Гость из Франции в 1898году. «Между Макарово и Старосаитово [ныне в Ишимбайском районе.] находится пять гор. Первые две являются наиболее крупными; башкиры называют их Ала-тау и Бик-тау. Особенно труднодоступна Ала-тау. По ней ведет каменистая и крутая тропинка, путь преграждают поваленные или спутанные деревья. Нам приходилось продираться, иногда с топором, сквозь заросли, из которых вылетала дичь; поваленные деревья преграждали дорогу, другие были наполовину обожжены, ибо башкир в пути готовит еду в пустом дереве, которое поджигает изнутри, не заботясь о пожаре, который может от этого случиться. Часто на стволах крупных деревьев попадались бесформенные и грубые ступеньки, вырубленные с помощью топоров и ножей; примерно в двадцати метрах от земли в таком дереве скрывался пчелиный улей. Наиболее часто встречающиеся здесь деревья – вязы, берёзы, дубы и особенно липы. На своем пути мы ни разу не встретили ни волков, ни медведей, столь многочисленных в уральских лесах. Проехав шестьдесят вёрст, я достиг долины Большого Шишиняка, но по пути туда я останавливался на летних стоянках горных башкир… В устье Большого Шишиняка расположена безлюдная летом деревенька Старосаитово, на юге находится живописная долина, называемая Ямантау».  Отсюда Лаббе отправился в Уметбаево, что в нынешнем Белорецком районе. «Горы в этих местах покрыты хвойными лесами, а названия здешних деревень носят имена их основателей». В этих населенных пунктах ученый, наконец, смог окунуться в мир башкирской культуры, которую так хотел увидеть. Он полагал, что «башкиры являются первопоселенцами этого края. Возможно, они – потомки массагетов, которые, согласно Геродоту, жили охотой и раз в год превращались в волков. Некогда кочевники, они теперь занимаются обработкой земли. Вражеские нашествия пронеслись рядом с башкирами, не задев их и почти не повлияв на их жизнь; они не подверглись цивилизации, а став военным сословием, так и не выучили русского языка. Когда-то они кочевали группами подобно киргизам. Их единственным занятием было скотоводство; стада поставляли им всё – одежду и пищу; шерсти и шкур им было достаточно для строительства жилищ и изготовления одеяния, а забродившего кобыльего молока (кумыс), являвшегося их повседневным и главным блюдом, наряду с употреблявшимися в праздничные дни несколькими кусками баранины или конины вполне хватало для их нетребовательных желудков. Башкиры – монотеисты. По их мнению, есть лишь один Бог, который присутствует одновременно и на небе, и на земле. Бог всюду един, все религии равны и отличаются друг от друга только священными книгами».  Ученый быстро завоевал симпатию у местного населения: «Горные башкиры всегда принимали меня тепло, я покупал им барана, его забивали, и вся деревня приходила на пирушку. Это были простые, доверчивые, гостеприимные люди, предлагавшие мне всё, что имели». Лаббе старался фиксировать все интересное, что встречалось ему на пути. Он часто прибегает к помощи фотоаппарата. Мужчины-башкиры всегда готовы ему попозировать, «чего нельзя сказать про женщин, дрожавших перед камерой». Профессиональный этнограф, он записывает в свой дневник: «Одежда мужчин и женщин достаточно схожа. И те, и другие носят сапоги, очень широкие брюки и что-то вроде редингота [сюртука. – И.К., Л.С.]. Башкирки никогда не носят на голове покрывала, но им запрещено оголять ноги. На голове у них разновидность чепца, нижняя часть которого покрывает их грудь и плечи. Эти чепцы очень тяжелы, так как украшены старинными монетами, а иногда и драгоценными камнями, наиболее предпочтительными из которых являются сардоникс, бирюза, топаз и аметист. Они являются семейной реликвией, передаются по наследству и даже последний нищий никогда не продаст их ни за какую цену. Женщины готовят кумыс и сыр (курут), доят кобылиц, стригут животных и т. д. Они, тем не менее, не столь несчастны, как женщины в Центральной Азии: башкирка иногда может продать молоко, а выручку забрать себе, она имеет право принимать своих родителей в доме мужа, её бьют только тогда, когда она того заслуживает, а в момент родов её не терзают, чтобы изгнать из нее злых духов. До свадьбы она чаще всего не знает своего жениха, приданое (калым) ее отец выплачивает скотом или деньгами. Почти всегда посредницей в сватовстве выступает женщина. Это занятие у башкир и татар является столь же прибыльным, как и у русских. После того, как отец объявил перед всеми приглашёнными, что приданое уплачено, и каждый гость бросил для молодой семьи серебряную монетку на ковёр, сваха по окончании свадебного пиршества проводит жениха к его будущей невесте. Она же закрывает на три дня новобрачных и имеет исключительное право входить к ним в это время. Часто новобрачная остаётся у своего отца до рождения первого ребёнка, однако она сразу уходит к своему мужу, если у того есть дети-сироты, требующие заботы. Мужчина может иметь четырёх жён, но подобную роскошь мало кто себе позволяет. Обряд бракосочетания и развод совершает мулла, он же даёт имена новорождённым (впрочем, по желанию отца). Обрезание делают женщины. Пища башкир очень простая: чай и кумыс являются основными продуктами, к которым можно добавить курут. Курут – это копчёный сыр. Для его приготовления кипятят смесь коровьего и козьего молока, затем дают ей отстояться и закваситься; после снятия сливок эту смесь вновь варят и наливают в липовую бадью, называемую чуман, сцеживая сыворотку. Оставшуюся массу скатывают в шар и подвешивают над очагом на пять дней. Башкиры едят мясо лишь по праздникам, устраиваемым, например, богачом. Зимой они ещё более несчастны, так как из всей еды у них есть только чай, и они страдают от нищеты и голода. Бедняки, не имеющие животных, либо те, у которых их слишком мало, вместо кумыса ежедневно пьют плохой чай и едят лепёшки, приготовленные из муки, воды и небольшого количества молока: их выпекают под золой, а затем смазывают растопленным жиром».  Ученый подразделил башкир на две группы: горных и степных, причем последние, перешедшие к земледелию, по мнению Лаббе, живут хуже, чем оставшиеся верными полукочевому хозяйству. «У горных башкир жизнь получше, хотя они тоже с трудом переносят зиму. Их деревни внешне напоминают русские. Не имея привычки заготавливать сено, они вынуждены на зиму оставлять своих животных пастись в горах: повинуясь инстинкту, те находят места, где достаточно питательная трава лишь слегка покрыта снегом. На животных могут напасть волки, но потери от них бывают меньше, чем от голода в стойле. Лишённые таким образом зимой своих животных, башкиры не получают ни молока, ни кумыса, и бывает, что даже умирают от голода. Как только позволит погода, они покидают свои деревни и уходят в горы к своим стадам. Откровенно говоря, их нельзя назвать кочевниками, у них просто есть две летние стоянки, и они проводят три месяца в одной, а два месяца в другой. Их стоянки состоят из деревянных изб, скорее, хижин. Эти маленькие избушки, похожие на деревенские дома, прячутся в хвойных и лиственничных лесах. Хижины, которые русские называют шалашами, а башкиры – бурама, очень просты. Они состоят из одной комнаты, в которой всегда горит огонь. Над очагом находится доска с сырами, постоянно окутанными дымом. Напротив располагается небольшое возвышение, служащее кроватью. Имеются еще деревянные вёдра для кумыса, чугунок для редкого приготовления мяса и ничего больше. Как только башкиры завидят гостя, то сразу приглашают его к себе на кумыс, ибо появление нового человека для них развлечение. Подойдя к ним поближе, путешественник видит работающих женщин. Даже в самые жаркие дни башкиры всегда поддерживают огонь, окуривая мужчин и животных дымом от комаров. Днём путнику позволят поохотиться, споют ему песни, поборются на его глазах, чтобы его позабавить. Ночью башкиры иногда рыбачат: один мужчина несёт зажжённый факел, другой вооружён луком или дубинкой, лучник осторожно входит в воду, факельщик идёт за ним, освещая русло реки. Вооружённый человек, заметив в глубине воды заснувшую форель, пронзает её стрелой или оглушает своей дубинкой; так они проходят километр, затем возвращаются к поселению. При свете факела, который оставляет за собой след из искр, деревья принимают в темноте фантастический вид, слышны звуки невидимых животных, огня пугаются козы, убегают охотящиеся волки, а сонные потревоженные птицы взлетают, тяжело хлопая своими крыльями».  По вечерам на летовке, когда на небе зажигаются звезды, путешественник, сидя со стариками за чашкой кумыса, под звуки курая и кубыза слушал их тут же рождавшиеся песни и рассказы: «Особенно они любят сочувственно вспоминать о своем прошлом: каждый вечер, когда я собирал вокруг себя жителей деревни, я опрашивал старейших из них о временах их юности, и они начинали рассказывать о старинных развлечениях своих предков – больших скачках по праздникам, охоте на волков, которых преследуют на лошадях до тех пор, пока зверь не падает от изнеможения, ловле птиц соколом, сидящим на кулаке, легендах, рассказываемых при свете луны рядом с войлочным шатром перед таинственной степью, во время звёздных летних ночей. Я видел, какими печальными делались лица башкир, когда старики повествовали о прежней свободной жизни, которую молодёжь уже не знает». Однако, как с сожалением отметил Лаббе, «этнографические сведения, топонимические предания и легенды у башкир собирать трудно: они почти не рассказывают историй, а если с вами и заговорят, то чтобы только повздыхать о давнем прошлом». Сегодня, когда накопленные учеными записи башкирского фольклора насчитывают не один десяток томов, стало ясно, что, видимо, башкиры не спешили тогда делиться с незнакомцем своими сокровенными сказаниями. Лаббе был шокирован, когда несколько старцев сообщили ему, что некогда их предки «ушли в далекую и дикую страну, в которой вынуждены были питаться травой и подошвами сапог. Речь в этих рассказах шла о событиях 1815 года, а далекая и дикая страна, название которой мои собеседники уже не могли вспомнить, была моей Францией!»  Пройдя еще несколько башкирских селений, исследователь двинулся в сторону Авзяно-Петровского завода, где неожиданно встретил французского инженера, а оттуда поехал в Кулгунино (ныне в Ишимбайском районе), тем самым закончив путешествие по территории, которую он считал настоящей Башкирией. Однако, «не довольствуясь сравнением различных башкирских деревень и изучением русских селений, я посетил еще и чувашскую деревню Зигановка, мордовскую Зирган и татарскую Мелеуз», то есть побывал и в современном Мелеузовском районе. Затем Лаббе отправился в Оренбург, и, пробыв в нем восемь дней, поехал к уральским казакам.  …Поль Лаббе был известен не только как исследователь Урала и Поволжья. Он побывал в Сибири, Туркестане, Казахстане и на Сахалине (о котором написал книгу), а также в Монголии и Маньчжурии. Его путевые записки стали тогда для многих европейцев подлинным откровением. Позднее он занимал должности генерального секретаря Французского географического общества (1905–1919) и генерального секретаря Альянс Франсез (1919–1935). Во многом благодаря ему география и этнография азиатской России стали хорошо известны в мире. Путешественник скончался в 1943 году. К тому времени его поездка в 1898 году к потомкам «северных амуров» была уже забыта не только во Франции, но и в самой Башкирии… https://vk.com/wall-68101321_34133