Олеся продолжает писать про страх.

Начало - читайте на стене группы .
"Зачем я рассказала тут сейчас эту историю про Алтай. Чтобы проиллюстрировать важную идею – причастность к группе, или к большой цели, или идее какой-то общечеловеческой, важной идее – придает человеку сил, помогает двигаться вперед. И тогда страх – это ресурс. Он мобилизует. Я думаю, что мне помогла выйти из той тайги идея о том, что я еще могу быть нужна людям. Иначе, чем прежде, но все равно нужна. А страх – мобилизовал физически. Но шла я не потому, что боялась, а потому, что мне было куда и зачем идти. На силе, а не на боли двигалась по тайге. Напролом. Уверенно. И именно так я вышла к людям.
Еще до того Алтая, когда я еще была тележурналистом, я была очень смелой, инстинктом каким-то чувствовала и транслировала уверенность в своих силах. Потому что я была не одна.
Как-то раз один большой чиновник (губернатор целого края), известный своими связями с криминальными группировками, начал мне угрожать прямо в своем кабинете. «Если бы Вы были умным человеком, Вы бы понимали, на чьей стороне сила», - сказал он мне в лицо. «А если бы Вы были умным человеком, Вы бы так со мной не разговоривали», - ответила я, - «Можно от вас позвонить?». Я сняла трубку на телефонном аппарате, который стоял у него на столе, и набрала номер. «Ассошиэйтед пресс? Главного редактора, да, Сергея, пожалуйста. Олеся Бондарева. Сережа, привет. Я сейчас нахожусь в кабинете у… , и ты знаешь, он мне угрожает. Да, послезавтра вернусь в Москву. Увидимся». И еще несколько таких же звонков я сделала тут же, не отходя никуда. А потом повернулась к тому чиновнику и сказала: «Видите ли, …, если со мной, или с кем-то из моей команды, в вашем городе что-то случится, Вы получите в прессе не только то, что я могу сейчас опубликовать. Завтра же тут будет журналистский десант. И Вы узнаете о себе много нового, включая биографию своей двоюродной бабушки.» И вышла.
Мой эфир тогда состоялся. И наделал много шуму. Сорвал тому товарищу выборы. А мне было лет.. не помню точно. Что-то около 25. Девчонка с косичками. И никто меня не защищал, и ничто. Кроме принадлежности к сообществу таких же, как я. Честных журналистов. Тогда это еще было возможно.
А вот когда мой главный редактор на меня орал (что было обычным делом), я испытывала очень много разных чувств. Тогда же. Тут уже было что-то детско-родительское. И переживалось острее, чем угроза жизни. Забавно, правда? И такое бывает часто. Опасное не пугает. А нарушение эмоционального контакта, сомнения в себе – пугают и очень.
О чем это?
У человека есть инстинкт – принадлежность группе. Мы – социальные животные. Быть изгнанным из своей «деревни» - страшнее смерти. Это – в генах.
Быть отважным по отношению к «чужим» гораздо легче, чем сопротивляться несправедливости «дома».
Поэтому домашнее насилие – это такая большая проблема.
Люди годами в нем живут. И не сопротивляются. В страхе и в депрессии. Заморозив все нормальные чувства, потеряв себя.
И этот страх уже не мобилизует и не придает сил. Он парализует.
Почему? Вроде бы – то же самое чувство, а работает иначе.
(Продолжение следует)"
(с) Олеся Бондарева