Битва за дом

Все началось с того, что молоко в холодильнике стало скисать за несколько часов. Потом начала портиться остальная еда — мясо покрывалось слизью, хлеб зеленел, даже консервы вздувались и лопались.

— Наверное, холодильник сломался, — предположил Андрей Сергеевич и вызывал мастера.

Но мастер проверил технику и развел руками:

— Все в порядке. Температура нормальная, компрессор работает.

Жена Андрея Марина списывала все на некачественные продукты. Но когда на следующий день треснуло зеркало в прихожей, а вечером сама собой разбилась хрустальная ваза, стало ясно — дело не в холодильнике.

— Мама, — обратилась Марина к свекрови, приехавшей погостить, — может быть, это сглаз какой?

Бабушка Параскева Ивановна была женщиной верующей и опытной. Она долго ходила по квартире, принюхиваясь и прислушиваясь. В детской комнате, где спал пятилетний внук Дима, она особенно долго стояла, что-то шепча про себя.

— Нечисть, — коротко сказала она. — Злой дух завелся.

— Ну что вы! — возмутилась Марина. — Какие духи в двадцать первом веке?

— А ты думаешь, они с календарем считаются? — строго посмотрела на нее старушка. — Зло везде одинаковое, хоть при царе, хоть при президенте.

В подтверждение ее слов из кухни раздался громкий треск. Семья бросилась туда и обнаружила, что все тарелки в сушилке лежат разбитые, словно кто-то прошелся по ним молотком.

Дима заплакал и прижался к бабушке:

— Бабуля, я боюсь! Там кто-то страшный ходит!

— Видел кого-то? — серьезно спросила Параскева Ивановна.

— Черная тень. По стенам ползает. И зубы у него острые.

Андрей Сергеевич хотел сказать, что ребенку просто приснилось, но бабушка махнула рукой:

— Детям больше видно. У них душа чистая, не замутненная.

Ночью стало еще хуже. Всю семью разбудил грохот из кухни. Когда включили свет, оказалось, что вся посуда валяется на полу, а на стене появились странные царапины — глубокие, словно их нацарапали когтями.

— Все, — решительно сказала бабушка, — завтра начинаем бороться.

— Как? — растерянно спросила Марина.

— Сначала дом освятим. Потом домового призовем, пусть защитит хозяев.

— Мам домовые — это сказки, — попытался возразить Андрей Сергеевич.

— А злые духи, значит, не сказки? — парировала старушка. — Раз одно есть, значит, и другое есть. Просто добрые духи скромнее, не показываются без нужды.

Утром Параскева Ивановна отправилась в церковь. Принесла святую воду, освященную соль, просфору. Окропила святой водой все углы квартиры, читая молитвы. В детской особенно долго молилась, там присутствие зла чувствовалось сильнее всего.

— А теперь домового звать будем, — сказала она, доставая из сумки хлеб и соль. — Они хлеб-соль любят, уважают.

Она поставила на кухонный стол тарелку с хлебом и солью, зажгла церковную свечу и начала говорить:

— Дедушка-домовой, хозяин дома, батюшка-кормилец! Приди к нам на помощь. Завелась в доме нечисть поганая, детей пугает, хозяев обижает. Ты — старший в доме, ты — защитник. Помоги нам, добрый дух!

Она повторяла эти слова долго, а потом добавила:

— Вот тебе хлеб да соль, вот тебе наше почтение. Будь нам другом и защитником!

Сначала ничего не происходило. Но потом свеча начала мерцать, и в воздухе появился едва уловимый запах, теплый, домашний, с привкусом печеного хлеба и свежего сена.

— Пришел, — довольно сказала бабушка. — Чувствую.

Днем в доме было спокойно. Еда не портилась, ничего не билось. Но с наступлением темноты началось что-то невероятное.

Сначала в детской раздался детский плач — Дима проснулся в ужасе:

— Бабуля! Он опять здесь! Большой, черный!

Параскева Ивановна взяла внука на руки и начала молиться. Вдруг по квартире прокатился глухой рев — звериный, полный злобы. Ему ответил другой голос — тихий, но решительный:

— Прочь отсюда! Не твое место!

— Кто это? — прошептала Марина, прижимаясь к мужу.

— Домовой с нечистью разговаривает, — пояснила бабушка. — Сейчас выяснять будут, кто тут хозяин.

Битва продолжалась всю ночь. Семья сидела в детской, а по квартире носились невидимые силы. Что-то грохотало, шипело, выло. Иногда слышались удары, словно кто-то дрался.

— Держись, дедушка, — шептала бабушка, крестясь. — Мы с тобой, не один ты.

К утру звуки стихли. В квартире воцарилась тишина, но не пугающая, а умиротворенная. Хлеб с солью на кухонном столе был съеден.

Дима первым осмелился выйти из детской:

— Бабуля, а дядя добрый остался?

— Какой дядя? — спросила Марина.

— Который злого прогнал. Он маленький, в теплой одежке. Улыбается.

Параскева Ивановна кивнула:

— Остался. Теперь он дом охранять будет.

С тех пор в квартире царил покой. Еда не портилась, вещи не ломались. Иногда по ночам слышались тихие шаги, домовой обходил свои владения, проверяя, все ли в порядке.

Дима быстро подружился с невидимым защитником. Оставлял ему печенье, рассказывал о своих делах. А домовой иногда помогал, поправлял одеяло, если ребенок раскрывался, тихонько закрывал кран, если кто-то забывал.

— Мама, — сказала как-то Марина свекрови, — я раньше не верила во все это. А теперь... Спасибо вам.

— Не мне спасибо, а дедушке-домовому, — ответила Параскева Ивановна. — И запомни, добрых духов нужно уважать. Хлеб-соль ставь, спасибо говори. А зло само уйдет, если добра больше.

Андрей Сергеевич больше не возражал против "предрассудков". Каждую неделю на кухонном столе появлялась тарелочка с хлебом и солью. А в доме царили мир и покой, которые охранял невидимый, но очень надежный защитник.

— Дедушка-домовой, — шептал Дима перед сном, — спасибо, что ты нас бережешь.

И в ответ кто-то невидимый осторожно поправлял ему подушку и тихонько гладил по голове теплой, заботливой рукой.