Александр Хакимов.

ПОМОЕЧНЫЙ БЕРЕГ
Дорогие друзья! Предлагаю вашему высокому вниманию 5-й из 12-ти обещанных материалов, приуроченных к моему грядущему (Аллах гойса) 60-летию.
Был у меня хороший друг – Самир Алиев, фоторепортер. Мы с ним восемь лет проработали вместе в бакинской русскоязычной газете «Эхо». К величайшему сожалению, три года назад он ушел из жизни в возрасте 43 лет – его изгрызла лейкемия… Признаюсь: я до сих пор не оправился полностью от этого удара. Когда я сам был серьезно болен, Самир заботился и хлопотал обо мне так, как это сделал бы родной брат. Увы, я, при всем своем горячем желании, не смог вытянуть Самира из беды, да и никто не смог… Аллах ряхмят елясин! Царствие ему небесное!
У нас с ним было несколько совместных работ, по принципу: его фото - плюс мой текст. Самир мастерски запечатлевал различные сценки из жизни, а я писал соответствующий текст. По крайней мере, одна такая вещь – эссе «Геракл и брат его, Ификл» - вам уже знакома.
Сегодня я хочу продемонстрировать эссе «Помоечный берег». Тема - экология.
Александр Хакимов. ПОМОЕЧНЫЙ БЕРЕГ
Вот снимок моего друга, фоторепортера Самира Алиева, грустная иллюстрация донельзя замусоренного и загрязненного берега Каспийского моря, по которому ходит голубь... и хотя вид у голубя порядочно ошалевший, он, по всему видать, уже привык к такому безобразию. Хотя в кадр попал небольшой кусочек побережья, можете не сомневаться – оно все точно такое же, если не хуже. На стыке суши и воды – грязь и мусор, мусор и грязь... Ужасная картина, ставшая привычной, и оттого – еще более ужасная...
Я бы не обратил на это фото специального внимания, если бы в композицию снимка не затесался голубь. Голубь – это символ мира, любви, чистоты, уюта и спокойствия, и ему не место здесь, на этой полужидкой помойке. Или, если иначе, – ему место и здесь тоже, но берег при этом должен выглядеть не так, он должен быть нормальным, с горячим чистым песочком и прозрачной синей водой, и плескаться в ней должны здоровые, чистенькие дети... Или голубь – это тревожный символ, напоминание людям: одумайтесь, сволочи, пока не поздно! И глубоко символично, что это именно голубь, а не чайка, которой сам Бог велел находиться тут. И место тут не такое, какое должно быть, и птица тут бродит не та, которой положено... Вот о чем, по-моему, говорит этот снимок...
В детстве, лежа пузом на горячем от летнего солнца подоконнике, я читал многочисленные книжки и путешествиях и приключениях. И часто, оторвавшись от растрепанного томика, переживал прочитанное. В воображении возникали заманчивые картины. Вот каравелла мчится по волнам океана, мчится под пузатыми парусами... И вдруг на горизонте появляется не нанесенный на карту материк. «Земля!» - орет матрос из бочки, прикрепленный к самой верхотуре грот-мачты. Всеобщее ликование. Убираются паруса, бросается якорь. Адмирал внимательно осматривает неизведанную землю, Terra incognita, в подзорную трубу. Все остальные сгрудились вокруг него. Что там, на материке? Обитаем он или необитаем? Есть ли там пресная вода? Водятся ли хищные звери? Есть ли там ценные вещи – пряности, золото, слоновые бивни, жемчуга и алмазы? Но вот так, издали, на все эти вопросы не найдешь ответа. И тогда к вылазке готовится десантная команда. Офицер, десяток матросов, дюжина солдат. Раздаются пистолеты, мушкеты, порох. Точатся шпаги и кинжалы. Все усаживаются в шлюпку, шлюпка спускается на воду.
Чем ближе берег, тем напряженней всматриваются в него сидящие в шлюпке. Там видна стена буйных зарослей. У матросов и солдат, повидавших виды на своем веку, все-таки теснит сердце. Что скрывает в себе чаща? Не наблюдают ли оттуда за моряками и солдатами встревоженные туземцы с копьями и луками наготове? Не притаились ли там коварные леопарды, свирепые тигры, беспощадные крокодилы? А то и что-нибудь вообще несуразное – люди с собачьими головами, люди с огромными ступнями, люди без голов, но с лицами на груди, одноглазые циклопы? Да все может быть! Это же Terra incognita...
Вот мелькнула в зарослях темнокожая фигурка. Значит, там есть туземцы! Удастся ли поладить с ними? Удастся ли наладить меновую торговлю – вон сколько припасено для таких вот темнокожих простаков яркой ткани, железных гвоздей, разноцветных бус, маленьких зеркалец, колокольчиков! Очень часто морякам удается выменивать эту дешевую мелочь на самородки золота, на алмазы и изумруды, на слоновую кость, на перец, имбирь и корицу – настоящие сокровища, об истинной цене которых эти дурни и представления не имеют! Конечно, есть опасность, что коварные нехристи зазовут моряков на какой-нибудь местный праздник, накормят-напоят до отвала, а потом молниеносно перережут глотки, или там, как в известной песенке, - пустят в действие дубинки из бамбука... И будет потом европейское мясо вариться в туземных каменных котлах, а отполированные европейские черепа – украшать хижины местных вождей... Но Бог милостив, и, возможно, все обойдется. И каравеллы уйдут обратно, тяжело груженные всяким добром, за которое на родине дадут много денег, наградят чинами и титулами... И на адмиральской карте появятся красивые, выразительные названия: Берег Алмазов... Берег Слоновой Кости... Золотой берег... Солнечный Берег и Лазурный Берег... (хотя два последних берега – несколько из другой, как говорится оперы... но тем не менее, звучит красиво и романтично). Разумеется, жизнь далеко не однозначна, и за этими красивыми названиями всегда кроются и кровь, и слезы, и смерть, и грабеж, и обман, и насилие, и много чего такого, но... и на старинных портуланах, и на современных картах видны лишь прекрасные названия, а все остальное не них не видно. Хотя, был ведь и такой – Невольничий Берег, с которого парусники увозили тысячи и тысячи черных рабов, проданных своими же князьками... Впрочем, это уже частности.
А вот этот берег, который запечатлён на самировской фотографии? Какое название можно ему дать и вписать его в самую смердячую из самых смердячих лоций? Берег Мазута? Берег Плавучего Мусора? Помоечный Берег? Эхххх!..
И в воображении моем возникают совсем уже абсурдные картины. Вот к Помоечному Берегу приближается шлюпка, в ней – десятеро (офицеры – в противогазах, матросы – все, как один, с бельевыми прищепками на носу; вместо мушкетов и пистолетов все вооружены дезодорантами). Шлюпка утыкается носом в грязную сушу; офицер осторожно ступает по комкам нефти и всяческому мусору, тщетно пытаясь не испачкаться; матросы, как один, гнусаво матерятся. И тут из ближайшего грязного леса выходит черный абориген; он черен оттого, что с ног до головы заляпан мазутом. На его шее – ожерелье из пустых пластиковых бутылок, израсходованных одноразовых зажигалок и использованных батареек, а в носу торчит пластмассовая белая вилка. Абориген держит в руке связку пустых банок из-под пива и жестом предлагает ее морякам. В ответ моряки, продолжая материться, отступают назад, садятся в шлюпку и изо всех сил гребут обратно к паруснику; а дикарь мчится за ними вслед, предлагая еще и использованные шариковые ручки, пластмассовые одноразовые тарелки, кукол Барби с оторванными руками и ногами и колеса от игрушечных автомобилей... Вдали корабль поднимает паруса и стремительно скрывается из виду. Дикарь озадаченно смотрит вслед исчезнувшим гостям, а у ног его расхаживает грязный голубь; потом голубь вспархивает и садится аборигену на плечо... Оба они недоумевают – чего испугались странные незнакомцы? Берега? А что, разве бывают другие берега?..
В незаконченном романе братьев Стругацких «Белый Ферзь» описан так называемый Гнилой Архипелаг на некоей отдаленной планете. Гниющее море на многие десятки километров вокруг островов, маслянисто-гладкая жирная вода, буро-коричневая каша водорослей, кишащая паразитами и всякой ядовитой мелкой живностью, больной воздух, насыщенный москитами, и жуткий смрад – «...это не было похоже на море. Это не похоже было даже на застоявшуюся вековую трясину. Это был разлив лопнувшего городского коллектора»
Когда я смотрю на некоторые участки каспийского побережья, мне невольно приходит в голову вопрос - много ли осталось этому участку до того, чтобы стать таким вот Гнилым Архипелагом?..
Баку, 19 мая 2011 г.