К 130-летию С.

А. Есенина
"Мой край задумчивый и нежный"
Не найдется, пожалуй, в послереволюционной российской поэзии фигу¬ры более яркой, знаменитой и более трагичной, нежели Сергей Есенин. Крестьянский сын, он заслужил своими стихами любовь народа и его вождей, дружбу палачей и их жертв. Женщины буквально вешались ему на шею, а он топил любовь в кабацком угаре, оставляя за собой вереницу брошенных жен и детей. Он прожил мало, но успел много. И ушел из жизни темно, страшно и одиноко, породив разные версии собственной смерти. Он рано заставил говорить о себе и до послед¬него сохранил всю мощь своего удивительного дарования.
Его стремительный жизненный путь начинался в «стране березового ситца», на Рязанщине, в селе Константиново. «Последний поэт деревни», как назвал себя в одном стихотворении Есенин, с настоящей деревней был связан мало и недолго. Но это в нем было настоящее, на этом он стоял. И это, в конечном счете, питало его поэзию.
Отец поэта на традиционного крестьянина тоже был мало похож. Мальчиком пел в церковном хоре, обладал прекрасным дискантом. По¬ехал в Москву начинать самостоятельную жизнь в мясной лавке. Дар сына разглядел одним из первых, говорил, что он «не такой, как мы», и назвал Сергея «слитком таланта».
Мать будущего поэта, Татьяна Титова, была выдана замуж помимо своей воли, и вскоре вместе с трехлетним сыном ушла к родителям. Затем она отправилась на заработки в Рязань, а Есенин остался на попечении бабушки и дедушки, знатока церковных книг. Бабушка Есенина знала множество песен, сказок и частушек, и, по признанию самого поэта, именно она давала «толчки» к написанию им первых стихов.
В 1904 Есенина отдают на обучение в Константиновское земское училище, а затем – в церковно-учительскую школу в городке Спас-Клепики.
Первые его стихи 1912-13 годов, из которых он даже составил маленький цикл под претенциозным названием «Больные думы», насквозь риторичны и подражательны Надсону, Кольцову, Никитину, раннему Лермонтову.
В марте 1913 Есенин отправляется в Москву. Три московских года жизни Сергея Есенина — с августа 12-го по март 15-го — вместили очень многое. Здесь он устраивается помощником корректора в типографию И.Д.Сытина. Распространение нелегальной литературы связано с участием Есенина в литературно-музыкальном кружке крестьянского поэта И.Сурикова – собрании весьма пестром, как в эстетическом, так и в политическом отношениях (его членами состояли и эсеры, и меньшевики, и большевистски настроенные рабочие). Ходит поэт и на занятия народного университета Шанявского – первого в стране учебного заведения, которое можно было бесплатно посещать вольнослушателям. Там Есенин получает основы гуманитарного образования – слушает лекции о западноевропейской литературе, о русских писателях. Первое стихотворение Сергея Есенина ("Береза") было опубликовано в 1914 под псевдонимом Аристон
Здесь осенью 1913 Сергей Есенин вступил в гражданский брак с Анной Романовной Изрядновой, которая была старше его на четыре года. В то время она работала вместе с Есениным корректором в типографии. 21 декабря 1914 года у них родился сын Юрий. В период жития с Анной Романовной было написано Есениным около 70 известных стихотворений, ставших русской классикой.
Москва кажется Есенину тесной, по его мнению, все основные события литературной жизни происходят в Петербурге, и весной 1915 поэт решает перебраться туда.
В Петербурге Есенин посетил А.Блока. Не застав того дома, он оставил ему записку и стихи, завязанные в деревенский платок. Записка сохранилась с пометкой Блока: «Стихи свежие, чистые, голосистые…». Так благодаря участию Блока и поэта С.Городецкого Есенин стал вхож во все самые престижные литературные салоны и гостиные, где очень скоро стал желанным гостем.
В следующие месяцы Есенин свел знакомство с Мережковским и Зинаидой Гиппиус, Ахматовой и Гумилевым, Вяч. Ивановым, Цветаевой, Рюриком Ивневым... Элита «Серебряного века» благосклонно встречала кудрявого самородка «от сохи». «Факт появления Есенина был осуществлением долгожданного чуда». Так писал позднее его главный покровитель Сергей Городецкий.
Литературная летопись не знает более легкого и быстрого восхождения на Парнас. Всеобщее признание пришло к Есенину буквально за не¬сколько недель. Из редакции в редакцию его передавали по эстафете рекомендательных писем. Публика¬ции стихов Есенина и отзывы о нем посыпались как из ведра. Поэта на¬перебой стали приглашать в салоны петербургских меценатов и на литературные вечера. А ведь к Городецкому от Блока он заявился с черно¬го хода и осведомился у кухарки, не надо ли чего покрасить...
Между тем, он все более уверенно штурмовал вершину российского поэтического Олимпа. В журнале «Летопись» познакомился с Максимом Горьким и его окружением. Вел переговоры с издателем М. Аверьяновым о выпуске своего первого сборника «Радуница». Книга вышла в начале 1916 года и окончательно закрепила литературную репутацию Есенина. А он продолжал разыгрывать перед питерской интеллигенцией человека из глубинной, сказочной «Рассей» и с маниакальным упорством осуществлял свой план завоевания столицы. Побывал на квартире Алексея Ремизова, за¬тем — Леонида Андреева, которого не застал дома и которому оставил экземпляр «Радуницы» с вариантом своей стандартной дарственной надписи: «Великому писателю земли русской... от полей рязанских, от хлебных упевов старух и молодок на память сердечную о сохе и поневе...»
В первой половине 1916 г. Есенин призывается в армию, но благодаря хлопотам друзей получает назначение санитаром в Царскосельский военно-санитарный поезд Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны, что позволяет ему беспрепятственно посещать литературные салоны, бывать на приемах у меценатов, выступать на концертах. На одном из концертов в лазарете, к которому он был прикомандирован (здесь же несли службу сестер милосердия императрица и царевны), происходит его встреча с царской семьей. Есенин в плисовых шароварах и желтых сапогах читал стихотворение «Русь».
Опьяненный революционной грозой, в поисках социальной силы, способной осуществить его мечту о крестьянском рае, Есенин весной 1917 года сошелся с эсерами. Есенину казалось, что жизнь коренным образом меняется, что «наше время пришло», значит, можно пере¬стать осторожничать, подлаживаться к обстоятельствам и к сильным мира сего, испытать, наконец, счастье быть самим собой.
Есенин был охвачен новыми надеждами, творче¬ским жаром и сильным чувством к молоденькой секретарше из эсеровской газеты «Дело народа» Зинаиде Райх. Их бурный роман и быстро распавшийся брак — отдельная история. Сам же поэт в пору брака с Зинаидой Райх находился в расцвете творческих и физических сил и, опьяненный мистическими прозрениями, создавал цикл религиозно-революционных поэм. Но мы сегодня повторяем другие есенинские строки тех лет: «Вы помните, вы все, конечно, помните,\\Как я стоял прижавшийся к стене.\\ Взволнованно ходили вы по комнате// И что-то резкое\\ В лицо бросали мне». Или: «Любимая^, Меня вы не любили...» В 1918 году у них родилась дочь Татьяна, которую Есенин очень любил. В 1920 году, уже после того, как Есенин разошелся с Зинаидой Райх, у них родился сын Константин.
Чтобы в одиночку не загнуться с голоду, Есенин судорожно пытался встроиться в какие-нибудь структуры — издательские, профсоюзные, культурные. И взял на себя роль одного из организаторов группы имажинистов. Заполняя, случайно угодив в ЧК, анкету, в графе «партийность» он написал: «имажинист», что станет отныне его поэтической принадлежностью. Их лозунги, казалось бы, совершенно чужды поэзии Есенина, его взглядам на природу поэтического творчества. Чего стоят, например, слова из Декларации имажинизма: «Искусство, построенное на содержании… должно было погибнуть от истерики». Тягостное чувство раздвоенности, невозможность жить и творить, будучи оторванным от народных крестьянских корней вкупе с разочарованием обрести «новый град – Инонию» придают лирике Есенина трагические настроения.
Причудливая жизнь новой эпохи влекла Есенина в дальние концертные поездки по стране. В мае 21-го он через Самару и Поволжье, где царил страшный голод, приехал в Ташкент. Под влиянием увиденного, в спорах с друзьями-поэтами А. Ширяевцем и Н. Клюевым в его сознании возникали несвойственные ему прежде мысли и образы. Есенин крепко усвоил нехитрую заповедь: «пиши о своем». И часто с любовью вспоминал Блока. «У него глубокое чувство родины... без этого нет поэзии». Так начала складываться поэма «Пугачев», одно из главных и наиболее зрелых произведений Есенина. Он ощущал себя теперь блудным сыном, которому возвращаться некуда — милый его сердцу деревенский мир был раздавлен желез¬ной пятой. Кругом нарастало отчаянное сопротивление политике военно¬го коммунизма. Вспыхнуло тамбовское восстание, восстал Кронштадт... Они были потоплены в крови, но не прошли бесследно, найдя прямое отражение в есенинском «Пугачеве». Страна менялась. Менялся ее поэт.
В июне 1921 года Есенин повстречал Айседору Дункан. Известная американская балерина — «босоножка», прибывшая в Рос¬сию не только с выступлениями, но и, чтобы открыть свою балетную школу, была очарована Есениным. Их внезапно вспыхнувшая страсть перерос¬ла в громкий брак с душераздирающими ссорами и битьем посуды. Знаменитая совместная поездка в Америку окончилась разрывом.
Есенинская любовь к Айседоре по¬дарила нам замечательные лирические стихи, а ему принесла горечь разочарования, усталость, все усиливавшееся пьянство и душевную бо¬лезнь. ..
«Друг мой, друг мой, \\Я очень и очень болен.\\ Сам не знаю, откуда взялась эта боль.\\ То ли ветер свистит Над пустым и безлюдным полем,\\ То ль, как рощу в сентябрь, Осыпает мозги алкоголь».
Он пытался еще бросить вызов большевистской диктатуре драматургической поэмой, рискнув дать ей исчерпывающее название «Стра¬на негодяев». «Негодяи» пренебрежительно отмахнулись, предпочли «не заметить». А читающая Россия восторженно упивалась пронзительной поэтической исповедью Сергея Есенина:
Не злодей я и не грабил лесом,
Не расстреливал несчастных по темницам.
Я всего лишь уличный повеса,
Улыбающийся встречным лицам.
Я хожу в цилиндре не для женщин —
В глупой страсти сердце жить не в силе, —
В нем удобней, грусть свою уменьшив,
Золото овса давать кобыле.
Ему уже оставалось недолго, и он лихорадочно спешил. Одновременно со «Страной негодяев» написал поэму «Гуляй-поле» о разгуле народной стихии, а сам неистовство¬вал в разгуле кабацком. В невероятной насыщенности утекающей бес¬приютной жизни он, как ребенок, радовался полученной в результате хлопот друзей комнате в коммунальной квартире. Сходился и расходился на идейной почве с разны¬и людьми, влюблялся в самоотверженных хороших женщин, таких, как Галина Бениславская, и после расставания сохранял с ними дружбу. Бегал по редакциям за копеечными гонорарами, отсылая большую часть денег сестрам. Упорно пробивал в издательствах свои сборники. Ездил по клубам с выступлениями. Написал великое посла¬ние матери: «Ты жива еще, моя старушка?...» И воззвал к Пушкину: «... Но обреченный на гоненье,\\ Еще я долго буду петь.. .\\ Чтоб и мое степное пенье\\ Сумело бронзой про¬звенеть».
Он переживал глубокую внутреннюю драму — опоэтизированная им Русь васильковых полей, которую поэт страстно призывал «взмахнуть крылами», безвозвратно исчезала вместе с крестьянским укладом. «Смешного дуралея жеребенка» сменяла бездушная «стальная конница». Подступали одиночество и пустота. Та, что будет с горечью помянута Маяковским в стихотворении на смерть Есенина: «...Пустота//летите, в звезды врезываясь».
Он успеет еще написать громкую поэму «Песнь о великом походе», посвященную легендарным героям революции, которые шли к победе с народной идеей справедливости, мечтая о счастливой жизни. Но и в этой оптимистической «Песне», слов¬но спетой с чужого голоса, вдруг звучат трагические ноты (как и в после¬дующей «Поэме о 36»): «Много в Рос¬сии^ Троп.\\ Что ни тропа —\\ То гроб.\\ Что ни верста —\\ То крест.\\ До енисейских мест...». За поэму схватились журналы — ленинградская «Звезда», «Октябрь». В 1924 году Госиздат выпустил ее отдельной книгой, в которую автор хотел, но не смог включить свои последние стихи и «Поэму о 36». Уже вышла «Москва кабацкая», в издательстве «Круг» готовился сборник избранных стихотворений Есенина.
Разделавшись с делами, он махнул на Кавказ. Сначала — в Баку, потом в Тбилиси. Думал, надолго. Надеялся даже добраться до Персии...
«Персия прогорела», — иронизировал он потом в письме. Памятью о ней осталась в есенинском творчестве несравненная «Шаганэ ты моя, Шаганэ...» Зато в Баку и в Тбилиси поэт воспрял душой, обрел новых славных друзей, немного подзаработал, много пропил, опять ввязывался в разные скандальные исто¬рии и благополучно возвратился в Москву, к последней жене — внучке Льва Толстого, Софье Андреевне. Брак этот, по сути, не нужен был ни ему, ни ей. Что называется, поль-стился на фамилию.
Накануне отъезда на Кавказ Есенин поставил свою подпись под напечатанным в «Правде» заявлением о роспуске группы имажинистов.
До этого «Правда» не печатала ни единой его строки. Власть явно протягивала Есенину руку, признавала, что он является одним из первых поэтов РСФСР.
Сергей Александрович отнесся к такой милости настороженно и в разговоре с видным тогдашним литературным деятелем, редактором журнала «Красная новь» А. Воронским заявил: «Намордник я не позволю надеть на себя и под дудочку петь не буду». В марте 1925-го не¬ожиданно еще раз сбежал из Москвы в Баку, подальше от удушающего климата развязанной Сталиным антитроцкистской кампании. Хотя, как и в прежнее время, продолжал флиртовать с сильными мира сего, искать у них поддержки, полагая, что, когда надо, сумеет тихо ускользнуть. Не сумел.
Несмотря на официальное признание, он видел, что вокруг него сгущаются тучи. Есенина начали посещать предчувствия смерти. Особенно после загадочной кончины на операционном столе Михаила Фрунзе, который был в числе высокопоставленных доброжелателей и защитников поэта. Одного литератур¬ного знакомого он прямо просил написать о себе некролог. Перед роковым отъездом в Ленинград за¬ходил негласно попрощаться с Мариенгофом, посидел у кроватки его сына. Точно так же навестил Зинаиду Райх, поговорив с их маленькой дочуркой, как со взрослой. По телефону просил прийти его проводить Бениславскую. Она отказа¬лась. Часто жаловался в последние дни на тоску...
...В номер ведомственной ленин¬градской гостиницы «Англетер» Сергей Александрович велел никого к нему не пускать. Очевидно, чувствовал за собой слежку. Ведь бук¬вально накануне отъезда похвастался по пьяному делу вездесуще¬му партийному функционеру Тарасову-Радионову, что обладает копией телеграммы Каменева великому князю Михаилу, в которой «пламенный революционер» подобострастно поздравлял того с отречением от престола его брата Николая Второго. Этого, разумеется, было достаточно для немедленной расправы с поэтом. Тем более в городе на Неве, где хозяином являлся давний друг и соратник Каменева Зиновьев.
27-го декабря в 11 вечера управляющего гостиницей вызвали на службу его непосредственные на-чальники, работники ОГПУ, и сообщили, что с Есениным «несчастье»... По официальному сообщению, он повесился в своем номере на бата¬рее, в крайне неестественной позе с поджатыми коленями. Лицо было обезображено огромным кровоподтеком.
Названное молвой «предсмертным» стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья...» могло быть написано просто к случаю. Есенин подарил это стихотворение на лист¬ке из блокнота сотруднику ленин¬градской «Красной газеты» Жоржу Устинову, который снял ему номер в гостинице. Сомнительное самоубийство выдающегося русского поэта по-прежнему требует расследования.Хоронить Есенина решили за государственный счет, тело доставили в Москву. А сами похороны стали поистине всенародными. Как и посмертная есенинская слава.