Андрей Щербаков.

Сегодня китайская живопись, этим я уже занимаюсь лет 10, а может даже больше, и сегодня хотел бы рассказать зрителям и вам об этом чудесном явлении – о живописи, которая считается самой интересной, альтернативной европейской живописи традицией, которая имеет собственные корни, и о её пути развития, который она проделала на самых ранних своих этапах. Вот вы что знаете про китайскую живопись?
Д.Ю. Практически ничего.
Андрей Щербаков. А как себе представляете её?
Д.Ю. Красивые картинки, всегда длинные. Знаю 3 разновидности: одна – длинные картинки, как раскрученный свиток, другой – ширмочки для загораживания некоего участка комнаты разрисованные, ну и третье – она японская, происходящая от китайцев, это нормальные прямоугольные, скажем так, картинки. Собственно, всё.
Андрей Щербаков. Ага, понятно. Ну что ж, здорово.
Д.Ю. Всё всегда красиво: бамбук, усыпанный снегом, летящие птички, сидящие птички – красота! Безмятежность, спокойствие.
Андрей Щербаков. Вот-вот-вот, это всё очень важно, и здесь интересно заметить одну вещь – что такой китайская живопись стала только на самом позднем своём этапе. Как нам всем известно, китайской цивилизации очень много лет, и самое интересное, вот я когда начал изучать эту традицию, начал изучать её с трудов Конфуция, Лао Цзы и прочих – там ни слова не говорится про живопись, т.е. скорее всего в это время это было нечто совсем другое, чем потом стало, я такой сделал вывод. Потом я выяснил, что именно такой, т.е. живописью бамбука, живописью пейзажей китайская живопись стала где-то только в 10-11 веках н.э., т.е. это, считайте, Средневековье уже, т.е. это Крестовые походы на носу. А что же до этого было, меня заинтересовало и в целом вообще заинтересовало, как китайская культура, европейская контактировали. И выяснилось очень много интересного… вот кстати, вчера посетил у вас Екатерининский дворец здесь, а там шинуазри – китайская деревня Екатерины Великой. И оказалось, это как раз является первым плодом взаимодействия двух культур, в данном случае европейской и нашей, т.е. это вот как раз в эпоху рококо, ещё в 18 веке как раз первый контакт между китайской культурой и европейской – в Европе стали интересоваться вот этим китайским стилем, а в Китае появились первые европейские художники, кстати один из них имеет такую же интересную биографию, как герой книги «Сёгун» - это Лан Шинин, или Джузеппе Кастильоне – это итальянский монах, который приехал в Китай и рисовал, представляете, в итальянском таком стиле, но китайские мотивы, стал даже придворным художником императора китайского, т.е. 18 век – это первый момент был, когда культуры соединились, а второй момент, вот это я уже вычитал из нашего искусствоведа, которого зовут Паола Волкова, это, представляете, не кто иной, как Малевич. Оказалось, что Малевич вдохновлялся очень сильно вот этим символом – 8 триграмм, китайским геомантическим символом безумной древности, это какая-то очень архаичная структура, я с трудом могу предположить, когда вообще всё это произошло. И именно его вдохновляло, что в Китае есть круг, квадрат, и они являются символами Неба, Земли, именно это в нём родило вот этот авангард, который потом начал развиваться в живописи 20 века. Получается, 2 таких момента, поэтому мы, например, точно не можем сказать, а когда вообще датировать вот эту живопись. Если мы по Малевичу будем идти, то это явно вообще какая-то древняя история, и вообще она вначале была абстрактная, а потом снова пришло к абстракции, или мы будем говорить про то, что это всё-таки живопись образов, и тогда другая точка зрения. А можно говорить, как китайцы: вот это, например, древние китайские иероглифы, изображают человечков, как видите, всяких…
Д.Ю. Оленя.
Андрей Щербаков. Оленя, вот можете прочитать – олень, лошадь, тигр, ну вот это всякие разные интересные танцевальные позы.
Д.Ю. Тигра узнать непросто.
Андрей Щербаков. Ну да, он такой – встал на хвост. Ну в общем, такие они интересные. Тоже ведь какая-то живописная форма, очень архаичная, поэтому тоже непонятно… Кстати сказать, что китайская живопись и каллиграфия в своём движении постоянно то соединялись, то разъединялись, то сначала живописные формы, человеческие, антропоморфные перешли в каллиграфию, а потом тип написания вот этих форм уже оплодотворил живопись.
Я начал искать, смотреть, а что вообще самое первое, самое древнее дошло до нас из китайской традиции – и вот, собственно, самая древняя китайская живопись, вот вам я покажу эту картину, а зрителям у меня больше распечатка есть, вот прямо посмотрите, это интересная история. Вот, видно, да? Как видите, это такой союз орнамента, какие-то человечки, которые есть, драконы, символ инь и ян, какая-то вверху жаба слева лунная…
Д.Ю. С гадюкой.
Андрей Щербаков. Да-да-да, справа солнечный ворон. Вот этот свиток – это фактически самое древнее, что до нас дошло, это раскопано из Мавандуйской гробницы, в 156 году до н.э., кажется, захоронение произошло.
Д.Ю. Обалдеть!
Андрей Щербаков. Да, т.е. это вот структура, которая пролежала около 2 с чем-то тысячелетий, и вот она дошла до нас такой. Мы видим вот, на самом деле, уже техника проработана, мы видим мифологический мир какой-то, который изображает в себе всяких драконов, не знаю, там какой-то человечек поддерживает мир внизу, на трёх китах стоит.
Д.Ю. А где этот инь и ян?
Андрей Щербаков. А вот: жаба, которая лунная жаба – это символ инь, а солнечный ворон – это символ ян. Получается какое-то мифологическое представление о загробном мире, её нашли накрывающей мумию царицы, которой принадлежит эта гробница. Т.е. мы можем сказать, что – я ещё раз покажу – что уже, наверное, в 156 году…
Д.Ю. До нашей эры?
Андрей Щербаков. До нашей эры, вот это примерно так выглядело. Как видите, живопись людей, орнамент, всё это сделано. Интересно, кстати – многие не знают – тоже ознакомиться с китайской практикой орнамента, ещё более древней. Это вот орнамент на чашах, вот посмотрите тоже, в Китае очень богатая орнаментальная традиция.
Д.Ю. А он тоже какой-то осмысленный?
Андрей Щербаков. Да-да-да. Вот это очень интересная структура мира: видите, здесь всегда рожица изображается чья-то – это считается такое первозданное божество китайское, либо Таоте оно называется, либо это сводится к этому верховному божеству, или дракон ещё второй вариант. Есть много версий по этому поводу. Это как многомерность мира, потому что часто бывает, вот я сейчас… вот здесь вот детальки орнаментов, видите, вот например, бровка этого существа из себя являет дракончика уже сама по себе. Можно дальше посмотреть, вот здесь, например: щёчки у него, как птицы, например, т.е. это такая традиция орнаментальной истории. И вот вы видите, как здесь сначала родился орнамент, а дальше он потом перешёл в живописную форму, и в дальнейшем китайская живопись далеко от орнамента не уходила, это очень важно понимать, она как была орнаментализированной, так и осталась орнаментализированной. Там появились какие-то особенности живописного рода, но к европейскому реализму она как ни стремилась, так и не пришла. Т.е. все, кто изучают, должны понимать, что это некая мезенская роспись такая, это я как аналог нашей культуры говорю, более широкая в масштабе, скажем.
Ну вот это первый этап становления китайской живописи. Кстати, у неё есть свои законы, сразу скажу, вот я когда изучал живопись бамбука, сливы мэй в Китае, я вижу натуру сливы мэй и рисую с натуры, она говорит: «Нет, с натуры не рисуй, рисуй, как в традиции». А в традиции важно, чтобы цветочков было по 5 штук, например, у сливы мэй, хотя их может быть и не 5 вовсе на самом деле. Т.е. это очень глубокая такая орнаментальная традиция выражения чего-то. Вот мы сейчас разберёмся со следующим этапом развития этой традиции.
Следующим этапом её является такой переломный момент культуры, в который Китай погрузился где-то в первых веках после нашей эры уже. В первых веках н.э. в Китае начал функционировать Великий Шёлковый путь, и в Китай, ещё лишённый какой-то религиозности всякой, потому что там в то время был т.н. протодаосизм, шаманский даосизм, когда ты не мог... храм не для всех был, этот даос, ну как, тогда его даосом ещё не называли, он мог взять себе в ученики, но это было частным образом, и императоры могли делать жертвоприношения какие-то в храмах. А буддизм когда пришёл, он сразу завоевал умы всех-всех-всех, кто был, потому что у него была уже подготовленная структура, храмовая структура, канон, который читать, устав, который надо делать, готовая картина мира, и прежде всего – что просветление всем возможно, т.е. и низшим, и высшим, что на самом деле очень сильно подвинуло народные верования китайские, потому что сразу много обычных людей подалось в монахи, высшие мира сего начали тоже спонсировать активно, и это вот выражается в следующем этапе развития китайской живописи – вот такие вот фрески. Опять же, видите, колорит тот же самый: красный фон такие сине-зелёные элементы на красном фоне. Это из пещер, которые находятся в западной части Китая и которые были на Шёлковом пути у меня из головы вылетело их название. И вот это считается тоже одним из самых ранних из того, что до нас дошло, является примером т.н. китайской живописи. Вот ещё.
Д.Ю. На иконы похоже.
Андрей Щербаков. Вот-вот-вот! Кстати интересно, что в этот же период, это 2-3 век, это мне всегда интересно было, западная живопись и живопись восточная идут как бы ноздря в ноздрю, т.е. по одному пути: сначала сакральный мир рисуют, потом вот этот сакральный мир потихонечку начинает… ну как, если ты сначала рисуешь божество, а потом следующим шагом ты рисуешь аристократа, например – на самом деле, тот же путь, хотя, конечно, сказать, что римская живопись того же периода значительно более реалистичная, вот до нас дошли фрески из Геркуланума и Фаюмские портреты римские – ну они, конечно, значительно более реалистичные, они очень похожи на картины эпохи Возрождения, что говорит всё-таки, что европейская живопись уже на ранних этапах шла по пути реализма, по пути некоего соответствия формы, тень, полутень, в то время как китайская оставалась ещё на уровне орнаментально-символьном, скажем так. И вот это очень важный момент, потому что на самом деле китайская живопись начинает зачерпывать, набирать очень много из живописи индийской, буддистской, и есть даже современные искусствоведы, которые говорят, что 6 знаменитых принципов китайской живописи – это некая версия шаданга. Шаданга – это инндийская традиция живописи, и действительно, есть некие совпадения, хотя неполные, конечно, но совпадения существуют, потому что в тот период живопись китайская – это в основном написание вот таких вот святых.
Д.Ю. А вот эти с сиськами – это дяденьки или тётеньки?
Андрей Щербаков. А вот не знаю что-то я совсем.
Д.Ю. По смыслу вроде дяденьки, но выглядят, как тётеньки.
Андрей Щербаков. Похожи на тётенек. Я в детстве когда смотрел на Шварценеггера, тоже никак не мог понять, что это.
Д.Ю. Кто он? Кто ты, тварь?
Андрей Щербаков. Да-да-да. Ну вот, кстати, могу сказать: вот самое раннее из индийской живописи, что до нас дошло – это Будда Шакьямуни, как видите, достаточно тёмная фотография, но вы можете увидеть принцип прорисовки фигуры, т.е. это линия, например, такая вот позиция. Я хочу показать, как эта живопись фигуры начала идти по Шёлковому пути. Вот, кстати говоря, агент этой культуры в раннекитайском воплощении.
Д.Ю. Известная картинка, да.
Андрей Щербаков. Да, индийский монах на буйволе. Ну т.е. интересно, это получается, для Китая той эпохи было достаточно частое явление, когда некий индус приходил и что-то там рассказывал про просветление, опирался на какие-то каноны. Вот, например, у меня здесь есть целая подборка живописи фигур той эпохи. Это уже следующий этап аристократический живописи, когда уже живопись священная, живопись фигур превратилась в некую основу для аристократической живописи. Вот это, кстати говоря, из Петербурга – в Эрмитаже на 1 этаже есть замечательный зал, посвящённый среднеазиатской культуре той эпохи, вот тогда, в ту эпоху Шёлковый путь был буддийским весь, т.е. если сейчас он весь мусульманский, то в ту эпоху буддизм был религией Шёлкового пути, и поэтому именно индийские традиции изображения святых перешли сначала в Согд, Согдиану, в Среднюю Азию, а потом через Согдиану дошли до Китая. Вот, это вот, соответственно, согдийская культура.
Это вот китайские уже ранние мотивы изображения аристократок, аристократов. Это корейская живопись. Как мы видим, на самом деле, мотив сохраняется некий. Японская ранняя тоже и вот ещё несколько китайских, т.е. вот мы видим с вами, такая вот история. Вот ещё одна японская тётечка. Кстати, это как раз женщина, которая нам будет очень интересна – Ян Гуйфэй, наложница китайского императора. Вот ещё и ещё, вот женщины на конях, скачки – изображают аристократическое некое развлечение. Одна из них – Ян Гуйфэй, это вот опять же наложница императора. Кстати, очень интересно, сейчас, может быть, вы, как человек, сведущий в кино – китайцы некоторое время назад выпустили фильм «Ян Гуйфэй», жутко отстойный – не слышали, нет? – про слёзную историю, которую знают все китайцы, про вот эту наложницу императора, которая была, и которую потом казнили. Ну что сказать: идеалом красоты той эпохи были женщины дородные, т.е. её сыграла такая в американской уже красоте женщина, а идеал был тогда – такая дородная достаточно женщина, такие они были, прямо как наши русские матроны.
Т.е. мы дошли с вами где-то до эпохи династии Тан, 6-7 века, это уже эпоха Раннего Средневековья в Европе, и по-прежнему мы с вами не встречаем никаких бамбуков пока что, никаких особых пейзажей, хотя вот у меня, к сожалению, в плохом качестве есть самые первые пейзажи, сейчас вот сначала, посмотрите, Д.Ю. покажу. Кому интересно – посмотрите в интернете, … называется. Как видите, достаточно примитивный пейзаж, в принципе, не намного превосходящий по художественности тот гобелен из Нормандии, о котором мы говорили, т.е. большие фигуры, пейзаж весьма условный, деревьями нарисован. И вот у меня всегда возникал вопрос, когда всё это я смотрю: хорошо, ну вот фигуры, фигуры, фигуры, но почему вот так получилось, или сначала зададим вопрос, когда так получилось, что китайская живопись прямо повернула динамично на путь: пейзаж, бамбук – вот это всё, откуда это? А потом вообще и монохром стал. Видим – живопись красочная, яркие краски. На самом деле, в чём это заключалось? Когда во время династии Тан, это, опять же говорю, Раннее Средневековье, где-то она основана была в 618 году, династия Тан, где-то ближе к 700-ым годам она переживает расцвет, достаточно большое государство было, оно соединилось с тюркским государством и превратилось в нечто, протирающееся чуть ли не до Каспия, т.е. большая такая структура была. И как раз в этот период государству нужны стали чиновники, и был проведён пиар государственной службы, и все аристократы мечтают поехать в Чанань, столицу, и стать чиновником. Вот Ли Бо, например, знаменитый китайский поэт, тоже стремился стать чиновником и писал, в своём уезде будучи, кстати, рождён был около озера Иссык-Куль, в Киргизии и мечтал стать чиновником в Чанани, и писал, что, мол, вот такой у них стих есть, что там «мрёт орхидея среди сорных трав» - он себя с орхидеей отождествлял, а этих с сорными травами, что, мол, нельзя здесь вообще творческому человеку выжить, в этой глубинке.
Д.Ю. Молодец!
Андрей Щербаков. Да, ну и всё-таки напросился, и его каким-то образом в Чанань пригласили, как и многих других. И как раз тогда формируется т.н. культура чиновничества, в чём она заключалась: аристократы из глубинок уезжали в центр, сдавали конфуцианский экзамен, получали ранг определённый, и дальше их направляли либо на военную службу, либо на гражданскую службу, и постоянно меняли место, т.е. чтобы не было местничества, чиновник, по-моему, больше 5 лет не засиживался на одном месте, его периодически в другой конец Китая направляли. И получалось так, что он постоянно был вдали от родины, и фактически им в год было только 2 раза – весной и осенью – возможно хоть как-то добраться до своей родины, и это порождало такой мотив некой тоски по родине.
Д.Ю. Ностальгии.
Андрей Щербаков. Ностальгии, да-да-да, и как раз именно вот эта ностальгия некая породила в китайской поэзии постоянный мотив грусти, который испытывает чиновник по родным краям и желание вернуться к истокам, желание вернуться к… обычно это были горы, Китай очень гористая страна, и часто, если ты в глубинку едешь, то это ты в горы попадаешь. И постоянно вот это вот: хватит, устал служить, хочу домой к маме – оно постоянно фигурирует. И так как раз зародился вот этот жанр пейзажа. Вот, кстати, перед нами один из первых китайских пейзажей, который…
Д.Ю. Это то, что дома, или то, что вокруг себя – что рисовали?
Андрей Щербаков. Вот, вот тут очень интересная история: на самом деле рисовали пейзаж души некой, т.е. китайский пейзаж – это никогда, редко очень пейзаж с натуры, но нужно было брать откуда-то образцы, и брали образцы с того, что видели, с тех гор, которые посещали. Но всё равно это была некая фантазия, некий мир, почему – это был образ рая, на самом деле, китайский пейзаж – это образ рая. Вот другой, кстати, пейзаж, чуть более поздняя копия его. И считалось, что ты когда этот пейзаж созерцаешь, ты в этот рай попадаешь. В частности, эта живопись сразу же стала пейзажно-интерьерной, вот посмотрите – это картинка, ночник и аристократ, который уснул, видимо, вот у него вино на столе, ещё чего-то, он летом вздремнул, скажем так. А что его окружает – его окружают ширмочки с пейзажами, потому что считается, что когда человек спит, его душа путешествует, и важно, чтобы она была окружена пейзажем каким-то. Вообще могу сказать, что вот этот личный мотив у поэтов и чиновников династии Тан – вернуться домой, он также нашёл отражение в общем культурном китайским – вернуться к исходному, вернуться к изначальному, а изначальное – это горы. Китайцы помнят культурно, что они вышли из гор, из пещер.
Д.Ю. Спустились с гор.
Андрей Щербаков. Спустились с гор, да-да-да, потому что, например, популярный у нас фен-шуй – это же горная история, т.е. там всё время всё объясняется такими методами, мол пещера, гора слева, гора справа, гора за спиной, т.е. явно это было геомантическое знание, которое имеет какую-то архаическую структуру, связанную с горным пейзажем. И плюс ещё есть некая символика, вот в частности Конфуций высказывался таким образом, что «я созерцаю горы, и горы – это некая стихия ян, а я созерцаю воды, и воды – это некая стихия инь. Я созерцаю горы и учусь у них неподвижности и устремлённости вверх, а созерцаю воды и учусь у них некой радости и умению наслаждаться жизнью». Т.е. поэзия гор и вод – это некая очень важная структура, но в основном её мотив – возвращение назад, возвращение к истокам, возвращение в некое идеальное райское пространство, хотя, конечно, это райское пространство, действительно, имеет некую связь с реальностью. Вот например, я взял альбом из гор Хуаншань, это реальные фотки реальных гор, которые в Китае есть. Т.е., в принципе, действительно, эти горы имеют некое отношение к реальности, но вот эти вот художники почти никогда не рисовали с натуры, о которых мы говорим, они путешествовали по горам, наслаждались их красотой, потом приходили домой и создавали нечто своё композиционное такое вот.
Д.Ю. Первый раз когда видишь, глубокое удивление – как же они похожи на эти, казалось бы, нереальные совсем картинки. Можно, я посмотрю?
Андрей Щербаков. Конечно, конечно, смотрите. Альбом с реальных гор, фотки чёрно-белые. Т.е. можно сказать, что хоть это и некий рай, придуманное место, но на самом деле, конечно, это образы, взятые с натуры, образы, взятые с реальности. Но как видим, опять же, пока что мы находимся с вами на текущий момент в точке 720-730-ых годов, расцвета династии Тан, там зрители просили, чтобы я давал какие-то ориентиры в западной истории, чтобы не заблудиться в этих китайских названиях – это как раз период Карла Мартелла во франкской империи, это период наивысшей точки расширения Арабского халифата, это как раз период, когда Арабский халифат идёт и захватывает Среднюю Азию, и это очень важный для нас пункт, потому что фактически мусульмане, когда пришли в Среднюю Азию разбили тюрок местных, они монополизировали торговлю по этому Шёлковому пути, и на некоторое время она, можно сказать, и чуть-чуть прекратилась, там был некий период, а красители вот эти вот, которые яркие краски, очень многие из них, по версии одного из китаеведов, поставлялись оттуда вот, с Ближнего Востока, Средней Азии по Шёлковому пути, и цены на них повысились сразу, получается. Плюс второй момент: тогда как раз произошла Таласская битва между Китайской империей, достаточно сильной, и вот Арабским халифатом. Китайцы проиграли, в общем, т.е. получается некая точка перелома – это где-то в 750-ых годах н.э. происходит. И в этой точке перелома случается ещё как раз эта трагичная история, о которой стоит рассказать – вот эта картина, «Путешествие Мин Хуана в Шу» она называется, «Путешествие императора в Шу», она рассказывает об истории, которую знает буквально каждый китаец, действительно, знает её каждый китаец и японец, и любой азиат, потому что она рассказывает про такую важную точку перелома: это был император Сюань-цзун, Сюань-цзун был известен, как император, который спонсирует художников, меценат – так получается, и даже известна такая история, что при нём как раз был некий пейзажист, У Дао-цзы его звали, он нарисовал как-то раз пейзаж ему красивый на стене, и император попросил посмотреть, как пейзаж, оказалось – У Дао-цзы был не просто художником, он был волшебником, и он проводил императора, и через некоторое время император понял, что он уже не смотрит на стену – гуляет по горам, действительно, в этом пейзаже, и потом только через некоторое время У Дао-цзы вернулся. Но в этой притче, кстати, император пропал, хотя в реальности он не пропал. Другой смысл этой притчи заключается в том, что император в даосской традиции – это наш ум, разум.
Д.Ю. Тот, кто управляет, да?
Андрей Щербаков. Тот, кто управляет, да, нами, своим внутренним, а художник в данном случае – это тот, кто иллюзию построил, и получается, художник – это некий иллюзионист, который отвлекает внутреннего императора от самой сути переживаний, которые у человека происходят, поэтому это ещё и такая наставительная притча, не только здесь исторический контекст есть, здесь ещё и есть некий подтекст другой. И вот этот император после смерти своей жены влюбился в жену своего сына – молодец, кстати – очень красивую Ян Гуйфэй, и вот так прямо влюбился, что не знал вообще ничего ушёл от дел государственных, только занимался с ней всякими интересностями. А она в это время, как настоящая китаянка, начала всё своё семейство подтягивать, и они начали активно воровать, себя обогащать, а о делах государства не думать. И вследствие этого, это важно понять ещё структуру Китая того времени – там в основном китайцы были чиновниками, а значительную часть армии составляли тюрки – нынешние киргизы вот эти вот…. И на свою беду ещё киргиз Ань Лушань влюбился в эту же красавицу и сказал: «Вах, почему меня не допускают до власти? Я так хочу туда!» - а не может. И поднял восстание. В этот момент очень интересный момент происходит именно в китайской культуре: он захватывает столицу, император вместе с наложницей бежит, Ань Лушань приказывает преследовать его и вернуть себе наложницу вот эту вот, в которую он влюбился. Некоторое время бегут, в конце концов императорская стража бунтует и говорит: «Мы не хотим погибать, давайте убьём её, тогда преследование прекратится, оставим им труп – пусть радуются». Так и поступили, император после этого удалился в вечную горесть, а японцы считают, что её не убили, а она эмигрировала в Японию потом и стала первой гейшей, эта Ян Гуйфэй. Т.е. там истории бывают разные.
Д.Ю. «Эй немножко не так, да»?
Андрей Щербаков. Да-да-да. И что дальше происходит: вся китайская вот эта знать, вся китайская интеллигенция, что называется – поэты, художники, вот эти бывшие чиновники – вынуждены от вот этих войск Ань Лушаня, который решил всех казнить, кто помогал предыдущему императору, бежит в монастыри. И вот здесь вторая часть нашей истории: вот здесь как раз уже китайская живопись встречается, ну потому что это же были художники и поэты, она встречается с монастырской культурой, вот то как раз, что, на самом деле, изменило как раз всю историю, потому что она встречается с монастырской культурой, и весьма конкретной монастырской культурой – с монастырской культурой чань, дзен позже. «Дзен» – это японское слово, а «чань» – это китайское слово. Вот в частности, таким был Ван Вэй, он поэт и художник.
Д.Ю. Видимо, иероглиф один, произносится по-разному, да?
Андрей Щербаков. Точно, так и есть, да-да-да. И вот там, в этих горах у него, в принципе, не было ничего, кроме туши, плюс ещё из-за арабов подорожали красители, и единственное, что у него есть, это тушь, и вокруг такой вот зимний пейзаж. И вот он в этот момент пишет первый, считается монохромный горный пейзаж, оттого что нужно было что-то делать в монастыре, а, в общем, особо не было ничего. Потом восстание подавили, и интеллигенция вернулась снова в большинстве своём в столицу, к новой власти.
Д.Ю. Набравшись опыта, да?
Андрей Щербаков. Набравшись опыта, а какого опыта они там набрались: прежде всего это всякие чаньские буддийские практики. Одна из них, например, это питие чая, вот именно тогда чай стало пить престижно, т.е. если до этого это был компот для монахов, чтобы не спать ночью, считается, что… там такая притча есть, что основатель чань Бодхидхарма 9 лет медитировал на стену, а потом в какой-то момент заснул…
Д.Ю. Нечаянно моргнул, отрезал себе веки и выбросил – из них вырос чай.
Андрей Щербаков. Да, чтобы не спать ночью. Ну тоже найти эту историю. На самом деле, это как раз чань сделал китайскую живопись вот такой, т.е. если до этого, скажем, в первых своих этапах китайская живопись… вот давайте покажем зрителям один из первых монохромных пейзажей, которые родились до этого, держите.
Д.Ю. Богато!
Андрей Щербаков. Да, это вот, как видите, гигантский пейзаж, такой длинный-длинный-длинный, и он весь прорисованный.
Д.Ю. Панорама.
Андрей Щербаков. Да, панорама, называется «Праздник Цин Мин над городом».
Д.Ю. Сворачиваем? Так-так?
Андрей Щербаков. Да. Если на первом своём этапе китайская вот эта монохромная живопись была очень прорисованной, вот посмотрите, как всё прорисовано, каждая деталька вырисована, ну тут можно увидеть каждый листочек на дереве.
Д.Ю. Старались, да.
Андрей Щербаков. Да-да-да. То позже, уже на втором своём этапе, это ближе к 12 веку, но это под тем же влиянием 7 века, китайская живопись стала экспрессивной, это стала живопись движения, вот вы можете увидеть птичку, например, надпись не буду раскрывать, птичку написанную вот таким движением. Отчего так? Это вот как раз дзенская традиция письма одним движением. Считается, что вот эти… Что такое «чань», что такое «дзен» - это вид буддизма, т.н. созерцательный буддизм, где фактически даже на какой-то момент отрицалась необходимость читать сутры, и даже есть такая знаменитая картина «Шестой патриарх Хуэйнэн разрывает сутры», потому что не нужно читать сутры, нужно практиковать, нужно что-то делать, и только если ты практикуешь, что-то делаешь, ты можешь постичь суть. Суть всегда пустотна, Великую пустоту можешь постичь. И это, кстати, добавляет второй аспект китайской живописи, ведь китайская пейзажная живопись это всегда пустота и наполненность, это всегда туманы и воды, и вот это как раз попытка показать зрителю, что всё есть пустота, всё по сути пустота. И важный ещё момент: чань – это очень экспрессивное понятие, там всегда ученик должен показать то, что он понял учителя, действием каким-то, там всегда брутальные какие-то приводятся примеры, например, второй патриарх чань Хуэйкэ пришёл к Бодхидхарме и сказал: «Я хочу быть твоим учеником», а тот ему сказал: «Видишь снег под моими ногами, он белый. Вот когда он станет красным, тогда ты станешь моим учеником». Тогда он взял, отсёк себе руку и положил перед учителем, и сказал: «Снег стал красным». Тот сказал: «Да».
Д.Ю. Не поспоришь, да.
Андрей Щербаков. Заценил, да-да-да. Или другой вариант, когда, например, ученик решал такой коан, т.е. загадку, которая не имеет логического решения – как вытащить гуся из кувшина. Вот давайте попробуем решить её: маленького гусёнка посадили в кувшин, кормили его там, тело выросло, голова осталась снаружи. Кувшин драгоценный, он стоит…
Д.Ю. Бить нельзя, да?
Андрей Щербаков. Бить нельзя, он стоит больше, чем жизни всех монахов монастыря. Гусёнок не должен умереть. Как вытащить гуся из кувшина? Ну и собственно, там есть история, которая рассказывает кто как этот коан решал. И один монах долго пытался решать этот вопрос: и разбить кувшин, потом склеить кувшин, отрезать голову гуся, потом приклеить её на место – всякое ему приходило в голову. В конце концов его учитель позвал и сказал: «Понимаешь, в чём дело: ты не можешь решить же этот коан, а если ты не можешь его решить, я вынужден выгнать тебя из монастыря. А если я выгоню тебя из монастыря, ты подашься в разбойники. Подашься в разбойники – испортишь себе карму текущего воплощения. Давай я тебя лучше сам убью». Натягивает лук и говорит: «Ну давай, последний шанс: как вытащить гуся из кувшина?» Тот от этого всего обалдел, у него отключилось всё, что могло отключиться. Тот сказал: «Надо позвать его», и в этот момент учитель как закричит: «Гусь, выходи!» Ну и собственно, в этот момент, считается, прозрел человек, потому что он сам дал ключ учителю для того, чтобы решить эту задачку, т.е. решение коана это некое искреннее озарение по поводу того, как решить нерешаемое что-то такое. И вот один из аспектов китайской живописи – действие вот это…
Д.Ю. Что-то осталось непонятно – а как гусь оттуда выйдет?
Андрей Щербаков. Вот это неважно в чаньской традиции.
Д.Ю. Это важно! Самая знаменитая загадка, которую я знаю, это как звучит хлопок двумя ладонями, все знают, а как звучит хлопок одной ладонью?
Андрей Щербаков. А знаете/ почему одной ладонью-то?
Д.Ю. Нет.
Андрей Щербаков. Хуэйкэ отсёк себе руку, амитофо одной рукой, потому что это в память о Хуэйкэ.
Д.Ю. Ну, хлопок одной ладонью – это тишина, но до этого логически додуматься нельзя. Соответственно, когда тебя нахлобучат, то да, ощущения испытываешь специфические. Но гусь-то не выйдет. Я уж подумал: нарисовать его, может быть, раз уж мы про живопись – тогда будет и гусь, и кувшин сохранится. Так? Не знаю, по-моему, позвать гуся не решает проблему.
Андрей Щербаков. Позвать гуся – это образ, потому что гусь – это истинное Я, а кувшин – это эго, и человек должен дать учителю некую искреннюю ниточку, чтобы одно из другого вытащить, чтобы выдернуть буквально одно из второго. Там есть ещё другой вариант решения: приходит ученик к учителю: «Не могу понять, почему почему Будда в моём сердце». Тот говорит: «Дай я вытащу из тебя Будду», и залез в рот к нему вытаскивать Будду у него. Вот эта экспрессивность чаньская, мощь какая-то, которая…
Далее смотрите в передаче или читайте на странице https://oper.ru/video/view.php?t=2752 #китай #живопись