Рыбацкие истории от Александра Чекинёва: Золоточешуйчатая мечта

Жарким июльским полуднем далёкого 1958 года я с двумя своими товарищами возвращался из Романцова сада, где мы с утра набивали себе оскомину терпкой и душистой чёрной смородиной, в изобилии произраставшей тогда позади лодочной базы, и ловили шустрых ящериц.
Остановились возле мельницы, мучная пыль густо лежала на окрестных кустах и сером рубленом здании. Водяные струи с шумом падали с водосброса, широкие лопасти крутили железную ось, которую, по рассказам мельничного сторожа деда Ерёмы, поставили ещё до японской войны.
Мука, зерно, хоть и помалу, а в воду попадали. Для рыбной ловли место за плотиной считалось кормным и уловистым. Мы тоже приходили к «каузу» со своими удочками из прутиков, вместо лески – нитка-«десятка», обязательно серая, и с азартом ловили уклеек и некрупную плотву. Уже миновав последнюю, стоящую ниже мельницы, ветлу-перестарку, мы неожиданно столкнулись с поднимающимся из-под береговой кручи сивоусым дядькой. На плече его лежали удилища, а из сумки, которую он с трудом тащил, высовывались толстенные рыбьи хвосты – тёмно-золотистые с красным отливом. Мы раскрыли рты, а когда опомнились, дядька уже оторвался от нас шагов на пятнадцать. Первым его догнал Колька и заискивающе спросил:
- Дядя! А вы на чё ловите?
- Когда лучше берёт? Рано утром? – бросил я свой вопрос в серую мясистую спину.
Мужик обернулся, маленькие свинцовые глазки глядели свирепо.
- Когда на чё. Ловить сперва научитесь, синтяпушники. А ну, брысь отцеля! Мальва, право слово.
Мужчина не хотел выдавать заветных секретов, мы это сразу поняли и бегом понеслись назад – искать дядькино место. Вскоре Витёк завопил: «Вот оно!». Метрах в тридцати ниже плотины, где струи в обратном течении намыли небольшую заводь, среди ивняка утоптанная площадка, валяются окурки папирос, рыбья чешуя. Да какая! Из воды торчат три рогулины, виден размокший жмых. «Ребя! Завтра давай сюда чуть свет, я у дяди лески толстой спрошу на всех, вечером удочки сладим», – горячился я, уверенный в успехе.
Но утром сивоусый властелин прикормленного места не подпустил нас к себе ближе, чем метров на пятнадцать. Мы, сгорая от зависти, слышали за кустами всплески рыб и дядькину ругань. Наверное, кто-то крупный у него сорвался.
Дня через два, утром, пошёл тёплый несильный дождь. Смекнув, что мужик не захочет мокнуть, я забежал за Витькой, и мы вдвоём направились на заветное место. Дождь усилился, но когда мы размотали снасти, резко стих. Долго ничего не клевало, я уже стал дремать, когда друг зашипел, толкая меня в боченю: «Гляди, у тебя дюбает!».
Открыв глаза, я увидел, как мою пробочку медленно притапливает и ведёт против течения. Выждав мгновенье, я плавно подсёк, и кончик удилища, кивнув, врезался в воду. После долгой борьбы с речным богатырём я волоком вытащил на берег настоящего сазана. Обезумев от счастья, я выбежал с ним на дорожку и дико заорал: «Я поймал! Я поймал!».
Теперь я уже твёрдо знаю, что это не я поймал, а сазан навечно поймал меня, став вожделенной, неотъемлемой частью моего рыбацкого счастья, золоточешуйчатой мечтой, ради которой нещадно жжётся бензин и летят в воду килограммы прикорма.
Уже дома полуторакилограммовый речной витязь продолжал воевать. К моей матери-портнихе пришла соседка тётя Валя с пятилетней Ниночкой кроить юбку-клёш. Сазан лежал на кухонном столе, разевая ядрёный рот, а я пытался его срисовать плохо заточенным карандашом. Увлёкшись, я не заметил, как Ниночка из-за любви ко всему живому, пытаясь облегчить страдания рыбы, полила ему в рот горячей заварки из носика чайника. Рыбина взметнулась, соскочила на пол и ударила девочку хвостом по ногам. Ниночка заверещала, споткнулась и разбила чайник. Прибежавшие женщины утихомирили буяна.
Но и за ужином сазан повёл себя по-бунтарски. Когда отец наколол жареный кусок, он у него слетел на пол. К нему метнулся кот Агапыч, а батёк заругался: «Проклятая рыба! У сына с крючка не сорвалась, а у меня с вилки сумела». Все смеялись.
Потом, когда мы подросли, узнали и наших лучших аткарских сазанятников: дядю Павлушу Нестерова, дядю Саню Хрусталёва, того неприветливого сивоусого – дядю Колю Луткова. Нерестились сазаны под большой деревянной платформой у старой водокачки, в конце улицы Ленина. Однажды там руками Васька Михайлов поймал десятикилограммовую икрянку – пировали неделю. А сейчас сазанов в Аткаре нет, ещё пару-тройку лет назад последних добили электроудочками в районе Земляных Хуторов и Сластухи. Нынешние десятилетние пацаны уже не могут отличить налима от краснопёрки. Невосполним урон, нанесённый варварами https://atkarskuezd.ru/rybatsie-istorii/27983-rybatskie-istorii-ot-aleksandra-chekinjova-zolotocheshujchataya-mechta.html