Делить с землей тепло и стужу… Женщины, подростки и старики кормили страну и фронт
Делить с землей тепло и стужу… Женщины, подростки и старики кормили страну и фронт

В 1941 году под вражеской оккупацией оказались Украина, Белоруссия, Прибалтика и Кубань. Тяжесть снабжения страны продовольствием легла на тыловые районы. Но на селе число трудоспособных по сравнению с предвоенным 1940 годом уменьшилось почти на треть. На фронт были отправлены почти все грузовые автомашины, тракторы и лошади. Полевые работы пришлось вести вручную. Женщины, подростки и старики стали на селе главной рабочей силой. Дневники и воспоминания того времени из уфимских архивов позволяют представить, как все это происходило.

Война разрушила весь круг деревенской жизни, привычный распорядок: дети стали за взрослых, коровы – за лошадей, женщины подпоясались ремнями, взяли в руки гаечные ключи, сели за трактора…

Беззащитной и неустроенной оказалась деревня без мужика. В деревенском хозяйстве крестьянин, кроме основных работ на поле и в лесу, умел делать понемножку все. Для этого имелся инструмент – топор, пила, молоток, рубанок, стамеска, долото, клещи, шило и дратва. Лишь для особой сложности задач звали печника, кровельщика, стекольщика или коновала. На мужицкой универсальности и держалось хозяйство. Война же показала, что заменить ее нечем – женщина со своей сноровкой и своим кругом забот с трудом вписывалась в мужское тягло.

Из воспоминаний: бабы косят траву у дороги, а косы у них не отбиты. Им замечают, что «пупки», то есть поперечные рукоятки, прикреплены к косью неправильно, а женщины отвечают: «а перевязать некому».

М.Ш. Фатыхова, председатель колхоза «Идельбуй» Дюртюлинского района Башкирии

Еще воспоминание. Под открытым небом лежат груды льна, который весной посеяли, осенью успели сложить в кучу, но с началом распутицы не вывезли, оставили гнить, не выколотив льняного семени. Неподалеку посреди поля ржавеют какие-то машины, культиваторы и сеялки, вросшие в мерзлую землю, – их остались среди поля в зиму…

До войны перед каждым деревенским домом навалом лежали бревна, привезенные для распиловки. Это было самое излюбленное место детских игр и забав. Теперь не было перед домами ни осиновых, ни березовых запасов, в обогрев шел хворост, а в безлесных районах – солома.

Захирели, перевелись без ухода пасеки – в середине лета выше ульев буйствовала трава. Деревья в садах, тоже почувствовав слабину хозяйской руки, начали омертвевать то одной, то сразу несколькими ветвями одновременно, а иногда присыхала целая яблоня сразу.

Бригадир женской тракторной бригады Ф.К. Кагарманова. Дюртюлинский район, 1942 г.

Сенокос в деревне считался одним из любимых занятий. Он проводился сообща, объединял жителей села на одном поле. Всем миром выходили на сенокос, становились рядом, тягались друг с дружкой, в минуты отдыха – балагурили. В полдень вместе выходили ворошить сено, разбивать валки. Вместе возвращались в деревню с песнями… Теперь не было больше такого сенокоса, а если слишком громко в деревне звучала песня, укоряли – «вы поете, а у людей горе».

По воспоминаниям, труднее всего было пережить зимние месяцы. Окна почти во в избах однорамные, вечно замерзшие. Дров не хватало, и некоторые деревенские семьи, сговорившись, зимовали под одной крышей. В избах, где жили по две семьи, детей укладывали по шесть-семь в ряд. Почти никогда между собой не ссорились, друг другу рассказывали сказки, читали вслух стихи, загадывали загадки. Когда взрослые читали письма с фронта, дети слушали, радуясь и переживая вместе со всеми.

Осенью снег покрывал целые поля со спелыми, но неубранными колосьями. Вспоминают, что один год неподалеку от деревни под снег ушло целое поле просо. Весной голодные односельчане ходили туда собирать колоски. От муки из перезимовавших зерен начались болезни.

Жена фронтовика Тарифа Валитова осталась дома одна с четырьмя детьми. Их корова имела привычку телиться очень поздно. Дети смотрели через замерзшие окна во двор и все ждали, когда же отелится корова. Старшая дочь говорила: «Ты, корова, отелиться когда-нибудь и отелишься, но отелишься после нашей смерти». Так и вышло – не дождавшись отела и молока, дети отравились перемерзшим зерном.

Символ голодного года – трава лебеда. Но в конце войны заговорили о новой пище – липовых листьях. Их сушили, молотили в ручной мельнице, из муки пекли лепешки. Говорили, что они не дерут горло так, как лепешки из «трахмала» – месива из гнилых картошек, собранных по весне.

Однообразная зимняя жизнь казалась нескончаемой. Трепетно ждали прихода весны – теплой, светлой, сытной. Весной подростки пахали землю, боронили пашню, а старики вручную засевали поля. Не хватало тракторов, лошадей, рабочих рук…

Дети и подростки оказались с размаха вброшены во взрослую жизнь. Деревенских детей, взрослеющих и так рано, война сразу поставила вровень со взрослыми. Взрослость теперь наступала не по обычной для мальчишки тяге к взрослым промыслам, а потому, что в доме он становился единственным мужиком. Если до войны подростка, которому раньше времени хотелось косить и пилить дрова, специально сдерживали, теперь привилегии детства исчезли.

Из-за нехватки учителей детей отпускали на каникулы не на три месяца, а на пять – с мая по октябрь. Занятия в школе многие бросили. Это происходило чаще из-за голода или отсутствия одежды.

Деревенские дети военной поры. Деревня Ишкарово Илишевского района БАССР, 1942 г.

«Для занятий не было ни книг, ни тетрадей, ни ручек с карандашами, – вспоминал житель Федоровского района Башкирии Равиль Ялчин. – Многие мои одноклассники в сентябре не смогли прийти в школу – не было одежды и обуви; только холод, голод и нищета в каждом доме. В четвертом классе к концу учебного года учеников осталось трое. Наша степенная, скромная и умная учительница Бади Хамзовна Янбулатова попросила нас пригласить остальных учеников сдавать выпускные экзамены: собралось всего девять человек. Так мы сдали выпускные экзамены и окончательно завершили учебу».

Мальчишки, начиная с 9-10 лет, пасли скот, удили рыбу, шли в лес, чтобы срубить подходящее дерево и сделать топорище, вязали верши, рубили хвою, драли корье. Девочки к тем же годам уже пряли, учились плести, ткать и шить, помогали на покосе, умели замесить хлебы и поставить пироги. Четырнадцатилетние считались взрослыми, соответствующим был спрос и чувство ответственности. Подростки могли сеять, боронить, а некоторые помогали и косить.

Воспоминание. Студентка Уфимского авиационного института Наиля Терегулова во время летних каникул направлена на сельхозработы в деревню Бузюрово Бакалинского района, где жила ее двоюродная сестра. С собой захватила гостинец – 400 грамм паечного пиленого сахара. Когда к ее родственникам зашла четырехлетняя соседская девочка, ее решили угостить. Но девочка даже не знала, что такое сахар, стала этими кусками играть…

Отправка посылок на фронт. Дюртюли, 1942 г.

Немного осталось в деревне тракторов, чуть больше – комбайнов. Но кому работать? В начале 1942 года в Башкирии не хватало более трех с половиной тысяч трактористов, около полутора тысяч комбайнеров. Срочно организовали курсы при МТС для женщин. Вместо привычных кепок из-за штурвала выглядывали разноцветные косынки…

Вместе с женщинами и подростками на поля вышли старики. Газеты писали: в колхозе «Кызыл байрак» Караидельского района девяностолетний Фаиз Хасанов ночью пас коней, а днем выходил на стогование сена и косьбу хлеба. Из стариков организовывали бригады косарей и жнецов. В колхозе «Янги юл» Чишминского района восьмидесятилетняя Тайфа Имашева каждый день без воскресений выходила на жатву…

Более четырех пятых посевной площади в Башкирии убирали все же вручную или простыми уборочными машинами. Машинисты косилок работали без смены всю светлую часть суток. Лошади не выдерживали, их меняли каждые четыре часа, люди же работали по пятнадцать-восемнадцать часов.

Но людей все равно не хватало. Тогда на уборочные работы было мобилизовало с июля по октябрь населения всех городов и рабочих поселков республики. Начало учебных занятий в вузах и техникумах перенесли с 1-го сентября на 15-е октября.

…Они принимали за наступление весны каждый ветер с юга, но весна все не приходила. Направление ветра менялось, но в апрельском воздухе пахло февральской сыростью. Потом наступил май. Днем моросили дожди, в самом конце мая частыми стали ночные заморозки.

На пашне в совхозе им. Цурюпы Уфимского района. 1944 г.

Весенний сев начали позже обычного. К выборочным полевым работам в начале мая приступили лишь в нескольких центральных районах. Массовый сев в западных, юго-восточных и северо-западных районах Башкирии начался после 9 мая, а в северных и зауральских районах – в конце месяца. К началу сева лошадей и тракторов в деревнях почти не осталось. Площади под посевную пришлось готовить весной, – осенью поля не были вспаханы.

В Федоровском районе, на юге республики, сеять начали 12 мая. Реки уже вернулись в берега, вода оставалась лишь в бочажках по сторонам дороги, а вешки на обочине, которыми отмечали зимний путь, все еще торчали.

Земли третьей бригады тянулись у подножья Мышагыра до гребня Девяти Шалашей. Бригада состояло из девушек и мальчиков-подростков, которые боронили зябь, ведя лошадей на поводу, а семнадцатилетний Равиль Ялчин, который был за старшего, сидел на единственной в бригаде конной сеялке. Конюхами работали Рабига Абдракова и шестнадцатилетний Агзам Кулушев, а Гайнизяп Валитова и Ракия Мустафина на двух парах лошадей возили зерно на Стерлитамакский элеватор. Каждый из работников получал ежедневный приварок на обед из дробленого овса с шелухой.

Трактористка Е.П. Ташкинова Андреевской моторно-тракторной станции Илишевского района БАССР

Для работы в поле нужна обувка. Сапоги берегли. Равиль Ялчин вспоминал, что у бабушки нашлись старые сарыки с узорами в форме лотоса. Вместе с портками, заплатанными на коленях, они придавали ему такой вид – стыдно в зеркало посмотреть – но ничего не поделаешь….

Трактора на машинно-тракторной станции кое-как собрали, но горючего не хватало. Когда в колхозе появились двое старых бригадиров, вернувшихся по ранению на поправку, всей деревней просили военкомат дать им бронь.

Работа на полях шла с рассвета до сумерек, а трактористы работали и по ночам. Был среди них шестнадцатилетний Асхат, такой малюсенький, что за рулем не видно. Кто постарше, сядут под скирдой и следят: мотор гудит, огонек движется – значит, пашет Асхат. Но случалось – огонек остановился, мотор заглох, трактор стоит, фонарь горит, а тракторист с прицепщиком залезли под теплый мотор греться и заснули. Их растормошат – они еще немного поработают. Старшие рукой машут и сами садятся за руль. «Вот с такими орлами в войну и вели сельское хозяйство».

Девушки в бригаде, несмотря на голод и усталость, были смешливы, языкасты, в глазах светились природная жажда жизни. Пели: «Советская форма – сто грамм норма».

Военное обозрение
История

#НелляСамохвалова(матушкина)