Урадинская надпись (к вопросу о развитии аварской письменности на основе грузинского алфавита).

Статья посвящена анализу т.н. «албанской надписи» (термин Н.Я. Марра), которая выполнена на аварском языке при помощи грузинского шрифта нусхури. Камень с этой надписью был обнаружен в 1923 г. в с. Урада (Шамильский район РД), а в 1947 г. посмертно вышла статья Н.Я. Марра, посвященная ее чтению и анализу. Автор предлагает свое про-чтение этой надписи, а также рассматривает вопросы распространения христианства в Аварии.
В 1923 г. Дагестан посетила экспедиция исследователей из Москвы для изучения на месте одного из малообследованных регионов Кавказа. Руководил ею проф. Н.Ф. Яко-влев (лингвистика, этнология), помимо него в группу входили: проф. А.С. Башкиров (археология), проф. Н.Б. Бакланов (история архитектуры и искусства), проф. Л.И. Жирков (лингвистика, фольклор), а также ряд научных сотрудников и фотограф. В со-став членов экспедиции были включены также молодые дагестанские исследователи Аб-дулатип Шамхалов и Бадрудин Халилов. Результаты данного исследовательского проекта были весьма обнадеживающими, а «одной из важнейших находок», по словам самого Н.Ф. Яковлева, стала обнаруженная в с. Урада Гунибского округа (ныне Шамильский район РД) надпись на небольшом фрагменте камня (13,820,3 см) «с частью надписи древне-грузинским шрифтом, который, по общему правилу и к нашему счастью, оказался вло-женным в стену лицом наружу, будучи использован строителем, очевидно, тоже в каче-стве орнаментального мотива. Фрагмент, по словам хозяина дома, найден был при зем-ляных работах, связанных с постройкой жилища, во дворе теперешнего строения» [1]. Камень с надписью был вывезен членами экспедиции в Москву.
Уже в следующем, 1924 г. данный памятник эпиграфики стал предметом исследования проф. Н.Я. Марра – известного лингвиста и кавказоведа. Однако его работа, посвя-щенная анализу данной надписи, была опубликована лишь в 1947 г., после его смерти и выхода в свет статьи А.С. Чикобавы, посвященной первой выявленной грузинско-аварской надписи.
Н.Я. Марр, будучи глубоким знатоком кавказско-иберийских языков и особенно гру-зинского (он был его родным языком, поскольку ученый родился в Грузии и его мать была грузинкой), отмечал, что «к фрагменту надо подойти с осторожностью как к од-ному из видов использования грузинского церковного письма в памятниках не грузин-ской речи, а вообще северокавказских языков» [2, с. 8]. Согласно исследователю, надпись в четыре строки могла быть «с продолжением справа, отбитым». То есть перед нами, очевидно, обломок камня с неполным текстом надписи, хотя, по всей видимости, уцелела бóльшая часть текста, за исключением его краев. При чтении надписи Н.Я. Марр за основу брал лексический состав аварского языка, но также обращался и к другим кавказским языкам, мотивируя это общим базисом «языческих представлений северокавказских яфетидов», т.е. полагая, что в северокавказских языках имел место процесс взаимопроникновения религиозных терминов [2, с. 11]. Следует иметь в ви-ду, что эта статья Н.Я. Марра, вернее ее рабочая версия, хранилась в его личном архиве и была опубликована спустя 13 лет после его смерти. Потому возможно, что некоторые положения статьи не удовлетворяли самого исследователя, который не успел при жизни завершить статью и подготовить ее к печати. Н.Я. Марр после изложения своей версии прочтения надписи писал, что «вопрос и важность не в том нагроможде-нии гадательных толкований, которые так легко сделать при ограниченности контроль-ных средств (хотя бы параллельных чтений других надписей на том же языке), сколько в том, чтобы начатое накопление северокавказских материалов шло дальше» [2, с.13].
Таким образом, мы видим, что сам Н.Я. Марр оценивал свое прочтение данной надписи как первый опыт, как первый шаг в этом направлении. При этом, как подчерк-нул много позже С.Н. Муравьев, «Н.Я. Марр читал ее на основе аварского языка» [3].
Ниже мы приводим перевод данной надписи, согласно Н.Я. Марру:
Христе нашей Албании (вариант: крест нас албанов)
божество, святая
дева Мария
Астарская, свят… [4, с. 13].
В своем прочтении надписи Н.Я. Марр был безусловно уверен лишь в одном: «вне всякого сомнения лишь следующее: в конце третьей строки под титлом тремя согласны-ми буквами MRM выписано имя Mariam, может быть, на языке надписи Mayram, т.е. «Ма-рия» [4, с. 12]. В остальном он предлагал свое чтение с той или иной степенью уве-ренности.
В первой букве первой строки, расположенной перед двоеточием, Н.Я. Марр видел обозначение Христа («точно формула грузинских надписей – «Христе» одной буквой (здесь, быть может, двумя, если буква, перед двоеточием на «а», а двугласный «еу»)» [4, с. 12]). Второе слово первой строки, которое обрывается в конце из-за скола камня, он читал как «гьарул», учитывая, что во второй строке читается только «гьар», а первой буквой второй строки является «л». Это слово «гьар», согласно Н.Я. Марру, якобы являлось племенным названием албанцев и в тексте дано в роди-тельном падеже аварского языка [4, с. 13].
После этой первой буквы во второй строке следует двоеточие-словоразделитель, после которого читается слово «гимо». Н.Я. Марр думал, что это вариант термина Gimor/Gemor, который переводил как «небеса, божество» [4, с. 12]. После следующего двоеточия во второй строке следуют две буквы («ва…»), которые вместе с первой бук-вой третьей строки (перед двоеточием-словоразделителем) Н.Я. Марр читал как одно слово – «вацо» и переводил как «святой» [4, с. 11] (отталкиваясь от аварских б-ацIцIине – «чистить», б-ацIцIад – «чисто» и учитывая наличие в осетинском слова «уац», которое еще В.Ф. Миллер переводил как «святой» [5]).
Мы предлагаем внести определенные конъектуры в аварский текст надписи и читать данную часть текста (строки 1, 2 и начало строки 3) следующим образом:
(КристIед)а гьару(ла) (гурхIе)л гимо ва(цIил)о
«У Христоса прошу милости и очищения [от грехов]».
Таким образом, мы согласны с тем, что первая буква строки 1 представляет собой окончание сокращения и обозначает «Кристеда», но далее, учитывая содержание подоб-ных лапидарных текстов, не вызывает сомнений, на наш взгляд, что в надписи содер-жится мольба, обращенная к Христосу. Другие сходные тексты содержат просьбу цIоб лъеги – «да помилует» (см., напр.: [6]), которая в данном случае заменена иным обращением – гьарула гурхIел гимо вацIи-ло. Гьару – это, очевидно, начальная часть слова гьарула – «прошу» (от гьари – «просьба, мольба»; гьаризе – «просить, умо-лять, молить» [7, с. 170]. Далее в тексте следует буква «л» (первая буква строки 2), предположительно являющаяся конечной частью слова гурхIел (ср. словосочетание гурхIел-цIоб – «милосердие» [7, с. 153], в котором слова гурхIел и цIоб выступают синонимами и в таком словосочетании усиливают его значение; как самостоятельное слово гурхIел имеет значения «жалость, сожаление, сострадание, милосердие» [7, с. 152–153]).
После буквы «л» и словоразделителя в строке 2 следуют четыре знака, образующие слово гимо (вар. гиму), которое в старом аварском языке и фольклоре употреблялось в качестве союза «и» (к примеру в эпической песне о разгроме Надир-шаха: «Бухтибгиму Сугъралъ» – «Бухты и Согратль»; «Гьидгиму къаралал, къелгиму тIелкьал»; «Ай ГIашатил-гимун босен цолъана»; «Элгиму къаралаз сангар тIвечIебни» [8]). В современном авар-ском этот союз употребляется в усеченном варианте – ги, а полная форма гимо сохрани-лась лишь в памятниках фольклора. Кроме того, следует отметить, что в тексте надписи слово гимо написано как отдельное слово, будучи выделенным словоразделительными двое-точиями, ныне же оно пишется уже слитно с первым словом.
Затем в строке 2 следуют еще две литеры ва…, которые, на наш взгляд, могут быть ча-стью слова вацIцIи-ло, т.е. «очищение (от грехов)». Н.Я. Марр предлагал подобное чте-ние (вац), но с другим смыслом – «святой». В современном аварском языке применительно к человеку слово вацIцIа-дав имеет два значения – «чистый» и «честный, добропорядоч-ный» [9].
В начале строки 3 стоит одинокая буква о/у, после которой следует отделенное слово-разделителями слово «оломо», которое по написанию представляется двусоставным – после слога «оло» имеется небольшой пробел и далее – слог «мо». Исходя из этого, не исключе-но, что здесь перед слогом «мо» опущен начальный слог «ги», и текст надо реконструиро-вать как оло (ги)мо. Последние три буквы этой строки мрм уверенно читаются как Мариам. Тогда текст строки 3 восстанавливается следующим образом: Оло(ги)мо Мариам, т.е. «Оло и Мариам».
Учитывая особенности грузинской и аварской фонетики (отсутствие в грузинском языке аварской фонемы гI, которая, очевидно, здесь пропущена) и аварского ономастикона, мы полагаем, что здесь записано аварское мужское имя ГIоло (вар. ГIолав), что в переводе означает «молодой [человек]» (от этого корня образованы слова: гIолохъан – «молодой человек», гIолохъаби – «молодежь», гIоллъи – «молодость» и т.д.). Обратим внимание на то, что и сейчас в гидатлинском диалекте аварского языка мужские имена нередко имеют окончание -ло, тогда как в иных диалектах и говорах аварского и в литературной норме распространено окончание личного имени -лав (например, Адало вместо общеаварского Ада-лав). Отсюда следует, что в тексте надписи речь идет о мужчине и женщине (супругах?) с именами Оло и Мариам, для которых собственно у Христа испрашиваются милость и прощение грехов.
Однако в этом чтении есть уязвимое место – эта форма единственного числа мужского класса, примененная для слова вацIи-ло («очищение [от грехов]»), тогда как для двух лиц должна была применяться форма множественного числа – рацIалъи. Но и тут существуют исключения в виде существительных – застывших форм глаголов в мужском роде, которые ныне применяются для всех родов. Это обстоятельство позволяет нам предположить, что данная лексема проникла в живую речь и письменную традицию и воспринималась как обоб-щенная форма для мужского, женского и неодушевленного родов.
Нижнюю четвертую строку Н.Я. Марр читал как Астарил вац, т.е. в переводе с аварско-го – «Астарская святая» (применительно к Мариам). Однако он же допускал, что его «не трудно было истолковать в смысле термина родства» [10] на аварском языке, почему-то предлагая значение «сын» (вас), а не «брат» (вац), что было бы правильнее в данном случае. Мы же считаем, что в данном случае речь идет именно о термине родства, а не о «святой». Сложнее обстоит вопрос с реконструкцией начала первого слова (…астарил), ко-торое, на наш взгляд, не обязательно читается именно в версии, предложенной Н.Я. Мар-ром. Эта строка дефектна – отколот ее нижний край, что заметно затрудняет ее чтение. Тем не менее, на наш взгляд, Н.Я. Марр правильно прочитал первые (…аст) и последние три литеры (…рил), в то время как прочтение центральной фонемы (…а…) небезупречно и здесь может быть предложено несколько вариаций, хотя предложенный им вариант, конечно, предпочтительнее.
Не исключено, что эта строка должна реконструироваться как Дастарил вац «брат Да-стара». Возможно, здесь упоминается брат некоего Дастара или Дастура, который, вероят-но, изготовил эту надпись или же фигурирует в ней в каком-либо другом качестве. Учиты-вая, что в аварском языке нет подобного имени собственного, а также принимая во внима-ние большое влияние иранской государственной системы на Восточный Кавказ и, в частно-сти, Аварию, вследствие чего целый ряд аварских общественно-политических терминов име-ет иранские корни, мы полагаем, что и слово дастар в надписи является иранским по про-исхождению. Наиболее вероятно, что тут мы имеем дело со среднеперс. dastwar или ново-перс. dastūr, которое, согласно Encyclopædia Iranica, в сасанидский период имело значе-ние «авторитет; имеющий силу, власть», а позднее семантический ряд его заметно пополнил-ся новыми значениями, которые менялись в зависимости от времени и места использования [11]. Среднеперс. dastwar – «авторитет», согласно мнению И.С. Якубовича, образовано от dasta – «рука» и bar – «нести, производить, приложить»[12] (ср. авар. аналог кверщел – «власть, авторитет» от квер – «рука» и щвезе – «получить, достать»). В зороастризме dastūr – это священнослужитель высокого ранга, руководитель религиозной общины провинции (аналог епископа). Наряду с этим в светской литературе этот термин употребляется в смыс-ле «руководитель», «наставник». Слово дастур было заимствовано в классический арабский язык и через него проникло в различные языки Азии, как dostūr с различными значениями, главным образом, «формуляр, устав, разрешение, конституция». В грузинский язык это слово вошло приблизительно в том же значении – «устав, инструкция, распорядок» [13]. В словаре современного персидского языка дастур имеет два значения – «министр, визирь, советник» и «главный жрец у зороастрийцев» [14]. Особое внимание следует обратить на наличие в ту-шинском диалекте грузинского языка слова дастури, которым обозначается «служитель кре-ста» [15], т.е. христианский священнослужитель. В каком качестве использовано рекон-струируемое слово дастар в рассматриваемой надписи, непонятно – то ли как обозначение должности, то ли как мужское личное имя.
Прояснить этот вопрос помогает обращение к этнографическому материалу, собранному в 1927 г. известным исследователем Г.Ф. Чурсиным. Согласно записанной им устной тради-ции, некогда «в ущельях Гидатля владычествовал легендарный феодал Оло, прославившийся своей жестокостью и державший в страхе как гидатлинцев, так и хунзахцев. Объединившись против тирана, гидатлинцы и хунзахцы совместными усилиями разбили войско Оло и убили его самого» [16]. Схожее предание, в котором говорится о «низвержении со скалы бунта-рями-заговорщиками жестокого гидатлинского владетеля… Оло-Шоавха», было записано в начале ХХ в. и Б. Малачихановым. Он подчеркивает, что этим термином (ед. ч. шауха, мн. ч. шухби) обозначали «представителя классовых верхов Гидатлинской долины» [17]. В этой связи возникает вопрос об отождествлении Оло урадинской надписи и легендарного феодала Оло, о котором Г.Ф. Чурсину в начале ХХ в. рассказал старожил из с. Урада Али Абдурах-манов. Постановка такого вопроса уместна, учитывая, что заказ поминальной надписи не был рядовым событием и, скорее всего, его уместнее отнести к привилегии знатного со-словия. С учетом же упоминания в надписи некоего дастара/дастура, под которым можно понимать местного феодала (и одновременно – служителя христианского святилища?), коим являлся известный в устной традиции Оло, эта версия обретает большую достоверность. В Гидатле известно сословие местных правителей – чIухIби или шухби, которые, возможно, являются потомками этого Оло.
Таким образом, надпись, возможно, была сделана братом дастара (авар. аналог – чIахIал, шванхал), т.е. местного феодала по имени Оло и посвящена его покойному брату и его супруге Мариам.
Резюмируя анализ надписи, отметим, что она выполнена церковным почерком нусхури (использовался в IX–XVII вв.) с элементами мргловани (до X в.). К примеру, буква გ (г) типична для нусхури, а литеры მ (м), ო (о) – для мргловани. Исходя из написания от-дельных литер, надпись можно датировать XIV в. Ниже приводим предлагаемое нами чтение надписи:
(1) (ქრისტედ)ა : ჰარო(ლა)
«(КристIед)а: гьаро(ла)»
(в пер. с авар.: «У Христоса прошу»)
(2) (გურჰე)ლ : გიმო : ვა(წი)
«(гурхIе)л гимо ва(цIи)-
(в пер. с авар.: «милости и очищения [от грехов]»)
(3) (ლ)ო : ოლო (გი)მო მ(ა)რ(ია)მ(იე)
«(л)о Оло(гимо) М(а)р(иа)м(ие)»
(в пер. с авар.: «для Оло и Мариам»)
(4) (დ)ასთარილ ვაც
«(Д)астарил вац»
(в пер. с авар.: «Дастара брат»).
В 1995 г. в своей книге «Алупанская (кавказско-албанская) письменность и лезгинский язык» к урадинской надписи обратился известный своими «дешифровками» и псевдонаучными изысканиями Я.А. Яралиев. Основная часть его труда посвящена переводу и комментирова-нию фальшивой рукописи, подробный анализ которой был сделан М.С. Гаджиевым, убедитель-но и на конкретных фактах доказавшим, что она написана в конце ХХ в., а не в VIII в., как это пытался обосновать Я.А. Яралиев [18].Я.А. Яралиев необоснованно обозначил урадинскую находку как «Гунибский камень» [19], тогда как к Гунибу она никакого отношения не имеет. М.С. Гаджиев обратил внима-ние на то, что Я.А. Яралиев неверно воспроизвел прорись Урадинской надписи, изменил начертания ряда букв и «не заметил», что слово «Мариам» (MRM) стоит под титлом [20]. Несмотря на то, что Н.Я. Марр четко показал, что надпись сделана с помощью грузинского алфавита, Я.А. Яралиев пытался уловить сходство букв урадинской надписи с литерами из-вестной мингечаурской кавказско-албанской надписи на постаменте алтарного креста (о ней см., напр.: [21, 22]), и, главным образом, фальшивой рукописи, названной им «Ал-банская книга». Стремясь установить кавказско-албанский характер урадинской надписи, Я.А. Яралиев замечает: «Слова на камне отделены друг от друга двоеточиями. Такими же двоеточиями отделены друг от друга названия букв в албанском алфавите Матенадаранского списка» [23]. При этом исследователь, видимо, не знает, что словораздел обозначается двоеточием (реже – троеточием) в средневековых и грузинских, и армянских текстах, в т.ч. в памятниках эпиграфики. Специалистами уже отмечена неудачная попытка прочтения урадинской надписи Я.А. Яралиевым на основе лезгинского языка с далеко идущими предпо-ложениями и заключениями [24]. Не получив удовлетворительного перевода урадинской надписи, Я.А. Яралиев, исходя из того, что якобы первая буква урадинской надписи похо-жа на одну из букв мингечаурской надписи, представляет назализированный звук а(н) и отдельное слово а(н), которое в переводе с лезгинского означает «тот, другой»», делает заключение, что «может быть, весь текст надписи… состоит из слов, демонстрирующих назализацию букв» и затем приходит к выводу, что «очевидно, «Гунибский камень» служил учебным пособием для демонстрации этой грамматической особенности лезгинского языка» [25, с. 114].
Встречая непреодолимое препятствие в идентификации букв урадинской надписи с кав-казско-албанскими, Я.А. Яралиев приходит в итоге к нелепейшему заключению: «Такое разнообразие начертаний букв и передающихся ими звуков говорит о том, что в Албании существовало несколько алфавитов, близких друг к другу, но язык был один – лезгин-ский» [25, с. 113]. При этом «дешифровщика» нисколько не смущает ни такой вывод о существовании нескольких алфавитов для одного языка, ни само нахождение урадинской надписи, якобы являющейся учебным пособием по назализации лезгинского языка, в центре авароязычного ареала!
Обращаясь к значению данного памятника эпиграфики, отметим, что еще в 1924 г. Н.Ф. Яковлев заключил, что «необычайное богатство Хидатля всякого рода древностями, – бо-гатство, указывающее на несомненную долгую культурную традицию, выходящую за пределы мусульманства, сообщает исключительный интерес дальнейшему исследованию этого района» [26]. Однако в дальнейшем данный регион не стал объектом широкомасштабных археологиче-ских исследований, хотя определенная работа в этом направлении была проведена.
Христианские погребальные памятники, обнаруженные в различных районах горной Ава-рии, и в частности в с. Урада, где была найдена исследуемая надпись, имеют большое значение для понимания обстоятельств создания грузинских и аварских надписей христиан-ского характера. Средневековый могильник у с. Урада был исследован в 1955 г. В.Г. Ко-товичем и датирован им X–XIV вв. [27]. Выяснилось, что Урадинский могильник существо-вал в течение длительного времени, о чем свидетельствовала многоярусность захоронений, разрушение более ранних погребений более поздними. В Урадинском могильнике на плитах перекрытия были обнаружены массивные каменные кресты, в самих могилах прослежен тлен от досок и остатки деревянных гробов. Судя по погребальному обряду, Урадинский могиль-ник принадлежал местному населению, приобщившемуся к христианству, но еще сохранившему в своих обрядах элементы язычества (см.: [28]). Д.М. Атаев по материалам погребального инвентаря пересмотрел датировку Урадинского могильника, сместив ее в более ранний пе-риод – VIII–Х вв. [29]. П.И. Тахнаева считает, что материалы Урадинского могильника не только знакомят нас с культурой местного христианизированного населения, но и позволя-ют опровергнуть сведения арабских авторов IX–X вв. о том, что в Сарире христианство исповедовали только царь и его окружение. Основывается это утверждение не только на расширении географии распространения христианской погребальной обрядности за пределы исторического центра Аварии – Хунзахского плато, но и на материалах раскопанных погре-бений, которые не отличаются богатством, что позволило заключить, что они принадлежали «рядовым общинникам, которые также начинали приобщаться к христианству» [30]. Также следует указать, что согласно сообщениям местных жителей (в ряде случаев подтверждае-мым находками памятников христианской культуры) в ряде населенных пунктов Гидатля (с. Урада, Тидиб, Хотода, Мачада) имелись христианские храмы. В с. Тидиб в месте, где была расположена церковь, археолог Д.М. Атаев обнаружил бронзовое кадило [31]. За северным краем с. Мачада, по преданию, находился христианский храм, который был сожжен местными жителями после принятия ислама [32].
Таким образом, Гидатль являлся одним из аварских регионов, в котором христианство пустило глубокие корни. Здесь практически в каждом селении (Урада [33], Тидиб [33],
Мачада [34], Хотода [34]) обнаружены остатки церквей, христианские могильники, изобра-жения крестов на камнях и т.д. [35–38]. Стоит отметить и относительно позднее приобще-ние населения Гидатля к исламу, что позволило дольше сохраниться христианству и соот-ветственно – письменной традиции с использованием грузинского алфавита. Еще в начале ХХ в. известный просветитель и знаток арабоязычных источников по истории Дагестана Али Каяев сообщал, что, согласно письменным источникам, Гидатль принял ислам в 1475 г. [39].
Возможно, этим обстоятельством объясняется то, что именно в Ураде – центре Гидатля, расположенного в срединной, изолированной части горной Аварии, была найдена надпись, которая полностью написана на аварском языке. Учитывая вышеизложенное, надпись сдела-на, на наш взгляд, в XIV в., чему не противоречит ее палеография, и отражает посте-пенный переход с грузинского языка на аварский в эпиграфике и, возможно, в богослуже-нии. Этот процесс был прерван набравшей силу исламизацией Аварии и, как следствие, от-казом от использования грузинского шрифта в пользу арабского алфавита.