Предыдущая публикация
Дети военных лет
Когда мы говорим о жертвах Великой Отечественной войны 1941-1945 годов, то обыкновенно имеем в виду миллионы погибших на поле боя, замученных в концлагерях, заживо сожженных в оккупированных деревнях… Но были у той войны и другие жертвы, не такие очевидные, но не менее масштабные - речь о тех, у кого война украла детство и юность, пору в обычное мирное время самую беззаботную, самую счастливую. Почти не осталось в живых тех, кто воевал, но еще живы те, кого мы называем «дети войны». Послушаем их без комментариев. И будем помнить.
Часть первая. Анна Дмитриева (в девичестве Кулаева, 1926 г.р.).
«В войну мы остались без отца. Было нас у матери четверо: Иван, я, Коля и Таня. Жили мы в Серьговке. Мама работала разнорабочей в колхозе. Серпами жали они пшеницу, рожь. Техники не было, все вручную: пахали, убирали, молотили, веяли. Тракторов, машин не было. Коровы были в колхозе, свиньи. На ферме тоже все руками - доили, чистили, на конях навоз возили. Людям ничего из продукции не давали. Все отправляли государству. Я помню только, что все время мы были голодные. Картошка не уродилась, есть нечего… В колхозе скотину кормить нечем, телята, кони от голоду сдыхали. Мы с мамой пойдем туда, где кони эти дохлые, мерзлые, пилу и топор возьмем, порубим или напилим мороженые эти туши, обтешем шкуру, и варила нам мама, кормила нас. А еще с мамой ходили огороды лопатой копали, зарабатывали какую-никакую еду. Не дай Господь никому такую жизнь.
А как-то приехали в деревню нашу с района набирать девчат в ФЗО. (Школы ФЗУ (фабрично-заводского ученичества) еще до войны были организованы для подготовки квалифицированных рабочих. Туда принималась молодёжь в возрасте 14−18 лет с начальным образованием. С 1940 года большинство школ ФЗУ были реформированы в школы фабрично-заводского обучения (ФЗО). В войну молодежь направлялась в школы ФЗО как добровольно, так и принудительно (мобилизация), самовольный уход карался годом колонии. – Прим. автора). Девчат вызывают, записывают, они плачут - не хотят, а я пошла добровольно: «Запишите меня в ФЗО!». Потому что плохо жили, голодно! Записали. В Барабинске шесть месяцев проучили - на кондуктора товарных вагонов. Экзамены сдали. Проводили нас до Татарки, до Чулыма, где остановки были, инструктор показал нам раза два, где и как остановки делать, как управлять сигнальными фонарями и флажками, ну и начала я работать кондуктором на товарных поездах. Зиму и лето, в дождь и в морозы. А ой какие были морозы! Правда, давали валенки, полушубок, шубу большую, штаны стежоные.. Все ведь на открытом воздухе, на тормозе стояли. А если тормоза нет, то тарелка такая в хвосте вагона, в тарелку упрешься ногами и держишь, и едешь так на морозе! И четыре фонаря – на вагон вешали два красных – стоп, желтые – проход. Это ночью, а днем флажки: желтый – вперед, красный – вагон останавливается. Если туман, метель, не видать машинисту, что хвост состава перед ним.
А какие морозы терпели! Это сейчас электровозы, а тогда паровозы были, тихонько ехали, углем топились. С одной станции до другой - от Барабинска до Чулыма, к примеру - сутки, а то двое ехали, движение плохое было. Подолгу стояли. Где встанет поезд, бежишь на топку погреться скорее, на тормозе же сидели недвижно. А кого – нам по 16-17 лет!
Приезжаем в Чулым – отдых, койки там, моемся. Поезд придет – собирайтесь! Нам давали в дорогу паек: 200 граммов хлеба, 20 - масла и кусочек сахару. И сутки-полтора едем. Меньше едем, больше стоим. И вот сутки эти с этим куском хлеба. Хлеба получишь эти 200 грамм, едешь дорогой, отщипнешь и в сумку спрячешь, дальше едешь, потом опять щипаешь, и за сутки, пока до Чулыма доедешь, хлеба нету. А там приедешь, в столовой дадут супу из картошки мороженой, ни крупы там, ничего. Один хлеб возьмем и встаем голодные.
…Не было никаких у нас тогда праздников, ни новый год, ни день рожденья, ничего такого не знали. Собирай сумку и поехали. Лишь бы поесть, вот и все «развлечения». Жили в общежитии, на улице Ленина, недалеко от вокзала двухэтажное деревянное здание было. Мы девчонки внизу, а ребята, они мастерами ездили, на втором этаже. Никаких кавалеров, ничего не было этого, нам не до этого было.
Война кончилась, а я сидела на тормозе, дежурный по станции кричит: «День Победы!». И состав тронулся. Я еду и все сомневаюсь. Доезжаем до Кожурлы, и там дежурный кричит: «День Победы!». До Убинки доехали, там тоже: «День Победы!»! Ну, думаю, и правда, победа. Это мне 19 лет было. Радовались? Да! После войны хлеб вольный стал – возьмешь целую буханку, пока еду от Барабинска до Чулыма, съем булку. Там опять другую куплю, опять, пока назад, до Барабинска, съем. Вот это счастье было!
Хотя, конечно, и после победы тяжело еще долго было. Я вышла замуж, жили в Барабинске. Сын родился. Мы корову держали, наша кормилица была. И вот узнала от наших деревенских, что мама заболела, помирает. А как добраться? И я решила ехать в Серьговку на … корове! А мороз! Не было ни автобуса, ни машин. Я маленького в одеяло завернула, ладно, наш деревенский со мной поехал, тоже жил в Барабинске. Доехали от города 20 километров. Заехали к одному погреться, я грудничка своего накормила. Попутчик мой мне и говорит: «Нюрка, давай вернемся! Мы замерзнем, корова замерзнет…». А корове дойки завязали мешком, но все-тки замерзли. Потом я потихоньку раздаивала, зажило. Так вот маму без меня и похоронили. ... Думала, забудутся все лишения наши военные…А нет, помнится. Никому не пожелаю этого…».
Следующая публикация
Нет комментариев