Антон нравился Оле всем: и глубиной задумчивых карих глаз, и мягким, обходительным характером, и редкой для своего возраста начитанностью. И хотя он был довольно замкнутым и сдержанным, с ним всегда было о чем поговорить и никогда не было скучно. Единственное, что настораживало девушку, - это его отношения с матерью. За два месяца отношений с Антоном Оля видела ее лишь однажды: как-то она сама приехала за сыном в институт. Через приопущенное окно машины девушка успела заметить лишь длинные прямые волосы цвета воронова крыла и точеные черты лица. Антон был не похож на классического «маменькиного сынка», но мать как будто имела на него гипнотическое влияние. Несколько раз он уходил с вечеринок и свиданий по одному ее звонку, а однажды даже бросил Олю одну ночью в клубе, не удосужившись проводить ее до дома. Девушка обижалась, но на следующий день Антон появлялся у ее дома с огромным букетом цветов и виноватым взглядом, перед которым невозможно было устоять, и она прощала его снова и снова, объясняя его непонятное поведение сильной привязанностью к матери. Он был для нее загадкой, и ей очень хотелось разгадать ее. А еще Антон был из очень обеспеченной семьи. У его родителей были крупный бизнес, поэтому было неудивительно, что они жили в огромном особняке за городом, а у их сына-студента была новенькая «Ауди». Любая другая была бы несказанно рада такой удаче, но для Оли это было скорее проблемой, чем плюсом. Она была не из тех девушек, что искали себе «спонсора» или гнались за богатым женихом. Антон по-настоящему нравился ей и был совсем не похож на избалованных эгоцентричных «мажоров», поэтому она старалась изо всех сил, чтобы во всем соответствовать ему. ...Сегодня был важный день. У Антона был день рождения, и он впервые пригласил Олю к себе домой. Девушка несколько часов выбирала наряд и макияж – ей хотелось выглядеть подобающе и произвести на его родителей хорошее впечатление. Оля расчитывала увидеть кучу гостей: родственников, однокурсников, друзей, – но за столом в просторной гостиной с камином их с Антоном ждали только его родители. Этот праздник был похож на всё, что угодно: собрание акционеров, поминки или ужин случайных попутчиков в купе поезда, – только не на день рождения в узком семейном кругу. Как дом, так и сами родители Антона с первых минут начали вселять в Олю беспричинную тревогу. Общение было формальным и натянутым, словно это были не члены одной семьи, а едва знакомые люди, которые сами не зная для чего собрались за одним столом. Олег Васильевич, отец Антона, почти не участвовал в разговорах и все время молчал, нехотя пережевывая пищу и время от времени отхлебывая вино из бокала. У него было худое лицо с залегшими под глазами длинными тенями, а взгляд был таким пустым и равнодушным, что Оле становилось не по себе. За весь вечер Олег Васильевич едва ли глянул в сторону девушки хотя бы пару раз, словно ему было все равно, кто она такая и зачем она присутствует на дне рождения его сына. Оле было странно, что известный бизнесмен ведет себя так вяло и безинициативно. Впрочем, она объясняла все это банальной усталостью и трудностями на работе. Наверняка, он обдумывает какую-нибудь сделку или пытается найти решение проблемы, и сейчас ему совсем не до таких глупостей, как семейные праздники... С самого начала ведущую роль на себя взяла Ада Вячеславовна, мать Антона. Только она задавала вопросы и начинала разговоры. У Оли сжималось сердце каждый раз, когда женщина бросала на нее испытующий взгляд своих черных, как у хищной птицы, глаз. Ее тонкие черты, умело подчеркнутые макияжем, придавали ее бледному, без изъянов лицу вид фарфоровой куклы. Весь вечер Ада Вячеславовна была нарочито вежлива с Олей и задавала ей исключительно формальные вопросы в духе собеседований при приеме на работу: - Ольга, чем вы собираетесь заниматься после окончания института? Какие перспективы вы видите для вашей будущей профессии? Оля с трудом высидела два с половиной часа, от скуки изучая завитушки резного камина и то и дело поглядывая на массивные напольные часы с маятником. Наконец, Олег Васильевич поднялся с места, сухо сказал: «С днем рождения, сын, и спокойной ночи», - и удалился. Оля обрадовалась, предвкушая момент, когда она избавится от этого гнетущего общества и отправится домой, но Ада Вячеславовна подошла к ней и сказала: - Ольга, пойдемте со мной. Оля повиновалась. Мать Антона действовала на нее (и, по всей видимости, не только на нее) как удав на кролика. Антон только бросил на девушку беглый и какой-то виноватый взгляд и ничего не сказал, оставшись сидеть за столом. Оле стало тревожно от очередного странного поведения своего парня и тягостной компании его матери. Почему-то ей совсем не хотелось оставаться с ней наедине. Ада Вячеславовна провела девушку на второй этаж, открыла дверь в конце коридора и вошла внутрь. Оля в растерянности зашла в комнату следом за ней и потеряла дар речи. На нее смотрели десятки стеклянных глаз. Не менее тридцати фарфоровых кукол было расставлено по полкам, которые заняли две стены этой небольшой комнаты. Некоторые из кукол были совсем ветхие, с потрескавшимся и пожелтевшими от времени личиками, а некоторые радовали глаз идеально белым фарфором – таким же безупречным, как лицо их хозяйки. Черноволосые, блондинки, рыжие, с зелеными и синими глазами, в изящных бальных платьях и традиционных костюмах разных стран – все они вылупились на Олю своим невидящим взглядом, как только она вошла в комнату. Все куклы были сделаны столь искусно, что у девушки создалось впечатление, будто с полок на нее глядели живые люди. - В-вы коллекционируете кукол? – Выдавила из себя Оля вопрос, пытаясь изобразить непринужденный тон. - Да, это мое самое большое богатство. Здесь есть образцы девятнадцатого века, - птичьи глаза Ады Вячеславовны блеснули торжеством. - Какие красивые! Их так много... – Принужденно улыбнулась девушка, все еще не понимая, зачем Ада Вячеславовна привела ее в эту комнату. Неужели ей так хотелось похвастаться перед ней своей коллекцией? Женщина подошла к окну и указала на узкую тахту, на которой лежала стопка постельного белья и подушка: - Вот, Ольга, я приготовила вам постель. Надеюсь, вы понимаете, что в нашей семье не принято ночевать в одной спальне до свадьбы. Оля не поверила своим ушам. Мать Антона предлагает ей спать в этой жуткой комнате с куклами?! - Э-э-э... А как же гостевые комнаты? А может, я переночую в гостиной на диване? – В замешательстве замямлила девушка, все еще отказываясь верить, что это происходит с ней на самом деле. - Нет, это невозможно. Вы будете спать здесь. – Отрезала Ада Вячеславовна и направилась к двери. – Располагайтесь. Ванная комната прямо по коридору и направо. Первая дверь. Она вышла, встряхнув конским хвостом идеально гладких черных волос. Ошарашенная таким неожиданным поворотом событий, Оля беспомощно опустилась на тахту. Она вообще не собиралась ночевать у родителей Антона, а тем более – в комнате кукол, которая напоминала склеп с кладбищенскими статуями...

Девушка достала из кармана платья телефон и быстро набрала сообщение: - Антон, ты можешь отвезти меня домой? Она принялась ждать ответа, время от времени проверяя телефон и стараясь не смотреть на жуткие в своей неподвижности фарфоровые лица и стеклянные глаза. Оля подождала десять минут, потом еще двадцать, но Антон даже не прочитал ее сообщение. Она решила позвонить ему, но и эта попытка не увенчалась успехом: трубку никто не брал. Отлично! Бойфренд бросил ее на растерзание своей мамаше и был таков! Оле вспомнились все те сорванные свидания, когда Антон после короткого звонка своей матери вдруг срывался с места, извинялся и уезжал без объяснений, а девушке оставалось лишь беспомощно смотреть вслед его серебристой «Ауди», которая, как и его загадочное поведение, неминуемо отдаляла молодых людей друг от друга... Обида кольнула Олю в самое сердце. Почему Антон так поступает с ней? Почему не откроется ей и не расскажет правду про свою мать? Девушка не раз пыталась расспросить у него про Аду Вячеславовну, но каждый раз натыкалась на непробиваемую стену. А теперь, когда Оля познакомилась с ней лично, ей стало ясно: с этой женщиной что-то не так. Точнее, с этой семьей что то не так. Чего только стоило серое истощенное лицо Олега Васильевича и опущенный взгляд Антона, который в присутствии матери превращался из интересного собеседника в угрюмого молчуна... Оля так и сидела в раздумьях, мечась между невысказанными обидами и тревожными мыслями об этой странной семье, доме и комнате, в которую ее угораздило попасть. Может, уйти самой? Но как добраться до дома? На часах было почти двенадцать, и вряд ли здесь, за городом, в такой час ходил хоть какой-нибудь транспорт. Наконец, напряженный мозг сдался перед накатившей на Олю усталостью, и ей захотелось спать. Она расстелила приготовленную постель, приняв твердое решение поговорить с Антоном завтра и расставить все точки над i. Она попробовала, было, заснуть со включенным светом, но он был слишком ярким, а торшера или ночника в комнате не оказалось. Девушка нехотя выключила свет, и безмолвные ряды фарфоровых лиц стали казаться еще более реалистичными, а оттого и угрожающими. Оля улеглась, отвернувшись к стене, чтобы не видеть их. Только заснуть не получалось, а лежать на одном боку было утомительно. Оля перевернулась лицом к комнате, и то, что она увидела сквозь полузакрытые веки, заставило ее широко распахнуть глаза. Она могла поклясться, что одна из кукол моргнула. Оля успела заметить взмах ее искусственных ресниц и тень, мелькнувшую на фарфоровых щеках. Противные мелкие мурашки забегали по затылку. Девушка лежала, вперившись в кукольные лица, и боялась отвести взгляд даже на долю секунды. Она начала успокаивать себя: наверное, ей просто показалось. Наверное, это была оптическая иллюзия от теней и резкого поворота головы. Но тревога не утихала и сковывала конечности невидимыми цепями, а сердце учащенно билось. Мысленно Оля проклинала и этот праздничный ужин, и семью Антона, и его самого... Наконец, усталость взяла свое, и Оля закрыла глаза, подчинившись дремоте. Лица кукол смешались в одну сине-голубую массу и растворились в темноте. Только сердце снова предательски сжалось. Оля приоткрыла глаза и вскочила как ошпаренная, кинувшись к выключателю. Кукла переместилась. Та самая, что недавно моргнула. Выбившись из стройного ряда своих фарфоровых «подружек», она стояла на шаг впереди остальных. Включив свет, Оля убедилась в том, что ей не померещилось: кукла действительно стояла на самом краю полки, словно собираясь спрыгнуть на пол и наброситься на незваную гостью, которая посмела нарушить строгий покой их комнаты... Девушка была абсолютно уверена в том, что кукла сдвинулась с места. Фарфоровые создания стояли такими аккуратно выстроенными рядами, будто кто-то замерял расстояния между ними с помощью линейки. А эта зеленоглазая темноволосая кукла выбивалась из общего строя на несколько сантиметров, и это бросалось в глаза. Оля не могла не заметить этой дисгармонии. Не зря же она училась на архитектора: восприятие пропорций и расстояний было у нее в крови. Ей вдруг вспомнились ужастики про уродливую куклу Чаки, и мурашки забегали по спине и затылку еще быстрее. Оля уставилась на куклу, словно в ожидании того, что та сорвется с полки и кинется на нее... Но та продолжала неподвижно стоять и сверкать невидящими зелеными стекляшками из-под пушистых черных ресниц. А что если она просто затаилась? Сейчас Оля закроет глаза, и кукла кинется на нее...

Девушке было одновременно и страшно, и смешно над своими страхами. Кого она так боится? Кукол? Как эти глупые актеры в американских ужастиках? Оля всегда смеялась над ними. Только когда все это происходит с самой тобой, отчего-то совсем не смешно... Но это ведь всего лишь куклы – разрисованные куски фарфора, успокаивала себя Оля. Тогда отчего чувство ужаса не утихает, и она никак не может отделаться от мысли, что за ней кто-то наблюдает? Девушка так и продолжала сидеть на тахте, обняв колени руками и вперив взгляд в ряды фарфоровых лиц. Вдруг боковым зрением она уловила какое-то мимолетное движение. Оля в ужасе прильнула к спинке тахты. Сразу несколько кукол взмахнули ресницами. Она была уверена, что ей не показалось. Все куклы как одна таращились на нее своими неживыми (или все-таки живыми?) глазами. В тишине раздался непонятный звук, и у Оли перехватило дыхание, как только до нее дошло, что это. Это был топот маленьких ножек. И шорох кукольных платьиц. Сразу несколько кукол сделали шаг вперед, как вымуштрованные солдаты. А потом вытянули свои фарфоровые ручки вперед, прямо к Оле. Девушка соскочила с тахты и кинулась к выходу. Замок был заблокирован снаружи. Она отчаянно дергала за металлическую ручку снова и снова, но все попытки вырваться были тщетны. В бессилии Оля принялась барабанить кулаками в дверь и звать на помощь, слушая, как топот фарфоровых ножек, одетых в миниатюрные кожаные туфельки, нарастает и приближается к ней... Наконец, дверь поддалась, и Оля оказалась в темном коридоре. Только тусклый свет, который исходил откуда-то снизу, разбавлял ночной мрак. Девушка решительно пошла вперед, по направлению к лестнице. Надо выбираться из этого проклятого дома! Она лучше пойдет пешком до города, чем останется здесь еще хотя бы на минуту!

В конце коридора мелькнула женская тень. Мать Антона. Оля узнала ее силуэт: высокий конский хвост, тонкая шея и маленькие, прижатые к голове уши. Только одета она была в какую-то свободную длинную одежду вроде туники. Ее строгий голос разбил тишину: - Ольга, вы куда? И хотя Ада Вячеславовна была последней, к кому Оле хотелось обратиться за помощью, она все же была единственным живым человеком в этом выпавшем из реальности мире кукол, поэтому девушка кинулась к ней: - Там куклы... Они живые! Они хотели... Они... От волнения и страха она не могла связать и двух слов. Только Ада Вячеславовна не выглядела удивленной или обеспокоенной. Она, словно статуя, неподвижно стояла с гордо поднятой головой и смотрела на Олю. Девушка чувствовала ее тяжелый взгляд из темноты. - Да, ты права, они хотели, чтобы ты стала одной из них. И ты станешь. Для этого все готово. Возвращайся в комнату! Она властно вскинула правую руку и указала на комнату кукол. У Оли сжалось сердце. Она даже не заметила, что мать Антона впервые обратилась к ней на «ты». Все ее мысли были заняты попытками понять, что происходит. Кто эта женщина? Что ей от нее надо? Почему в этом доме фарфоровые куклы оживают, моргают и передвигаются, как живые люди? И хотя от страха у Оли подкашивались ноги, она не собиралась подчиняться воле этой неадекватной женщины и возвращаться в кошмарную комнату с ожившими куклами. - Я туда больше не вернусь! Я ухожу! – Сказала она максимально решительно. Но в ответ Ада Вячеславовна только рассмеялась. - Вернешься как миленькая! Она вытянула обе руки ладонями вперед и что-то зашептала. - Мама, не надо! – Вдруг раздался голос Антона откуда-то со стороны. Женщина повернула голову на звук, встряхнув конским хвостом: - В чем дело? Ты что, собираешься лишить меня нового экспоната? Ты собираешься испортить коллекцию собственной матери?

- Не трогай Олю, я прошу тебя, мама! Она не такая, как другие... Она настоящая! После этих слов сам Антон появился в конце коридора и подошел вплотную к своей матери. Оля видела два силуэта, которые сошлись лицом к лицу, словно готовясь к смертельной схватке. - Ты должен мне. Новую. – Отрезала Ада Вячеславовна. - Я обязательно найду для тебя новую, только... пусть это будет не Оля! Она мне по-настоящему нравится. Обе головы повернулись в сторону Оли, и ее сердце упало куда-то в пропасть. - Ладно, пусть идет. Только сделай так, чтобы она не болтала. И ищи новую. – Злобным шепотом отрезала Ада Вячеславовна и тут же исчезла, растворившись в тенях. Антон бросился к Оле: - Ты в порядке? Пойдем, я отвезу тебя домой. Он обнял ее за плечи и ловко увлек за собой. Чуть дыша и до конца не осознавая происходящее, Оля повиновалась. Она пришла в себя только тогда, когда серебристая «Ауди» выехала с территории дома и помчалась по пустой трассе, увозя ее от жуткой комнаты кукол и темных намерений Ады Вячеславовны... - Антон, что это было? – Оля, наконец, нашла в себе силы заговорить. Антон, который все это время молчал будто в ожидании этого вопроса, повернулся к ней лицом и сказал: - Понимаешь, мама... Она колдует. У меня и бабушка этим занималась... Мама всегда говорила, что наш достаток – это результат ее колдовства. И что без нее отец бы никогда не достиг таких высот... Оля вспомнила тусклое безразличное лицо Олега Васильевича и поежилась. Куклы Ады Вячеславовны выглядели более живыми, чем он. Все действительно выглядело так, будто он был просто марионеткой в руках жены... - А еще у мамы была коллекция кукол, - продолжал Антон. – Тоже в наследство ей досталась, как и этот дар... Она, конечно, еще дополнила коллекцию новыми куклами. А как-то раз я пригласил домой Лесю – девушку, с которой тогда встречался. Тогда-то маме и пришла в голову эта идея... Леся была очень красивой, с кукольной внешностью. Знаешь, длинные волосы, большие глаза, губы бантиком. Еще одевалась так: короткие юбки, всякие кружева, платьица в цветочек. И по своей сути она тоже была куклой – безупречная оболочка, а внутри – пустота. Я с ней недолго встречался. К тому времени она уже поднадоела мне – тупо говорить было не о чем. Такими только любоваться... Антон тяжело вздохнул и продолжил: - В общем, мама как ее увидела, у нее глаза загорелись, и этим же вечером она мне рассказала о своей задумке. Сказала, что такой коллекции, как у нее, ни у кого не будет. Только для этого нужны такие, как Леся... Суть в том, что есть какой-то ритуал, по которому душа человека может перейти в неодушевленный предмет. Я тогда до конца не понял, что это значит, и согласился. Не отнесся серьезно, думал, это шутка какая-то... А потом пригласил к нам Лесю еще раз, и она стала первой... живой куклой. Только тогда до меня дошло, что сотворила моя мать. Эта кукла, понимаешь, она... могла шевелиться, смотреть и моргать. Разве что говорить она не умела. А вот Леся... - Она... умерла? – Полушепотом, словно боясь звука собственного голоса, спросила Оля. - Нет, но живой она тоже перестала быть... Она просто смотрела куда-то в пустоту, молчала и не двигалась. И не реагировала ни на что. Точь-в-точь как кукла. В итоге ее увезли в психиатрическую больницу, где работает мой дядя. Вот тогда я и понял, что значит, когда у человека отбирают душу... Он становится похожим на вещь. Или на куклу... Эмоции перемешались в душе у Оли. В комнате кукол ей было страшно, потом рассказ Антона шокировал ее, а теперь на смену этим чувствам пришла злоба. Она повернулась к молодому человеку и крикнула ему прямо в ухо: - Понял, говоришь? Тогда зачем ты это делал?! Ведь ты продолжал находить для нее новые жертвы, и меня ты привел в дом для этой же цели! Антон вздрогнул от ее крика и нервно сглотнул: - Я всеми силами пытался оградить тебя от этого, но, понимаешь... мама умеет заставлять людей делать то, что она хочет, против их воли. Она увидела тебя тогда у института и приказала мне привести тебя на ужин. Кстати, у меня сегодня никакой не день рождения, это был просто повод для приглашения... На самом деле у меня в ноябре. Он снова вздохнул и добавил, понизив голос: - Поверь, ты дорога мне, и я сопротивлялся, как мог, но она сильнее меня... Она всегда имела почти безграничную власть над нами с отцом. Сегодня после ужина она своей магией усыпила меня, и я очнулся только после полуночи, когда она уже начала ритуал. Я сразу же прибежал к тебе на помощь. Еще чуть-чуть, и было бы поздно... Прости меня, Оля, я не хотел, чтобы ты через все это прошла! Я очень виноват перед тобой... Его голос надломился, и последнюю фразу он произнес почти шепотом. Но чем больше Антон оправдывался перед Олей, тем сильнее у нее в груди поднималось и клокотало возмущение, распирая ее изнутри. - А перед теми девушками ты не виноват? – Продолжала она на повышенных тонах. Ей хотелось взять Антона за плечи и как следует потрясти, чтобы до него дошло, что он наделал. - Скажи, ты что, правда не понимаешь, что твоя мать – маньячка, а ты помогаешь ей губить невинных людей? - Не говори так о ней! – Антон тоже повысил голос, но тут же смягчился. – Да, она одержима своей коллекцией, но она брала только самых пустых девушек, а таких, как ты, отпускала... Я же остановил ее сегодня. И видишь, она нас отпустила. Оля рассмеялась отрывистым нервным смехом: - Да твоя мать, оказывается, - само благородство! А кто дал вам право решать, какая девушка пустая, а какая – нет? Какая достойна жить, а какая – нет? Антон ответил не сразу. Он долго смотрел на дорогу, а потом импульсивным движением провел по волосам и сказал: - Я думал об этом, и поначалу меня очень мучила совесть... Но мама говорила, что эти девушки по своей сути – куклы, и им самое место – у нее в коллекции, чтобы радовать глаз. Она всегда повторяла, что в мире станет чище без таких пустышек. Не знаю, насколько это справедливо, но я как-то успокаивался... Оля не могла поверить в услышанное. Все эти месяцы Антон казался ей добрым, обходительным, положительным во всех смыслах молодым человеком. Кто бы мог подумать, что в его шкафу таятся такие скелеты! Точнее – куклы... Она инстинктивно отодвинулась к окну. Ей было противно находиться рядом с Антоном после всего того, что она узнала о нем и его семье. Она внезапно осознала, что находится в машине с человеком, которого совершенно не знает и который способен на такие ужасные вещи... Только оставить все как есть она тоже не могла. Она должна была помочь этим девушкам. Оля снова повернулась к Антону: - Есть ли способ вернуть девушкам их души? - Вроде, если разбить фарфор, они освободятся сами собой. Именно фарфоровая оболочка держит их внутри. Мама всегда боялась, что какая-нибудь из кукол упадет и разобьется во время своих «прогулок», и тогда она перестанет быть живой... Только я не знаю, что будет с мамой, если это случится... - Что будет с мамой? – Захохотала Оля. – Серьезно? В этой ситуации тебе жалко маму? А все те загубленные души тебе не жалко? И добавила, не дожидаясь ответа: - Скажи честно, кто-то из наших общих знакомых попал к ней в коллекцию? - Да... – Нехотя ответил Антон. – Катя Хазарова из второй группы. Такая темненькая. Оля прекрасно помнила эту эффектную девушку, которую регулярно видела на парах и практических занятиях по черчению. Ее сложно было не заметить: густые темные волосы, смуглое лицо, в котором было что-то восточное, и зеленые глаза миндалевидной формы. На нее заглядывались даже преподаватели, не говоря уже об однокурсниках. Только в какой-то момент Катя вдруг перестала ходить в институт... Оля не могла припомнить, когда она видела ее в последний раз. Кажется, еще весной.

А теперь Катя, наверняка, лежит в какой-нибудь палате и смотрит в обшарпанную стену невидящим взглядом... От этой картины в носу защипало, а глаза увлажнились. Нет, Оля определенно не могла оставаться в стороне. Она себе этого никогда не простит. Она повернулась к Антону и зло прошептала: - Разворачивай! - Что? – Антон судорожно завертел головой, смотря то на Олю, то на дорогу. - Мы должны спасти их! Ты что, не понимаешь, что вы отняли у этих девушек жизни? Что они больше не смогут чувствовать, любить, радоваться? Что никогда не обнимут родителей, не пойдут на свидание и не создадут семью? И все это из-за тебя и твоей матери! Мы должны это исправить! - Но мама... не простит... не переживет, - замямлил он, нервно теребя указательным пальцем кожаную обивку руля. - Перестань мамкать! Ты уже взрослый и должен думать своей головой! – Оля сама удивилась собственному резкому голосу. – Или мы спасаем их вместе, или я одна приду к вам домой и наведу порядок в коллекции твоей ненормальной мамаши! Скажи, там все куклы одушевленные? - Нет... только те, что стоят на полке лицом к окну. Их около десятка... Именно там стояла та темноволосая кукла, что моргала и двигалась. И именно оттуда куклы тянули к ней руки. - Разворачивай машину! – Крикнула Оля так, что Антон подпрыгнул на сидении. Она поняла, что мать-ведьма сделала молодого человека внушаемым, и надо только слегка надавить на него, чтобы он принял правильное решение. Она оказалась права: Антон резко повернул руль влево и развернул машину, выехав на встречную полосу. По его глубокому выдоху она поняла, что он испытал облегчение. Наверное, он впервые поступал так, как подсказывала совесть, а не так, как приказала мать...

Остаток пути молодые люди проехали молча. Каждому из них надо было переосмыслить случившееся и сделать свои выводы. Наконец, огромные панорамные окна и светлые стены дома забрезжили в полумраке. Антон не стал заезжать в гараж и припарковал машину у ворот. Он звякнул ключами и отпер калитку. Как только молодые люди миновали порог дома, Оля кинулась к камину в гостиной, нащупала в темноте чугунную кочергу с резной ручкой, которую от скуки разглядывала во время ужина, и решительно двинулась на второй этаж, к комнате кукол. Теперь ей было не страшно. Она должна была помочь этим девушкам. Кроме нее, сделать это было некому. Оля ворвалась в комнату и зажгла свет. Все куклы стояли на своих местах как ни в чем не бывало. Она быстро пересчитала тех, что стояли лицом к окну. Их было двенадцать. Подумать только, двенадцать ни в чем не повинных девушек... Соленый ком подступил к горлу, и она сглотнула. Оля обернулась: Антон застыл в дверях и смотрел на кукол, как будто любуясь их прекрасными фарфоровыми личиками в последний раз. Потом он перевел взгляд на Олю и одобрительно кивнул. Стоило девушке глубоко вдохнуть и замахнуться кочергой, как все двенадцать кукол лихорадочно замахали ресницами и потянули к ней свои фарфоровые ручки, словно моля о пощаде. Ей на секунду даже стало жаль эти искусно сделанные создания с их идеальными лицами. Но живые души, заточенные в фарфор, было жаль еще больше... Оля нанесла первый удар, потом второй, третий... Фарфоровые лица разбивались на куски, в один миг теряя свою идеальность. С каждым ударом неведомо откуда слышался то ли стон, то ли вздох... Куклы попадали с полок и из произведений искусства превратились в бесформенную груду тряпок и черепков. Вдруг из этой кучи вылетела маленькая белая тень, покружилась немного вокруг комнаты и вылетела в дверь, чуть не угодив Антону в лоб. А потом появилась еще одна... пока все двенадцать душ не вырвались на свободу. - Не-е-т! – Истошный крик прогремел в коридоре. В дверном проеме показалась Ада Вячеславовна. Ее глаза горели как куски раскаленного стекла, и в сочетании с растрепанными волосами и просторной ночной рубашкой в пол это делало ее похожей на пациентку лечебницы для душевнобольных. Оттолкнув Антона, она вбежала в комнату и кинулась к Оле. Девушка зажмурилась в ожидании удара, но Ада Вячеславовна бросилась не на нее, а к куклам – точнее, к тому, что от них осталось. - Нет, нет, нет... – бормотала она, сидя на полу и перебирая черепки дрожащими руками. Оля усмехнулась. Как не похожа в эту минуту была Ада Вячеславовна на ту властную особу, которой казалась все это время! Теперь это была просто шокированная, слабая женщина. Антон подошел к матери и с опаской погладил ее по плечу, как дикого зверя, которого жалел, но продолжал бояться: - Мама, так было надо. Мама, не переживай. Мы должны были отпустить их. Это было правильно. Ада Вячеславовна не реагировала. Она продолжала сидеть на коленях и чуть слышно причитать, едва шевеля губами и время от времени подергивая плечами. Ее лицо не выражало ничего, а взгляд был стеклянным. Теперь она как никогда напоминала своих кукол... Оля посмотрела в окно. Ночная темнота сменилась серостью предрассветных сумерек. Уже почти утро. Она тихо вышла из комнаты, оставив мать с сыном наедине, и направилась к выходу. Она лучше посидит на остановке и подождет автобуса. Антону сейчас было не до нее, да и после того, что произошло, ей больше не хотелось его видеть. Оля медленно шла по коридору, переваривая все, что с ней случилось в эту ночь. Ее взгляд вдруг упал на приоткрытую дверь и приметил ряд потушенных свечей на полу, которые было видно через щель. Девушка подтолкнула дверь и замерла на пороге. На полу была нарисована большая пятиконечная звезда, а в ее центре, в окружении свечей и каких-то непонятных предметов, сидела ее фарфоровая копия. У куклы, как и у Оли, были прямые светлые волосы и голубые глаза, а одета она была в традиционный наряд, от которого веяло чем-то иностранным. - Мама купила ее в Швеции, - голос Антона заставил девушку вздрогнуть. Он неслышно подошел к ней сзади и задумчиво смотрел на комнату через ее плечо. Оля лишь ухмыльнулась и покачала головой. Ей всегда говорили, что в ее внешности есть что-то скандинавское: резкие черты лица, светло-голубые, как льдинки, глаза, белокурые волосы.

- Это в нее она собиралась поместить мою душу, - сказала она дежурным тоном, словно речь шла не о ее собственной жизни, а о списке покупок или расписании автобусов. - Видимо, да... Оля повернулась к Антону: - Слушай, а я вот не могу понять одной вещи: зачем она положила меня спать в комнату кукол, если ритуал все равно проводила она сама в другой комнате? - Это что-то вроде инициации... Мама говорила, что другие куклы должны принять новую душу. Тогда они лучше уживутся вместе... - М-м, понятно, - так же дежурно ответила Оля и устремилась к лестнице. Ей не терпелось вырваться на воздух, вернуться в город и забыть про этот дом и эту семью как про страшный сон. Именно таким ей казалось то, что произошло, - странным и нелепым кошмаром, который постепенно растворялся вместе с ночным мраком за окнами. - Антон! – Вдруг послышалось из глубин коридора. Олег Васильевич вышел из комнаты кукол. – Что здесь произошло? Что с твоей матерью? Пожалуй, за все время их знакомства это была самая длинная реплика, которую Оля слышала из его уст. - С ее коллекцией произошло несчастье, и она... очень расстроилась. Может, позвоним дяде Саше? – ответил Антон. - Хорошая идея, она явно не в себе. Сейчас позвоню. Олег Васильевич подошел ближе и устремил взгляд на Олю, застывшую у лестницы: - А, Оля... Доброе утро! Девушка удивилась: вчера ей показалось, что отец Антона даже не запомнил ее имени, а теперь он вдруг так тепло поприветствовал ее. Да и выглядел он сегодня намного лучше – каким-то помолодевшим и посвежевшим: его лицо приобрело здоровый цвет, а круги под глазами стали менее заметными. Видимо, не один Антон оживал в отсутствии Ады Вячеславовны... - Доброе утро, - буркнула Оля и стала спускаться. Она уже надевала плащ и натягивала кеды в прихожей, когда Антон подбежал к ней: - Оль, куда ты? Может, подождешь, и я отвезу тебя домой? - Чего подожду? - За мамой сейчас должна приехать машина... из психиатрической. Мой дядя там работает директором. Оле слишком много пришлось ждать за эти сутки: пока закончится нудный ужин, пока Антон ответит на ее сообщение, пока придет утро и она сможет вернуться домой... Она устала ждать. И устала находиться в этом доме с гнетущей атмосферой, где куклы были более живыми и человечными, чем люди... Она посмотрела Антону прямо в глаза и сказала: - Нет, Антон, побудь лучше с мамой. А я доберусь сама. Уже утро, автобусы скоро пойдут. Прощай! Взяв свой рюкзачок, она вышла на улицу, даже не оглянувшись на Антона, который до недавнего времени казался ей родным человеком, а теперь за одну ночь стал чужим. Ее чувства к нему остались за закрытой дверью этого дома вместе с комнатой кукол и секретами этой странной семьи. Утренний воздух накрыл ее прохладной волной. Она вдыхала его полной грудью, и с каждым вдохом он стирал из ее памяти жуткие кукольные лица и отрезвлял ее от ночного кошмара, ставшего реальностью... ...В аудитории, как всегда, было шумно. Грузный бородатый преподаватель уже выкладывал из портфеля книги и бумаги, готовясь к лекции. Кто-то из студентов рассаживался по местам и доставал тетради и ручки; кто-то вбегал в аудиторию, лихорадочно всматриваясь в лица в поисках знакомых. Студентка, которая показалась в дверном проеме, тут же приковала к себе взгляды всех без исключения молодых людей в аудитории. Одетая в элегантное кофейное платье по фигуре, которое так шло к ее зеленым глазам, Катя Хазарова улыбнулась, увидев подружек, сидящих в третьем ряду. Студентки весело защебетали, когда Катя присоединилась к ним, и до Оли донеслись обрывки фраз: «Где пропадала? Куда подевалась? Давно тебя не видно». Ответа девушка не расслышала. Тем более, что она и так его знала. Катя была в психиатрической больнице, где вместо нее теперь лежала та, по чьей воле она там оказалась, и та, кому там было самое место... Оля улыбалась, глядя на оживленную мимику девушки, рассказывающую что-то своим подружкам, ее необычные черты лица и заинтересованные взгляды парней-студентов. Все-таки живая красота никогда не сравнится с кукольной...