Я позволю себе думать, что ты тоже такой.
Я, как мальчик в космосе,
Я касаюсь звезд и каждый раз думаю, Что подумают другие.
Мне очень грустно, когда смеются люди… мне не ловко.
Я необычный, но сейчас я такой...(с)
•УЗНАЙ, ЧТО ЗНАЧИТ БЫТЬ МНОЙ•
Я уже долго хожу по бесконечной ленте старого потрепанного ковра. Ровно пять тысяч шагов в одну сторону и ровно пять тысяч шагов в другую. Такой точности удалось добиться не сразу. Помню, как первый раз у меня получилось целых семь тысяч восемнадцать шагов в одну сторону и шесть тысяч девятьсот два шага в другую. Так быть не могло. Ведь если ты сделал в одну сторону одно количество шагов, то ведь и обратно ты должен сделать столько же? Как же может быть иначе? Над решением этой задачи я бился почти два месяца, пока не добился чёткой размеренности, под ритм детской считалочки: "раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать".
Ковёр под ногами далеко не новый и я выучил каждую его потертость, каждую линию изгибов причудливых синих цветов на его бордовом полотне. И стены вокруг выучил, до каждой трещины. Ещё тут, на стенах были двери, через каждую тысячу шагов, всего пять деревянных полотен с одной стороны. Сперва я учился считать шаги, потом запоминал линии цветов, потом трещины на стене без дверей, потом на стене с дверями. Наверное уже пришло время изучить сами двери. Возможно, когда я их получше исследую, то даже открою каждую из них. Что за ними? Такой же коридор и ковёр? Было бы хорошо, если за каждой дверью был бы коридор и ковёр. Коридор и ковёр вот мои символы стабильности и покоя в этом месте.
А что если это не так? Если за ними нет коридора и ковра? Я замер на месте и почувствовал, что теряю ритм считалочки, он выскальзывает из моей головы. Надо успокоиться! Срочно! Надо вернуть этот пульс моего спокойствия! Я встал и раскинул руки, как птица расправляет свои крылья. Птице нужны крылья, чтобы лететь. Она не полетит, пока их не расправит. Я тоже могу раскинуть руки и могу ими махать. Вверх - вниз, вверх- вниз. Я знаю, что я не птица, Я знаю, что я не полечу! Я просто верну назад свою потерю и пойду дальше. Впереди ещё три тысячи девятьсот девяносто шесть шагов. "Раз, два, три, четыре, пять..."
- Что ты делаешь? - раздался тоненький детский голосок сзади меня. Это было неожиданно и неприятно.
Я скосил глаза в сторону голоса и увидел маленькую девочку. Она стояла возле первой двери и смотрела на ковёр изучая на нем мои цветы. Хоть она и не смотрела на меня, было понятно, что ответ подразумевался от меня. Может потому что я тут один, а может потому что она разглядывала цветы в том месте где стоял я?
- Пытаюсь полететь - пошутил я.
- Люди не летают. - Она слегка нахмурила тонкие, светлые брови - Люди ведь не птицы, крыльев у них нет.
- Это шутка. Просто шутка. Неважно. Откуда ты пришла сюда?
- Оттуда. - Она резко мотнула головой в сторону двери, отчего её светлые кудряшки разбежались по худенькой спине облаченной в бежевую ткань платья. Даже его свободный покрой не мог скрыть её худобы.
- Аааа.
Мы немного помолчали глядя на безвкусные синие разводы у наших ног.
- Ты можешь ей помочь? - спросила она меня, после того, как изучила всю мою подножную оранжерею.
- Возможно. - ответил я - Если ты не боишься принимать помощь от незнакомцев.
- Она боится. - Её ответ прозвучал очень просто и буднично, как будто она говорила о том, что не любит по утрам есть манную кашу. Хотя наверное это вещи равнозначные. Я не любил манную кашу и боялся разговаривать с незнакомцами абсолютно с одинаковой силой. Правда с ней не боялся, она ребёнок. Её нет смысла боятся и поэтому я с ней разговаривал не испытывая сильных отрицательных эмоций.
- Она это кто? - Мне в голову вдруг пришло осознание, что девочка говорит о ком то ещё. Это меня действительно испугало.
- Девочка. Вот она перед тобой. - девочка снова скосила глаза в мою сторону. Я же испуганно завертел головой во все стороны, однако никого не увидел.
- Девочка - это ты? - За страхом пришло облегчение. Ну конечное. Она ещё очень мала, лет шесть, не больше. Я тоже когда был маленьким, говорил о себе в третьем лице. Это нормально для этого возраста.
- Ты можешь ей помочь?
- Чем я могу быть полезен? - Я попробую сыграть в эту странную детскую игру.
- Ей надо разбить стекло!
- Какое стекло? Зачем? Я не буду ничего бить! - Паника снова забила моё горло.
"Раз, два, три, четыре, пять..." - Снова забились в махе руки.
- Ей надо разбить стекло! Ей надо разбить стекло! Ей надо разбить стекло!
Мы так и стояли в тысяче шагов друг от друга. Я с руками раскинутыми, как у птицы и она повторяющая монотонным голосом свой вопрос - просьбу.
"Раз, два...Ты можешь... Три, четыре... Ей...Пять...Помочь...Я иду тебя искать" - эхо несло по коридору слова.
- Там тоже есть ковёр. С такими же цветами. - Вдруг сказала она и мне стало легче. На столько, что я пошёл к ней, даже не считая свои шаги.
- Зачем тебе разбитое стекло?
- Она хочет разглядеть мир за ним, а через него это слишком сложно.
- Зачем он тебе нужен? Чужой и незнакомый мир?
- Там мама, за этим стеклом мама, папа и младший брат. Она их полностью не видит. Понимаешь, это такое стекло странное. Точнее оно не одно, их два. Именно они не дают ей увидеть всех до конца. Девочка все время видит только какие - то части. То глаз и ухо отца, то мамину щеку и как двигаются её губы, то челку и лоб брата. На чтобы она не смотрела, видны только части.
- Разве тебе этого мало?- Я её совсем не понимал. В моём коридоре не было никаких стекол.
Подошёл к ней и опасливо заглянул за её плече. Зря боялся, такие же стены и такой же ковёр. Только действительно два окна в конце. Смотреть в них я не то чтобы не хотел! Я не мог!
- Милая леди. Я не смогу разбить эти стекла. Тут нет ничего, чем я мог бы это сделать, а мои руки слишком слабы.
- Тогда давай поищем в других комнатах, может быть там есть что-то чем можно разбить их? - её голос беспокоил меня даже больше, чем смысл её слов. Он был тоненьким и хрупким, заполнял мою голову всю. Как можно думать, если твоя голова заполнена чужим голосом?
- Поищем? Давай поищем? - эти звуки, сложенные ей в слова проникали в меня. "Стой! Хватит! Куда ещё!" - кричал я мысленно: "Что будет когда ты заполнишь собой все пространство в моей голове? Я ведь забуду все! Сколько шагов надо сделать, и цветы и трещины."
Последняя мысль так испугала меня, что я послушно шагнул за ней:
- Поищем! Пошли поищем!
Мы подошли ко второй двери. О боже, я снова не считал шаги. Открыть её было страшно, так страшно, что я подумал - "открою и умру".
За дверью были те же стены и ковёр.
- Слава богу! Видишь? Все тоже самое!
- Нужно дойти до конца! Вдруг там есть то, что сможет тебе помочь разбить стекло.
- Там нет стекла. Ты же видишь. - моя рука простерлась вглубь комнаты.
- Интересно сколько тут шагов? - снова этот косой взгляд на меня.
- Хорошо. Я посчитаю. А ты иди молча пожалуйста.
Мы шли по ковру и я привычно считал, бормоча считалку и разглядывая узор. На какое то мгновение мне даже показалось, что ничего не было. Я снова в своём привычном коридоре и все хорошо и стабильно.
- Смотри - крик моей маленькой спутницы вывел меня из состояния покоя: - Вот, вот, лежит в углу.
Она побежала туда и так быстро, что только босые пятки замелькали из под длинного подола.
" Ты меня не собьешь с толку." - Подумал я и упрямо продолжил счёт.
В конце пути меня встретили её вытянутые руки с ворохом листков в руках.
- Ну и что это? - Мой ворчливый голос, повышенный от волнения, громыхнул вдоль стен, напугав её и меня. Минуту мы стояли замерев друг на против друга, смотря упорно на все те же бесконечные синие цветы.
- Это рисунки. Интересные такие. Кто их нарисовал, а потом оставил тут?
- Мне то откуда знать?
Я взял листки из её рук.
- Постой, это же мои рисунки! Вот это моя семья - показал я на самый верхний листок. На нем ровным столбиком были написанны буквы.И от этих букв шли такие же ветки, тоже ввиде букв: Буква О - мама, её зовут Оля. Мама Оля. Буква В - Витя. Папа. Буква А - Аня. Бабушка. Буква С - Саша. Брат. Буква В - я. Валерик. Я сын, брат и внук - Валерик. Буква М - Мила. Наша маленькая болонка Мила. С косматыми боками и холодным собачьим носом. Я его не трогал, это не правильно трогать чужой нос. Но у здоровых собак он всегда холодный. Не обязательно трогать, чтоб ощутить то, что можно просто знать.
- Моих родных зовут так же. - Вонзила свой дискант в меня малышка.
- Ну да. И зовут тебя тоже Валерик. - Я даже засмеялся.
- Над чем ты смеёшься? Не поняла тебя!
- Тебя зовут Валерик? Да?
- Девочка! Её девочка зовут! - голосов её задрожал от обиды. Мне стало стыдно, ведь я сам не понимал чужого смеха. Зачем люди смеются? Надо мной, над собой? Что они этим хотят выразить?
- Смотри, а на этом рисунке Бог. С иконы бабы Ани. Я его нарисовал просто так, когда мы с мамой сидели в больнице. Там было много народу и они все очень много говорили. Стоял такой ужасный гул, как буд-то мчались в тонеле тысячи электричек. Чух-чух-чух-та-та-та. И тогда я подумал, что мне поможет бог. Бабушка говорит, что он добрый и он всем помогает. Главное попросить. Она всегда просит возле его изображения на стене. И я нарисовал его тоже, чтоб попросить.
- Он тебе помог? - её тонкие руки беспрестанно теребили оборки на рукавах тёплой кофты накинутой поверх платья.
- Да. Я его нарисовал и попросил. Все кто там был тут же замолчали. А я просил очень громко и кланялся, как бабушка у икон. Правда голова моя при этом все время сильно билась об стол. Мама тут же увела меня домой. Она испугалась и думала, что мне больно. Разве больно это плохо? Плохо когда гул в голове и если боль в силах заткнуть его - это хорошо!
- Это что? - взгляд на третий рисунок.
- Ковёр.
- Он такой же как тут. Те же цветы, я их узнаю.
- Правда те же. Мне все время казалось, что я их где то видел.
- Почему следующие листы пустые?
Я перебирал чистые листы, бумажку за бумажкой.
- Я больше ничего не рисовал.
- Почему?
- Мама перестала меня держать за руку.
Я аккуратно сложил листы в угол. И пошёл назад к выходу. "Раз, два, три, четыре, пять" - считал я и девочке ничего не оставалось, как пойти за мной.
Мы снова вышли в коридор. Впереди оставались ещё три двери. До каждой ровно тысяча шагов.
- Наверное там есть, то что ей поможет. - Снова завела песню эта приставучка. Однако тут же замолчала и дала мне спокойно отсчитать наш путь к третей двери.
Тот же ковёр, цветы, стены. "Все таки хорошо, что я открываю эти двери" - Подумалось мне - Буду знать, что ничего за ними необычного нет. И тут же споткнулся о собачий поводок, который валялся, портя своим видом симметрию рисунка на ковре. Хотя она была ещё испорчена и ещё чем-то белым. Приглядевшись я понял, что это шерсть, такая же, как была у моей собаки. Болонка сильно линяла, у нас дома ковёр тоже был весь испорчен этой шерстью. Моё настроение вдруг повысилось и стало совсем хорошим. Все привычно, все как дома. Сейчас мама скажет, что мы пойдём с Милой гулять и даст мне поводок. И пакетик с печеньем. Мила будет выполнять наши задания и я буду давать ей печнье. Это было не интересно, зато стабильно и привычно. Главное же, совсем не страшно. Потом мы выйдем к вокзалу, не с той стороны где много людей и жуткий гомон, а с той где только идут линии рельс и едут поезда. Это безумно завораживает, когда большой кусок стали сливается в одну линию и мчит вперёд. Я всегда смотрел только в ту сторону, откуда они едут и никогда не переводил взор туда, где они замедляют свой бег и останавливаются. В стоящем поезде нет ничего интересного, а значит и смотреть на него не к чему. И мама смотрела вместе со мной. И Мила. Мама держала меня за руку, а я Милу за поводок. Я не люблю, когда ко мне прикасаются, но маме можно. Это ведь как-то правильно, когда тебя держит за руку мама. Ей можно доверять.
Потом, когда мы шли назад, мама давала мне ещё один пакет с печеньем для меня. "Люблю печенье. И маму люблю. И Милу." - Подумал я.
- Смотри тут, собачий поводок, пласмасовая мисочка с водой и пакетик с печеньем. - Девочка заговорила вернув меня из воспоминаний.
- Мила - позвал я. Лишь эхо откатилось от стены и я вздрогнул.
- Её тут нет - Сказала малышка - Эх, эти вещи не помогут тебе разбить стекло.
- Тебе! Тебе не помогут - Зло отчеканил я каждое слово: - Мне не нужна помощь! Мне не нужны твои дурацкие стекла! Мне нужны мама, и папа, и Саша, и баба Аня, и Мила!
- Где же они? - девочка уронила поводок и миску на пол.
Срочно, срочно нужно считать, нужно считать шаги и смотреть на ковёр. Только не тут где есть собачья шерсть, а собаки нет!
Ничего не выходило, я не мог вспомнить слова своей считалки. От хорошего настроения не осталось ни следа. Мы почти бежали, с этой, к выходу. И еслиб я добежал первый, то закрыл бы её в комнате с этими вещами и шерстью на ковре. Только проворная малявка выскочила за дверь быстрее меня. Конечное, ведь бегать я отвык. Тогда я принял решение! Я не буду открывать ещё две двери! Не буду ей помогать! Мне не нужно разбивать стекла, мне нужно считать.
Тут она запела...
Она шла и пела песню, которую в детстве пела мама. Дошла до четвёртой двери, открыла её, стоит и поёт. Тоненький голосок, на мамин совсем не похожий, только слова знакомые. И мне вспомнилось, как мама Оля говорила, что в любой ситуации, в любой игре нужно просто выучить правила. Если им следовать, то можно пережить событие почти без болезненно. Сейчас правила простые - пройти все комнаты и дать понять этой певице, что в комнатах нет ничего, что ей поможет. Тогда она уйдёт. Как иначе. Ведь если я ей ничем не помогу, смысла быть рядом просто нет!
- Хорошо, пошли дальше. - Я впервые посмотрел ей прямо между глаз, мазнув по их синеве своими.
- Пошли. - Однако пока я не зашёл первым в комнату она не сделала ни шага. Я тоже замер у порога, не веря своим глазам. В комнате не было ковра.
- Ну что же ты, иди! Она топталась сзади. Дышала мне в спину. Дыхание было таким горячим, что спину больно жгло. " Наверное у меня теперь там будет ожог." - подумал я.
Дальше хода не было:
- Как ты не понимаешь, я не могу идти, тут стены другие, те были бы, с привычными трещинами на штукатурке. Тут же золотистые обои.
- Ты боишься?
- Боюсь, а ты разве нет?
- Она очень - очень боится. Иначе бы не просила тебя.
Но я пересилить себя не мог. Я даже не мог смотреть ни на бумажную позолоту, ни на коричневую краску половой доски. Я не знал, что это за комната. И вышел из неё. А она зашла, и закрыла за собой дверь. Ушла, вот так просто и легко, взяла и ушла
"Все так и должно быть, она должна была уйти, я должен был остаться" - Успокаивал я себя, упорно впитывая привычный рисунок ковра, каждой своей клеткой. - Мне надо считать шаги и запоминать линии. Пять тысяч туда и пять тысяч обратно. Все остальное глупости!
Я раскинул руки, как крылья. Взмах, другой.
- Да, я не птица и я не взлечу. И я знаю это даже лучше, чем те, кто смотрит на меня со стороны, через потолок моего коридора. Они думают, что я сумасшедший, мама тоже так думает, и папа, и Саша, и баба Аня. Мила не думает наверное, хоть и осталась с ними, там. Хорошо, что осталась, не портит шерстью мой ковёр.
" Раз... Да мои глаза видят мир частями и никогда не увидят его целиком. Я никогда не пойму эмоций и желаний людей, ведь я не вижу их полностью. Нет в мире предмета, который разобьет это стекло.
Два... Да я рисую мир, как могу только я. Я его так вижу! Он внутри меня и кусками снаружи. И с этим можно жить! Просто нужно чтоб мама держала меня за руку!
Три... Я умею любить! Если мне помочь осознать вас всех! И этот мир! И дать мне что-то интересное в нем для меня! Ведь это так просто! Мир основан на взаимности, вы любите меня - я полюблю вас! И даже смогу общаться с вами!
Четыре... Мне важно важно знать, что в мире есть стабильность. Мои стены, мой ковёр, мои пять тысяч шагов! Не надо это у меня отбирать!
Пять... Вы меня бросили. Решили, что я безнадёжен, раз боюсь чего-то нового, непонятного. Это хорошо, когда есть стабильность, плохо, когда нет понимания и любви. Всегда меня бросают возле четвёртой комнаты, не помогая перейти в пятую. Что в ней? Мне никогда не узнать.
Я иду тебя искать... Пять тысяч шагов, четыре тысячи девятьсот девяносто девять, четыре тысячи девятьсот девяносто восемь...
- Опять шаги считает? - доктор смотрел на хрупкого белесого мальчика, через окно, расположенное под самым потолком.
- Считает. - Кивнула молоденькая медсестра - практикантка: - Это с ним потому что от него семья отказалась?
- Слушаете всю ерунду, как сорока, право слово - доктор хмуро поправил очки и сунул ей в руки дело пациента из 7 палаты: - Отнесите в мой кабинет.
"Сидорков Валерий Викторович. 10 лет. Аутизм" - Прочла медсестра и снова посмотрела в окошко.
- Четыре тысячи восемьсот семьдесят один - донеслось из палаты интерната для особых детей. Валерий сделал крошечный шажок и уставился в пол: - Четыре тысячи восемьсот семьдесят.
Автор: Тамара Сальникова
Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 1