Белок.net

Умирает Эйнштейн, попадает в рай, встречает его лично Всевышний и спрашивает, нет ли у того какой-то особенной просьбы. - Конечно, есть, я всегда хотел узнать формулу, по которой Ты сотворил этот мир! Взмах божественной руки, появляется доска и мел, Бог начинает писать... Через какое-то время Эйнштейн восклицает: - Господи, но у Тебя тут ошибка! - Я знаю, - грустно отвечает Господь. © Старый анекдот

Светлой Пасхи! Мира и добра всем!

​​Что им нужно? «Что же им, этим мужчинам, нужно? Посмотришь вокруг – женщины сплошь, и умницы, и красавицы, два образования, и хозяйка хорошая, и следит за собой, и одна? Или рядом с ней пьющий, денег не зарабатывает… или гуляет направо и налево. Что им, мужикам, надо?» (из бесед на лавочке у подъезда). Когда мы познакомились с моим мужем Евгением, он гениально озвучил ответ на этот вопрос. Он сказал: – Лена, ты никогда не научишься готовить лучше шеф-повара хорошего ресторана. Я могу купить себе самую вкусную еду. И не научишься делать уборку лучше клининговой компании. Я могу купить себе чистоту в доме. И секс самый крутой тоже можно купить, ты знаешь. Не это мне нужно в отношениях, не это главное… Важно что-то другое. Я не знаю, как назвать это. Это – ощущение любви, тепла, вдохновения, желания творить от пребывания рядом с тобой💖 Если это есть, то всё остальное мы решим. Если этого нет, то не нужны ни вкусные ужины, ни чистота, ни супер-секс. Оказывается, в основе счастливых отношений лежит не то, что ДЕЛАЕТ женщина, а то, чем она наполняет пространство вокруг себя. Не то, что ДЕЛАЕТ женщина, а то, что она ЕСТЬ. В каком состоянии она живёт. Дорогие женщины, посмотрите на себя прямо сейчас. Что вы излучаете в пространство? Доброту, свет, любовь, радость? Какие импульсы идут от вас? Их – импульсы, нельзя потрогать, но ЧЕСТНО назвать то, что от нас исходит, можно... ...Что же ищут в отношениях мужчины? Прежде всего – Любовь! ✨Любовь женщины творит чудеса. По секрету скажу, что и женщины ищут то же самое. Не влюблённость, которая заставляет обратить внимание друг на друга, а ЛЮБОВЬ – движущую, сплачивающую, соизмеряющую силу мироздания. Не саму любовь, а возможность её ТВОРИТЬ. Оказывается только пара Мужчины и Женщины может осознанно ТВОРИТЬ ЛЮБОВЬ! Для этого мы и встречаемся, и влюбляемся! Это и есть смысл и суть отношений! Те пары, которые научились этому, творят счастливую жизнь! Жизнь пары, которая научилась СОЗДАВАТЬ любовь, полна и счастлива. Счастливая семейная жизнь – это путь, а не результат! Сама жизнь – это процесс! © Евгений и Елена Хохловы

...На 25.550 день Господь поглядел на дело рук своих и создал Дачу. И сказал, что это хорошо. И стало дача и хорошо. Престарелые Адам и Ева, взяв рассаду запретных плодов и удочки, на майские праздники, собрав все пробки, стали ездить туда, чтоб к лету вовсе переехать. Ещё создал Господь для них Газонокосилку, потому что показалось ему, что слишком праздно они на Даче время проводят, ну и одуванчики создал, борщевики, полынь, лебеду, чертополох и красивые цветы, которые, зачем-то воняют хуже навозной кучи. И стали Адам с Евой терзать детей своих. То картошку вскопай, то ещё что-то там поковыряй. И тогда дети Адама и Евы создали им внуков, чтоб спокойно в Египет ездить. А внуки, в свою очередь, создали котов, хомяков, глухого мопса с одним глазом и стало Адаму с Евой не до картошки и вовсе не до чего. Комаров ещё создал! вот основная масса вопросов к нему у меня по этому поводу. Зачем комаров, Господи?! И соседей с магнитофоном создал и Михаила Круга. Создал магазины подальше и речку холодную с дном илистым. И сказал он: Глупые смертные, эти резиновые тапки нужны вам! И то что порвалось из шмоток - сохраните! И началось! 66 отсыревших телогреек создал и сказал ни в коем случае не выкидывать, потому что апокалипсис я вам обеспечу, а у вас телогреек нет! И всю вагонку от старого дома сохраните, потому что вон уже всемирный потоп начался, а ковчег вы из чего строить будете? И банки! Банки стеклянные всех размеров никому не отдавайте! Каждой твари по паре в эти банки посадите и вся красная книга в них влезет. У соседей ещё всякие старые двери да брёвна заберите, ковчег побольше запилите, чтоб все банки с тварями влезли. И ненужные палки для штор прихватите - грести ими будете. Старые сковороды тефалевские с облезшим тефлоном к тем палкам привяжете и погребёте. Детские ванночки вместо шлюпок берите, все ванночки за 7 поколений накопившиеся, не для засолки огурцов я их создал. А пока парник поставьте. Лучше три. Бог любит троицу. Кучу покрышек автомобильных с вывалившимися шипами тоже он создал. Ну как майдан, а в вашем сарае ни одной лишней покрышки?! Ещё создал он коллекцию старых купальников, которыми нужно отпугивать нежданных помощников в строительстве. Они такие - "Хазяйкяяяя!" И ты такая из-за куста крыжовника в этом купальнике и с ногами как крыжовник колючими - "Чииивооо?!" И они сразу поймут, что тут им денег никто не даст. А в качестве знамения создал он помойную машину. Как она в городе под окна открытые в 6 утра приедет, да как давай там реветь и вонять, вот тут чтоб сразу на дачу захотелось. Посмотрел Господь на всё это и молвил "Господи, ну что это за хрень?!" И отвернулся. Вот потому я на дачу ездить не люблю. Не богоугодное дело. © Viketz Самсонова

У меня под домом кулинария. Я уже рассказывал: там продают кишечные инфекции, недорого и с соусом. Всем постоянным клиентам, кто год питается и выжил, в подарок язва всего пищеварительного тракта. Я бы туда не ходил. Но Люся бывает жестокой, как динозавр, говорит обидные гадости. Например, что Рокфеллер зарабатывает больше. Такое пережить невозможно, и я отказался ужинать её супом. Тем самым дал понять, кто в семье художник, а кто — сатрап и сумасброд женскаго полу. Вы не представляете, как приятно быть одиноким мужчиной в продуктовом магазине. Особенно, если берёшь сентиментальные кефир и полуготовые шницеля. Ах, как все сопереживают в ваш позвоночник, от достоинства звенящий! Конечно, не все так просто. Надо ещё уметь дрогнуть голосом, произнося: — Три голубца, пожалуйста. И улыбнуться миру устало и снисходительно. Разрушительная мощь этого приёма огромна. В нём — больше нецелованного вдовства, чем во всех романах Шарлотты Бронте вместе взятых. Чуткая очередь вздыхает выразительно, даже поскуливает. Будь эта очередь женской сборной по пляжному волейболу, я б на ней женился, ей богу. Настолько мы друг другу симпатичны. Но пляжных волейболисток ещё с детства раскупают и сторожат потом с доберманами и евнухами. В очереди клубятся одни метательницы молота и ядер, недефицитные с детства. Каждая по шесть евнухов за раз душит одной левой. Я стесняюсь таким женщинам предлагать серьёз. Обычно продавщица радеет обо мне, будто лесничий о ценном изюбре: — Не берите блинчики, мужчина, возьмите строганов, он свежее, — бровями взмахнёт, как птеродактиль, и ударение сделает. — Свежее он! И сразу понятно: блинчики сулят сыпь, удушье, долгую агонию, а свежий строганов — лишь весёлую беготню по коридору, к сортиру и назад. Так всегда было. А тут продавщица ничего не сказала. Только посмотрела в глаза долго, как бы прощаясь. И промолчала. И, конечно, это оказались быстродействующие голубцы улучшенной конструкции. С мега-злыми внутри микробами. Вьетнамцы саранчу некипячёную лопают, пауков немытых прямо с грядки, и ничего. А мне желудок сказал, что всё, он подаёт на развод, он потратил на меня молодость, с него довольно; дальше я могу есть, во что хочу. Сложил в чемодан селезёнку, печень и стал искать в организме окно, чтобы выпрыгнуть и убиться. Я знаю подход к тем, кто потратил на меня молодость, и не решается потратить старость. Таким быстро надо наобещать что-нибудь важное, без чего не выжить. И я пообещал желудку колечко с синим камушком. И, может, даже туфельки. Желудок твёрдо решил пенсионерить вне меня, и я размахался аж до шубки. А Люся — такая девушка: про колечко слышит сквозь всё — сквозь сон, три кирпичных стены и шум водопада. А про шубку прямо из мыслей считывает с другого конца галактики. Берусь, говорит, образумить твоё пищеварение. Со скидкой. Всего за туфельки. И дала мне таблетку. И целебного супа с фрикадельками. Это стал самый дорогой суп в моей жизни. Но и самый полезный, в смысле образования. Я с тех пор необидчивый, как Будда, осмотрительный, как Одиссей, и бедный, как Рокфеллер. Слава Сэ

Каждый вечер, уложив двухлетнего Сережку спать, бабушка доставала из кармана юбки ключ, который всегда был при ней, и направлялась в чулан. Там, притворив входную дверь и задвинув засов, извлекала из только ей известного потайного местечка другой ключ и отпирала большой дубовый ларь, в котором хранились запасы того ценного, без чего нельзя было выжить в трудные и голодные послевоенные годы, а именно: мука, соль, спички, сухари и зерно. Впрочем, и запасами-то это назвать было трудно. Муки оставалось совсем немного: треть мешка ржаной и половина ведра пшеничной. Сухарей тоже было меньше трети мешка. Зерно же бабушка и в расчет не брала: два ведра жита на весенний посев и небольшой мешок пшеницы, хранившийся как неприкосновенный запас на самый крайний случай. Радовал лишь запас соли, еще довоенный: серая, грязноватая окаменевшая глыба, занимавшая больше половины одного из четырех отсеков высокого ларя, из которой при помощи старого топора и добывалась соль. В углу соляного богатства красовался десяток яичек, предназначенный к праздничному столу на Пасху Христову. Их бабушка втайне от внуков собирала от двух куриц, зимой живущих в доме под печкой, а сейчас свободно расхаживающих по двору и на вольных хлебах после зимней бескормицы нагуливающих формы, подобающие настоящим хохлаткам. Повздыхав горько над бесценными богатствами и прикинув, что до нового урожая богатств этих может и не хватить, бабушка бережно насыпала в отдельные баночки муки – немножко пшеничной и побольше ржаной, ставила баночки в плетеную корзинку, добавляла туда же из развешенных под потолком холщовых мешочков сушеную морковку, чернику и малину, запирала ларь, прятала ключ, запирала чулан и возвращалась в дом, где ее уже ждали старшие внуки. Девчонки Нина и Тоня уже успевали приготовить теплую воду и расставить три чистые глиняные кринки – одну большую и две маленькие, а семилетний Вовка, родившийся летом сорок первого и с малых лет привыкший быть мужчиной в доме, приносил ведро с серо-зеленым порошком из заготовленной еще прошлым летом, высушенной и растолченной в ступе травы-лебеды. Бабушка наливала во все три посудины теплую воду, насыпала в одну из них пшеничную муку, в другую – ржаную, а в самую большую к ржаной муке добавляла порошок из лебеды и расставляла миски перед внуками. Дети усердно и очень умело перемешивали эту массу: получалось тесто. Посолив и добавив дрожжи, бабушка ставила миски на шесток, где тесто до утра бродило и поднималось. Рано утром бабушка топила печь, выкатывала тесто, готовила завтрак, а потом выпекала три хлеба: маленький пшеничный для двухлетнего Сережи, маленький ржаной делила на две части – одну побольше укладывала в туесок на обед сыну в поле, другую на обед невестке, добавляла туда по паре картофелин и по головке лука. Третий же хлеб, с лебедой, тоже резала пополам, одну половину убирала на полицу – широкую деревянную полку, расположенную под самым потолком. Половина эта предназначалась на ужин. Чтобы не искушать старших внуков, на ту же полку убирался и душистый Сережин хлебушек. Оставшуюся половину хлеба бабушка делила между старшими внуками на завтрак и на обед, утром добавляя к хлебу пюре из картошки, иногда с грибами, а днем, в обед, – горячий суп из овощей, приправленный горстью ячменной или овсяной крупчатки. Сама бабушка хлеб не ела, довольствовалась жидким супом и морковным чаем. Дети мигом съедали свои порции, а потом смотрели, как бабушка кормит Сережу, раскрошив часть белого, вкусно пахнущего хлеба в топленое молочко, половину литра которого каждый день брали для Сережи у прижимистой соседки Полинарии, которая перед тем, как отдать банку с молоком, а молоко она давала только вчерашнее, обязательно снимала с него сливки, после чего ставила в тетрадке крестик – вела учет, чтобы осенью, после сбора урожая и расчетов с колхозниками, получить за молоко деньги. Глядя на голодные глаза внуков, на их худые, изможденные фигурки с выпирающими, распухшими от недостатка пищи и витаминов животиками, бабушка тихонько говорила им: – Потерпите, мои милые, вот придет лето, ягоды собирать будем, потом грибы, щавель уже на пригорочках расти начал, полегче будет. А уж как осень-то настанет, получат папа с мамой пшенички за работу, муки намелем белой, пирогов испечем больших да сладких, наедимся досыта. А к зиме, Бог даст, и козочку купим, с молочком своим будем. Коровку-то нам не осилить. Жаль, пала наша Краснуха, не пережила войну. А Сережа-то ведь маленький совсем, нельзя ему хлебушек черный, да с лебедой, кушать, и без молочка нельзя, иначе он заболеет, а как заболеет, так и сами понимаете, что случиться может. Девчонки и Вовка слушали бабушку и все понимали, но все равно очень хотели и молочка тепленького, и хлебушка беленького, да так хотели, что однажды и не удержались. Сережка крепко спал, а бабушка, наказав девочкам строго смотреть за малышом, ушла в лавку за керосином. Вовка, проводив бабушку за калитку, быстро вернулся в дом, залез на стол и достал с полки вкусно пахнущий Сережин хлебушек. У него и в мыслях не было его съесть. Он просто хотел подержать его в руках и понюхать. Вовка с наслаждением вдыхал вкусный аромат свежего хлеба и не смог справиться с желанием своим. Сначала он лизнул хлебушек, а потом и откусил его – совсем немножко. Вбежавшим на кухню сестренкам, оторопевшим от открывшейся картины, тоже досталось по маленькому кусочку вкусного счастья. Завершив блаженство, дети не на шутку перепугались. Вернувшуюся с керосином бабушку они встретили дружным плачем, уверенные, что погубили Сереженьку, теперь он обязательно заболеет, а чем закончится эта болезнь, страшно и представить. Добрая, милая и все понимающая бабушка крепко обняла всех троих, горько плачущих и искренне раскаивающихся в детской своей слабости, прижала к себе и, сдерживая рыдания, целовала их в светлые родные макушки, а потом, справившись с эмоциями, успокоила: – Всякое в жизни бывает. И не раз еще вы сделаете что-то не так. Жизнь гладкой не бывает, она как дорога: идет ровно, а потом раз – и рытвина или поворот крутой. Главное – понять и почувствовать ошибку свою, искренне пожалеть о ней и постараться исправить. А как исправишь, то и сердце обрадуется, и душа облегчится. Вы поняли, что неправильно поступили, и слава Богу! А Сереженьку сегодня картошечкой с молочком покормим. Дети еще крепче прижались к бабушке, и их маленькие сердечки были наполнены огромной любовью, все покрывающей и все поглощающей, той любовью, которую посылает Господь только детям – чистым, светлым и непорочным Своим ангелам. Вечером бабушка молилась дольше обычного. Она не просила ни о чем. Она искренне благодарила Всевышнего за то огромное счастье, которое Он даровал ей. © Леонид Гаркотин

Почти пасхальная история. ​​Каждый год муж упорно покупает пасхальный кулич (самый маленький, я их не ем), запивает молоком, собирает крошки, высыпает за окно птицам и садится ждать, когда наступит счастье. Не то чтобы он был очень религиозен, скорее вообще нет, но уверен, что раз пес Джуп, съев пасхальный кекс, попал в жизнь своей мечты, то и ему рано или поздно что-то обломится. …Много лет назад у нас жил Джуп, по паспорту — Юпитер, шотландский сеттер неописуемой красоты. Люди на улице от восторга подходили пожать нам лапы, просили с ним сфотографироваться и объясняли своим маленьким уродливым собачкам, что если они будут себя хорошо вести, то вырастут хоть наполовину похожими на Джупа. Наивные, они не знали, что скрывалось за роскошным фасадом. Он съел подчистую два дивана (на помойку мы их выносили в полиэтиленовых пакетах), погнул все вилки (не зубчики, а шейки — где потолще), открывал холодильник, доставал помидоры и ел их на светлом ковролине. Раскрошил три (!) хрустальные вазочки, заперся в квартире изнутри так, что пришлось вызывать взломщиков. Пока ломали дверь - нервничал, открыл шкаф, сложил все белье на пол и подрал в клочья. Укоротил по одной ножке на каждом из четырех стульев. Однажды из-за него я опоздала на самолет, потому что отпустила с поводка в огороженном сквере, и потом два с половиной часа бегала по улицам любимого города с криками: «Дж-у-уп, стоять… умоляю… рейс!!!». Мы долго и бесплодно ходили на уроки послушания, где он вел себя идеально и радовал педагогов. Возвращались домой и, входя в квартиру, Джуп потирал лапы — что бы еще уничтожить. Когда мы поняли, что не справляемся с мальчиком — брали, дураки, декоративного (ну, нам так сказали), а по темпераменту оказался бешеный охотник, я пошла в собаководство — не нужен ли кому из охотников подрощенный пес. Там покрутили пальцем у виска: и щенков не раздать, но мой телефон на всякий случай записали. Через три дня наступила пасха. Тетенька, которая у нас убирала, добрейшая женщина, освятила кулич в церкви, принесла нам и, зная замашки Джупа, поставила кулич НА холодильник. О существовании кекса мы узнали неделю спустя, когда она спросила — вкусно ли было. Мы дружно кивнули, наконец, поняв, что за крошки и разноцветные ванильные шарики валялись на полу. Спустя несколько дней позвонил мужчина, которому дали наш телефон в собаководстве: ему был нужен молодой, но не младенец, шотландский сеттер. Он оказался охотником с домом в деревне, где жил большую часть года. Вручил мне 200 долларов (я отнекивалась) с уговором — приедете через месяц, посмотрите, где живет пес, не понравится, вернете деньги, я верну собаку. В окно я увидела, как они садились в огромный джип, в последний момент Джуп поднял голову и посмотрел в мою сторону. Я чувствовала себя последней тварью, но жить на пепелище уже не было никаких сил: муж был на грани нервного срыва, дети никогда не знали, будет ли в чем утром пойти в школу. Месяц спустя мы с дочками поехали навестить Джупа. В огромном доме жили еще три собаки (одна инвалид — на трех лапах), ворона с подбитым крылом, слепой кот, куча выживших из ума старух и чьи-то дети. Все одновременно галдели и Джуп был абсолютно счастлив в этом дурдоме. Сын хозяина проезжал с ним на велосипеде в день по 10 км, и что-либо крушить у пса просто не оставалось сил. Мы попили чаю, обняли нашего мальчика и уехали уже не в таких расстроенных чувствах. Наш спаситель звонил еще дважды. Первый раз — в конце охотничьего сезона — сказать, что у него никогда не было такой умной и послушной собаки. Второй раз он сообщил, что на какой-то дико крутой выставке они получили золотую медаль. Когда мы рассказываем нашим собакам про их безумного предшественника, они поражаются — зачем есть вилки и хрустальные вазочки, если за хорошее поведение можно получить кусочек курицы? И равнодушно смотрят раз в год на пасхальный кекс, потому что не представляют, какая магическая сила в нем заложена. © Diana Kachalova

#ТемаИгра

Когда у Льва Толстого жена сильно заболела, он переживал, конечно. И давал ей советы философские. Терпеть, например. Принять страдание и понять, для чего оно нужно. Мыслить возвышенно. А когда ей стало совсем плохо, он посоветовал принять неизбежное — примерно так. Просветлиться душой и вознестись на небеса. Жена сильно мучилась и уже была готова последовать совету мужа. Все было очень возвышенно и просветленно.  Но тут приехал доктор и сделал операцию. Удачно вырезал крупную опухоль. Спас жизнь женщине! И эту опухоль, крайне безобразную и кровавую, сунул под нос Толстому. Вот, соблаговолите взглянуть, что чуть не убило вашу жену! Толстой отшатнулся и скривился. Фу, какая гадость! И как-то с неприязнью стал относиться к врачу, такому циничному человеку… Хотя Софья Андреевна, наоборот, очень радовалась своему спасению и ещё долго прожила.  Огромная есть разница между благими высокодуховными советами и удалением мерзкой опухоли. Советы легко давать: поймите, примите, простите, смиритесь, терпите, умрите… А вырезать гадкую опухоль профессионально — очень трудно. И вообще, это некрасиво и мерзко, какое противное занятие и какая отвратительная опухоль!  Вот разница между «духовными» советами и реальной помощью профессионала. Советы давать легко и приятно. А оперировать — очень трудно. И грязная это работа. И проблема противная, так не хочется на неё смотреть — на самом деле. Только «добрыми» советами не поможешь выжить человеку — погибнуть поможешь. Надо резать, оперировать, меры принимать! И пусть морщат нос и брезгливо отворачиваются потом. Главное — человек жив. А остальное неважно. © Анна Кирьянова