Как поют белорусские "Дрозды": "У кожнага мястэчка есть куды душа iмкнецца". И это  точно не про Рим и не про Таиланд и тем более не про Турцию с Египтом.  Это про то, что-то совсем другое, щемящее. Лично для меня – это про то место, где тебе хочется снова стать ребенком. Просыпаться летом с взлохмаченными волосами где-то к полудню в тишине огромного деревенского дома. И даже не умывшись, лететь за обе щеки уплетать еще теплые блины, которые бабушка пекла в печи с рассветом. А потом – бежать купаться в озере (хотя тебе строжайше запрещали!), и тайком сушить купальные трусы на солнце прямо в полисаднике,  в надежде, что бабушка не увидит раньше времени. А когда подрастешь, приезжаешь на лето в деревню уже совсем не для того, чтобы героически помогать сушить скошенное сено или полоть бесконечные рядки картошки. А исключительно для того, чтобы вечером, при полном параде, пойти в сельский клуб "на новый фильм" за 50 копеек, и с гордым видом строить глазки местным хлопцам, ощущая себя звездой Голливуда. И кто скажет, что все это не стоит того, чтобы вспоминать? Эти воспоминания становятся особенно ценными, когда понимаешь, что названия мест, где все это происходило, просто исчезли с карт. Просто стерты. Как в той детской песенке: ж…а есть, а слова нет. 1986 год. Чернобыль. С тех пор прошла целая вечность. И вот, следуя  славянским традициям , я оказалась в зоне отселения. И, как ни странно, кладбище – единственное место, где еще чувствуется хоть какая-то жизнь. А деревни? О них напоминают лишь наши воспоминания,  цветущие в мае  деревья, да мемориальные камни, грустно глядящие в пустоту. А еще – чудом уцелевшие элементы строений, словно застывшие во времени призраки прошлого… И невольно думаешь: нам бы, людям, хоть немного такой же стойкости…