Продавец Генрих Майер до 1918 года был владельцем кондитерского магазина, в котором работал сейчас. Когда город взяла Красная армия, он слёзно просил не забирать у него дело всей жизни.
Его магазин национализировали, а ему разрешили остаться с семьёй в маленькой комнатке, остальные комнаты сдавали рабочим.
Вскоре две его дочери и жена умерли от оспы. Жизнь и самого Генриха висела на волоске, но он выжил. Когда похоронил семью, стал пить и его выселили из комнаты. Проснувшись ночью на улице города, он осознал, что губит себя. Пошёл на поклон к новой власти. Комнату ему вернули, но два года он работал в магазине без зарплаты.
В магазине продавал хлеб. Несколько раз писал властям, чтобы те позволили выпекать булочки и пирожные. Отказали. Причину отказа не написали. Но Генрих и сам знал. Пирожные его производства у многих в памяти считались атрибутами царской роскоши, а новая власть всячески старалась стереть из памяти шик и богатство.
Вскоре Генрих познакомился с миловидной покупательницей, тоже немкой. Она была младше Генриха на 18 лет. Работала на стекольном заводе. Там ей на ногу упало тяжелое бревно. Она больше не смогла ходить.
Генрих ухаживал за ней и продавал хлеб. А недавно его Хельге стало плохо. Задыхалась и хрипела. Василиса помогла бедной женщине. Заставляла дышать над картофельным отваром, натирала вонючей водкой. Хельга пошла на поправку.
Перед тем, как заболела Хельга, старое здание кондитерской признали аварийным и выселили всех рабочих, а Василису оставили. Одна половина второго этажа была разрушена пожаром. Вторая половина была в плачевном состоянии, но комната Василисы уцелела.
Ближе к полуночи сильный стук в дверь разбудил Василису и Якова.
Было слышно, как Генрих что-то бормочет по-немецки, открывая дверь на первом этаже.
В дом ворвались трое.
Василиса сообразила быстро. Она велела Якову перейти на разрушенную часть дома и укрыться там.
— Чем могу быть полезен? — Генрих говорил нарочито громко, как будто давал Василисе понять, что Якова нужно спрятать. Он даже не говорил, а орал: — Чем могу быть полезен?
— Включай свет, немчура! Ты кого тут прячешь?
— Бог с вами! — голос Генриха даже не дрогнул. — Кого я могу прятать? Вот, полюбуйтесь! Буханка хлеба. Не купили. Завтра по уценёнке пойдёт. А я вам могу сегодня продать по низкой цене.
— Что??? Разбазариваешь советские продукты?
— Что вы! Как можно. Пошутил старик, ума уже нет совсем, — стал оправдываться Генрих.
Василиса решила спуститься на первый этаж сама.
— Здравствуйте, товарищи! — сказала она и все трое повернулись к ней. — С чем связано ваше ночное посещение нашего скромного дома? Я могу подписать нужные бумаги и помочь провести осмотр дома. Но тут кроме меня, Генриха и его супруги никого нет. Вам бы другие дома осмотреть. Под прикрытием ночи те, кого вы ищете, могут покинуть город.
— А откуда ты знаешь, что мы ищем? — спросил один и подошёл к Василисе так близко, что ей стало не по себе.
Она спросила удивлённо:
— А разве не вы говорили о том, что товарищ Генрих прячет кого-то? Или это был мой тяжелый сон? Ведь я, как и вы, работаю целый день. Иногда меня вызывают и ночью.
Я врач. И моя помощь может понадобиться и вам. А каково вам будет, если я не проснусь в самый ответственный день? Вы на кого будете надеяться тогда? Прошу вас покинуть нас и дать мне отдохнуть. Ваш преступник не придёт в хлебный магазин.
— Эй ты, врач, — подошедший схватил Василису за подбородок, — вякай поменьше. Если увидишь что-то подозрительное, сообщи. А скроешь от нас, будешь медведей в Сибири лечить. Преступник сбежал из тюрьмы. Рост высокий. На выездах из города всех измеряют.
— Для лечения медведей требуется ветеринар. А я больше по людям, товарищ…
Генрих хихикнул, за что его толкнул один из пришедших. Немец еле удержался на ногах. Гости покинули магазин.
— Спасибо вам, — тихо поблагодарила Василиса.
— Не за что, дочка… Ты хорошая. Тебе бы родиться в другое время. А сейчас ад на земле. Но это только начало, моя хорошая. Вам бы спрятать мужа куда-то. Выехать из города не получится. Ждать нужно, пока всё утихнет. Пока будешь на работе, я посторожу твоего мужа. Всё будет хорошо.
Генрих подошёл к Василисе, обнял её как-то по-отечески. Василиса заплакала:
— Спасибо вам, я не знаю, как вас благодарить.
— Бог меня сам наградит за добрые дела, — ответил Генрих.
Василиса поднялась наверх. Позвала Якова. Тот вернулся в комнату.
— Ну что, муж? — спросила она. — Будете прятаться, пока я на работе.
— Буду, — кивнул Яков. — Ради вас я готов на всё!
***
О том, что пропал сторож зернохранилища гудела вся деревня. Пустили даже слух о том, что было украдено несколько тонн зерна.
Павел был взволнован. Он говорил Иде:
— Что за глупцы? Тонны зерна Яков вывез за одну ночь? Он что, сожрал это зерно?
Сплетни ходили разные.
То и дело можно было услышать, как болтали:
— Он-то неизвестный нам. Пришёл мужик, его тут же самое дорогое поставили хранить. А кто он? Вот и украл зерно. И что теперь делать? Будем сидеть голодными. Председатель уже поговаривает, что количество птицы увеличат на сдачу. Где я этих цыплят возьму, если у меня их ястребы потаскали? Кто мне даст их?
— Ну вот найдут Мишку, тогда и станет понятно, куда он зерно дел.
Чтобы как-то остановить слухи, председатель назначил собрание.
Жители деревни возмущались, что придётся теперь больше отдавать государству.
— Цыц! — заорал председатель. — Кто слух пустил, что зерно украли, пусть после собрания ко мне зайдёт! Если никто не отважится, всех клеветников посажу! Каждого я отметил!
Толпа притихла.
— Всё зерно на месте! — сообщил председатель. — Михаила Ивановича Озерова нашли накануне в лесу. Сейчас тело в городе. Привезут сюда на днях. Надо бы человека похоронить. Беда с ним случилась.
Услышав эти слова, Павел почувствовал, как теряет сознание.
Когда открыл глаза смутно видел перед собой две пары знакомых глаз.
— Папи… — Оля плакала, и её слёзы падали на лицо Павла.
— Пашенька, — глаза Иды были сухими, но опухшими. — Совсем ты себя извёл.
— Где Маша? — пробормотал он.
— Всё хорошо с ней, папи! Она с моим мужем, — успокоила отца Оля.
Михаила Озерова хоронил Павел со своей семьёй.
— Не похож он на себя, — сказала отцу Оля, — не дядя Яша это…
Павел посмотреть не смог. Не хотел видеть Якова мёртвым.
Но Олины слова дарили надежду.
Ида после смерти Михаила-Якова успокоилась. Перестала вызывать Павла на эмоции, даже стала заниматься с Машей.
Через три месяца Василиса приехала в деревню, навестить Павла.
Домой к нему не пошла. Встретилась в колхозе. Под предлогом лекции о необходимости соблюдения санитарии, смогла шепнуть Павлу, что Яков жив. Незаметно сунула ему записку.
— Спасибо вам, Павел Андреевич, за Якова. Ребёночек у нас будет.
Павел уставился на живот Василисы и произнёс:
— Ох уж этот Яков… Этого чёрта не так просто на тот свет отправить.
Иде и Оле ничего говорить не стал.
Дома, дождавшись, когда все уснут, развернул листок. На нём мелким почерком было написано:
«Здравствуй, брат! Мы с тобой уже сколько лет знакомы? Точно родные. Ты не грусти обо мне. Я живу одним днём. Знаю, что хожу как канатоходец над обрывом. Но иначе не могу.
Любовь у меня. Да такая, что кровь закипает. Хочется мне тебя обнять и порадоваться вместе. Но пока я сижу взаперти и жду свою жену с работы, чтобы потом любить её. Я даже стал писать стихи. Мне до тебя далеко, но вот, отправляю на твой суд:
Локоны рыжим пламенем
Мне обжигают грудь,
С ярко-кровавым знаменем
Я отправляюсь в путь.
Рай мне не светит, грешен я,
Только любовь сильней.
Всё будет точно взвешено,
Много в аду друзей.
Письма мне не пиши. Василисе на словах передашь, если свидитесь»
Павел улыбнулся. Перечитал стихотворение несколько раз. Потом переписал себе в тетрадь, а письмо Якова сжёг.
Продолжение
тут #лютыйфевраль
Комментарии 4