские реформы столкнулись с некорреспондентностью для успешного проведения реформ имеющейся социальной среды. Прежние диспропорции в экономике не только сохранялись, но в чём-то даже усиливались. Так, в рамках ускорения социально-экономического развития был взят курс на приоритетное развитие машиностроения. Легкая промышленность и сфера услуг остались вне поля
зрения реформаторов. Сохранялось стремление решать проблемы путем администрирования.
Созданное для совершенствования управления сельским хозяйством суперминистерство – Госагропром – ничего не дало для улучшения ситуации в этой сфере. Урон делу преобразований нанесла борьба с т.н. «нетрудовыми доходами», под которую попали граждане, своим трудом зарабатывающие на жизнь, но не вписавшиеся в рамки идеологии и юридических норм прежней эпохи. Стремление повысить качество продукции путем введения госприемки не привело к ожидаемым результатам.
Серьезный удар по бюджету был нанесен самой известной из кампаний периода перестройки – кампанией по борьбе с пьянством и алкоголизмом, 1985-88 гг. В этой кампании были и положительные моменты: улучшение демографических показателей, снижение числа разводов, сокращение травматизма, преступности на почве пьянства и т.д. Но те средства, с помощью которых проводилась кампания, были встречены в обществе с осуждением. Увеличилось самогоноварение, стали нередкими случаи отравления суррогатами, из продажи исчез сахар. Репутации (и бюджету) перестройки был нанесен значительный ущерб.
Принятие комплекса мер по борьбе с пьянством и алкоголизмом стало первым шагом горбачевского реформирования. Антиалкогольная кампания провозглашается уже в мае 1985 г., т.е. через два месяца после избрания М.С. Горбачева генеральным секретарем ЦК КПСС. Предполагалось ежегодно сокращать производство водки на 10 %, через пять лет уменьшить его вдвое.
Усилиями партийных органов эту задачу выполнили уже в 1986 г. Советская практика перевыполнения обязательство имела в данном случае самые негативные последствия для экономики. Вместо относительно сбалансированной программы реорганизации вино-водочной отрасли было проведено ее уничтожение. Антиалкогольная кампания стала символом всей политики «ускорения».
Поход на пьянство осуществлялся в рамках борьбы за повышение трудовой дисциплины. Руководство всей кампанией было поручено Е. Лигачеву и М. Соломенцеву. Подготовленное ими постановление включало один пункт, не подлежащий обнародованию. Согласно ему, предполагалось добиться сокращения производства алкогольных напитков до минимума. Постановление распространялось и на виноградное вино, и на пиво. В первый же год антиалкогольной кампании производство водки и ликеро-водочных изделий снизилось в 2 раза, виноградного вина – в 3 раза, пива – в 1,7 – 1,8 раза. По оценке Н.И. Рыжкова, доходы государственного бюджета «по питейной статье» сократились на 67 млрд. рублей.
Множество действующих контрактов на поставку из-за рубежа алкогольной продукции было разорвано. Заворачивались назад поезда с винами из Венгрии, коньяком из Болгарии, танкеры с сухим вином из Алжира. Из-за нарушения контрактов СССР нес многомиллиардные убытки.7 Системе советской торговли был нанесен чувствительный удар. Закрытию подлежали все спиртные бары. Иногда бывшие бары
переоборудовались под кафе «мороженное». Эта трансформация должна была наглядно демонстрировать успехи антиалкогольной кампании: место, где прежде собирались пьяницы, отдавалось детям.
Даже отдельные социальные решения власти (увеличение продолжительности отпуска по беременности и родам, расширение категории лиц, имеющих право на бесплатные лекарства и др.) ненадолго укрепили доверие населения к реформам, т.к., не будучи обеспечены соответствующим ростом производства, ложились дополнительным бременем на бюджет. То же можно сказать о громко продекларированной программе «Жилье – 2000», по которой каждой семье государство обещало к концу века отдельное жилье. Команда реформаторов не определила ключевое направление реформ, ту «ниточку», потянув за которую можно было бы постепенно вытянуть всё народное хозяйство. Средства распылялись по многим направлениям одновременно, но не давали желаемых результатов.
Причина неудач была найдена высшим руководством в нежелании руководящих кадров в Центре и особенно на местах «перестраиваться». Примечательно, что уже в мае 1985 г. (спустя всего два месяца после
избрания) во время пребывания в Ленинграде Горбачев пригрозил подобным руководителям. Ни к тому времени, ни даже позднее номенклатура так и не поняла, в чём всё-таки состоит перестройка для каждого ее представителя. Начатая с 1985 г. и продолжавшаяся практически весь период реформ кадровая революция результатов не дала, т.к. и новые кадры не понимали суть перестройки (реформа? революция? совершенствование социализма? отказ от социализма? и т.д.) и поэтому легко попадали под обвинения в
консерватизме. Таким образом, реформаторы очень быстро лишились поддержки руководителей среднего звена, что подорвало организационную базу реформ.
Для борьбы с «нежелающими перестраиваться» были применены методы, обернувшиеся в итоге не только против перестройки, но и страны в целом. Один из таких способов – выдвижение авантюрных беспринципных политиков, стремящихся использовать реформы в карьерных целях. Другой способ – «огонь по штабам», предполагающий подключение рядовых граждан через гласность к давлению на номенклатуру «снизу».
Однако гласность оказалась обоюдоострым оружием, ударившим в итоге и по самой перестройке и по ее лидерам. Наряду с вполне обоснованной критикой гласность очень быстро становится способом
реализации политических амбиций. Достаточно было популистски покритиковать «проклятых партократов» (а критиковать всегда есть за что), чтобы завоевать симпатии населения. В рамках гласности начался масштабный пересмотр отечественной истории. Конечно, интерпретация ее в советской историографии уже тогда устарела. Но на смену старым мифам нередко приходили новые. При этом, в отличие от прежних мифов, новые носили разрушительный характер по отношению не только к официальной идеологии, но и к советской системе в целом. Развенчание практически всех советских руководителей (в меньшей степени «досталось» Н.С. Хрущеву) и практически всего, что осуществлялось под их началом – Октябрьской революции, военного коммунизма, индустриализации, коллективизации, якобы неумелого ведения
Великой Отечественной войны, целинного проекта, гигантских строек и т.д. – подводило общество к выводу о тупиковости советского проекта и нереформируемости советской системы.
Отдельные попытки противостоять огульному отрицанию как советской, так и отечественной истории вообще (статья Н. Андреевой «Не могу поступаться принципами», 13 марта 1988 г. в «Советской России») наталкивались на жесткую реакцию горбачевской команды. В то же время критика отечественной истории преподносилась как нормальное развитие перестройки. Таким образом, гласность в ее перестроечном варианте стала как способом пробуждения общества к активной политической жизни, так и началом не прекращающейся и в постсоветской России тенденции сводить счеты со своим прошлым.
С 1987 г. начинается осуществление ряда серьезных решений в экономической сфере. Принятый в 1987 г. Закон «О государственном предприятии (объединении)» предоставлял последним значительные
полномочия, сводя к минимуму их ответственность перед государством. Предоставление трудовым коллективам права выбирать директоров способствовало тому, что руководители постепенно освобождались от ведомственного контроля, что нарушало управляемость огосударствленной экономики. Закрепление за предприятиями права бесконтрольного выхода на внешний рынок создавало почву для получения неучтенных государством доходов и снижало заинтересованность менеджмента предприятий в
плановой экономике.
Еще более разрушительные последствия для хозяйства страны имело принятие в 1988 г. Закона «О кооперации». Под лозунгом возврата к идеям ленинского кооперативного плана фактически допускалось создание кооперативов при госпредприятиях. Эти кооперативы работали на государственном сырье с нанимаемой государством рабочей силой. Но при этом они получили полную свободу деятельности (выбор ассортимента продукции, установление цен и зарплат и т.д.) и практически освобождались от контроля со стороны государства. Как следствие, начинается обналичивание денег, перекачка активов госпредприятий в кооперативы, рост цен на их продукцию, усиление дефицита за счет вымывания дешевого ассортимента и усиление недовольства кооперативами в обществе. Росла теневая экономика, появлялись соответствующие ей новые формы преступности. В 1990 г. начинается острый кризис потребительского рынка – как в военные годы, страна была «посажена» на карточки и талоны. Фактически плановая экономика была разрушена, но реальные шаги по переходу к рынку так и не предприняты.
Распад единого экономического пространства во многом спровоцировал дезинтеграцию союзного государства. Тезис о якобы неизбежности распада СССР как империи опровергается тем, что в отличие
от классических империй в Советском Союзе сложилась иная система отношений между «метрополией» и «колониями». Последние во многом развивались за счет Центра, поэтому СССР иногда называют «империей наоборот». Дезинтеграционные явления к середине 1980-х гг. были весьма слабыми. До масштаба общественно значимого процесса эти явления довели в первую очередь особенности политики перестройки. К их числу надо отнести следующие.
Начавшийся пересмотр истории привел в т.ч. к переоценке событий, имевших прямое отношение к судьбе государства. Для прибалтийских республик это был советско-германский договор о ненападении 1939 г. В Прибалтике распространялось убеждение в том, что в 1940 г. Советский Союз оккупировал государства этого региона. Из этого делался вывод о необходимости «восстановления исторической справедливости» и освобождения от «оккупации».
Столь же поверхностно были рассмотрены в тот период вопросы, связанные с восстановлением прав ранее репрессированных народов Северного Кавказа, крымских татар и др. Объяснение событий 1940-х гг.
лишь с позиции произвола тоталитарного режима, «преступлений сталинизма» ставило под сомнение легитимность всего государственного строя СССР. И если еще в 1987 г. даже в Прибалтике сепаратисты не
доминировали, то с 1988 г. идея выхода из состава Союза становится в республиках региона определяющей. Причина столь быстрых изменений кроется в первую очередь в политике союзных властей, фактически
поощрявших сепаратистские тенденции как способствующие целям радикальной перестройки советского общества. Известны случаи, когда руководители партийных комитетов сами организовывали
антикоммунистические и антигосударственные акции (в частности, шахтерские забастовки 1989 г.). Децентрализация, таким образом, стала средством решения задач реформирования системы, но привела в итоге к ее слому.
Заявленная М.С. Горбачевым приверженность ненасильственным методам политики сковывала его деятельность по разрешению межнациональных конфликтов. Сохранение целостности государства, как
показывает исторический опыт разных стран, требует в ряде случаев применения главой государства насилия по отношению к нарушителям Конституции. Однако высшее руководство в таких ситуациях либо избегало применения силовых средств, либо уходило от ответственности за их использование. Последнее особенно проявилось в событиях в Тбилиси в апреле 1989 г. и в Вильнюсе в январе 1991 г. В этих и других подобных ситуациях виновниками кровопролития объявлялись армия и правоохранительные органы. Это подрывало их авторитет в глазах всего населения и способствовало тому, что в момент, когда для сохранения Союза потребовалось их вмешательство, эти структуры, наученные горьким опытом, отказались от выполнения своих прямых обязанностей. В состав ГКЧП вошли все силовики, и ни один из них не решился на применение силы для решения поставленных Комитетом задач по сохранению СССР.
Одним из инструментов развала Советского Союза стала политическая реформа в том виде, в котором она начала проводиться с 1988 г. Сама идея освобождения партии от несвойственных ей функций и передачи власти Советам (как того требовала Конституция) казалась очевидной в условиях объявленной демократизации. Но Советы не были готовы к изменению своего фактического статуса. Ставший высшим органом государственной власти СССР Съезд народных депутатов был слишком громоздким для
законотворческой деятельности в условиях быстрых изменений настроения в обществе. Съезд стал дополнительной возможностью заявить о себе на всю страну силам антикоммунистического и сепаратистского толка. В результате позиции КПСС и ее авторитет в обществе ослабевали, но и Советы не стали реальным институтом государственной власти. Попытки Горбачева найти выход в учреждении должности Президента СССР лишь дали новый импульс республиканскому сепаратизму, т.к. республики вводили аналогичные посты, а занявшие их лица, как правило, брали курс на суверенизацию.
Решающая роль в процессах распада СССР принадлежала скрепляющей государство республике – РСФСР. Ключевым событием стало продвижение к высшей власти в России Б.Н. Ельцина. Его конфликт с
руководством партии не только не стал концом его политической карьеры, но наоборот, превратился в трамплин для нового прыжка во власть. Большинство союзных республик окончательно определилось по своему участию в Союзе только после того, как стала очевидной позиция российского руководства. Союза без России быть не могло. Но даже и в ситуации, непосредственно предшествовавшей Беловежским соглашениям 8 декабря 1991 г. Президент СССР не нашел оснований и способов пресечь весьма сомнительное мероприятие. Кадровая революция привела к тому, что в высшем руководстве СССР не оказалось сил, способных встать на защиту государства.
Распад СССР и поражение перестройки имеет и международный аспект. В провозглашенной М.С. Горбачевым концепции нового политического мышления граждане СССР поддержали стремление к более
безопасному миру и снижению обременительных для советской экономики военных расходов. Однако политическая элита Запада, несмотря на ожидания собственного населения, не спешила в вопросах разоружения. В условиях выбора между продолжением конфронтации при падении доходов союзного
бюджета и уступками Западу, горбачевское руководство предпочло второй путь. Тем не менее, Запад требовал от СССР всё новых доказательств приверженности новому мышлению, не торопясь делать ответные шаги. Советский Союз предпринял меры по разоружению в одностороннем порядке (Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности 1987 г.), отказу от своих позиций в Восточной Европе, безусловному согласию на объединение Германии и т.д. Но западные лидеры в 1991 г. уже перестали
рассматривать Горбачева как реальную политическую силу, переключив свое внимание на Ельцина. Их вполне устраивало, что распад Союза осуществляется без их видимого участия, имея при этом управляемый
характер. Неслучайно участники Беловежского сговора проинформировали о происшедшем в первую очередь американского, а не советского президента. Вместе с тем идеи нового мышления в международном плане стали еще более актуальными в условиях глобальных угроз XXI века.
Распад СССР стал финалом перестройки в горбачевском ее варианте. Опыт перестройки учит, что реформирование столь сложной системы, каковой являлся Советский Союз, должно было быть постепенным и осторожным, без слома несущих конструкций государства. Связь распада страны с горбачевской политикой прослеживается по многим факторным цепочкам жизнедеятельности государства.
II. Модель государственности
Период перестройки завершился распадом советской государственности и формированием на ее основе суверенной государственности союзных республик. Начавшаяся с 1985 г. либерализация
общественной жизни в том виде, в котором она была осуществлена, привела к упадку практически всех государствообразующих элементов России. По мере развертывания перестройки утрачивалась управляемость страной. В условиях однопартийной системы всё недовольство реформами было направлено в адрес КПСС, руководство которой и де-юре (ст.6 Конституции СССР 1977 г.), и де-факто осуществляло высшую власть.
Преобразования внутри партии были сведены к кадровым чисткам. Однако новые кадры, в целом отличавшиеся лояльностью по отношению к Горбачеву, не обладали политической волей для сопротивления
проводимому курсу. Яркое тому свидетельство – история с ГКЧП. Исключение составлял Б.Н. Ельцин, но его деятельность разворачивалась в антигосударственном направлении.
Попытки партийных реформаторов создать новые центры власти в лице Советов или института президентства оказались безуспешными. Во многом это было связано с ухудшением социально-экономической ситуации, вследствие чего подрывалось доверие к власти в целом.
Была разрушена еще одна скрепа государственности – союзные отношения советских республик. Вопреки возраставшим в последние годы полномочиям республик Советский Союз стал рассматриваться
исключительно как унитарное государство с жесткой централизацией. Стремление Горбачева смоделировать государственность с «подлинным федерализмом» была воспринята окрепшими республиканскими элитами, с одной стороны, как признание Центром своей слабости, а, с другой стороны, как шанс на суверенизацию. Призывы генсека «попробовать пожить в настоящей федерации» всерьез не воспринимались.
Критические последствия для судеб советской государственности имела деидеологизация общественного сознания. Разочарование населения в идеях коммунизма началось задолго до перестройки. Но именно политика перестройки возвела антикоммунизм фактически на уровень новой государственной идеологии. И если Горбачев постепенно эволюционировал к социал-демократии, то всё большая часть общества переходила на либерально-прозападные позиции. СССР как система, как общественно политический строй терял свою привлекательность в глазах населения в сравнении с Западом. Правда, последствия 1990-е гг. заставят многих бывших советских граждан сожалеть о таком повороте.
Предложенная на место коммунистической идеологии концепция приоритета общечеловеческих ценностей стала в скрытой форме признанием горбачевским руководством поражения в идеологической войне с Западом. Именно так это воспринималось и противниками СССР. Провозглашение новых ориентиров привело и к тому, что антигосударственные силы в самом Союзе, в мировом социалистическом лагере поняли, что могут действовать безнаказанно. Отдельные попытки власти применить силу для сохранения государственности расценивались в радикальных кругах и западной элитой как возврат к тоталитаризму. Горбачев в подобных ситуациях, как правило, предпочитал выводить себя из-под удара, перекладывая ответственность наармию и правоохранительные органы. Но такая позиция подрывала доверие и к лидеру СССР, и к его силовым структурам. В результате к 1991 г., когда от силовиков требовалось предпринять действия по сохранению Союза, в т.ч. и с применением насилия, не оказалось ни структур, ни руководителей, способных и готовых выполнить эту задачу. Демократия оказалась
беззащитной перед лицом экстремистов. Но и Запад, для которого Горбачев сделал немало уступок, не спешил на помощь генсеку-президенту. У Запада были свои, неизменные, геополитические цели в отношении русской(российской) цивилизации.
Советский Союз к концу перестройки сталкивается с опасностьюутраты экономического суверенитета. Быстрый рост дефицита бюджета, размера внешнего долга, сокращение золотовалютных резервов делали всё более актуальной экономическую помощь Запада. Но западную элиту устраивал вариант контролируемой деградации СССР.
Не менее тяжкие последствия для советской государственности имело разрушение исторической памяти, активно происходившее в годы перестройки. Подвергся остракизму весь советский период и многие эпизоды досоветской истории. Исторический нигилизм в острой форме привел к утрате ощущения национальной идентичности и резко ослабил позиции тех, кто выступал за сохранение государства.
http://rusrand.ru/files/history/28-Perestroika.pdf