Все, что у нас работает, создано в советский период – Алексей Константинович, один из ключевых вопросов для формирования отношения к сегодняшнему российскому государству: является ли современная Российская Федерация преемницей богоборческого государства, Советского Союза? – Юридически — является. Российская Федерация изначально объявила себя преемницей СССР, несущей весь груз ответственности. Является она преемницей СССР и потому, что все, что у нас работает, было создано в период Советского государства. Но при этом, на мой взгляд, следует сделать одно замечание: реальные посты государственной и общественной жизни даже в те времена не всегда были вплотную сопряжены с постулатами официальной коммунистической идеологии. Хотя понятия “советский” и “коммунистический” развести достаточно сложно, если возможно вообще, но сам факт допущения со стороны государства возрождения церковной жизни на территории СССР в военные и послевоенные годы свидетельствует о том, что такое в истории было возможно. И далеко не всегда государство, устремляясь к прагматическим целям, следовало коммунистическим иделологемам. Сфера государственной жизни все же была несколько шире. В силу этого и возникла некая особая зона, «на территории» которой и происходило это возрождение. Оно было освобождено от идеологического диктата, и это совершенно очевидно, но не было свободно от государственного контроля. И за это тоже мы должны быть той эпохе благодарны. Церковная жизнь несмотря ни на что – Слова Патриарха Сергия (Страгородского): «Мы хотим считать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости которой – наши радости и беды которой – наши беды». Что скажете – можно ли согласиться? – В 27-м году – не знаю, в 41-м – на сто процентов. Именно Советский Союз и именно гражданской родиной. Думаю, что тот, кто с этим не соглашался, предавал Родину — давайте называть вещи своими именами. Можно было дистанцироваться от лишних трескучих фраз, потому что советская пропаганда была разная, в том числе и не очень удачная, как и во всяком военном конфликте. Но реальность заставляла христианина под этими словами подписываться. – Может ли Церковь перестать быть Церковью (частый тезис, возникающий в подобных обсуждениях)? – Этот вопрос надо задать критикам Московского Патриархата. Когда Церковь теряет свою силу, она утрачивает благодать. Патриарха Сергия часто обвиняют в узурпации власти, делая почему-то из этого вывод о безблагодатности всей возглавляемой им Церкви. Я тут вижу альтернативу. Патриарх Сергий — это человек, который брал на себя ответственность не за чистоту риз, а за церковное управление. Он видел, что разрушение этой вертикали приведет к одичанию людей. Сначала будут подпольные общины, а потом все выродится в беспоповщину, что и произошло с некоторыми ветвями «катакомбной» церкви, где руководят не епископы, не священники, а некие старцы и старицы. Митрополит Сергий взял на себя ответственность за дела церковного управления. Вспомните, его недолгого предшественника на том же посту, священномученика Серафима (Самойловича), который сразу предупредил собратьев епископов: «Ко мне не обращаться. Думайте, как хотите, выживайте сами, как хотите, меня не трогайте». Митрополит Сергий этого не сделал. Понятно, почему он фигура неудобная. Некоторых людей с историческим образованием не устраивает целый период истории. Но он был. И одна из ключевых фигур в этом периоде — как раз Патриарх Сергий, и его как-то нужно дискредитировать. Не будем его и идеализировать, но не будем отнимать у него мужества. Смерти он не боялся. Не будем отнимать у него и мудрости. Он был намного старше тех молодых епископов, которые на него нападали. Он пережил три революции и несколько войн: Русско-Турецкую, Русско-Японскую, Первую Мировую, Гражданскую и последующие конфликты в советское время. На мой взгляд, он устраивал церковную политику настолько мудро, насколько это было возможно. А что касается конформизма — его обвиняют в том, что он поставил Церковь под контроль государства. А существовал ли в то время хоть один институт, который не находился под контролем? Если да, мы его поставим в пример.

– Патриарх Тихон в конце своей жизни тоже призывал к лояльности к советской власти. Можете это как-то прокомментировать? – Не просто призывал. Он написал так называемое «Покаянное письмо» – заявление в Верховный суд о своей предыдущей деятельности, но все равно был оставлен под следствием. Дело было прекращено только после смерти. Можно сказать, что его взгляды эволюционировали, потому что стремительно менялась обстановка. Одно дело, когда святитель Тихон был в окружении лучших умов Церкви. Он в послании писал от своего имени, но было понятно, что за ним стояла целая когорта высококвалифицированных образованных людей с высокими представлениями и об общественной жизни, и о роли Церкви. А потом он остался один и должен был страдать за всю Церковь. И в этом его подвиг. Когда он выпустил свои новые послания, часть общества была разочарована. Для людей, которые воспринимают события только внешне, дело выглядело так: «И этот сломался». Были такие разговоры, когда он служил первую литургию в Донском монастыре в 23-м году после освобождения из-под ареста. Митрополит Сергий в 27-м году ссылается на пример Патриарха Тихона. Я считаю, что образ Патриарха совершенно искажен попыткой представить его этаким борцом с большевизмом. Существующий режим был по понятным причинам для Патриарха Тихона неприемлем, но он понимал, что и при этом режиме нужно строить церковную жизнь. У гонений были внутренние причины – Можно ли гордиться страной, в которой уничтожалась Церковь? – Христианское отношение к этой проблеме отличается широтой подхода от нежизненного клерикального. Надо рассматривать события церковной истории в живом историческом контексте, чего обычно не делают. В этот период уничтожались целые группы людей. Был подход социальный: человек, принадлежавший к некоему слою, сразу попадал в группу риска. Если мы будем объяснять людям, что значит «гонения на Церковь» в подобных категориях, люди не поймут, чем репрессированные священнослужители отличаются от репрессированных историков, геологов или участников какой-нибудь экзотической экспедиции, которых потом всех расстреляли — не поймут просто потому, что для секулярного общества непонятны термины «безбожная власть» или «безбожное государство». Если мы будем говорить о причинах гонения на Церковь, мы должны будем вводить понятие «мученичество», а также честно признаваться, что у гонений были и внутренние причины, которые крылись в несовершенствах церковной жизни. А уж гордиться или не гордиться — все познается в сравнении. Мы прожили двадцать лет в постсоветском обществе. Каждый может посчитать и посмотреть. – Протоиерей Георгий Митрофанов говорит о трагедии, а точнее, о драме Русской Церкви… – На мой личный взгляд, у этого автора вообще трагическое мироощущение. О трагедии, конечно, можно говорить. О величайшей трагедии неготовности встретить определенные исторические события. Если бы дело сводилось к нехорошим большевикам, которые высадились с Марса, было бы прекрасно, на них бы мы все и списали. Но у того, что произошло и с Церковью, и с обществом, были огромные внутренние причины, и о них нужно помнить. Они глубже, чем о них принято говорить сейчас. Это и раскол в обществе, связанный с тем, что появляется несколько культур. Конечно, социального равенства никогда не было и быть не может, но общая древнерусская культура в силу объективных причин проходит процесс секуляризации, начиная не только с петровского времени. Выделяется отдельно дворянская культура, где говорят на других языках, где мыслят совершенно в других категориях, в отличие от большинства населения. Конфликт этих культур, которые не понимали друг друга, был неизбежен и естественен. Это и благодушие в церковной жизни. При этом клерикальная культура была несколько высокомерна по отношению к народу: большинство церковнослужителей были образованными людьми, а большинство их паствы не умело читать и писать. Большевики провели несколько успешных пропагандистских компаний, которые дискредитировали Церковь в глазах миллионов. В том числе это были кампании по изъятию ценностей и вскрытию мощей. Они носила кощунственный характер, но многих простых людей убеждала в том, что их обманывают. Потому что священники, поставленные учить, не привыкли ни в чем наставлять народ, не удосужились объяснить даже сущность почитания святых мощей. Когда мощи вскрыли, верующие ожидали увидеть что-то вроде спящих красавиц, и, оказавшись обманутыми, естественно, отвернулись от Церкви. Недостаточно уделяли внимания народному образованию, держали их за каких-то полудетей — чего только стоит циничный гриф на книжках, который мне приходилось встречать: «Для войск и народа». Это все равно, что «солдатам и собакам вход воспрещен». Причина и в отрыве епископата от массы духовенства. Ну и, конечно, огосударствление Церкви. Но я Синодальный период не абсолютизирую, он очень дискутируемый. Есть и сторонники этой системы, хотя их немного. Есть и противники Синодальной Церкви, которые говорят, что изменен канонический строй, а значит все и погибло. Я думаю, что истина лежит посередине. У этой эпохи была масса положительных и отрицательных черт, которые потом и сказались на последующих событиях. Главная, внутренняя причина — предреволюционная Церковь не могла в силу своего положения как части государства дать ответ на два самых актуальных вопроса: крестьянский и рабочий. Эти вопросы решали другие люди. Идеальных моделей церковно-государственных отношений нет – Может, действительно для Церкви лучше находиться несколько отстраненной от государства? – Поиски идеальной модели и составляют суть истории отношений государства и Церкви. Наверное, идеальных моделей нет. Есть жизненные. Мы говорим об упразднении патриаршества, и из этого выводим, на мой взгляд, ложные суждения, что Церковь стала безгласной. Но Церковь стала безгласной, когда стало укрепляться государство. Наши первые святители, как над нежным ростком, склонялись над первой московской государственностью, благословили именно ее, объединяющую земли вокруг единого центра. А потом произошел конфликт. Постепенно и митрополиты, и патриархи утратили право критики власти. И это произошло, когда государство почувствовало себя сильным. Никакое государство не может оставлять религиозную сферу свободной. Оно может по-разному эти отношения камуфлировать, может сохранять их в форме демократии, но не может оставаться равнодушным к этому вопросу. – Как христианин должен относиться к своей стране? – Мы знаем, что Поместный собор 17-18 гг. постановил не навязывать никому из членов Церкви никаких определенных политических взглядов. До революции у нас существовал ритуальный монархизм — достаточно посмотреть официальный помянник. Каждый день человек должен был поминать кроме Государя императора и его семьи кучу чужих родственников. Выглядело все это очень странно. Собор открещивается от обвинения Церкви в приверженности той системе, которая прекратила существование после февральской революции. Я считаю, это было правильное решение. Человек, имеющий сан, не должен навязывать своих политических взглядов. И Церковь не должна проповедовать, за кого голосовать. Каждый человек взрослый, разберется сам. http://www.pravmir.ru/xx-vek-tragediya-cerkvi/