° РАССКАЗ О РЕАЛЬНЫХ СОБЫТИЯХ, ПРОИЗОШЕДШИХ В ПРЕДСМЕРТНЫЕ МИНУТЫ °

(часть 1)
Все, что — мы и что — до нас, откроется в предсмертные минуты, — в великие минуты разлучения души от тела.
Живем мы на земле по большей части не зная сами себя, или только мало что понимаем о себе; потому что изучаем себя не так, как открыло нам о нас слово Божие и как объяснили то св. богоносные отцы св. Православной Церкви.
Мы знаем и стараемся узнать о себе самих много лишнего, вводим себя в познание о многом таком, чего бы лучше не знать.
Слышим бредни языческие, сказки людские, речи пустые, ложь.
Пред нами — жизнь страстная: прихоти, затеи, прикрасы.
Мы погружаемся в нее знанием, и желанием, и чувством. Потому растем и возрастаем в области страстного и глубоко и высоко: одни из нас становятся поклонниками своей или общепринятой мысли, другие делают себе кумиров из требований вкуса, моды: изящным называют и приучают любить как изящное дыхание прелести или лжи и лести, — в языке ли то, в игре на музыкальных инструментах, или в голосе и движениях человека, ищут себе похвалы и имения: и человеческое достоинство унижается, посрамляется и низлагается!
Закрытой остается совесть, мы далеки от самих себя, как бы чужие. Но до времени...
Рука смерти отодвигает завесы одну за другой. Завеса с нашей совести упадет, и мы встречаемся сами с собой, видим себя так, как, может быть, никогда до этого не видели.
Какими отразимся мы в этом священногрозном зерцале?!
Образ себя самих увидим мы; но не таков будет этот образ, в каком представляли себя, замаскировывая сами себя пред людьми, а увидим себя теми, каковы мы по истине и в свете истины.
Господи помилуй! Облегавшая нас завеса тьмы раздвинется, увидим себя не теми, какими привыкли мы видеть и выставлять себя...
Что же, если лик нашей души откроется пред нами всецело омраченным — покрытым тьмою тем грехов и беззаконий?!
Истина, как свет, как радость, не будет тогда нашим достоянием, — она удалится...
Последним ее усилием для нас будет заявить пред очами нашими дела наши, каковы они, — снять завесы с наших дел; и дела будут предъявлены, — с момента их зарождения в нашем сердце, когда они кажутся нам такими малозначительными и ничтожными, до тех размеров, какие они приобрели в действительности, в нас и вне нас.
И эти злые и греховные дела предьявлены будут во всех видоизменениях со всеми подробностями, и рассмотрено будет влияние наших дел вовне нас, как-то — на среду нас окружающую, на ближайших и отдаленных людей, на служившую нам природу с ее стихиями, на землю, воду, воздух, огонь.
Упадет завеса и с очей наших, и мы к ужасу своему увидим начальников зла, хранителей и держателей тьмы, служителей и пособников в наших греховных делах.
Ты душа грешная, душа заблудшая — вместе со своими грехами и заблуждениями имеешь у себя и даже, может быть, любишь то, что принадлежит духу лукавому.
Родитель греха и сеятель зла стоит пред тобою; он раскрывает пред тобою то, чем снабжал тебя, и что ты охотно принимала от него, берегла в себе, хранила, приумножала, лелеяла.
Увы! — он теперь сбрасывает с себя личину притворства — из друга и приязненного рачителя становится как есть грозным твоим истязателем!
У него все на виду, все пересчитано, чем ты занималась у него, — он укажет, через кого то или другое подано тебе, через кого он обольстил тебя, где, как, в чем.
Увы! Теперь ты — цель его ловительства — одна!
Есть ли вера в тебе? Есть ли надежда в тебе? Кто снабдит тебя оружием против него? Кто заступится теперь за тебя?!...
Открылось твое око, — и взор как бы отвердел от ужаса. Потрясется твой слух и онемеет твой язык прежде, чем смерть сомкнет твои уста, когда услышишь вопли лукавых стражников наших страстей, отовсюду к тебе ринувшихся и отовсюду стеснивших тебя.
Теперь не просто со своими страстями, как со своими, ты будешь иметь дело: за них в тебе самой стоит твой греховный навык; но, увы!
Это самый навык с твоего собственного согласия уже передал тебя другому господину. Как бы ты ни отвращалась теперь от этого своего господина, и не желала его: но он скажется, он явится тебе, как найдет для себя выгодным, имея ввиду одно — сделать тебя вечною своею добычею, пленницей и рабой.
Господи помилуй!
Ах, как нужно, чтобы в эти критические минуты был духовный отец и притом православный, которого божественное полномочие не поколеблено человеческими соображениями или прикосновениями. При отце духовном как бы могущественно разрешалась начавшаяся борьба души с духами истязателями, предъявляющими свои права на душу, ослепленную грехами, как на свое достояние.
«Что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе» (Мф. 18, 18).
Таково обетование Спасителя, вверенное пастырям душ человеческих, таково оно в силе и действительности, как обетование Божественное, непреложное, победоносно-торжествующее над всем противоборным.
Приложить во время, в необходимом случае, к лицу кающегося грешника этот закон, пусть то будет на краю гроба, — и грешник избавился бы от погибели спасительною верою и надеждою.
На эти опоры нашего спасения, в час смертный, страшно сильно бывает устремление врага. И если совесть наша не бывает разрешена исповеданием грехов пред священником, то от лица нашего не может быть никакого извинения во грехах, нет и свидетельства посредствующего между нами и нашими противниками, на которое бы можно было нам сослаться, и на нем утвердиться
О горе! Не ждал я и не гадал, как вдруг открылся у меня слух — тихо два-три слова ко мне о наставшей для меня смерти, — и потом грозные речи о грехах наших, как они высоко простираются — от земли даже до неба, и как глубоко достигают — как до бездны ада, объемля и землю, и море, и воздух.
«В эту меру взять надо покаяние, иначе нет спасения». Сотряслось от этого представления естество мое; ужас объял душу, и трепет проникал в кости, тряслись колена; потому что я сознавал себя во всем грешным — не только разрушил закон Божий каким-нибудь одним грехом, нет, нарушил каждую заповедь закона Божия всякого рода грехами — и словом и делом и помышлением...
Здесь прилично восплакать от лица отшедших от нас отцов и братьев наших, о которых не порадели родные, чтобы напутствовать их Св. Тайнами в жизнь загробную.
«Светы вы, моя родимая матушка и сердобольный батюшка!
Породили вы нас на белый свет, по Божьему благословению. Передали было нас на лоно святой Матери Православной Церкви — рая Божия, и вашего райского преддверия.
Но как мало времени мы лелеялись у благодатной нашей матери — в объятьях святой Православной Церкви, отвлекли вы нас безвременно на путь мира широкий, и ознакомили вы нас с его обычаями суетными, с театрами да с модами, да с мирскими приемами пригожими, да льстивыми. И родные вы скоро стали к нам не так искренни, как бы должно было-то по Божьему...
Бог простил бы все, да вот беда: не порадели вы о наших душеньках, в те часы, как смерть глядела нам в очи наши, истомленные болезнью. Вы не пригласили к нам заблаговременно духовного отца — батюшку, и вот мы ушли от вас неготовые наследовать светлые обители Отца Небесного. Какой ответ вы за нас приготовите Отцу Небесному? Как и сами к нам появитесь? Чем приветим вас?!.
О, злосчастные мы, родители!
На кого печалиться будем мы? С детства приняли мы обычаи недобрые.
Заболеем и за лекарем; а о Господе и не вспомним так, как Он велел. Болели мы, и не было при нас врача духовного, Богом данного, полномочного, и не слышно было слов его у одра печального, одра смертного.
Заказали мы и чужим и своим беречь покой наш болезненный: не убивать тоской преждевременной, не напоминать нам о священнике, несмотря на то, что раздает он нам дары Божии....
Береглись мы, чтоб невовремя не навлечь на семью печаль смертную и отдались мы, в злом обычае, грозной долюшке, да в нечаяньи — мраку темному страны загробной.
Проредеет ли когда перед нами этот мрак долины смертной?
Пробежит ли к нам луч отрадушки из страны родимой, где мы оставили свое имение на помин своей души, — души грешной?
Почто не обоняем мы молитвенного о нас благовония?
Почто не слышат нас те бедняжечки, что у Господа могут вымолить нам прощение, за оставленное им в наследие от нас горемычное имение. Наши деточки, по своим нуждам и прихотям расточили все...
О горе нам! Горе нам!»
Душа умирающего не иначе может вступить в борьбу с сонмищами лукавых демонов, как под знамением и осенением Креста Господня. Без этого знамени, которым запечатлеваются верные от купели крещения, нечем оградиться человеку, находящемуся на одре смертном. Посему так необходимо всем крещенным носить это знамение на груди во все дни жизни своей, как свидетельство и охрану неизменно содержимой веры в Распятого ради грехов наших Господа Иисуса Христа!
(продолжение в части 2)