Предыдущая публикация
Давид Фридман "Мендель Маранц".
I.
Восстание Зельды
– Каждому нужны деньги. Деньги! Что такое деньги? Болезнь, которую каждый хочет схватить, но не распространять. Не унывай, Зельда! Пойдет еще и наше времечко! Я еще буду домовладельцем на Риверсайд Драйв. У нас еще будет собственный дом…
– На кладбище! – добавила Зельда с горечью.
– Не так скоро, не так скоро, – сказал Мендель, прихлебывая чай. – Не падай духом, Зельда! Ты никогда не можешь сказать наперед! Что такое жизнь? Качели. Сегодня ты беден, а завтра…
– Подохнешь с голоду! – пробурчала Зельда, свирепо налегая на рубашку, которую она стирала.
Быстрым движением она вдруг отбросила рубашку, вытерла руки о передник, и подбоченившись, повернулась к Менделю.
– Ты все хочешь, чтобы я молчала? Стой тут, как дура, у корыта, с утра до вечера; работай как лошадь; стряпай, стирай, шей, штопай, убирай квартиру, и ради чего? Разве ради этого я бежала с тобой из дома богатого отца? Скажи – ты на мне женился или взял меня за прислугу?
– Я украл тебя. А теперь расплачиваюсь. Не беспокойся, Зельда, твой отец не дурак. Он притворялся, что ничего не видит, когда мы задумали бежать. Мы влюбились, а ему было это на руку. Он дешево отделался. Что такое влюбленность? Мыльный пузырь. На него приятно смотреть, но он быстро лопается.
– Довольно, довольно! Знаем вас хорошо, мистер Мендель Маранц! Ты мне зубы не заговаривай, мне это уже надоело. Ты вбил себе в голову, что ты важный барин и не должен работать. Сарра проливает пот на фабрике, Хими продает газеты на улице, Натан бегает с телеграммами. А ты что делаешь? Сидишь себе, как король, попиваешь чай, шутишь, знать ничего не знаешь. Наверное, ждешь, когда подрастут Джекки, Ленка и Сэмми, чтобы и их послать на фабрику.
Мендель пожал плечами.
– Что такое женский язык? Хвостик маленькой собачонки. Он постоянно болтается.
– Я знаю, о чем говорю. Для тебя работа – смерть. Ты любишь сидеть, закрыв глаза, с папироской в зубах, и строить разные планы, как разбогатеть. Но, как видно, скорей ты сойдешь с ума…
– Зельда, ты уже старуха. Ты ничего не понимаешь. Мне нужно только одну капельку счастья, и эта капля скрасит океан наших бед. Пусть только пройдет хотя бы одно мое изобретение, и вот тебе – никому из нас не нужно больше работать. Сарра получит приданое. Что такое приданое? Плата за мужа. Мы переедем на другую квартиру. Довольно нам жить на этом рыбном рынке. Что такое успех в жизни? Пятая Авеню. Что такое неудача? Пятый этаж! Подожди, Зельда, я еще буду знаменитым изобретателем, и мы будем богаты! Ты только подожди!
– А кто до того времени будет давать нам на хлеб? Ты лучше запомни, Мендель, что я тебе скажу: выбрось ты эти глупости из головы.
– Сама ты – глупости! Ты и твои родственники! Вы все думаете, что у меня здесь – вода, – сказал он, указывая на лоб. – Нет, Зельда, у меня здесь самые настоящие мозги. У меня здесь идеи, планы, машины. Мой мозг все время работает, строит планы, изобретает. Я не могу спать, не могу есть, не могу работать. А ты говоришь – выбрось из головы. Эх, ты, Зельда!
Мендель взволнованно зашагал по комнате.
– Я знаю, что вы все завидуете мне. У твоего брата, Морица, – обувная фабрика, у другого брата – контора, а сестра Дора замужем за богачом. Но ни у кого из них нет мозгов. Вот им и завидно.
Зельда молчала, нервно покусывая губы. Много лет уже слышит она от Менделя те же слова, то же хвастовство своим умом, а в результате ей все больше и больше приходится работать дома, а детям – на фабрике.
У Менделя Маранца, наверное даже, есть мозги. Иначе, как бы он мог жить не работая?
Он всегда разбивает ее своим красноречием и всегда заминает дело. И каждый раз ему удается заразить ее своими мечтами, и она опять терпеливо работает, а он продолжает мечтать. Так было тогда, когда у них была кондитерская лавочка; так же было в ту пору, когда они держали зеленную палатку, которую сменила тележка, так оно и теперь, когда у них ничего нет.
По профессии – механик, по своим наклонностям – изобретатель и по природе – мечтатель, Мендель презирал всякую постоянную работу. За короткое время он перебрал десятки мест: от страхового агента до ночного сторожа, и придумал по крайней мере, сотню разных изобретений, которые должны были облагодетельствовать человечество. Но ни одно из них пока не получило надлежащего признания, и меньше всего, конечно, со стороны Зельды. И все-таки он не хотел браться за работу, а продолжал изобретать.
Он и в самом деле верил в свои силы. В этом и заключалась вся эта трагедия. Все гении непоколебимо убеждены в своем величии. Равно как и все маньяки. И Зельда никак не могла решить, к какому разряду принадлежал ее Мендель. Но она была уверена, что их семье грозит крах. Мендель может смотреть на это легко, но ей виднее. Она видела не раз, как разорялись соседи и как рассыпались их семьи. Она знала многих мужчин, которые, подобно Менделю, начинали с безвредных мечтаний и напрасных надежд, а кончали тем, что становились игроками, пьяницами и даже хуже того.
– Ты помнишь, что было с резником? Каждый день у него был новый план, как сделаться миллионером, а жена нажила себе чахотку, работая на фабрике. Она умерла, детей забрали в сиротский приют, а он все еще мечтал о миллионах. Он снял палатку на рынке, начал торговать кофе и потерял все до последнего цента. Тогда он начал выдавать всем чеки с надписью «Рокфеллер», и его поместили в «Белльвью». А Дитенфас, а Карниоль? Разве они не были похожи на тебя, как две капли воды? Одному жена с горя выжгла глаза, а другой умничал, умничал – и теперь в тюрьме… Лучшее умничанье – это работа. Знай – работай и добьется чего тебе нужно. А если будешь выдумывать!..
Зельда хорошо знала, что в таких случаях бывает. Лучше бы ей не знать совсем.
– Ты б лучше придумал что-нибудь такое, что заставило бы тебя работать, – посоветовала она. – Другой с твоим умом уже составил бы себе состояние, а ты хотя бы добывал себе на хлеб.
– Ум для мысли. Деньги могут зарабатывать и дураки. Потому-то твои родственники и богачи.
– Опять ты за свое, – устало сказала она, чувствуя, что он опять хочет обойти ее. – Какая тебе польза от твоих шуток? Ты шутишь и голодаешь. Счастье еще, что Сарра работает. Если б не она, нас бы давно выбросили на улицу.
В это время вошла Сарра. Она была очень бледна и казалась убитой горем. Бросив шляпу на кушетку, она устало опустилась на стул.
Зельда была так изумлена, что не могла сказать ни слова. Она не ожидала Сарру раньше шести часов, а теперь было всего лишь половина второго. Страшная мысль промелькнула у нее в голове. Сарра сидела потупив глаза.
Тяжелое молчание воцарилось в комнате. Потом Сарра попыталась что-то сказать. Но слова не шли у нее с языка, хотя Зельда поняла ее и без слов.
«Фабрика стала. Рабочие получают расчет… И Сарра…»
То, чего она больше всего боялась, случилось. Семья Маранцев очутилась теперь на краю пропасти. Зельда была подавлена мыслью о завтрашнем дне. Сарра рассеянно смотрела перед собой, подперев щеку кулаком. Мендель перестал курить, чтобы не так обращать на себя внимание.
Четыре женских глаза, однако, перенеслись на него.
Зельда начала первая.
– Теперь я больше не буду терпеть. Или ты завтра же отправляешься на работу, или уходишь от нас совсем мистер Мендель Маранц!
Для Менделя это было не ново. Такие кризисы. случались и раньше. Иногда он отделывался шуткой, иногда – обещанием, а то просто притворялся, что работает, пока в доме не наступал мир. Но на этот раз лицо Зельды не обещало ничего хорошего. Он видел, что его может спасти только работа, но она же и погубит его.
Заставить его работать постоянно – это все равно, что запрячь льва в телегу. Его ум не привык идти по готовым путям. За какую бы работу он ни брался, он тотчас же начинал придумывать машину, которая выполняла бы за него эту работу.
Голова его всегда была полна идей, ум его поглощал всю его энергию. Для того, чтобы работать, ему нужно было перестать думать. А это для него было все равно, что перестать дышать. Праздность была такой же неотъемлемой частью его натуры, как трудолюбие – натуры Зельды.
– Я не приспособлен к труду, – сказал он наконец, – то есть к простому труду. Одни работают руками, другие – ногами. Я работаю головой. А ты, как видно, хочешь чтобы я работал, как сапожник Симон, который по целым дням загоняет в каблук гвозди, пока не загонит себя в могилу. Раз, два, три – и у меня готова машина, которая забивает гвозди, режет кожу, прилаживает каблуки, накладывает заплаты. А я сижу и смеюсь над всем миром. Я не могу работать, как другие, а другие не могут работать, как я.
– Ты опять хочешь доказать мне, что ночь это день, а черное – белое, но это тебе не удастся. Теперь у нас в доме будет такой порядок: кто не работает, тот – не ест. Ест тот, кто работает. Если ты можешь придумать, как достать себе хлеба – твое счастье. А я не допущу, чтобы мои дети голодали. С этого дня я буду отцом, хозяином в доме. Раз ты не хочешь работать, то я найду себе работу.
Мендель не верил.
– Что такое женщина? – думал он. – Много грома и мало дождя.
Но тут полил такой дождь, какого он совсем и не ожидал.
– Завтра утром я пойду работать в швейную мастерскую. Ты, Сарра, пойдешь со мной. Я научу тебя настоящему делу.
Повернувшись к Менделю, она сказала с насмешкой:
– Ты считаешь, что моя работа в доме – игра? Хорошо! Теперь ты будешь сидеть дома и играть, как я играла. Ты хочешь есть? Приготовь себе. Ты думаешь, работа по хозяйству – пустяки. Вот теперь ты увидишь. Нужно собрать детей в школу, подняться на крышу – развесить белье, спуститься с пятого этажа с помойным ведром, сходить в лавку за продовольствием, постирать белье, заштопать чулки, погладить, помыть пол, убрать в квартире. Ну вот! Теперь ты будешь играть и развлекаться, а я буду зарабатывать на хлеб.
Мендель знал, что Зельда уже давно носит семейные штаны, но он думал, что она будет носить и юбку. Однако, ее твердое решение разочаровало его. Он никогда не подозревал, что тут же в квартире, рядом с ним, столько работы, и что теперь вся эта работа может свалиться на него. Он, конечно, не станет ее делать… Но все-таки…
– Что такое женщина? – подумал он. – Молния. На нее приятно смотреть, пока она тебя не ударит.
IV.
Бернард Шнапс
– Бернард, ты думаешь, что ложь для тебя выгодна, и что ты умеешь лгать. Но ты ошибаешься. Что такое ложь? Мул. Когда тебе особенно нужно, он не двигается с места. Почему ты, Бернард, вздумал вдруг отдать нам визит, не поленившись, даже подняться на пятый этаж? Разве ты не знал нашего адреса раньше, когда мы были бедными? Что такое родственник? Близорукий. Он видит тебя только тогда, когда ты – большой человек. Где был Бернард Шнапс, знаменитый маклер, в ту пору, когда у нас было нечем заплатить за квартиру? А теперь он предлагает мне целое имение в Калифорнии!
– Не имение, а виллу!
– Что бы там ни было, можешь оставить его себе, – решительно сказал Мендель, поднимаясь со стула. Бернард умоляюще посмотрел на Зельду, свою сестру. Ее молчаливое негодование вылилось в потоке слов.
– Ты, Мендель, как видно, думаешь, что у тебя вместе с деньгами завелись и мозги. И ты, как видно, думаешь, что мы всегда будем жить на этом рыбном рынке, на пятом этаже – семь душ, в трех комнатах, – как кошки на крыше!
– Мы уже привыкли к этому, – сказал Мендель. – Что такое привычка? Жена? Ее легко приобрести, но трудно от нее избавиться.
– Довольно тебе отделываться шутками! Ты смешон и без них! – Воскликнула Зельда, наступая на Менделя, который попятился в угол. – Сегодня же мы должны выбраться отсюда! До вечера еще далеко. Мы должны переехать на другую квартиру, вот и весь разговор!
Бернард повел речь дипломатически.
– Я такой человек – я не люблю уговаривать. Если ты хочешь купить – покупай; если нет – почему? Ведь ты, Мендель, теперь большой человек. Твое изобретение – комбинированный прибор для домашнего хозяйства, который моет полы и посуду и стирает белье – распространяется по домам, как пожар в лесу. Ты должен жить так, как подобает при твоем новом положении! Ты теперь добился большой славы, сделался знаменитым изобретателем! Поверь моему слову.
Мендель пожал плечами.
– Что такое слава? Лестница. Чем выше поднимаешься по ней, тем сильнее она шатается. Я не хочу упасть и сломать себе шею. Для этого нужно быть честолюбивым. А что такое честолюбие? Черный кофе. Оно не дает тебе спать. А мне как раз хочется спать, – добавил он, зевая и поглядывая на часы.
– Но как ты можешь спать в такой квартире? – упорствовал Бернард, не оставляя мысли о продаже Менделю виллы в Калифорнии. – Такой знаменитый человек, как ты. если он хочет хорошо жить и спать, должен иметь, по крайней мере, четыре собственных дома! Для каждого сезона отдельный дом. Виллу в Калифорнии. Зимнюю дачу во Флориде. Летнюю – в Канаде. И постоянный дом на Пятой Авеню в Нью-Йорке.
Мендель почесал в затылке.
– Ты, как видно, забываешь, что я только отец семьи, а не командир армии! Зачем мне весь материк? Чего я стану бегать с места на место, как сумасшедший? Не успею я приехать в одно место, а мне уже надо укладываться и ехать в другое! Сегодня мы тут, а завтра уже надо быть в Калифорнии. Нет, спасибо! Брать на свою голову такую заботу! Что такое забота? Средство для укрепления волос. От него лысеют!
Четыре дома в четырех концах земли! Безумие! Каждый раз скакать из Калифорнии на улицу Питт в Нью-Йорк, когда тебе захочется съесть кусок селедки!
– Неужели к этому ведет богатство? – продолжал Мендель, сердито шагая по комнате. – Я должен переезжать с места на место, и всю жизнь проводить в поездах, как кондуктор! Не-ет! Три комнаты на верхнем этаже – вот все, что мне нужно!
Зельда угрожающе двинулась к Менделю. Сарра, испугавшись, попыталась удержать ее, но мать вырвала у нее из рук фартук, за который она ухватилась.
– Пусти! – сердито сказала она. – Я должна показать ему раз и навсегда. Когда мы были бедными, я еще могла кое-как с ним поговорить. Но с тех пор, как мы разбогатели, он не дает мне сказать ни слова. Он всегда хочет отличаться от всех. А кто от этого страдает? Семья! Но теперь я твердо решила, или быть хозяйкой в доме, или ничем! – решительно заявила она, обращаясь к Бернарду, в надежде встретить у него поддержку.
– Я говорю ему: «Мендель, посмотри на Крауссов. Разве Сигизмунд Краусс не торговал раньше солеными огурцами на Скаммел Стрит? А теперь? Вся его семья живет на Риверсайд Драйв, и у них три шофера, слуги и собачки для детей. А семья Гассенхейма, банкира! Раньше он продавал одну шифскарту в месяц, да торговал запонками на рынке. А теперь? Видные люди в обществе! У них целая ферма на Пятой Авеню и дом на Долгом Острове, а когда им нужно принять ванну, они едут в Европу! Вот как у людей! – говорю я ему. – Разве не все богатые люди бросили этот рыбный рынок и теперь блистают в обществе? И мы тоже не должны отставать от них». А он на все мои слова отвечает одним словом: «Бобы»! Он поймал где-то слово: «Бобы»! Что бы я ни сказала, он сейчас же «Бобы»! Вот тут и поговори с человеком, который набит бобами!
Бернард уже давно слушал сестру с нетерпением.
– Зельда, ты совсем повернула не туда! Мы говорим о виллах и домах, а ты вдруг про какие-то бобы! При чем тут бобы? Тебе нужен новый дом, не так ли? Вот и говори о доме.
Повернувшись к Менделю, он сказал с улыбкой:
– Мендель, она права! Тебе нужно жить там, где есть общество. Улица Питт не для тебя! Здесь не может быть двух мнений: да или нет! Вопрос стоит так: тебе нужно и ты должен! Я такой человек – я люблю родственников! Я хочу устроить тебя так, чтобы ты помнил меня всю жизнь.
– Я верю тебе, – сказал Мендель, чиркнув серной спичкой о подошву своего башмака. – Но ради чего я должен менять квартиру? Ради общества? Бобы!
Бернард и Зельда удивленно переглянулись. Мендель закурил папиросу.
– Зачем мне общество? Что у меня общего с Крауссами, Гасенхеймами и Розенвальдами? Если мы поселимся рядом с Сигизмундом Крауссом, то мне придется одеваться, как официанту, ходить с палкой, как калеке, и гулять позади маленькой собачки, как слепцу. И это ты называешь жизнью? Что такое жизнь? Короткая прогулка перед долгим отдыхом. Зачем делать ее еще короче?
Здесь, на улице Питт, я сам себе господин. Когда я прохожу по улице, кушая яблоко, я слышу, как все шепчутся: «Знаете, кто это идет? Это Мендель Маранц, великий изобретатель! Он, может быть, даже миллионер!» Они смотрят на меня, как на Рокфеллера! Что такое слава? Бинокль. Она увеличивает тебя в два раза.
Те самые люди, которые раньше называли меня лентяем, теперь заглядывают мне в глаза, чтобы я сказал им что-нибудь или пожал руку. Что такое удовольствие? Стоять на горе. Весь мир у тебя под ногами. Здесь, на улице Питт, я стою, как на горе. На Пятой Авеню я буду, как в подвале. Здесь я – миллионер. Там я – ничто!
Что такое жена? Сыщик. Она всегда ловит не того, кого надо. При чем тут бедная Ривка? Когда ты чем-нибудь недовольна, всегда у тебя виновата Ривка!
Мне становится жалко ее, и если так будет дальше, то я и в самом деле могу полюбить ее!
– Довольно тебе разыгрывать из себя ангела, – насмешливо сказала Зельда. – Тут совсем не жалость! Может быть, раньше я и ошибалась, но теперь я уже хорошо знаю! Мне хочется выцарапать ей глаза, когда я иду с тобой по улице, и она смотрит на тебя. Она думает, я не замечаю, она думает… Знаешь, Бернард, иногда мне так тяжело, что вот взяла бы и выбросилась в это окно! – горько сказала она, обращаясь к брату.
Бернард вскочил на ноги с выражением отчаяния на лице.
– Какое отношение это имеет к дому? – простонал он, хлопая себя по бедрам. – Каждую минуту ты примешиваешь то, чего не надо. То одно, то другое; то бобы, то Ривка! Когда вы думаете покупать дом? В следующем году? Я такой человек – я люблю: раз, два, три! Да или нет?
– Разве ты не видишь, что «да»? – важно сказала Зельда. – Мы переедем без него! Бернард стоял в нерешительности.
– Я не могу так хорошо видеть, как ты, – заявил он, удивленно глядя на нее. – А кто будет платить? Я такой человек – я человек дела. Почему вам не переехать всем вместе?.. Хорошо! Если вы не хотите покупать четыре дома сразу, купите один. А потом, может быть…
– Вот в том-то и беда, сказал Мендель. – Что такое, дом? Шляпа. Для каждого сезона нужна другая. Если я куплю один дом, придется покупать все четыре. Нужно будет держаться моды. А что такое мода? Палка. Можно обойтись и без нее.
Бернард от усталости еле держался на ногах. Он схватился за голову, чтобы не упасть.
– Какой же будет конец всему этому? – простонал он, сожалея о потерянном времени и беря шляпу и трость.
Мендель потушил папиросу о подошву башмака. Затем посмотрел на жалкого Бернарда, он сказал со вздохом:
– Я сам куплю себе дом.
Кругленький, низенький Бернард, не удержавшись на ногах, упал в кресло. Его трость и шляпа полетели на пол.
– Ч-ч-что? – с трудом выговорил он, дико поводя глазами. – Если я уйду отсюда живым, то, значит, я крепкий, как железо! Весь вечер просидел тут, чтобы услышать, наконец, такие слова! Лучше бы мне оглохнуть!
Но Зельда и Сарра были очень удивлены и обрадованы. Сарра схватила мать за талию и быстро закружилась с ней по комнате.
– Уходи, уходи! – бормотала Зельда, сердясь и радуясь. – Дом еще не куплен. Я знаю, что за этим еще что-нибудь скрывается.
– Ты скрываешься за этим, – устало сказал Мендель. – Я скорее согласен иметь дом, чем головную боль. Что такое жена? Зубной врач. Она действует на нервы.
Бернард встал, намереваясь уйти.
– Ну, хорошо, Мендель, заходи ко мне в понедельник в четыре часа, и я тебе продам дом, – быстро проговорил он, боясь, что его опять перебьют. У меня на примете не дом, а настоящий дворец, рядом с Центральным парком. Как раз то, что тебе надо. В этом доме один маклер спасался от своей семьи. Там есть бассейн для купанья, карточные столы, оранжерея, сады и картинная галерея!
– А есть там кухня? – с беспокойством в голосе спросила Зельда. – И раковина для стирки белья?
– Ну, а как же? – важно сказал Бернард. – И танцевальный зал, и биллиардная, и лифты, и комнаты для солнечных ванн!
– Как? Прямо в доме танцевальный зал? – ужаснулась Зельда. – Как же там спать по ночам?
– Глупая! – успокоительно сказал Бернард, боясь, что опять начнется спор. – Подожди, скоро увидишь сама! Сразу умрешь на месте!
Он быстро пожал руки Зельде и Сарре, поздравляя их.
– Ну-с, мазел-тов! – воскликнул он. – Переезжайте в счастливый час и не забудьте, что Оскар Гассенхейм живет как раз напротив! Я еще потанцую на свадьбе, – весело добавил он, ущипнув Сарру за щеку. – Итак, Мендель, – понедельник, четыре часа! Мазел-тов!
Бернарда проводили в коридор две счастливые, сияющие от радости женщины, которые смеялись и плакали, и посылали ему вслед свои благословения.
Мендель стоял в дверях, заложив руки в карманы.
«Что такое родственник? – размышлял он. – Доктор! Он берет за визит!»
VI.
Мендель Маранц меняет квартиру
Была последняя неделя перед Пасхой. Женщины в платках, с кожаными сумками в руках, толкались на рынке, в узких проходах между палатками и ручными тележками. Торговцы, стоя позади своих лавок на колесах, хриплым голосом выкрикивали свои товары. Фарфоровая посуда, бананы, ковры, шелка, чернослив, канделябры, куры, спички и зубочистки – все это богатство, нагроможденное кучами на прилавках и на тележках, мелькало перед жадным взором домашних хозяек.
Две нарядно одетые дамы, стоя в стороне от рынка, долго смотрели на шумную, суетливую толпу.
– Мадам, идем, – сказала молодая дама, вдоволь наглядевшись на расстилавшуюся перед ними картину.
– Подожди минуту, – сказала ее мать, не желая уходить. – Может быть, меня кто-нибудь узнает? Прошло только семь месяцев, – вздохнула она, – а кажется, я не была здесь семь лет!
– Я хотела бы знать, где тот старый дом! – сказала дочь, натягивая лайковые перчатки. – Я почти забыла, как тут идут улицы! – жеманно добавила она.
– А я никогда не забуду, – ответила мать. – Вот Ридж, а вот улица Ривингтон, а дальше – Деланси. Нам нужно пройти еще один квартал и потом повернуть на улицу Питт.
Зельда и ее дочь медленно пробирались сквозь шумную толпу, пока не вышли на улицу Питт. Зельда узнавала многих прохожих, но ее почти никто не узнавал. Они вошли в тот квартал, где они раньше жили, и стали искать старый дом. Они не были здесь целых семь месяцев и всё это время жили с семьей Бернарда Шнапса в Седархерсте – пригороде Нью-Йорка, – ожидая, пока Мендель не передумает и не приедет к ним. Но Мендель и не думал менять своего решения и упорно продолжал жить на улице Питт.
Регулярно каждую неделю в течение семи месяцев он посылал Бернарду Шнапсу деньги на содержание своей семьи, а также некоторую сумму самому Бернарду. Но сам он не собирался покидать улицу Питт. Казалось, чем богаче он становился, тем больше он цеплялся за эту улицу.
Борьба между Менделем и Зельдой свелась к простому выживанию. Кто окажется слабее и сдастся в этой борьбе? Устанет ли Мендель от постоянного посещения кофеен, столовок и рыбного рынка, или Зельде и ее дочери надоест праздная жизнь, пустые удовольствия и бесплодное стремление проникнуть в «высшее общество»?
По временам Зельда совершенно падала духом. Это было в те минуты, когда она вспоминала о Ривке, жене дворника. «Какая я дура, – думала она, – Может быть, Менделю это только и нужно было. Я с семьей далеко от дома – в Седархерсте, – а он с этой гадкой, бесчестной женщиной на улице Питт! И все это сделала я сама, по своей глупости!».
Но она решила терпеть до конца ради Сарры. Рано или поздно, но Менделю придется бросить улицу Питт. В надежде на это Зельда и ее дочь решили нанести ему последний, сокрушительный удар. Они теперь шли к нему, чтобы попрощаться с ним. После Пасхи они покинут его надолго, быть может – навсегда! Они уедут в Европу. Таков был их план.
Голос Сарры резко нарушил мечтание ее матери.
– Я не вижу нигде дома, в котором мы жили! Его здесь больше нет!
Они дошли до конца квартала, осмотрели все дома. Но старого, рахитичного дома, в котором они жили, нигде не было видно. Он исчез. Изумленная и сбитая с толку Зельда и ее дочь пошли обратно, одна по одну сторону улицы, другая – по другую, тщательно осматривая все дома. Но дома, который они искали не было. Он словно провалился сквозь землю.
– Мама! – крикнула вдруг Сарра с другой стороны улицы. – Скорее иди сюда!
Зельда испуганно побежала через улицу и, тяжело дыша, вдруг остановилась на тротуаре, словно приросла к асфальту – настолько велико было ее изумление!
Втиснутый в длинный ряд серых и желтых безобразных зданий между двумя мрачными, ободранными домами, стоял пятиэтажный мраморный особняк, с роскошными мраморными лестницами, балконами, огромными окнами с золотыми ручками и жалюзями и блестящей крышей, ярко горевшей на солнце.
Серебряный дом с золотым куполом! Чудесное, воздушное жилище, ярко выделявшееся среди грязных трущоб Ист Сайда.
Зельда и Сарра стояли на одном месте, не будучи в состоянии думать, говорить или понять. Им это казалось каким-то странным, непонятным сном среди бела дня, какой-то галлюцинацией, обманом зрения. Куда девался дряхлый, покосившийся рабочий дом? Куда они попали? На Вест-Сайд, около Центрального парка, или на улицу Питт? Где Мендель? И где Ривка? Боже мой! Что здесь случилось за эти короткие семь месяцев?
Голова у Зельды кружилась. Она с трудом стояла на ногах.
– Что это делают здесь, на улице Питт, такие важные дамы? – раздался вдруг голос позади них.
Зельда обернулась и быстро схватила Сарру за руку. – Ой! – воскликнула она, страшно побледнев. – Ты напугал меня до смерти!
Перед ними стоял Мендель. Он был в одной сорочке с засученными рукавами; на нем были те же помятые, старые брюки и широкие, пыльные башмаки, которые он носил еще тогда, когда они жили с ним.
– Что такое жена? – были первые его слова, сказанные в виде приветствия. – Твоя тень. От нее никак не избавишься!
– Не будь так уверен! – сурово сказала Зельда. – Что это еще за сумасшествие ты тут придумал? – не удержалась она, сгорая от любопытства.
Мендель добродушно улыбнулся.
– Ты, как видно, не узнаешь старого дома, Зельда! Иди, посмотри. Мы уже не живем не пятом этаже. Я перебрался ниже, туда, где жила Ривка! Я всегда говорил тебе, что у нее лучшая квартира во всем доме!
Зельда не двигалась с места. Мендель заметил безмолвный, жгучий вопрос в ее глазах.
– Ривка выбралась отсюда давно, – добавил он многозначительно. – Все прежние жильцы выехали из одного дома. Но у меня есть другие. Взгляни, Сарра! Прочитай матери, что тут написано!
Он указал на бронзовую доску, прибитую к мраморной стене дома. Сарра прочла вслух:
УЛИЦА ПИТТ КВАРТИРЫ ДЕ-ЛЮКС Мендель Маранц – Изобретатель
– Видишь мое изобретение? – спросил Мендель, с искрой гордости в глазах, указывая на великолепное здание. – Что такое идея? Семья. Что такое ум? Почва. Что такое изобретение? Цветок. Заходите, пожалуйста, миссис Маранц, и приглашайте свою великосветскую дочь!
Швейцар-негр в блестящей форме с поклоном распахнул перед ними дверь. Зельда и Сарра вытаращили глаза от удивления.
– Какая роскошь! – прошептали они.
Мендель провел их в огромную, прекрасно обставленную приемную и предложил присесть, указав на мягкие кресла и диваны.
Но Зельда вдруг набросилась на него:
– На кого ты похож? – закричала она. – Грязная рубашка и рваные штаны! Рыбный разносчик и то лучше одет. Швейцар у дверей похож на генерала, а ты – на дворника!
– Значит, ты еще не видала нашего дворника! – сказал Мендель. – Он одет, как император! Такое уж правило в этом доме: жильцы носят то, что им нравится, а слуги то, что им не нравится. За это они получают особую плату. Сюда приходят фешенебельные господа с одеревеневшими шеями от высоких воротничков, с кривыми спинами от корсетов и вывихнутыми ногами от модных ботинок, а здесь ходят совсем без воротничков, в юбках, напоминающих воздушный шар, в брюках, широких, как юбки, и в башмаках, похожих на футбол. И они так рады такому одеянию, что посмеиваются над теми, кому приходится носить костюмы, сшитые по последней моде. Что такое одежда? Ручные кандалы. Чем теснее, тем хуже!
– Что это за убежище для сумасшедших ты тут устроил? – воскликнула Зельда, испуганно оглядываясь вокруг.
Но Мендель попытался успокоить ее.
– Здесь убежище, но только не для сумасшедших, а для богатых чудаков, которые хотят отдохнуть от своего «общества». И их прет сюда столько, что я назначаю цены гораздо выше тех, что им приходится платить на Парк Авеню. Что такое удовольствие? Шампанское. Все отдашь, лишь бы достать! И большевсего сюда идут те миллионеры, которые жили здесь раньше, когда были бедными. Разбогатев, они переехали в те квартиры, где много травы и цветов, и автомобилей, и статуй, но где нет людей. Живя там и одеваясь в крахмальные сорочки с бриллиантовыми булавками, они тосковали по прежней жизни на улице Питт, где они могли носить мягкие рубашки с английскими булавками и сидеть на скамейке в маленьком парке, нередко засыпая над газетой.
– Все у тебя вверх ногами! – сказала Зельда все больше и больше опасаясь, что Мендель не в своем уме. Но Сарра была очарована и с захватывающим интересом слушала отца, открывающего перед ней новый, очаровательный мир.
– И мои миллионеры опять имеют возможность пойти в кофейную Берковица, где хозяин исполняет обязанности полового, а хозяйка – кухарки, и если им не нравится чай, то они сами идут на кухню и делают его по своему вкусу. И часто они заходят закусить в бакалейную лавочку Пфеффера, где едят прямо на прилавке и объедки бросают кошке на пол; и тут же они пьют яблочный квас и сами берут себе селедки прямо из бочки, и, прежде чем купить фунт сыру, пробуют десять сортов. И им нравится пойти иногда за гривенник в кино «Золотое Правило», где можно кричать на негодяя и свистать, когда обрывается лента! Что такое человеческая природа? Возлюбленная. Приятно видеть ее без всяких прикрас! – Миллионеры на улице Питт! – пробормотала Зельда еще с большим недоверием, но уже с некоторым любопытством. – Никогда в жизни этого не было!
– А теперь есть, – сказал Мендель, ударяя себя по лбу. – Что такое ум? Комета Галлея. Она появляется раз в сто лет! Здесь, в моих квартирах «Де-Люкс», богатые пользуются такой же свободой, как и бедные. Они могут носить, есть и делать, что им хочется! Бедные миллионеры, приезжая сюда, пользуются настоящим отдыхом. По праздникам они приезжают сюда кучами и привозят с собой своих друзей. Особенно теперь, перед Пасхой, мы тут набиты, как сельди в бочке. Жены миллионеров сами закупают провизию на рыбном рынке, как делали это раньше. Они говорят, что это действует на нервы лучше, чем Карлсбад. А мужчины наслаждаются отдыхом. Им нравится эта простота. В конце концов, что такое высшее общество? Индюк. Он горд только до тех пор, пока ты его не съешь. Здесь все наслаждаются жизнью, а не ее мишурой. Что такое жизнь? Театр. Разные цены, но одно зрелище!
– Да, много глупостей ты тут наделал! – сказала Зельда. Но ей хотелось знать, действительно ли это так? Нет ли тут хитрости со стороны Менделя? Не думает ли он сманить их сюда, на улицу Питт? Неужели он имел намерение навсегда лишить ее и Сарру великих возможностей жизни в обществе и превратить всю их семью в содержателей гостиницы и лакеев?
Мендель взглянул на часы.
– Скоро у нас будет ужин, – сказал он. – Пройдемте вниз. У меня там закусочная и кофейная. Вы можете перекусить, прежде чем отправиться в Седархерст.
Обратно в Седархерст! Зельда и Сарра очнулись от своей чудесной иллюзии. Да, скоро они должны уезжать обратно в Седархерст. А ведь они ничего еще не сказали ему о своем намерении ехать в Европу. Все вышло совсем не так, как им хотелось. Но тем не менее, они должны выполнить свой план. За ужином они ему скажут!
Закусочная и кофейная в полуподвальном помещении дома Менделя были набиты посетителями. Группы мужчин и женщин, одетых просто и даже небрежно, стояли повсюду, куря, болтая, смеясь, жестикулируя и радуясь вновь обретенной свободой. Одни сидели за столами вокруг весело шумевших самоваров, другие стояли у стены около игроков в карты и шахматы, третьи, облокотившись на прилавок, жевали сандвичи с сыром и колбасой и пили разные воды. А в углу старый граммофон с погнутой трубой наигрывал еврейские, русские и румынские народные песни, с которыми многие были знакомы еще с детства, и которые они сами распевали так часто в дни тяжелой борьбы за существование, когда они были портными, сапожниками, разносчиками и мелкими торговцами.
Здесь были Глюки с Гершоном Глюком, меховым королем во главе, и известный финансист Симон Варонек, и галантерейный магнат Аарон Аш, и Бладовские, и Каны, и Кунцы! Мендель познакомил Зельду и Сарру со всеми и затем повел их в кухню, прилегавшую к кофейной, чтобы познакомить их со странным, маленьким, лысым старичком, склонившимся над кадушкой свежих огурцов.
– Знаете, кто это? – торжественно воскликнул Мендель, хлопая старичка по спине. – Это Сигизмунд Краусс – король швейной промышленности, который когда-то торговал солеными огурцами на Скаммель-Стрит!
– Да, – добавил он со вздохом. – Теперь уж нет таких огурцов! Соленье огурцов – искусство! Что такое гений? Железо. Оно должно быть в крови.
– Это правильно, – согласился Краусс с гордостью в голосе и, вытерши руку о передник, поздоровался с Зельдой и Саррой. – Никто на всем Ист-Сайд не мог так солить огурцов, как мы с женой! Весь Нью-Йорк покупал соленье у нас!
Зельда и Сарра удивленно смотрели на Сигизмунда Краусса, имя которого было известно в самых избранных кругах. А здесь он возился около кадушки и огурцами, приготовляя свежее соленье.
– А вы еще не забыли, как нужно солить огурцы? – спросил Мендель.
– Это никогда не забудешь, – ответил Краусс, сияя от радости. – Как вы сами, Мендель, только что сказали: «Что такое соленые огурцы?.. Они у человека в крови!».
Дальше в кухне Зельда и Сарра повстречали миссис Альму Розенвальд, жену шелкового магната, суетившуюся около плиты. Она готовила для всех знаменитый «гуляш», которым она когда-то славилась на всем Ист-Сайде. Менделю пришлось поссориться с поваром, чтобы он уступил половину плиты для миссис Розенвальд.
– Зельда, я так рада видеть вас, – сказала миссис Розенвальд, – но у меня нет ни минуты свободной. Приходите ко мне домой, тогда поговорим. Приводите и Сарру с собой. Моя Геральдина, кажется, ровесница Сарры. А пока – до свиданья!
На прощанье женщины поцеловались. Зельда целуется с миссис Розенвальд!
Но Мендель еще не кончил.
– Тут один молодой человек страшно хочет познакомиться с тобой, – хитро подмигнул он, беря Сарру за подбородок. – Что такое молодой человек? Перспектива.
Зельда и Сарра не смели даже догадываться. Они были слишком возбуждены и сбиты с толку достигнутыми Менделем необыкновенными успехами. А тут еще и это – молодой человек, аристократ, добивается знакомства с Саррой! Кто бы это мог быть?
– Сын банкира! – воскликнул Мендель. – Ты и твоя мать встречали его неоднократно раньше – во сне! Зовут его Оскар Гассенхейм!
Оскар Гассенхейм! Сарра и Зельда чуть не упали в обморок.
– А теперь идемте ужинать, – сказал Мендель. – Вам ведь скоро надо ехать, так вы должны закусить на дорогу.
Когда они садились за стол, к ним присоединился Бернард, приехавший в автомобиле за Зельдой и Саррой. Сидя за столом, он с удивлением слушал Зельду, которая рассказывала ему, каким образом Мендель превратил старый рабочий дом в такой прекрасный особняк. Вместо того, чтобы покупать четыре дома, разработанных во всех концах Америки, которые были бы Менделю в тягость, уверяла она, он построил роскошный особняк, который дает доход, и в который со всех сторон стекается избранное общество Нью-Йорка! Бернард сморщил лоб и почесал за ухом.
– Да, это не плохая идея, – пробормотал он. – Я думаю, мне придется немедленно купить соседний дом. Я не знал, что требуются такие дома!
– Можешь не беспокоиться, – сказал Мендель. Я уже веду переговоры о покупке всего квартала! – Бернард печально покачал головой.
– И кто мог бы подумать, что с этим домом можно делать такие дела? Я вот занимаюсь продажей и покупкой домов тридцать четыре года и никогда мне это и в голову не приходило. Это, действительно, счастье!
– Счастье? – вмешалась Сарра с дочерней гордостью. – Нет, я называю это – ум!
Но Зельда хитро прищурила один глаз.
– А я думаю, что тут всему виной лень! Вы не знаете Менделя. Ему лень было переезжать туда, где живут люди общества, и он придумал такой план, что эти люди сами переехали к нему. Скажи мне, Мендель, что такое лень?
– Изобретение. Оно избавляет тебя от работы. После ужина Мендель вдруг засуетился.
– Ну, а теперь вам пора уезжать, – сказал он. Зельда слегка вздрогнула. Она вопросительно посмотрела на Менделя, потом на Бернарда и Сарру.
– Может быть, уже поздно, – неловко сказала она. – Может быть… для нас найдется постель… Для меня и для Сарры?
– Вряд ли, – отрезал Мендель.
Зельда подняла глаза вверх. Мендель опустил глаза. Их взгляды встретились. Они долго смотрели друг на друга и затем оба расхохотались.
– Я приготовил для вас квартиру № 1, – мягко сказал Мендель. – Я мог бы сдать ее четыре месяца тому назад. Но я все время ждал вас!
– Ой, Мендель! – пробормотала Зельда, склоняясь головой к нему на плечо. Мендель погладил ее волосы.
– Что такое жена? Ревматизм. Она то оставляет тебя, то опять приходит!
VIII.
Ах, Оскар!
Бернард Шнапс был тайным поверенным Зельды в ее сношениях с Гассенхеймами. Как опытный маклер, в течение многих лет державший контору по покупке и продаже домов, он являлся, по ее мнению, вполне подходящим лицом, чтобы вести игру с Гассенхеймами – коварным маленьким банкиром и его толстой женой. Бернард, вполне сознавая всю важность вверенной ему миссии, придал себе вид дипломата и уже сидел в салоне Гассенхеймов на Пятой Авеню, бормоча что-то с убедительным красноречием и тонкой стратегией. Но старый Соломон Гассенхейм начинал кашлять всякий раз, как только Бернард хотел что-нибудь сказать, и тогда Бернард, окончательно сбитый с толку, обратился к его жене, Деборе, которая громовым мужским голосом отвечала ему.
– Я такой человек, – начал он, я люблю говорить прямо и откровенно. Да, да; нет, нет! Я смотрю вещь, и если она мне не нравится, – до свиданья! А если нравится, – сколько?
Дебора удивленно посмотрела на него.
– Что вы хотите сказать этим «сколько»?
– Э-э-эх! – старый Гассенхейм закашлялся. – Разве ты не понимаешь? Это насчет Оскара.
– Совершенно верно! – подхватил Бернард, радуясь удобному моменту. – Я об Оскаре и Сарре и об обоих вместе. Я такой человек – я люблю все делать быстро и хорошо. Я вам нравлюсь, вы мне нравитесь – конечно!
Он встал, весь красный от волнения, крупные капли пота выступили у него на лбу, его пальцы победоносно играли цепочкой от часов.
– Подождите минутку, мистер Шнапс, – сказала миссис Гассенхейм, уже не таким важным тоном. – Что вы спешите? Присядьте. Может быть, вы еще будете пить с нами чай.
– Я такой человек – я не люблю чаю! Я люблю кончать все сразу, – заявил Бернард, боясь, что разговор опять перейдет на что-нибудь другое. – Какую замечательную девушку берет себе ваш сын! Сарра принадлежит к одному из лучших семейств на улице Питт – то есть… ну, как это называется? А какое она получила образование! Гм! Гораздо лучше моего! Но она очень скромна, как и я. Я такой человек – я не люблю хвалить себя. Пусть меня другие похвалят…
Старого Гассенхейма опять начал душить кашель, но Бернард вызывающе повысил голос, чтобы заглушить его.
– У нее такое лицо, – торжественно продолжал он, – что когда ее увидит какой-нибудь молодой человек, он не может ни есть, ни спать целую неделю. Вот какое у нее лицо! А как она шьет – то есть, я хочу сказать – поет! Ой! Если бы вы знали, какой у нее голос миссис Гассенхейм! Она вполне современная девочка. Она прыгает и танцует, и полирует ногти, и играет на виктроле – то есть, я хочу сказать – рояле, и если бы вы только послушали, как она говорит по-польски!
– По-польски! – удивленно протянула миссис Гассенхейм.
– Ха, ха, ха! – расхохотался Бернард, немного смущенный. То есть, я хочу сказать – по-французски. Она говорит на стольких языках, что она уже не может отличить один от другого, то есть, я хочу сказать – я не могу отличить. Но какая тут разница? – быстро добавил он, чтобы отвлечь их внимание. – У нее прекрасный розовый цвет лица, а это самое главное!
– А фигура? – спросила миссис Гассенхейм, бросая ободряющий взгляд на Оскара, который уже начинал скучать. – Скажите нам, какая у нее фигура.
– О-о, фигура! – многозначительно протянул Бернард. – На этот счет мы договоримся после. Я такой человек – я не люблю торговаться. Когда речь идет о приданом, я люблю спорт. Долларом больше, долларом меньше – какая тут для меня разница! Главное – чтоб вы были довольны.
– Э-э-эх! – закашлялся старый банкир и подмигнул Бернарду. – Мы вполне довольны, мы все-таки думаем, что она гораздо лучше, чем вы ее изобразили.
Бернард смутился и поспешил затушевать свое смущение улыбкой.
– О, я понимаю, что вы хотите сказать. Я такой человек – я не люблю расхваливать ее. У меня правило – бери или не бери! Я никогда не навязываю. Нужно вам – берите; не хотите – пожалеете! Вот и все!
Банкир и его жена встали, Бернард, сообразив, в чем дело, тоже встал.
– Ну-с, как будто мы договорились обо всем, – сердечно сказал он, – только я такой человек – я никогда ни в чем не уверен. Когда они поженятся тогда уже…
– Заходите еще – сказал банкир, протягивая ему свою маленькую, беленькую ручку.
Бернард машинально схватился за нее.
– Вы, может быть, желали бы встретиться с отцом Сарры? А? – сказал он, крепко сжимая руку старого Гассенхейма. – Это не помешало бы. У него хороший текущий счет в банке. Что вы скажете на это? А?
И Бернард ушел, сияя от радости.
Вечером в тот же день Бернард поведал Зельде о результатах своей важной миссии, поздравил ее, что она выбрала посредником именно его, посоветовал ей немедленно заняться приготовлениями к свадьбе.
– С этими богатыми людьми так: раз, два, три – кончено! Если они кашляют и зевают и не дают тебе говорить, это значит – «да»! Если улыбаются и приглашают заходить еще, значит – «нет». Но, Зельда, сестра, ты уже предоставь все мне! Я такой человек – я люблю кончать то, что начал. Ты не беспокойся.
Однако, Зельда сомневалась. Бернард был чересчур доверчив по природе, слишком большой оптимист. А этих светских людей так трудно понять. Сердце Сарры будет разбито – да и ее тоже, – если Гассенхеймы только притворяются, а потом откажут. А тут еще Мендель с его предубеждением!
– Ой, сколько хлопот! Сколько беспокойства! – вздыхала Зельда, ложась вечером в постель.
Она беспокойно провела ночь и проснулась раньше обыкновенного с головной болью и красными глазами. Но встала она в хорошем настроении и с новой верой в то, что Сарра и Оскар скоро будут мужем и женой.
– К нам сегодня придет Оскар, вот увидишь, – сказала она за завтраком, обращаясь к дочери. Сарра задрожала от радости.
– Почему ты думаешь, мама?
– Мое сердце подсказывает мне, – ответила Зельда, многозначительно кивая головой.
– О, а я думала, ты это знаешь наверное, – разочаровано сказала дочь.
Но он явился. В половине третьего огромный лимузин остановился напротив дома Менделя Маранца, и из него вышел Оскар Гассенхейм, поцеловав на прощание даму, сидевшую рядом с ним. Он что-то сказал шоферу и помахал даме шляпой. Дама, его мать, помахала ему рукой в ответ, тяжело сдвинулась с места, усаживаясь поудобнее, и закрыла глаза, отгоняя мысли. Ее сердце учащенно билось, исполненное страха и надежды.
Как часто приходилось ей провожать Оскара до дверей и как часто он не решался войти! Он давно мог бы составить себе хорошую партию. Многие девицы дрожали в его присутствии. Но он тоже дрожал; в этом была вся беда.
– Образование у меня есть, – растерянно бормотал он. – Внешность есть. Все есть. Но у меня нет характера! Когда дело касается женщины!..
И он беспомощно простирал руки вперед, пожимая плечами.
Но терпение и финансы старого банкира достигли той точки, что ему, наконец, пришлось сделать сыну последнее предупреждение.
– Или ты должен достать себе жену, или работу, – решительно сказал старик, заглушая всякие возражения отчаянным кашлем.
Оскар стоял у дверей дома Маранцев и дрожал. «Жена или работа» – звучало у него в ушах, и он размышлял, что больше пугало его. Все-таки он чувствовал, что он скорее согласен любить, чем работать. Но если бы только любовь не была таким трудным делом! Он старался подбодрить себя и решительно застегнул пуговицы своего пальто.
– Вот так всегда, – бормотал он про себя. – Я не боюсь никого. Но когда дело касается женитьбы… И ему хотелось бежать.
– Здравствуйте, мистер Гассенхейм! – окликнула вдруг Зельда. Она следила за ним из окна и, обеспокоенная его медлительностью, пошла ему навстречу.
– Я только что собирался… войти, – чуть слышно пробормотал он.
– Что-то подсказало мне, – то есть, мой брат сказал мне, что вы сегодня будете у нас.
Она улыбнулась, непринужденно взяла его под руку и провела в гостиную.
– Вы, может быть, хотите поговорить с Саррой наедине? Она сейчас придет.
– Не к спеху, – тихо сказал Оскар, предусмотрительно окидывая взглядом помещение и ища дверь.
Мендель, удобно сидевший в кресле с газетой в руках, на минуту поднял глаза, смерил взглядом Оскара и снова погрузился в чтение.
Оскар сел.
– Будьте так добры, миссис Маранц, – пробормотал он, – я… я хотел бы поговорить с… с мистером.
– С отцом! – вскричала Зельда, беспокойно поглядывая на Менделя. – Я не знаю, о чем вы можете говорить. Что мужчины понимают в таких делах?
– Видите ли, – умоляюще начал Оскар, проводя холодной рукой по потному лбу, – когда дело касается женщины… то я хотел бы поговорить с мужчиной.
Зельда многозначительно повернулась к Менделю и сказала сладким голосом:
– Ты ведь занят, Мендель, не так ли? Ты, кажется, с кем-то должен иметь свидание?
– Что такое свидание? – добродушно сказал Мендель. – Подарок. Ты тогда дорожишь им, когда оно представляет ценность. Для такого гостя, как Оскар Гассенхейм, я согласен отказаться от всякого свидания. Принеси лучше стакан чаю, Зельда, – наш гость, как видно, замерз.
– Э-э, здесь немножко холодновато, – сказал Оскар и вытер потный лоб.
Побежденная Зельда, угрожающе посмотрела на Менделя и очень кротко на Оскара, неохотно удалилась из гостиной. Несколько минут царило неловкое молчание. Оскар застегивал и расстегивал пуговицы своего сюртука.
– Неважно! – внезапно воскликнул он с диким выражением на лице. – Я люблю ее!
Мендель поднял глаза. Оскар опустил глаза. Мендель покачал головой.
– Вы очень милый молодой человек, Оскар, но вы не знаете женщин. Может быть, потому вы такой и хороший. Что такое женщина? Ружье. С ним опасно играть. Что такое любовь? Насморк. Легко схватить его, но трудно вылечить.
– Неважно! – сказал Оскар, видя перед собой образ отца. – я люблю ее!
Мендель поднялся с кресла. Дело, по-видимому, было не так легко, как он думал.
– Оскар, – энергично сказал он. – я говорю с вами на основании горького опыта. Что такое опыт? Полисмен. Он всегда является, когда уже поздно. До женитьбы ты думаешь о любви одно, после женитьбы совсем другое! Что такое жена? Несчастье. Если ты будешь его искать, всегда найдешь.
– Неважно! – решительно сказал Оскар. – Я люблю ее!
Мендель пристальнее посмотрел на молодого человека. Затем он начал говорить более медленно, немного задетый.
– Что такое совет? Лекарство. Его любят давать, но не любят принимать. Вы думаете, я против вашего брака? Нет! Если она согласна, и я согласен.
Оскар растеряно посмотрел на него. Потом откашлялся.
– А если вы согласны, то и она будет согласна? – робко спросил он. Мендель изумленно посмотрел на него.
– Послушайте, Оскар. Вы, собственно, на ком хотите жениться? В наше время на отцах уже не женятся. Вы должны идти с предложением прямо к невесте.
– Кто должен идти? Я? – воскликнул Оскар.
– А кто же – я? – воскликнул Мендель. – Я могу только дать вам свое благословение. А невесту вы должны взять сами.
– Видите ли, я могу говорить с кем угодно, – сказал он, набираясь духу. – Но когда дело касается женщины!..
– Что такое застенчивость? Корь. Вы уже слишком стары для нее.
– Кто? Я? – скептически спросил Оскар. – Только не я! У меня это с детства. Видите ли, я здоров. Я красив. Я могу говорить. Но я не знаю, что такое со мной. Когда дело касается женщины!.. – Что же мне делать? – простонал Оскар, совершенно теряясь. – Бежать с ней?
– Вот именно – бежать! – решительно сказал Мендель. – Если вы не можете сказать: «Я люблю тебя», говорите «Давай убежим». Это гораздо легче, и ей больше понравится.
Мендель позвал лакея, сказал ему, чтобы он доложил Сарре, а сам хорошенько встряхнул молодого человека, хлопнув его по спине ладонью, и оставил его одного.
Несколько мгновений одиночества, как каменная гора, навалились на Оскара Гассенхейма, он прирос к полу, не мог двинуться с места. Тихое пение засовов, когда открылась дверь, так подействовало на него, что его сердце готово было разорваться. Но тут показалась Сарра, вся зардевшаяся и возбужденная, и Оскар, не будучи в состоянии сразу умереть или исчезнуть, замер на месте. Сарра смело подошла к нему с протянутой рукой. Оскар дрожал с головы до ног и не знал, что сказать. Затем он нерешительно взял ее руку и сжал. Сжал так, что сам весь покраснел, а Сарра побледнела.
– Ах! Какой вы сильный! – сказала она, чуть не со слезами на глазах.
Оскар улыбнулся, смутившись.
– Гм! – пробурчал он, подыскивая слова, – Я… э-э… что такое сила? Телефон? Э-э она хорошо соединяет! – Сарра удивленно посмотрела на него.
– Что вы хотите этим сказать?
«А Бог его знает», – подумал Оскар вытирая лоб.
– Я… я хочу сказать, – пробормотал он, – ха! ха! – сильное рукопожатие – все равно… все равно, что хорошее соединение, не так ли?
– Ага, понимаю, – медленно проговорила Сарра, с трудом уловив скрытый смысл остроты. – Какой ты остроумный!
– Кто? Я? – выкрикнул Оскар, отчаянно силясь что-то припомнить. – Э-э… Что такое остроумие? Смерть. Она приходит неожиданно!
Сарра расхохоталась. Он ей казался очень интересным.
– Вы остроумное моего отца! – воскликнула она. – Я понимаю его сразу, но у вас все гораздо глубже. При слове «отец» Оскар решил воспользоваться моментом.
– Что такое отец? – грозно сказал он. – Корь? Вы уже слишком стары для него.
Оскар смутился. Он силился припомнить, что он сказал.
– Я… я хотел сказать, – поправился он, – что вы стары для него, но… не для меня!
Сарра была страшно удивлена и… обрадована. Оскар все время говорит такие неожиданные вещи!
Наступила глубокая тишина. Она чувствовала, что следующая минута будет решительной. Что он скажет? Как он все это выразит? Все пошло кругом у нее перед глазами – Оскар, комната, улица, весь мир. Она с трудом владела собой, готовясь выслушать его, а он с трудом владел собой, готовясь говорить.
– Сарра, – сказал он, наконец, низким, тяжелым голосом, и она вся вздрогнула, слыша, как он произносит ее имя. – Сарра, я… я не в состоянии выразить! – простонал он, в отчаянии простирая руки вперед. Но когда он убрал руки на место, в них заключалась Сарра, которая прижималась к нему, закрыв глаза и тяжело дыша. Она его поняла!
Молчание и тысяча ослепительных солнц! Затем Сарра нежно выпуталась из его окаменелых объятий и ясным взглядом посмотрела ему в глаза; оба они моргали глазами, как после солнечной ванны; затем улыбнулись друг другу, сели и вздохнули. Сидя рядом, они держали друг друга за руки. Внезапно Оскар, вспомнив что-то, отдернул свою руку, как если бы ее коснулись каленым железом! Сарра обиженно посмотрела на него.
– Я никогда не держу женщину за руку, – пробормотал он.
– Вы такой странный, – созналась Сарра. – Никогда нельзя узнать, что вы будете говорить в следующую минуту.
– Я и сам не знаю, – пробормотал Оскар, думая о том, как бы сказать ей о побеге. – Сарра – начал он на авось, предоставив себя судьбе, – что такое зубная боль? Удобный случай! Когда он приходит, не надо его терять. Бежим со мной!
– О, Оскар! – все, что могла она сказать, совершенно побежденная сложностью его речи. А Оскар вздыхал и ахал, изумленный той внезапностью, с какой он добился своей цели. «Какая магическая сила заключается в моих словах»! – думал он. И удивлялся. От «кори» – к предложению: от «зубной боли» – к «побегу». От этих словесных прыжков у него кружилась голова. Но он упоен был своей победой. Он, Оскар, такой кроткий, который, «когда дело касается женщины!» всегда дрожал и отчаивался, теперь держал женщину в своих объятиях, ту женщину, которую он так хотел и которой, наконец, добился.
А в соседней комнате, сидя в кресле и глядя в узкую щель между бархатными портьерами, Мендель наблюдал за всей этой сценой. И когда он увидел, как Оскар обнял Сарру, его лоб собрался в морщины, и он покачал головой. Заглушенный смех позади него заставил его обернуться. Радом стояла Зельда. Она тоже незаметно следила, стоя за портьерами, позади Менделя.
– Ты не плохо настроил Оскара, – прошептала она с язвительной усмешкой. – Но я не хуже тебя настроила Сарру. Как тебе нравится? А? В то время, как ты учил Оскара, как нужно потерять Сарру, я учила ее, как можно приобрести Оскара.
И она сделала усилие, чтобы подавить душивший ее смех; на глазах у нее выступили слезы.
– Мендель, ты, может быть, хорошо умеешь изобретать машины, но что касается устройства браков, то тут я – изобретательница!
– Что такое жена? – пробурчал Мендель. – Китаец. Она смеется даже на похоронах.
Он встал и вышел из комнаты.
Вечером того же дня миссис Гассенхейм провожала колеблющегося Оскара к месту его побега. Вскоре перед домом Маранцев остановилась огромная машина, и из нее нетвердой походкой вышел Оскар.
– Будь осторожен, Оскар: знай, как бежать, – предупредила Дебора, целуя сына. – А машину я сейчас пришлю обратно.
Один! Оскар вздрогнул. А у себя в комнате дрожала Сарра. Кончилось, наконец, ее долгое мучительное ожидание. Но Оскар не мог двинуться с места. Он вынул часы, потом спрятал их. Не заметив, который час, он вынул их опять. Затем, вместо того, чтоб пройти наверх по лестнице, он быстро зашагал по тротуару. Наконец, он повернул обратно, и, взмахнув руками, словно желая отогнать от себя охватившую его дрожь и сказав «б-р-р-р», он вскочил в дом.
Свидание было быстрым, молчаливым и решительным. Сарра прошептала чуть слышно: «ах!». Оскар тоже говорил шопотом.
– Скорей! Машина ждет. Нужно спешить, чтоб нас не накрыли.
Сердце Сарры так билось, что стучало в висках.
– Куда мы едем? Далеко? Никогда не вернемся?
– Не бойся! Бери шляпу. Скорей!
И они побежали вниз по лестнице, спотыкаясь, натыкаясь и оступаясь, выбежали на улицу, вскочили в автомобиль и укатили.
Спустя двадцать минут, они находились уже в квартире раввина Боруха Дановича. Через полчаса они будут мужем и женой! А потом? Потом она пойдет за ним хоть на край света. Быть может, она никогда не увидит своих родителей. Умирала ее старая жизнь, начиналась новая. Ее поиски скоро окончатся.
Седовласый старый раввин, любезно улыбаясь, провел их в гостиную. Но Сарра была слишком возбуждена, слишком растеряна, чтобы слышать или видеть окружающее. Она была словно в тумане. Ей казалось, что она слышит знакомые голоса, видит знакомые лица. Ее отец, мать, дядя Бернар и другие. «Странная иллюзия», – подумала она и вздрогнула. Но это не была иллюзия. Они на самом деле подходили к ней. Они, наверно, гнались за ней, чтобы предупредить их побег, помешать их браку, увезти ее домой. Но она не покорится. Она бросит им вызов и немедленно уйдет отсюда, куда угодно. С Оскаром! Они не могут теперь стать ей на дороге.
Но что это они говорят? Что это тут происходит? Голова ее кружилась: она ничего не могла понять. Бесшумно распахнулись огромные двери, она видит пышно убранный пиршественный стол. Блестящий оркестр играет свадебный марш. Смех, веселье, тосты, вино. Мазел-тов! Мазел-тов! Казалось, собравшиеся наперед праздновали свадьбу. Вот к Сарре и Оскару подходит Гассенхеймы, Бернард, Зельда и даже Мендель, засыпают их поздравлениями, душат их в объятиях.
– Ну-с! Сарра! – весело сказал Бернард. – Ты хотела бежать, вот и бежала! Поблагодари меня за это! А теперь отпразднуем свадьбу. Мазел-тов! Ха, ха, ха! Ты удивлена! Я всегда так! У меня всегда есть что-нибудь в запасе!
Сарра, изумленная, сбитая с толку, с трудом, наконец, проговорила:
– Что… что все это означает? Я думала… как вы узнали, что мы бежим? Я думала… мой отец был… против брака…
– Все это шутка! – весело сказал Бернард. – Твой отец подал мне мысль. Он сказал: «Что такое девушка? Романтика. Ей нравится немножко побегать!». И когда Оскар спросил у меня совета, должен он бежать или нет, я сказал ему: «Беги! Насчет приданного не беспокойся! Раз это нравится девочке, доставь ей удовольствие. Пока не женился, можно уступить!». И он уступал. Сарра, я такой человек. – Я хочу, чтоб ты была счастлива! И я дорого за это не возьму!
– Мы все советовали ему бежать, – добавила миссис Гассенхейм, задетая тем, что Бернард весь успех дела приписывал себе.
– Я тоже, – сказала Зельда, не отставая от других. Сарра смотрела то на одного, то на другого, ничего не понимая.
– И вы все одобрили побег? – спросила она.
– Ко-оонечно! Почему же нет! Почему нет! – хором ответили ей.
Сарра повернулась к Оскару.
– И вы советовались с ними?
– Кто? Я? – пробормотал он, теряясь, но на помощь подоспел Бернард.
– Конечно! Почему же нет? Он не хотел бежать без разрешения!
– И без приданого, – невинно вставила Зельда. Сарра снова повернулась к Оскару. Он задрожал под ее взглядом.
– Как вы осторожны! – сказала она.
– Кто? Я?
Больше ничего у него не вышло. Бернард подоспел на помощь.
– А как же! Оскар такой, как и я! А я такой человек – я люблю доверять людям. Но когда речь идет о приданом, тут надо быть осторожным.
– Но теперь пришла моя очередь быть осторожной, – сказала Сарра холодным, металлическим голосом, в котором звучало что-то печальное. – Вы все одобрили наш брак, – продолжала она твердо, спокойно, – но я его не одобряю!
Казалось, она не устоит на ногах. Волна слабости захватила ее, ей нечем было дышать. Тот Оскар, с которым она бежала, который одно мгновение держал ее в своих объятиях, которого она обнимала, – тот Оскар исчез, превратился в какую-то тень, порожденную ее мечтой. Настоящий Оскар предстал перед ней во всей своей неприкрытой наглости. Ее идеал исчез, и ее поиски начнутся вновь!
– Что это она говорит? – простонала Зельда, ломая руки. – Она сошла с ума! Такой милый молодой человек!.. Бернард, поговори с ней.
Бернард подошел к Сарре.
– Сарра, я такой человек… – Но тут он не выдержал. – Что за черт! – заорал он. – Я не хочу каждый раз оставаться в дураках! Вот весь мой разговор!
– Я говорила… я говорила, не надо связываться с этими… с улицы Питт! – оскалилась Дебора, гордо меряя взглядом Маранцев, – Идем, Оскар! Есть много невест получше ее! Подумаешь, какие мы важные! Фу!
Она выпустила целый заряд гордого негодования, но в душе она плакала.
– Ой, бедный Оскар! Было уже так близко, и не удалось. Такое уже его счастье! Останется теперь он холостяком на всю жизнь!
– Раньше пусть он поищет себе работу, – пробормотал его отец, презрительно кашляя в лицо Зельде.
– Сумасшедшая! – стонала Зельда, все еще не веря своим глазам. – Она сама не знает, что делает.
– Она все прекрасно знает! – сказал Мендель, первый раз за все время. – Вся беда в том… Что такое правда? Мачеха. Никто ее не любит.
– А, это ты заговорила! Ты!
При виде общего врага, Гассенхеймы, Бернард и Зельда забыли о своих взаимных раздорах и угрожающе двинулись на него.
– Грабитель! Лентяй! Смутьян! – кричали ему со всех сторон. – Если бы не твой сумасшедший побег, какая была бы прекрасная свадьба! И хороший обед, и вино, и музыка! И кантор! Ой!
Перечисление потерянных удовольствий привело их еще в большее бешенство.
– Изобретатель! – закричал Бернард, долбя себя пальцем в лоб. – Если ты такой умный, то зачем же ты сказал нам явиться сюда, когда они еще не повенчаны! Пусть бы бежали, повенчались, а потом уже…
– Потом было бы поздно. Что такое неудачный брак? Чахотка. Лучше ее предотвратить – потом уже не вылечишь! Сарра была влюблена в романтику, а не в Оскара, и не замечала этого. Что такое романтика? Цветная капуста. Когда ее сваришь, она пахнет, как простая капуста. Что такое жизнь? Пароход. Что такое любовь? Туман. Что такое брак? Скала! Нужно знать, как править рулем. А мы все правили не туда! Бернард думал о вознаграждении, Зельда – об обществе, Гассенхеймы – о приданом, Сарра – была ослеплена романтикой, и все думали, что ищут любви! Что такое любовь? Судебный пристав. Его не надо искать. А что такое любовь? Малярия. Всякий знает ее симптомы! И что такое любовь? Чихание. Когда оно приходит, ты не сможешь удержаться. Плохо жениться по любви, – добавил он, указывая на себя и на Зельду, – но еще хуже вступать в брак без любви! – И он указал на Сарру и Оскара.
В ту ночь, не будучи в состоянии заснуть, Сарра сидела подле своего отца, положив ему голову на колени.
– Скажи мне, отец, познаю ли я когда-нибудь истинную любовь?
Мендель подул на папиросу, разгоняя маленькие облачка дыма.
– Что такое истинная любовь? Приготовь гнездо в твоем сердце, и она к тебе прилетит.
IX.
Жизнь – любовь
В представлении Сарры «любовь» и «мужчина» всегда были синонимами.
Ее представление о любви расширилось, стало более гибким и охватило не только мужчину, но всю жизнь. Жизнь, которая ей представлялась пустой и ничтожной, благодаря ее напрасному ожиданию какого-то чуда, и которую она могла бы заполнить бесчисленными видами любви, почерпнутой в искусстве, в труде, в науке!
– И что это за идея такая – просидеть всю жизнь в ожидании жениха! – с упреком сказала она матери. – А если он совсем не придет, что тогда придется делать?
– Пригласить сваху! – сказала Зельда. – Что мы делаем, когда кто-нибудь заболеет? Приглашаем доктора. А это одно и то же!
Мендель рассмеялся и, обращаясь к дочери, сказал:
– Видишь, Сарра, твоя мать ничему не научилась на твоем опыте с Оскаром Гассенхеймом. Что такое опыт? Будильник. Он должен прозвонить два раза, прежде, чем ты его услышишь!
– Не беспокойся! – заявила Зельда, размахивая учебником биологии, которую изучала. Сарра. – Я научилась многому! Вместо мужа ты даешь ей вот это – обезьян! Ты думаешь, я не знаю! Ты хочешь, чтоб Сарра осталась старой девой, сидела с тобой по целым дням и слушала твои сумасшедшие бредни! Когда ей представлялся случай выйти замуж, ты сказал: «Что такое брак?.. Берегись его!» А теперь, вместо того, чтобы качать на руках ее ребенка, мне приходится качать вот эту книжку! Фу! – Она злобно швырнула книгу на пол. – Сарра отказала такому прекрасному, застенчивому молодому человеку, а что она получила?
– Свободу, – сказал Мендель. – Зельда, брак – это только часть любви, все равно как еда – только часть жизни. Но ты, ведь, не живешь только ради того, чтобы есть? Что такое жизнь? Колесо. Что такое любовь? Ось. Что такое брак? Только одна из спиц. Прежде, чем Сарра найдет себе мужа, пусть она найдет самое себя! Что такое сердце девушки? Свободная квартира. Лучше иметь хорошего жильца, чем получить за нее хорошую плату! Сарра, переезжай туда одна! Посей в своем сердце труд, и вырастет любовь.
– Сарра уже довольно потрудилась, когда мы были бедными! – с негодованием воскликнула Зельда. – Когда ты, попивая чай, занимался своими шутками, она потела на фабрике. А теперь, когда мы разбогатели, ты хочешь, чтобы она потела в университете! Посмотри на Сэди Крац, дочь мясника, что она умеет делать? Целый день жует тянучки, а вышла замуж за доктора! А восемь дочек Морица Фесселя? Все замужем за зубными врачами. А адвокаты? Те женятся на таких девушках, которые только немного умеют читать и писать, – большего они не требуют. Почему же Сарра должна работать?
– Что такое работа? Морское путешествие. Иным оно только полезно. Пусть Сарра делает то, что ей хочется. Что такое жизнь? Универсальный магазин. В нем такой большой выбор, что она всегда может найти что-нибудь для себя. Если ей не нравятся книги, пусть она выбирает что-нибудь другое, – от нитки с иголкой до кисти с красками и от пера с бумагой до скрипки со смычком! Видишь ли, Зельда ты хочешь Сарру выдать замуж, а я хочу, чтобы она была счастлива. А это совершенно разные вещи!
– Быть счастливой без мужа! – воскликнула Зельда. – Это невозможно! – Но тут же она спохватилась. – Ты всегда умеешь подойти, – сердито пробурчала она. – Но не беспокойтесь, мистер Мендель Маранц, я знаю много девиц, которые вышли замуж и счастливы, и им не нужно было ходить в университет, чтобы найти себе мужа!
Мендель грустно посмотрел на нее.
– Ты думаешь, Сарра должна поймать себе мужа крючком? Что такое жених. Покупатель. Ему не нравится, когда его тащат насильно. Сарра ходит в университет не за женихами.
– А почему нет? – спросила Зельда. – Я знаю многих девиц, которые так делают. Какая разница? Если ты не хочешь, чтобы она нашла себе мужа в обществе, пусть она находит его в библиотеке.
– Я не говорю, что Сарра не должна выходить замуж. Но пусть она лучше будет счастливой без мужа, чем несчастливой с мужем!
– Какое может быть счастье без возлюбленного? – воскликнула Сарра и смутилась.
Но Зельда презрительно пожала плечами.
– Сарра уже сошла с ума через тебя, – сказала она с укором. – На нее жалко смотреть. Такая была красавица, а теперь высохла, как селедка! Но может быть это так и нужно по твоему рецепту!.. Счастье твое, что я не вмешиваюсь в эти дела! – набросилась она вдруг на Сарру.
– Ну, и не вмешивайся! – ответила Сарра.
– И не буду! – закричала мать, вызывающе глядя на дочь. – Подожди! Сама еще придешь ко мне и будешь просить: «Мама, найди мне мужа». А я и не взгляну на тебя!
От Сарры Зельда перешла к Менделю.
– А тебе, мистер Маранц, я только скажу два слова! Ты думаешь, что лучшее в браке – это не вступать в брак; и что нельзя любить без университетского диплома, и если девушке нужен муж, то она должна заниматься арифметикой. Так? Это твое новое изобретение, как должна жить женщина, а? Ты возьми патент на него, и тогда старые девы обогатят тебя. Только помни, – если Сарра останется старой девой, то ты останешься старым холостяком! Вот все, что я хотела сказать, и больше я не буду вмешиваться!
С преувеличенным спокойствием она вышла.
Но придя к себе в комнату, она потеряла это спокойствие. Итак, в ней больше не нуждались! Мендель взял целиком на себя заботу о судьбе дочери, и она ничего больше не может сказать – ничего! И так во всем. Она просто стала лишней в доме.
– Кухарка не допускает меня на кухню. Горничная не дает убирать комнаты. Эконом сам закупает провизию. Лакей кормит детей. А к Сарре не допускает Мендель. Никто ничего не позволяет мне делать. Куда бы я ни пошла, чтобы я ни делала, везде мне говорят «не вмешивайся»!
Зельда сидела с поникшей головой, с болью в сердце. Но она была сильная женщина. Она не плакала.
– Легко сказать: «Не вмешивайся»! Я хотела бы видеть таких матерей, которые не вмешиваются. А я мать, как все матери! – заплакала она, наконец, не будучи в состоянии сдержать себя.
И когда к ней пришел Бернард Шнапс, он застал ее в слезах.
– Ты сумасшедшая! – сказал он ей в утешение. – И о чем только она беспокоится! Ты предоставь все мне. Для меня безразлично, что бы это ни было!
Он уселся рядом с ней и приготовился слушать. Но когда Зельда сквозь слезы кое-как рассказала ему о новом патенте Менделя, «патент на любовь», Бернард, откашлявшись, начал утешать ее.
– Зельда, сестрица, я такой человек, – я не люблю иметь дело с сумасшедшими. Всякий раз, когда Мендель затевает какое-нибудь сумасшедшее дело, я умываю руки!
Он встал с намерением так же внезапно уйти, как и пришел. Но умоляющий взгляд Зельды заставил его передумать, и он решил утешить ее.
– Подбодрись, Зельда! Я знаю, ты опечалена тем, что я пришел к тебе без всякой пользы для тебя. Но я такой человек – я люблю иногда отдать визит! Не беспокойся! Когда-нибудь ты отдашь его мне!
– Бернард, ты должен спасти ее! – умоляла Зельда, хватая его за руку, с внезапной надеждой в глазах. – Я не отпущу тебя, пока ты не спасешь ее!
И она насильно усадила его в кресло. Бернард замахал руками, протестуя.
– Зельда, ты знаешь меня – я не люблю вмешиваться! Вот и все!
– Я тоже не люблю вмешиваться, но при чем тут это? Ты должен взять ее из университета, Бернард. Пойди к профессору и скажи, что она должна выходить замуж! Сделай что-нибудь, Бернард, пока она еще не совсем затерялась среди книг! Она никогда теперь со мной не говорит, никогда на меня не смотрит. Домой приходит, как профессор – всегда с книгами! Ты знаешь, Бернард, я сильная женщина, никогда не плачу. Но иногда душит меня вот здесь, Бернард, прямо-таки…
– Глупости! Глупости! – быстро перебил ее Бернард, боясь, что она опять разразится слезами. – В конце концов, Сарра – просто дитя. Она точь в точь, как я – она любит книги! Ты знаешь меня Зельда – когда я вижу книгу, меня трудно удержать. Я сейчас же должен знать, сколько она стоит!.. Да при том, какое отношение имеют книги к замужеству?
– Вот и я так думаю, – вздохнула Зельда. – Но попробуй поговорить с Менделем. Он придумал новое изобретение! Он хочет, чтоб Сарра полюбила жизнь и забыла думать о мужчине!.. Бернард, мой брат, я прошу тебя – помоги мне, помоги!
Бернард встал и решительно одернул полы своей жилетки. Он прекрасно сознавал, какое великое, ответственное дело поручила ему Зельда.
– Зельда, – начал он важно, – я такой человек – я люблю попробовать! Скажи мне, что ты от меня хочешь, и ты увидишь, как я все обделаю.
– Для себя – ничего, – осторожно сказала Зельда. – Я прошу тебя помочь Сарре. Ты знаешь, Бернард, у меня есть свои деньги. На что они мне? Если ты поможешь ей, я отдам их тебе…
Бернард энергично прервал ее.
– Зельда, не говори мне о деньгах! Я не люблю такой разговор! А немедленно бросаю все свои дела, свою работу, свою семью и буду работать только для тебя!
Зельда была так обрадована, что хотела обнять его. Но Бернард протянул руку вперед, слегка отталкивая ее, и сказал:
– Но помни, Зельда, что все, что бы я ни делал, я буду делать только ради Сарры, а не ради какой-то любви! И еще одна вещь! Я побожился, что там, где будет Мендель, не будет меня. Ты знаешь меня – я люблю божиться! Поэтому ты не должна подпускать ко мне Менделя. Было бы хорошо послать его куда-нибудь на отдых.
Бернард вдруг вскочил. Эта мысль пришла ему на ум внезапно и страшно обрадовала его.
– Ой! Это было бы замечательно! – воскликнул он, довольный собой. – Тогда мы найдем Сарре жениха, сразу выдадим ее замуж, и когда Мендель вернется из больницы, то есть я хочу сказать – с курорта, у нас уже все сделано, обделано и – до свидания!
– Ой, Бернард! Ты почти так же умеешь строить планы, как и Мендель!
Лицо Бернарда расплылось в улыбку.
– Не беспокойся, Зельда, у меня богатый опыт. Я тридцать четыре года занимаюсь маклерством. А Мендель говорит: «Что такое маклер? Сваха». Видишь, это одно и то же! А теперь я покажу тебе, как я могу работать, – таинственно добавил он. – Ты меня только что позвала, а у меня уже готово предложение № 1! Я такой человек – я не люблю много разговаривать! Я сразу берусь за дело! У меня уже есть один жених. Адвокат! А сам, как красивая девица. Голос такой мягкий, мягкий! Вот увидишь, они сразу влюбятся друг в друга, как две сестры!
Зельда прослезилась.
– Бернард, ты так обрадовал меня, что я не знаю, что и скажу ему, когда увижу его. Конечно, нет такого жениха, который был бы слишком хорош для Сарры. Но все-таки, какой он – красивый, смирный? И такой ли он застенчивый, как Оскар Гессенхейм?
– Точь в точь такой! – сказал Бернард, все более и более оживляясь. – Он и красивый, и смирный, и умеет петь. Я и позабыл сказать тебе, что он поет. Он поет, как… ну, как называется вот жестяная птичка, которую ты наполняешь водой, – и она потом свистит так красиво? Вот и он так поет! Гм! Он такой певец! Он даже не говорит, а только поет!
– Но, ты, кажется, сказал, что он адвокат? – в недоумении спросила Зельда.
– Он – все! – воскликнула Бернард. – Он и адвокат, он и певец, он и гений! Ну, точь в точь, как я! Зельда я ручаюсь, что как только Сарра увидит его, она сойдет с ума! И тогда мы их поженим! И еще я забыл сказать тебе самое главное. Он такой здоровяк – высокий, как потолок, крепкий, как дом, а руки у него, как колонны! Я могу побожиться, что он кулачный боец!
– Но ты сказал мне, что он поет, как девушка! – сказала Зельда; все более настораживаясь.
– Я сказал тебе, что он умеет все! – воскликнул Бернард строгим голосом, чтобы скрыть свое смущение. – Разве ты не понимаешь, Зельда, что значит «все»!
Зельда кротко кивнула головой, а Бернард, откашлявшись, продолжал:
– Гм! Если ты адвокат, но похож на кулачного бойца, то это же хорошо при сношениях с клиентами. А если ты кулачный боец и умеешь петь, то это хорошо для водевиля. Не беспокойся! Он знает, что делает! Предоставь это мне, то есть, я хочу сказать – ему!
– Но я не хочу, чтобы в нашей семье были драки, – возразила Зельда.
– Глупая женщина! Если в семье будет кулачный боец, то кто же захочет тогда драться?
Однако, видя нерешительность на лице Зельды, он изменил свой курс.
– Да при том он только выглядит таким силачом. А на самом деле, я могу сбить его с ног одним щелчком. Зельда, не беспокойся. Я такой человек – я люблю браться за дело. Я взялся за это дело, и буду держаться за него! Ты не беспокойся!
Но Зельда печально покачала головой.
– Ой, боюсь, чтоб не вышло так, как с Оскаром Гассенхеймом! Ты тогда говорил то же самое, а что получилось?
– Глупости! Теперь я говорю совсем другое, одобряюще сказал Бернард. – Послушай, Зельда, не плачь зря. Бери пример с меня. Я никогда не плачу, когда что-нибудь теряю. Я только теряю, когда плачу! Может все, что я говорю, тебе представляется в мрачном свете, но не забывай, что все еще может перевернуться вверх ногами! Не беспокойся и предоставь все мне!
Бернард ушел. Он был очень возбужден и доволен собой. Но Зельда сидела мрачная, с еще большим отчаянием в душе. Ей не нравился этот жених – великан, с голосом, как у девушки, который никогда не разговаривает, а только поет и вступает в кулачный бой со своими клиентами!
– Если он придет, я просто укажу ему на дверь! – мрачно решила она. – У меня и так хватает сумасшедших в доме. Подумаешь, какое счастье!
Она нисколько не будет удивлена, если окажется, что Бернард находится в тайном союзе с Менделем, чтобы сообща обойти ее и подсунуть этого жениха.
– Но я не уступлю им Сарры без борьбы! – решила она, хотя в уме у нее мелькнула мучительная мысль: «А может быть, я уже потеряла ее?».
Ибо, что общего было теперь у нее с Саррой? Какие общие интересы, мысли или секреты? Разве может она обсуждать с ней биологические вопросы или высказать свое мнение в искусстве?
– Может быть, тебе понравится это платье – самое модное теперь? – как будто случайно обратилась она к Сарре, показывая ей журнал мод, и стала ждать ее ответа.
– Не надоедай мне, мама, я очень занята! – отрезала Сарра, и Зельда сразу замолчала, словно в рот воды набрала. Ее сердце болезненно сжалось.
Но потом Сарра пожалела, что так резко ответила матери.
– Видишь ли, мама, я уже видела этот журнал, – добавила она в оправдание, не отрываясь от своей работы. – Я не вижу ничего особенного в этом платье.
– Я думала, что может быть… – начала было Зельда, но не могла кончить. Она вся как-то съежилась, ее старая, седая голова дрожала, как дрожали ее нервы.
Сарра продолжала работать. Она открывала и закрывала книги и что-то выписывала в свою тетрадь и так была увлечена работой, что совершенно забыла о присутствии матери. Спустя десять минут она встала, положила в стол тетрадь, закрыла книги и вышла из комнаты. Она окончила работу и теперь шла к отцу.
Мендель сидел в кабинете, в своем мягком кожаном кресле. Сарра села рядом.
Зельда все еще стояла на одном месте и смотрела в открытую дверь, туда, где сидели Мендель и Сарра. Было слышно, как они разговаривали и смеялись, но она не могла уловить смысла их разговора, казавшегося ей бессмысленной болтовней.
Только в двенадцать часов ночи, когда в гостиной начали бить огромные стенные часы, Зельда почувствовала в себе прилив прежней смелости, грубо вмешалась в их разговор, погнав их спать.
«Так вечно продолжаться не может, – решила она про себя. – Когда-нибудь наступит конец – или мне или всему этому! Девушки любят говорить о книгах, о музыке, о картинах, но все это только до поры, до времени. Когда они встречают мужчину, который им по душе, они бросают все это, как горячую картошку! Но только… где взять такого мужчину?»
XI.
Испытание
Было восемь часов вечера. Час, назначенный для состязания. Сарре предстоял выбор между матерью и возлюбленным; Зельде – между ветеринаром и двумя другими женихами; Менделю – между Зельдой и Саррой.
Зельда весь вечер шагала по комнате, бормоча что-то про себя, ломая руки, вынося необдуманные решения. Глубокие синяки под глазами придавали ее бледному, морщинистому лицу выражение смертельной усталости.
«Если мое дитя не нуждается во мне, то я тем более!» – бесконечно повторяла она про себя.
Сарра сидела в своей комнате. Сперва она плакала и обдумывала, как она будет просить мать, как будет спорить с ней, затем устало опустилась на софу, решив все предоставить судьбе.
Мендель пил чай и курил. Быть может, немного больше, чем всегда.
– Что такое беда? Грипп. Ты всегда чувствуешь, когда она приближается.
Бернард явился раньше Надельсона, чтобы узнать, какую позицию занимает Мендель «во всем этом деле».
– Послушай, Мендель, – осторожно начал Бернард, – я такой человек – я люблю говорить правду. Но не очень! Мне все равно, кто получит комиссионные, но когда дело касается денег…
Мендель прервал его, хитро подмигнув:
– Что такое деньги? Дитя. Приятно видеть, как они растут.
– Это верно, то есть, я хочу сказать – неверно! – смутившись сказал Бернард. – Я думал не о своих деньгах, а о деньгах Сарры. Мне нужно знать, какое у нее приданное.
– Что такое приданное? Золотая коронка. Она скрывает гнилой зуб. А мне скрывать нечего!
Бернард понял, что от Менделя так же трудно чего-нибудь добиться, как и от камня, и молча просидел в гнетущей атмосфере дома Маранцев, пока не пришел Надельсон.
– Ну-с, – вскричал он, приветствуя своего соперника. – Теперь мы увидим, кто из нас прав, – я или вы, или Сарра, или Мендель, или Зельда, или тот лошадиный доктор! Я такой человек – я люблю, чтоб торжествовал разум! Попробуйте доказать мне, что я не прав!
Не успел Надельсон сказать «Га?», как в разговор вмешалась Зельда.
– Итак, что тут у вас готовится сегодня? Парад? – мрачно сказала она, наступая на Бернарда, который хотел увильнуть от нее. – Что из того, что они все придут сюда, – что из этого? Может быть, она уже тайно вышла замуж за лошадиного доктора? Чего они хотят от меня в этом доме? – вопила она, ломая руки.
– Зельда, – начал Бернард, стараясь утешить ее, – я уже говорил тебе раньше – держись меня. Но только не бегай за мной! Когда они явятся сюда трое – ты не беспокойся! Я расставлю их по росту! Своего адвоката я поставлю первым, потому, что он самый большой. За ним я поставлю зубного врача – жениха Надельсона, потому, что он самый маленький! И последним поставлю лошадиного доктора, потому, что не стану же я пускать его в середину! И пусть тогда Сарра выбирает! Видишь, я такой человек – я люблю, чтобы все было честно и благородно!
Но Зельда была неутешна. «Все это подстроено для того, чтобы отправить меня раньше времени в могилу!» – думала она, и внезапное появление Сарры послужило как бы подтверждением ее мысли.
– Ша! – прошипел Бернард. – Кажется, хлопнула парадная дверь внизу!
На минуту замерли все сердца, но в следующую минуту все они дико забились. Начиналось состязание, предстояла битва чувств, прав и принципов! Бернард не мог больше сдерживать себя.
– Это мой адвокат несомненно! – воскликнул он. – Сейчас я приведу его сюда! У меня правило – кто раньше пришел, тот и получай!
И он побежал вниз по лестнице в переднюю.
– Ну разве я не угадал! – в диком экстазе воскликнул он пожимая руки адвокату. – Здравствуйте, господин присяжный поверенный! Идемте сюда. Нагнитесь, чтобы не зашибить голову о косяк.
Он ввел свой «товар» в гостиную, где его ожидала целая группа оценщиков.
– Ну-с! – радостно воскликнул Бернард, обращаясь к сестре. – Смотри сюда, Зельда – присяжный поверенный Мильтон. Шпиц!..
– Что он делает? – вскричала Зельда смущенная и удивленная.
– Он ничего не делает. Он только что пришел! – сердито сказал Бернард. – Господа, – присяжный поверенный Мильтон Шпиц!
– Га? – сказал Надельсон, удивленно тараща глаза.
Сарра прижалась к отцу, страшно побледнев. Первым опомнился Надельсон.
– Где твой присяжный поверенный? – закричал он, смерив Бернарда сердитым взглядом. – Я не вижу тут никакого поверенного!
Бернард попятился назад, словно он увидел перед собой привидение, затем быстро взглянул на своего жениха.
– Фу! – воскликнул он, весь дрожа от волнения. – Я думал, что ты только глухой, но ты еще и слепой…
– А ты, как видно, пьян! Вот и весь разговор! – отпарировал Надельсон. – Я не вижу тут никаких адвокатов, и никто их не видит! Ты, Бернард, напоминаешь мне осла со стеклянными глазами… но у меня нет сейчас времени для басен.
– Что такое с вами? – воскликнула Зельда. – Вы, как видно, оба сумасшедшие!
– Не беспокойтесь! – кричал Надельсон. – Это подвох! Этот маленький молодой человек, которого привел Бернард, мой зубной врач! У него нет ничего общего с адвокатом!
– Это ложь! – орал Бернард. – Этот молодой человек – мой адвокат!
– Га? – огрызнулся Надельсон. – Он состоит у меня в списке женихов с тех пор, как он открыл свой зубоврачебный кабинет.
Высокий, тонкий Надельсон, подойдя к молодому человеку, который стоял на одном месте, ничего не соображая, обнял его за шею. Но тот выскользнул из объятий Надельсона, широкими шагами прошел через всю комнату и подошел к Сарре, которую он только теперь заметил.
– Сарра! – воскликнул он, и девушка, не будучи в состоянии что-нибудь сказать и даже стоять на ногах, склонилась ему на руки.
– Что за сумасшествие! – вырвалось у Зельды, оцепеневшей от удивления.
Надельсон, Бернард и Мендель вскочили на ноги и стояли, как зачарованные под влиянием какой-то непостижимой силы.
Раздался громкий, звенящий смех, заставивший всех вздрогнуть.
Сердце Бернарда упало.
«Привидение! – подумал он. – Ой, это сватовство! Только бы остаться в живых – земельные участки и шифскарты, больше ничем заниматься не буду!»
Но это смеялся Мильтон и Сарра, даже не понимая в чем дело, тоже начала смеяться. Зельда и оба ее свата, тесно сбившись в кучку, стояли на одном месте, совершенно лишившись рассудка. Но Мендель, подойдя к Мильтону, стоявшему под руку с Саррой, спокойно спросил:
– Скажите, мистер Мильтон, как это ваши маклеры умудрились сделать из вас трех лиц?
– Видите ли, мистер Маранц, есть люди, которые любят путешествовать, переезжать из страны в страну; я люблю путешествовать от одной науки к другой. Будучи зубным врачом, я в то же время изучал право, и когда мне надоело и то и другое, я занялся ветеринарией. У меня страстное влечение к наукам.
– Что? – вскричал Бернард, немного успокоившись. – Зубной врач, адвокат и доктор в одном лице! – Он похож на тебя, Мендель! – воскликнула Зельда с чувством безграничной радости, смешанной со страхом. – Ты никогда не мог заниматься одним делом. Мне хотелось, чтобы Сарра достала себе такого мужа, как у меня, и вот так оно и вышло. Как это мило!
– Теперь ты сама видишь, – торжествующе сказал Бернард, думая о своих комиссионных, – что я был прав! Я говорил тебе, Зельда, что он знает все! Так оно и есть! А посмотри, какой он громадный! Я не достаю ему до шеи.
– Но он не достает мне до шеи! – запротестовал Надельсон. – И вы все слышали, как он кричит мне в уши! Я говорил вам, что он зубной врач, маленького роста и все время кричит!
– Неправда! – с негодованием сказала Сарра. – Он среднего роста и не кричит, а разговаривает. Да еще как хорошо!
– Первый раз в своей жизни вы все правы, – закончил Мендель. – По сравнению с Бернардом, он – великан; по сравнению с Надельсоном – далеко нет. Что такое факты? Кривое зеркало. Все зависит от того, как на них смотреть!.. Мильтон, я люблю людей с вашими способностями. Что такое способности? Верблюд. Чем больше на него грузят, тем больше ему нравится! Но только смотри, чтобы не перегрузить! И подведя Сарру к Мильтону, Мендель благословил их:
– Что такое жизнь? Дерево. Что такое любовь? Корни. Что такое брак? Цветы. Что такое дети? Плоды.
Оба свата были обрадованы своим успехом.
– В таком необыкновенном браке, который случается раз в сто лет, когда одна и та же девушка выходит замуж за зубного врача Надельсона и за моего адвоката, мы оба, несомненно, должны получить комиссионные! – заявил Бернард.
– Я такой человек, – продолжал он, страшно волнуясь, – я всегда чувствую себя счастливым, когда мне везет! Если такие чудеса будут случаться у нас с Надельсоном все время, то – знаете что?.. Натан Надельсон, вашу руку! Мы должны немедленно сделаться компаньонами! Я такой человек – я всегда делаю то, что хочу. Мы блестяще поведем дела! И когда Сарра выйдет замуж за Мильтона, мы тоже отпразднуем свадьбу Надельсона со Шнапсом!
Зельда, сияя от радости, всхлипывая и смеясь, обняла Сарру и несколько раз поцеловала ее.
– Видишь! – радостно воскликнула она с некоторым упреком в голосе. – Без книг, без университета и без философии, в которых я ничего не смыслю, а по-своему, по старомодному, я нашла тебе жениха, который нравится и тебе, и мне!
Мендель ласково похлопал ее по плечу.
– Ай, Зельда! Что такое жена? Верховный суд. Он всегда прав. Вы поехали на восток, а мы – на запад, и мы заехали настолько далеко, что встретились опять! Что такое спор? Свеча. Ты сжигаешь ее с обоих концов, пока они не встретятся посередине!
Зельда и Мендель остались одни. Сарра ушла с Мильтоном, Надельсон со Шнапсом.
Из глубины переполненного сердца Зельды родилась трогательная симпатия к Менделю.
– А ты теперь будешь скучать, Мендель, – тихо сказала она, придвигаясь ближе. – Сарра выходит замуж, и тебе не с кем даже будет поговорить.
XIII.
Домик на две квартиры
На следующее утро, когда Бернард вошел в контору «Надельсон и Шнапс – генеральные маклеры», он застал там своего партнера, который давно уже с нетерпением поджидал его.
– Ну-с, – обратился к нему Надельсон, – что такое сказал твой Мендель Маранц?
– Я хотел бы, чтобы он был твой! От родственников можно ожидать помощи только после смерти! Тогда они покупают тебе хороший камень. А пока ты жив, они бросают камнем в тебя!
– Почему же ты не сказал мне этого раньше? Когда мы еще не были партнерами?
– Не беспокойся, – сказал Бернард. – Я уже сказал своей жене, Мириам, пусть она только потерпит, и я покажу ей, то есть, я хочу сказать – покажу им, что я могу сделать ей, то есть, я хочу сказать – им! Я всегда так; если мои родственники не помогают мне – к черту их! Мендель воображает, что он со своими деньгами – король. Но в наше время короли держатся недолго. Надельсон, ты только потерпи! Все они смеются надо мной. Но я такой человек – пусть себе смеются. Придет время и они лопнут от смеха! – Надельсон грустно покачал головой.
– Бернард, глядя на тебя, я вспомнил рассказ об одном бродяге. Кто-то пошел с ним на пари, что он не выпьет бочку сидра, и он решил выпить. Все смеялись, а он лопнул!..
– Пожалуйста не рассказывай мне басни с самого утра, – сердито сказал Бернард. – Что здесь – кофейная? Нас ждет много заказов… Конечно, раньше надо их получить, – добавил он, – но я такой человек – я на многое не надеюсь. И я всегда прав! Но во всяком случае, хоть одно дело в этом месяце мы все-таки обделаем!
– Где это дело? – сердито спросил Надельсон.
– Где это дело? – передразнил Бернард. – Почему ты еще не спросишь у меня: «Где луна?» Не беспокойся, мы получим хороший заказ, если не от Менделя Маранца, то от…
– Мистер Гутнер! – доложила курьерша.
– Что, не говорил я тебе? – торжественно воскликнул Бернард. – Абрам Гутнер – мой лучший приятель! Вот это дело! – важно сказал он, обращаясь к Надельсону, и бросился в переднюю навстречу клиенту.
– Как ваша жена? Как вы сами поживаете? Хотите сигару? Как ваши дела? Садитесь, пожалуйста! Чем можем служить, а?
– Жена не совсем здорова, – устало сказал Гутнер.
– Это очень хорошо! – воскликнул Бернард не слушая своего собеседника и продолжая суетиться. – Как вам нравится вид из окна? Перед вами, как на карте, весь Нью-Йорк. Только укажите мне, какие дома или участки вы желаете приобрести! – добавил он, понизив голос.
Гутнер мрачно посмотрел в окно.
– Доктор говорит, ей нужен горный воздух. У нее чахотка.
– Какой чудесный вид! – воскликнул Бернард, простирая руку вперед. – Взгляните сюда, Абрам! Как вам нравится эта вывеска – серебряная подкова с золотыми буквами, а?
– Ужасно! – печально сказал Гутнер. – Совсем еще молодая! Два месяца нужно провести где-нибудь на курорте. Воображаю, сколько это будет стоить.
– Будет стоить не больше ста пятидесяти долларов.
– Что? Со столом?
– Со столом, с цветами и со всем, что полагается!
– Вот это прекрасно! На два месяца?
– На весь сезон!
– Давайте мне скорее адрес!
Бернард, немного удивленный энтузиазмом своего клиента, протянул карточку Гутнеру, который рассеянно сунул ее в карман.
– Спасибо вам, Бернард, за совет. Теперь я знаю, куда послать свою жену!
– И вы только за этим и приходили? – спросил Бернард, грустно глядя вслед уходящему клиенту.
– Так вот это и есть то дело? – мрачно пробурчал Надельсон. – Двое помешанных! Оба говорят и ни один не слушает! Но все-таки я рад! Он спрашивает тебя о курорте, а ты суешь ему адрес похоронного бюро!
– Нужно же иногда помочь приятелю, – сказал Бернард, все еще ничего не соображая. – В другой раз мы получим от него за это заказ.
– В другой раз за это могут дать по морде. Подожди, вот он увидит твой курорт, куда ты его направил – Семьдесят четвертая улица и Третья Авеню, под мостом воздушной железной дороги!
– Что ты такое говоришь? Он сказал, что ему нужны цветы!
– Его жена еще не умерла! – рассмеялся Надельсон. – Послушай, Бернард, когда ты видишь клиента, не нужно сходить с ума! Потому, что если ты всегда будешь так обделывать дела, как сегодня, то нам придется поставить в конторе полицейскую стражу!
– Ах, а я думал, что мы уже почти обделали дело! – с отчаянием в голосе воскликнул Бернард.
– Почти! У тебя всегда «почти»! С Менделем было «почти», теперь с Гутнером «почти»!
Бернард стоял у огромного окна и печально глядел вдаль, заложив руки за спину. Почти! Это была трагическая сердцевина, заключенная в яркой, суетливой скорлупе этого маленького, суетливого человечка. Всегда близко к цели, но у цели – никогда! Он всегда верил в свои силы перед тем, как прыгнуть и всегда попадал носом в землю, когда прыгал. Но он спокойно отряхивал пыль с колен и опять улыбался.
«Потому что я такой человек – я не унываю. Пусть другие унывают, глядя на меня».
И он жадно глядел на богатую панораму: прекрасные дома, великолепные здания для контор, огромные гостиницы; все это расстилалось у него перед глазами, как суда на якоре в огромном порту.
– Какой вид! – вздохнул он. – Когда-нибудь мы получим заказ на все эти здания сразу… а не то будем продавать их по частям.
Прошло полтора месяца. Каждый день Бернард смотрел на эту огромную панораму богатства, расстилающуюся у него перед глазами, но за все это время ему не удалось заключить сделку даже на один грош.
Но вот, в один прекрасный день, панорама исчезла. Огромная металлическая вывеска, усеянная многочисленными разноцветными электрическими лампочками, высунулась из-за стены соседнего здания и закрыла расстилавшуюся перед окном картину. Контора фирмы «Надельсон и Шнапс» сразу очутилась во мраке.
– У нас украли наш вид! – закричал Бернард с нотой неподдельного отчаяния в голосе. – Нас ограбили! Убийцы! Кто бы это мог сделать?
– «Бюро по найму прислуги – М.М.», – прочитал бухгалтер, глядя в ужасе на огромные металлические буквы, бросавшие тень на окна конторы, подобно дымовой завесе наступающей армии. Бернард опустился в кресло огромным символом грядущего несчастья.
– М.М.! Что это значит?
– М.М. – Мейк Мани! – сразу нашелся Надельсон.
– Мендель Маранц! – вскричал Бернард, вскакивая на ноги. – Бюро по найму прислуги! Вот что он сделал! Он открыл целую контору, чтобы достать себе служанку!
– Да, в наше время так! – спокойно сказал Надельсон.
– Ты не понимаешь! – прошипел Бернард, морща лоб. – Это насмешка. Он ухлопал тысячу долларов на эту вывеску, чтобы загородить вид перед нашей конторой! Он согласен откусить себе нос, чтобы подразнить меня! Но я такой человек – меня не скоро доймешь! Если ты загородишь меня спереди, я попытаюсь сзади!
Бернард решил отправиться к Зельде.
– Скажи пожалуйста, – начал он, входя в комнату Зельды, – какой это отец и будущий дедушка, если он отказывается приобрести дом на две квартиры для своей семьи, а только возится с прислугами-польками.
– Я ему больше не нужна, – говорила она. – Он достанет себе служанку. Да еще, наверное, молодую и красивую…
Приход Бернарда только подкрепил ее подозрения. На глазах у нее показались слезы.
– Ему не нужна больше семья. Он ищет служанок! Ах, почему Мендель не такой, как мой брат-банкир, а какой-то агент по найму прислуги!
Бернард одобрительно кивнул головой.
– Конечно! Прислуга – ну, какая тут коммерция? Земельные участки, ссуды – вот где золотые россыпи! Ты только посмотрела бы, какое дело мы обделали полтора месяца назад с миллионером Абрамом Гутнером! Деньги при этом не играли никакой роли!
Он вытер потный лоб платком и вздохнул.
– Ах, если бы Мендель послушался меня и вступил в нашу фирму! Кто знает, где бы мы были теперь! А в этом деле он потеряет все свои деньги, которые он получил за свое изобретение. и тогда тебе, Зельда, придется торговать спичками и зубочистками на Гестер-стрит. Я такой человек – я люблю подавать надежды!
Зельда заломила руки.
– Сарра, или сейчас же к отцу! Заставь его бросить это дело. Скажи, что мы уже достали служанку. Пусть он не беспокоится. Но не говори, что я тебя послала!
– И пусть он снимет вывеску, – добавил Бернард.
– А может он еще присоединится к вам, если вы его примете, – сказала Зельда, обращаясь к брату. Бернард задумался, пожевывая сигару, которую держал во рту.
– Вполне возможно, наверное даже, конечно! Видишь ли, Зельда, у нас так много дел, что мы даже не знаем, за что раньше взяться! Мы должны уплатить за помещение, то есть, я хочу сказать – уплатить дивиденды, и закрыть дело, то есть я хочу сказать – заключить новые контракты. Но все-таки ты можешь предложить ему, Зельда. Пусть он еще подумает, то есть, я хочу сказать – мы еще подумаем!
Бернард ушел, чувствуя, что Мендель сдастся перед ним, что он пойдет с ним на примирение.
Вечером в тот же день жена попросила у него деньги на расходы по хозяйству.
– Мириам, ты знаешь, что у меня все деньги вложены в дело, – сказал он.
Мириам печально покачала головой: – Вот крупный финансист! Сам ворочает миллионами, а мне приходится занимать четвертаки.
На следующее утро Бернард проснулся в прекрасном настроении. – Я такой человек – чем меньше я имею, тем лучше я себя чувствую. – Но в душе он просил судьбу, чтобы она послала ему хоть какую-нибудь клиентуру. И когда он подходил к своей конторе, ему представилось, что его просьба была услышана. У подъезда стоял автомобиль Сэма Тресслера.
– Послушайте, Макс, – обратился он к шоферу, – где твой хозяин?
– Наверху.
Бернард не стал ждать лифта. Он помчался наверх, шагая через две ступеньки, и чуть не потерял сознание, когда подбежал к дверям конторы.
– Ну, что? – с трудом проговорил он, врываясь в контору.
– Ничего, – холодно ответила мисс Бломберг, бухгалтерша.
– Где Тресслер? – закричал он, бросаясь к окну. Он решил, что тот упал за окно. – Посмотрите! Вот еще машина Морица Фейтеля, наверное, они встретились где-нибудь внизу и разговаривают.
Шагая по комнате, он нервно потирал руки. С самого утра два клиента! Какое счастье! Бернард почувствовал, что он опять крепко стоит на ногах.
Хлопнула дверь. Бернард вздрогнул.
– Ну, что? – спросил он, обращаясь к бухгалтерше.
– Ничего, – холодно ответила мисс Бломберг. Напряженность становилась невыносимой. Бернард выбежал из конторы, бросился вниз по лестнице и выскочил на улицу. Мендель и Гутман увильнули от него, но Тресслеру и Фейтелю не удастся!
– Где ваши хозяева? – закричал он на шоферов, с удивлением смотревших на него.
– Наверху.
– Наверху! – как эхо повторил он и чуть было не бросился вверх по лестнице. – У Надельсона и Шнапса?
– Нет, у М.М.
– М! М! – Бернард чуть не вскрикнул. – что вы говорите? Ведь это контора по найму поломоек!
Он бросился в соседнее здание: в голове у него мелькнула безумная мысль – Фейтель и Тресслер, оба миллионеры, ищут себе места поломоек!
В передней «Бюро по найму прислуги – М.М.», в мягких кожаных креслах сидело несколько человек, все аристократы на вид, ожидая очереди. От этой передней протянулся длинный коридор, по обе стороны которого находились комнаты служащихся и кабинеты ответственных лиц фирмы. Служащие быстро бегали взад и вперед под ритмический стук пишущих машинок; клиенты, выходя из разных комнат, горячо о чем-то говорили, восклицая: – «Вообразите только, ведь это просто замечательно!». Или же «Какая блестящая идея!».
Бернард следил за всем этим, стоя на одном месте, как вкопанный. Какой штат, какие клиенты, какое во всем величие! Можно подумать, что это бюро поставляет прислугу для всей страны, ввозя целые пароходы ее из-за границы. Он продолжал стоять неподвижно у порога, бледный, растерянный, смущенный.
«Меня еще могут принять за швейцара, – подумал он. – Ну кто мог бы вообразить, что на найме прислуги можно построить такое дело?».
Он украдкой подошел к дивану и сел рядом с какой-то пожилой дамой, которая улыбнувшись, мягко спросила:
– Вам, наверное, нужна горничная?
– А сколько вы хотите в месяц? – спросил Бернард, чтобы поддержать разговор.
– Я пришла сюда, сударь, чтобы достать себе лакея! – сердито сказала дама.
– В таком случае, извините – я ошибся.
Бернард протолкался в другой конец коридора. В это время открылась дверь кабинета в дальнем углу, и из него вышли трое мужчин.
– Итак, мистер Тресслер, дело кончено?
– Несомненно! Благодарю вас, мистер Маранц!
Бернард вздрогнул, словно его ударили.
«Мендель Маранц! Сэм Тресслер! – хотелось закричать ему. – Грабитель! Ты украл у меня мой вид из окна, так отдай мне хоть моего клиента!»
Тресслер направился к выходу. Бернард бросился вслед за ним, но в это время увидел Морица Фейтеля, который шел под руку с Менделем Маранцем к его кабинету. Бернард в замешательстве остановился. Бежать ли ему за первым или подождать второго? Два клиента сразу! «Почти» – подумал он, вспомнив насмешку Надельсона, и устало опустился на кресло. – И все-таки вы не знаете Бернарда Шнапса! – воскликнул он, испугав старика, сидевшего рядом, и закурил сигару.
– Ну-с, рассказывайте, чего вы хотите, – любезно сказал Мендель, когда Фейтель уселся в его кабинете.
– Дело вот в чем, – сказал Фейтель, снимая перчатки. – Я купил дом на Пятой Авеню в двадцать четыре комнаты и шесть ванных и мне нужны по крайней мере четыре горничные, эконом, повар, два лакея и дворник. Но пока мы достали только одного лакея-японца, который целый день поит нас чаем. И я решил обратиться у вам, чтобы достать себе прислугу.
Мендель слегка наклонился к своему клиенту.
– Мистер Фейтель, что такое прислуга? Радий. Найти ее очень трудно. И я меньше всего могу помочь вам в этом деле.
Фейтель встал в недоумении.
– В таком случае, какое же это у вас бюро по найму прислуги? Если я не достану необходимого количества прислуги, мне придется продать свой дом!
– А почему же не продать? – спросил Мендель.
– Вот это хорошо! – фыркнул Фейтель, – а кто у меня его купит?
– Я!
Фейтель опять сел.
– Эх-э-эх! – рассмеялся он. – Вы шутите со мной.
– Нисколько, – сказал Мендель. – Но что вы будете делать, когда продадите дом?
– Я куплю другой. – ответил Фейтель.
– Тогда у вас явятся те же хлопоты. – Что такое дом? Калека. Ему всегда нужен слуга. А что такое слуги? Спасательная команда. Их никогда нет поблизости.
– Что же мне остается делать? – воскликнул Фейтель.
– Поселиться в прекрасных меблированных комнатах с услугами, – предложил Мендель. – Что такое недоразумения с прислугой? Хронические насморки. Если поселиться в местности с хорошим климатом, они исчезают.
– А где такое место?
Мендель открыл коробку сигар и предложил Фейтелю.
– Вы должны знать, мистер Фейтель, что у нас такое бюро по найму прислуги, где никакой прислуги достать нельзя! Мы содержим первоклассные меблированные комнаты, где каждый может получить то, что ему нужно. Наш управляющий – это главный инженер, и каждая горничная имеет твой титул, как мастер или монтер на фабрике. Что такое человеческая природа? Меню. Чем фантастичнее названия, тем больше они нам нравятся? В наше время домашняя прислуга организована в свои профсоюзы и она хочет иметь дело с промышленником, а не с хозяином дома. Прислуга предпочитает жить и обедать у себя дома со своей семьей, а не на кухне в подвальном этаже. Прислуга сделалась частью рабочего класса. Что такое работа? Паровой каток. Она всех делает равными!
– Это совершенно верно, – нехотя согласился Фейтель. – Значит, мне придется снять у вас несколько комнат с услугами и этим удовлетвориться, а?
– Лучше небольшая квартира с услугами, чем большой дом с головной болью. Что такое комфорт? Подушка. Ей не нужно быть большой, чтобы быть мягкой.
Была проделана необходимая процедура. Мендель приобрел дом Фейтеля на Пятой Авеню, а Фейтель подписал договор на аренду квартиры в одном из домов, принадлежащих «Бюро по найму прислуги – М.М.».
– Я только одного не понимаю, – сказал, наконец, Фейтель. – Если мой дом не годится для меня, то зачем он вам?
Мендель улыбнулся.
– Вы должны были спросить об этом еще до нашей сделки! Это и составляет вторую половину нашего дела, – пояснил он. – У нас на Ист-Сайде есть отделение, которому мы передаем десятки таких домов, как ваш. Что такое идея? Нефтяной колодец. По его вышке вы можете судить, насколько он глубок! Вы должны знать, Фейтель, что если вы поставите дом на ноги, то он вас тоже поставит на ноги. Но если вы возьмете себе дом в двадцать четыре комнаты и шесть ванных, где будет жить только одна семья, то, конечно, вам потребуются и горничные, и лакеи, и повара.
Поэтому мы разбиваем такие дома на небольшие квартирки в две-три комнаты с ванной и кухней, и сдаем их в наем всем жителям Ист-Сайда, которые только рады пожить на Пятой Авеню за небольшую плату!
Вот какая у нас система – мы помещаем богачей в гетто, а бедняков во дворцы… Что такое жилище? Регистратура. Нужно знать, что куда поместить.
– Вот это коммерция! – воскликнул Мориц Фейтель. Кто мог бы подумать, что прислуга имеет такое близкое отношение к продаже домов!
– Гораздо большее, чем хозяева. Только потому, что вам нужна была прислуга, вы вынуждены были продать свой дом и подписать договор на аренду квартиры.
– Мистер Маранц, когда дело касается коммерции, то тут у вас голова работает, как золотые часы. В ней много разных колесиков и пружин! Вы купили мой дом на десять тысяч долларов дешевле только потому, что я не знал, для каких целей он вам нужен, – добавил он с грустью в голосе, в то время, как Мендель провожал его до передней.
– Ну что, Бернард? – обратился Мендель к своему шурину. – Ты, может быть, тоже пришел за прислугой!
Но Бернард, видя, как Фейтель прятал свой договор в портфель, мог только сказать:
– Какие дела! И все это без меня!..
– Что такое коммерция? Жаренная курица. Одним достается мясо, другим – кости.
«А мне не досталось даже общипанных перьев!» – подумал Бернард. Затем он сердито набросился на Менделя: – Когда ты просил меня достать тебе служанку, почему ты не сказал, что за такой пустячной просьбой скрываются такие широкие планы? Я такой человек – я люблю широкие планы! И я выслушал бы тебя до конца!
– Что такое удобный случай? Оперная певица. Она не любит выходить два раза. И что такое коммерция? Рыбная ловля. Ты – или удилище, или леса, или крючок.
Мендель мог торжествовать над Бернардом и производить впечатление на таких людей, как Фейтель или Тресслер, но в глазах Зельды он нисколько не был героем. Хотя они продолжали жить под одной крышей, но она теперь совсем не разговаривала с ним.
– Для меня он больше не существует! – утверждала она.
Вернувшись из конторы домой, Мендель, удовлетворенный удачной сделкой, весело приветствовал Зельду, но она повернулась к нему спиной.
– Сарра, я не хочу видеть его больше. Никогда в жизни. Скажи ему, что я не взгляну ему больше в глаза…
– Но, мама, он приехал за тобой.
– Скажи ему, мне все равно. Мне нужна была служанка, так он открыл целую контору, и теперь, потратив целое состояние, может быть долларов сто, он, наверное, достал себе служанку.
– Даже теперь и то не достал, – откровенно признался Мендель.
– Вот видишь, Сарра, – строго обратилась она к дочери. – Спроси у него, что же он достал в таком случае.
– Квартиру на две семьи – для нас и для Сарры.
– Ой Мендель! – радостно воскликнула Зельда, забыв о своем гневе и поворачиваясь к Менделю. Но когда он хотел обнять ее, она осторожно отстранила его. – Ты такой лгун!
– Что такое жена? Доктор. Она всегда ставит правильный диагноз. – признал Мендель. – Но только не для той болезни!
XV.
Мендель Маранц отдыхает
Роскошная веранда гостиницы Вандевор была полна гостей, которые, сидя за завтраком, поддерживали легкий разговор.
– Одно можно сказать: здесь несомненно хорошо кормят, – сказала миссис Аплгарден, самодовольно хлопая себя по бедрам.
– Я никогда не ем, когда живу в деревне! Не хочу зря выбрасывать деньги, – жаловалась миссис Цвейг, маленькая бледная женщина с печальными глазами. – Но мои дети всегда посылают меня в деревню.
Рядом, мисс Эсфирь Квич спорила с доктором Файгенбаумом.
– Человек – самое обыкновенное животное! – воскликнула она писклявым голосом. – Накормите его, и он уже не чувствует голода. Но разве нет другого голода – более высокого порядка?
Миссис Генцель, хорошо упитанная женщина, недавно разошедшаяся с мужем, громко рассуждала:
– Я на собственном опыте знаю, что мужчины всегда мужчины, а женщины всегда женщины! Конечно, бывают исключения.
Доктор Файгенбаум пытался примирить самые противоречивые взгляды.
– Правильно! – рассуждал он, затягиваясь сигарой. – Что такое жизнь?.. Кто знает?..
Зельда сидела немного в стороне, смущенная этими потоками философии, ибо около нее уже не было Менделя, который всегда мог поддержать разговор.
О, он бы сумел ответить доктору Файгенбауму или миссис Генцель!
Зельда думала о себе, что она во всем ровня Менделю, но в обществе она сразу замечала, что это не так. Вот он уехал, а она сидит здесь одна, и ее никто не замечает, хотя все сразу заметили отсутствие Менделя.
– Ах, как жаль, что нет вашего мужа! – сказал мистер Шпицер, проходя мимо. – Я люблю поговорить с ним.
– А что с ним? Умер? – спросила миссис Бульвер, поправляя прическу.
– Нет, – печально ответила Зельда. – Не умер, но умирает. Его отвезли в санаторий.
– Правда? В санаторий? А что с ним такое?
– Ничего особенного. Слабое сердце – вот и все.
– Храбрая женщина, – подумала миссис Бульвер, – как стойко переносит она свое несчастье!
Но как иначе могла бы объяснить Зельда внезапный отъезд Менделя? Неужели она должна сказать, что слабость его сердца заключается в том, что он боится ездить верхом на лошади? Что он переутомился в деревне и поехал в город отдыхать? Муж Сарры, доктор Шпиц, говорит, что Мендель действительно болен. Он уверяет, что у него какое-то «куриное сердце».
– Куриное сердце! – с недоверием и испугом воскликнула Зельда – Фу! Мильтон лечит животных, вот он и для него придумал животную болезнь. Все это ложь от начала до конца… Но ты все-таки скорее собирайся и уезжай, – добавила она, обращаясь к Менделю.
Но его не надо было подгонять. Он уехал с таким бодрым видом, что Зельда была прямо-таки изумлена.
Вот так больной, – а как он вскочил в поезд!
Но она продолжала рассказывать всем о его внезапной болезни, и все охотно верили ей.
– Мистер Маранц, кажется, предполагал прожить здесь все лето, а оказывается, он уже уехал, – сказала миссис Гулик.
– Да, миссис Гулик, – печально ответила Зельда, – он так заболел, что его пришлось провожать на станцию. И теперь, в то время, как мы тут веселимся, он, может быть, так страдает, и некому ему помочь…
Пока она говорила, Мендель Маранц, щегольски одетый в клетчатый костюм, панаму и яркий галстук, стоял позади нее и ждал, когда она закончит.
– Да, вздохнула Зельда, – доктор не оставляет ему никаких надежд. Не сегодня-завтра он может умереть!
– Не так скоро, Зельда не так скоро. Что такое жена? Гильотина. Она сокращает жизнь.
Когда они пришли в свою комнату, Зельда набросилась на него.
– Убийца! Что ты сказал? Я не знала, куда деваться от стыда. Мне хотелось провалиться сквозь землю и тебя взять с собой! Ой! И почему я им не сказала правду? А теперь посмотрите на него – ишь, как принарядился!
– Зельда, не волнуйся! Что такое забота? Промокательная бумага. Она тебя сушит. Разве ты не хотела, чтобы я не уезжал? Вот я и вернулся ради тебя!
– Ради меня! Фу! Ради меня было бы лучше, если бы ты оставался там, куда уехал. Нет, я не могу выносить твоей лжи! Раз ты приехал сюда, то я уезжаю отсюда и возьму Сарру с собой. – Она на минуту задержалась у двери. – Если ты думаешь кататься верхом, то сначала найди себе сиделку, чтобы она делала тебе компрессы!
Мендель щелкнул пальцами.
– Выбрось, пожалуйста, вон все компрессы. Теперь я совсем другой человек. Что такое здоровье? Капитал. Если знать, как пользоваться им, то никогда его не потеряешь. Что такое упражнения? Холодный душ. Он тебя освежает. Что такое гольф? Папироса. Я не могу жить без него. Что такое спина лошади? Трон. Что такое катанье? Сахарин. Нет ничего слаще! Зельда, я теперь совсем изменил свои взгляды. Все зависит от того, как смотреть на вещи. Даже подоходный налог – удовольствие, если ты – правительство. Что такое жизнь? Мелодия. Похоронный марш можно играть, как вальс, если изменить ритм! – Зельда пожала плечами.
– Я думала, что у тебя слабое сердце. А теперь я вижу, что у тебя и голова слабая! Вчера ты плакал, сегодня смеешься, а завтра, как видно, будешь ходить на голове! Что такое Мендель? Сумасшедший!
– Мы еще посмотрим, Зельда.
– Я уже видела. Довольно с меня.
Но она вдруг смягчилась. Ей было любопытно наблюдать перемену в нем.
Мендель вскочил на рассвете, когда она еще спала. Через час она увидела его в окно, когда он возвращался с катанья впереди всех, как полководец впереди отряда кавалерии. Помахав ей рукой, он грациозно спрыгнул с седла. Зельда, глядя на него, чувствовала себя тяжелой и неповоротливой и уделила особенное внимание своему туалету в то утро.
Но Мендель был занят самим собой. Он совершенно не обратил на нее внимания. После завтрака он играл в теннис, после ленча ушел играть в гольф, после обеда отправился в театр, и а полночь, когда Соломон опять устроил «концерт», Мендель легко вскочил с постели, как атлет, в то время, как Сарра, Мильтон и Зельда с трудом могли продрать глаза. «Что такое упражнения? Деньги. Они мне нужны во всяком время!».
Они были рады, что он занялся ребенком, и опять улеглись спать, а Мендель провозился с ним до утра. Но как только рассвело, Мендель положил уже спящего ребенка в его кроватку, а сам быстро оделся, вскочил на лошадь и умчался.
– Он, наверное, достал себе какое-нибудь подкрепляющее средство в Нью-Йорке, – сказала Зельда, обращаясь к Сарре и шаря рукой в его саквояже. – Посмотри, вот какой-то флакон!
– Да это хинная вода для волос! – сказала Сарра со смехом. Зельда перестала рыться в саквояже. Но почему же он чувствует себя таким здоровым и бодрым? Двадцать четыре часа беспрерывной погони за удовольствиями может убить хоть кого! А между тем, его энергия, казалось, была неистощима. Зельда не могла понять, что могло служить источником этой энергии. И вдруг, быстрая, как молния, ее осенила одна мысль.
Что другое, как не любовь, могло превратить в демона этого флегматичного, пожилого мужчину, почти старика?
К такой мысли она пришла не совсем охотно, но поведение Менделя не давало повода думать иначе. Да, это было именно то! Зельда вздрогнула. Итак, значит, любовь, должна наконец, разъединить их – любовь, которой они в своей совместной жизни никогда не знали…
Как часто в дни их бедности, Мендель украдкой посматривал на нее, когда она стояла перед ним с растрепанными волосами, в рваных башмаках, заплатанной юбке, бормоча про себя: «Что такое любовь? Болезнь. Что такое брак? Лекарство». При этом он погружал свой нос в тарелку, словно прячась от ужасного шума, производимого детьми, игравшими рядом. «Подожди, я еще разбогатею. Что такое богатство? Водопроводчик. Он заделывает малейшую течь! Когда я буду богатым, я приобрету себе все, что ни пожелаю, и буду вести знакомство, с кем пожелаю, и… и… гм! Зельда, как ты сегодня себя чувствуешь?» – обычно кончал он, весело обращаясь к ней, когда она подносила ему стакан горячего чая, а затем начинал играть с детьми. Но Зельда прекрасно понимала его. Она знала, что его улыбка относится не к ней – бедной, оборванной, изможденной женщине, а к какой-нибудь важной, нарядной красавице, которую он видит в своем воображении. Тогда это были только мечты; теперь же, после многих лет, когда Мендель достиг богатства, его ранние мечты легко могли быть осуществлены и, может быть уже осуществлялись – кто знает? – в эту самую минуту!
Зельда вышла из комнаты в огромную переднюю, пробежала мимо цветников перед гостиницей и бросилась в лес по узкой тропинке, вдоль небольшого ручейка, извивавшегося между серебристых берез. Она быстро шла все вперед и вперед, побуждаемая безумным желанием отыскать где-нибудь Менделя с его возлюбленной.
Вдруг она остановилась – «Ты – старая дура! – пробормотала она про себя. – Куда ты бежишь? Чего тебе надо? Нечего сказать – хорошее занятие для матери шестерых детей и бабушки!». Она повернула обратно. Если Мендель вдруг спросит ее, где она была, что ей тогда придется сказать? В лесу! Зельда, одна, в лесу, прилегающем к гостинице Вандевор! Мендель будет иметь полное право заподозрить ее… Ах!.. Она сразу остановилась и невольно спряталась за дерево. По другой тропинке, навстречу ей, шла какая-то парочка.
Зельда вдруг побледнела; ее губы стали пепельного цвета. Пара уселась на огромном пне. Мужчина обнял женщину за талию, она положила ему голову на плечо!
– Как же случилось, что вы женились на ней? – спросила женщина.
– Что такое любовь? Картошка. У нее есть глаза, но она слепая!
Женщина захохотала, бросилась Менделю на шею – ибо это был Мендель, хотя Зельда и отказывалась верить своим глазам – и звучно его поцеловала. Этот поцелуй, как удар грома поразил Зельду. Она не могла двинуться с места.
– Что такое любовь? Табак. Он действует на сердце! – прошептал Мендель.
Зельда вскрикнула и опрометью бросилась бежать. Эта яркая, слишком реальная картина, казалась ей каким-то страшным, кошмарным сновидением. Нет, это просто ее безумное воображение, больная фантазия – она никогда не поверит этому! Но в то же время, картина так живо стояла у нее перед глазами, слова Менделя с такой болью звучали у нее в ушах, что когда она добежала до своей комнаты, сердце ее готово было разорваться от невыносимой боли и стыда.
– Мама! – вскочила Сарра, усаживая ее в кресло. – Что с тобой? Мильтон! Воды!
Но Зельда сердито оттолкнула ее.
– Воды – говоришь? Лучше дай мне яду!
– Мама! Зачем ты хочешь пить яд?
– Я? Я не хочу пить яд. Я хочу его дать кому-то… Дать его твоему отцу!
– Но зачем ему пить яд?
– Он не хочет пить яд, но кто станет спрашивать его об этом? – воскликнула она, ломая руки. – Такого человека нужно отравить! Ты только вообрази себе… Мендель Маранц, примерный муж! А теперь он сидит там, под деревом… И с кем, ты думаешь?..
– Как я могу знать?
– Я тоже не знаю! – жалобно простонала Зельда. – Ой! Я вся сгораю от стыда. Разве ты не понимаешь? Он сидит там с женщиной! Сперва я думала, что это мое воображение, но теперь я поняла все! Недаром, вернувшись из города, он снял себе отдельную комнату!
Мильтон и Сарра удивленно смотрели на нее, заставши на месте.
Какая ужасная драма разыгралась у них перед глазами! Другая женщина! Отдельная комната!
Вдруг Мильтон, очнувшись, бросился вниз по лестнице в контору гостиницы.
– Есть у вас ключ от другой комнаты мистера Маранца? – резко спросил он.
швейцар внимательно посмотрел на доску с фамилиями жильцов.
– У мистера Маранца нет другой комнаты, – сказал он.
Мильтон, успокоенный вышел из конторы.
– Все это чепуха. Мы сами напрашиваемся на скандал.
Но Зельда посмотрела на него с сожалением.
– Ты спрашивал швейцара? Спроси лучше горничную.
Не дальше как вчера, Мендель пошел наверх, чтобы сменить костюм, предполагая, что Зельда сидит на веранде, а она в это время была в своей комнате и следила за ним, стоя за спиной у горничной; она увидела своими собственными глазами, как Мендель, отец шестерых детей, проскользнул в другую комнату.
Сарра и Мильтон тихонько пошли по коридору к той секретной комнате, где они должны были накрыть Менделя. Зельда получила ключ от горничной, и план их состоял в следующем. Войдя в комнату, они должны были спрятаться там и ждать, пока не явится гнусная пара, и тогда… О! Зельда наверное даже не переживет этой минуты…
Но что это? Они пришли слишком поздно! Дверь была заперта изнутри, и в замочной скважине торчал ключ. Только Мильтон с его способностями хирурга мог спасти положение. С необыкновенной ловкостью, при помощи перочинного ножа, он вытянул ключ, вложил другой, повернул два раза и широко распахнул дверь.
Пойман! Он был здесь! Что может быть еще хуже того, что они увидели здесь? Мендель – великий, мудрый Мендель Маранц, автор глубоких мыслей и необыкновенных изречений лежал на диване, полураздетый и босой! Его платье было разбросано по всей комнате, воздух был пропитан запахом крепкого турецкого табака.
«Ну, – думала Зельда, – как можно после этого верить в человеческую природу? Если такой человек, как он, настоящий святой, цадик, может проделывать такие вещи!».
С выражением мучительной боли на лице она стояла против Менделя и смотрела на него, как на прокаженного. Ее дети стояли рядом, униженные и оскорбленные такой безобразной действительностью.
На столе шумел самовар, распространяя приятный запах чая, и стояли разные закуски, а у стены, в открытом настежь гардеробе, висели бархатные и шелковые халаты, какие носят только принцы в часы послеобеденного отдыха. Мендель превратил свою комнату в какой-то уголок в восточном вкусе, где он проводил время вместе с НЕЙ. Но где же она? У нее, конечно, было достаточно времени, чтобы спрятаться, пока они возились с дверью.
Мендель встал с дивана, безнадежно махнув рукой.
– Я так и знал, что меня, в конце концов, накроют, – сказал он с досадой в голосе. – Что такое жена? Ливень. Он всегда может расстроить пикник!
Зельда в ужасе отшатнулась.
– Он еще смеет упрекать меня за то, что я его поймала! Только у тебя хватает столько наглости… Шарлатан! Как можешь ты смотреть мне в глаза!
– Я не могу смотреть тебе в глаза, если ты стоишь ко мне задом! – раздался голос у нее за спиной.
Зельда быстро обернулась. В дверях стоял Мендель, одетый в серый костюм, точь в точь такой, какой она только что видела на нем в лесу.
– Мендель! – воскликнула она.
– Отец! – закричала Сарра, хватаясь за Мильтона, который ухватился за кресло, и все трое, с ужасом смотрели то на Менделя в сером костюме, стоящего на пороге, то на Менделя в халате, сидевшего на диване.
Оба Менделя расхохотались, как один.
– Что такое жена? Воздушный шар. Она поднимается в воздух. – сказал первый.
– Что такое муж? Балласт. Он остается на земле! – сказал второй.
Затем тот, что был в халате подошел к Зельде, но она в ужасе попятилась назад.
– Не бойся, Зельда, я настоящий. Если ты мне не веришь, взгляни на бородавку у меня на мизинце. А этот джентльмен, – продолжал он, указывая на другого Менделя, – мистер Джеймс Фенимор Куперберг, знаменитый актер театра «Палас», что на Второй Авеню. Это мой старинный приятель. Он пришел ко мне получить жалованье. Как раз кончилась неделя. Что такое служба? Воротник. Каждый любит, чтобы он был мягкий.
– Ну, про мою службу нельзя сказать, чтобы она была «мягкая», – сказал Куперберг, улыбаясь.
– Вы это наверное, про ежедневное катанье верхом? Знаешь, Зельда, я согласен заплатить сто долларов в минуту, лишь бы я мог лежать вот здесь на диване, и смотреть в окно, как этот бедный малый пляшет в седле! В наше время, если тебе нужно отдохнуть там, где отдыхает «общество», то тебе раньше нужно нанять актера, который бы разыгрывал твою роль. Тут так много нужно делать для отдыха, что не сможет выдержать никакое здоровье! Нужно работать, по крайней мере в две смены. Поэтому, когда я ездил в Нью-Йорк, я пригласил мистера Куперберга для дневной работы, а для себя оставил ночную. Потому, Зельда, что мое здоровье – это текущий счет в банке. Я не могу тратить больше того, что у меня есть.
И потому мистер Куперберг играет за меня в гольф, в теннис и катается верхом, а я только ем и сплю. В то время, как он обливается потом, я, лежа на диване покуриваю свою трубку. А ночью, когда он спит, как убитый, я иду в комнату Сарры и играю с Ссломоном. И мне нравится возиться с мальчишкой, потому, что я так хорошо отдыхаю за день, что для меня это только развлечение. В пять утра я одеваюсь и возвращаюсь сюда, делаю массаж Купербергу, и тогда он встает и едет кататься верхом. После катанья он отправляется завтракать в соседнюю гостиницу, а я схожу вниз и завтракаю вместе с тобой, Саррой и Мильтоном. Что такое жизнь? Игра в карты. С двумя колодами дела идут совсем хорошо!
После завтрака мы всегда встречаемся здесь. Он надевает мой костюм для гольфа, а я – халат. Он отправляется играть в гольф, а я принимаю ванну. Когда он, бедняга, возвращается домой усталый и измученный, я, свежий и здоровый спускаюсь вниз к ленчу. После ленча я прихожу сюда и ложусь спать, а Куперберг, уже в другом костюме, бежит на площадку для тенниса, где ему приходится потеть, как каменщику.
Вот так и идут дела. Я плачу Купербергу сдельно. Вот почему он так много катается, играет и гуляет.
Он так много делает за меня упражнений, что я теперь должен быть здоров на всю жизнь! Конечно, иногда он возвращается таким разбитым, что мне вечером приходится пойти и немного потанцевать за него, но для меня это одно удовольствие. Каждый день, я спокойно сижу здесь, попиваю чай, курю трубку и иногда пищу для него несколько изречений на бумаге, как настоящий писатель, чтобы он имел их при себе на тот случай, если ему придется встретиться с кем-нибудь, кто знает меня немного ближе. Что такое известный план? Автомобиль. Все колеса должны быть на месте. И я дал ему строгий приказ, чтобы он не попадался на глаза ни тебе, ни Сарре, потому что тогда пришел бы конец моему отдыху!.. Ну что ж, во всяком случае, я никогда еще так не отдыхал, как в эту неделю. Во всей гостинице только два человека и отдыхали как следует – Соломон и я. Мы ели и спали сколько хотели, а по ночам развлекались!
– А что ты можешь мне сказать про ту женщину? – спросила Зельда, все еще недоверчиво глядя на него. Она подозревала, что все это придумано для отговорки, и что без участия женщины тут не обошлось.
– Ну разве ты не понимаешь? Я нанял мистера Куперберга выполнять все работы, которые требуются на курорте. А ты не должна забывать, что флирт здесь главный спорт! Все это точно обозначено у меня в договоре.
Мистер Куперберг казался смущенным и счел своим долгом объясниться.
– Сказать вам правду, – начал он, – я так уставал от своих обязанностей, что мне было не до флирта.
Зельда сердито сверкнула на него глазами.
– Но я видела своими собственными глазами, мистер…
– Мне, как видно, придется сказать все до конца, – продолжал Куперберг, слегка краснея. – Женщина, которую вы видели – моя жена. Я занимался с ней репетицией изречений мистера Маранца. Она утверждает, что они годятся для сцены. И вот, когда у меня выдавалась свободная минута, я понемножку занимался своим искусством!
Зельда опустила голову.
– Теперь я вижу, как это было глупо с моей стороны, – призналась она. – Я-то верю ему, то не верю. Потому что – кто знает?.. Не может же он быть ангелом всю жизнь!
– Что такое жена? Банк. Она всегда доверяет тебе, но только требует что-нибудь в обеспечение!
XVII.
Жертва
На другой день в доме у Маранцев царила необыкновенная суматоха.
– Ну, хорошо, если ты его отпускаешь, то мне все равно, – говорила Зельда дочери. – Но зачем затевать банкет, да еще так внезапно? Ты хочешь, чтобы я разорвалась на части? А я вот уеду на неделю, ты и делай сама, как знаешь, – хоть бейся головой об стенку!
Но когда начались приготовления к банкету, всю работу взяла на себя Зельда.
– Послушай, Сарра, если ты хочешь, чтобы все шло хорошо, то, пожалуйста, уходи отсюда… Молли, ну кто так чистит рыбу? Подожди, я тебе сейчас покажу. Где ты видела, Сэди, чтобы фрикадельки делались без чеснока? Ты думаешь, что если мы живем на Пятой Авеню, так уже потеряли всякий вкус? А это разве лапша? Шнурки для ботинок – вот что это такое, а не лапша!
Надев на себя фартук, Зельда почти все делала сама, как в то время, когда они жили на улице Питт, и только покрикивала на служанок, чтобы ей не мешали.
Наступил вечер банкета. Скоро соберутся все родственники: Бернард Шнапс с Мириам, Дебора и Макс, Жанни и Марк, Леон и Далила. Этому банкету придавалось особое значение.
– Кто знает, какие глупые сплетни могут распространиться по случаю отъезда Мильтона. Еще скажут, что он бросает Сарру, сохрани Бог!
Однако Бернард, подозрительно сморщив лоб, спросил:
– В чем дело, что Мильтон так внезапно собрался уезжать?
– Учиться, – пояснила Зельда. – Ведь Мильтон еще совсем мальчик. Он имеет только одного ребенка, жену и три профессии, и ему надо еще немного поучиться!
– Фу! – недовольно воскликнул Бернард. – Я такой человек – когда я учусь и играю в покер, то я все делаю в меру. Если Мильтону надо много книг, то почему бы ему не поступить сторожем при библиотеке?
– Он легко мог бы получить такое место, – добавила жена Бернарда. – Посмотрите на моего мужа – он не окончил даже начальной школы, а между тем, ему сразу дали место сторожа!
– Послушай, Мириам, ты опять вспомнила свою старую привычку – хвалить меня при других, – мягко сказал Бернард. – Пожалуйста, не делай этого. А то я еще упаду в обморок от стыда.
– А что я сказала? – возразила Мириам, ища сочувствия у других. – Он никогда не дает мне говорить правду. Как я могла сказать им, что ты окончил школу, если ты не умеешь даже расписаться?
Бернард схватился за голову.
– Скажите пожалуйста, почему здесь закрыты все окна? – воскликнул он. – Или вы думаете, что банкет должен происходить в ванной?
Мендель решил немного охладить его.
– Бернард, что такое ум? Шляпа. Что такое образование. Лента. Но тебе она не нужна.
Бернард просветлел…
– …Потому что у тебя нет шляпы – добавил Мендель.
Сидя за столом, родственники шутили, смеялись, подпускали друг другу шпильки, ели и хвалили кушанья.
– Ну, как ты себя чувствуешь, Мильтон? – весело воскликнул Бернард, ударяя его ладонью по спине, как раз в ту минуту, когда тот поднес чашку горячего чая к губам. – Желаю тебе счастливого пути!
Мильтон вытер лицо, забрызганное горячим чаем, и опять поднес чашку ко рту.
– Я надеюсь, продолжал Бернард, еще раз хлопая его по спине, – что это путешествие тебе будет на пользу!
Мильтон опять был залит горячим чаем, который струился у него по лицу, но он старался казаться спокойным.
– Благодарю вас, дядюшка, но я хотел бы, чтоб вы не давали воли своим рукам, когда разговариваете.
Затем Мендель преподнес всем сюрприз, поставив на стол несколько бутылок вина. Сразу все оживились, насмешки сменились похвалой, загремели тарелки, зазвенели стаканы. Лена начала играть на рояле, Натан достал свою скрипку. Бернард пригласил Сарру протанцевать с ним польку, и она – кто бы мог поверить! – завертелась с ним по комнате, притоптывая каблучками; затем кто-то уронил несколько тарелок на пол – ой! настоящая пирушка! Танец сделался оживленнее – присоединились другие пары и закружилась по комнате. Некоторые, сидя на месте, хлопали в ладоши, Дебора звенела в серебряный поднос, а Сарра, изящная и нарядная, казалось, вся сияла от радости, кружась в веселом танце.
«Неужели она на самом деле так счастлива, как кажется?», – думал Мильтон, все время посматривая на нее.
«Неужели он уедет?», – думала она, продолжая кружиться.
Было уже поздно, когда гости начали расходиться.
– Ах, какой прекрасный ужин! Особенно фрикадельки! А кныши – да ведь это настоящее чудо! Зельда, сияя от радости, провожала гостей.
– Итак, значит, Мильтон завтра уезжает? До свиданья! Au revoir! Счастливого пути!
Смех и поцелуи, грохот отодвигаемых стульев, хлопанье дверей, замирающие далеко в коридоре голоса и, наконец, полная тишина и мрак. Затем тихие, заглушенные всхлипыванья женщины, уткнувшейся лицом в подушку, и испуганный плач ребенка, которого мать прижимала к груди.
Зельда, придя в себя, набросилась на Менделя.
– Ну, великий изобретатель, что ты придумал для того, чтобы Мильтон не уезжал? Остается еще восемь часов – еще не поздно!
Мендель печально покачал головой.
– Если ты удержишь его сегодня, он уедет завтра. Что такое молодость? Беспечный шофер. Не стой у него на дороге!
– Вот как ты рассуждаешь! Я, значит, должна спокойно смотреть, как он переедет Сарру! Нечего сказать – хороший отец! Ты не хочешь даже пальцем шевельнуть для счастья своего дитяти!
– Зельда, я ничего не могу сейчас сделать. Подожди, может быть, со временем что-нибудь придумаю… Что такое идея? Кукушка. Она появляется только тогда, когда пробьет час!
– Ничего уже не получается из твоих кукушек! – сердито сказала Зельда, ложась в постель.
На следующее утро Мильтон явился к завтраку в прекрасном настроении, хотя Зельда заметила, что он был немного бледен. Значит, он все-таки решил ехать! В доме Маранцев все напряженно стали ждать дня отъезда.
Мендель сидел в качалке, держа на коленях своего маленького внука. Сарра стояла рядом, печально глядя в окно.
– Ты, наверное, скучаешь, Сарра, а? Что такое муж? Работа. Как бы она ни была плоха, но с ней лучше, чем без нее.
– А разве у меня нет мужа? – сказала Сарра, усмехнувшись сухим, невеселым смехом. Мендель взял ее за руку.
– Послушай, Сарра, садись рядом со мной и давай поговорим. Что такое молодая женщина? Устрица. Она прячет свое лицо, но не может спрятать своего сердца.
– Что ты хочешь этим сказать, отец?
– Когда ты смеешься, Сарра, твой смех звучит очень печально. Я все прекрасно понимаю…
Сарра склонила голову и залилась слезами.
– Дитя мое, – пробормотал Мендель, сильно тронутый. – Ты изнашиваешь свое сердце в напрасной тоске…
– Он уехал от нас навсегда! – плакала Сарра. – Ведь ты сам это понимаешь, отец!
– Глупости! – рассмеялся Мендель, слегка откашливаясь. – Он уехал, может быть, навсегда, а может быть, и нет. Ты как та глупая молодая мать, которая думает, что ее ребенок умирает, когда у него только прорезываются зубы. У Мильтона теперь просто режутся зубы – вот и все! Ты должна знать, Сарра, что в супружестве бывают периоды, когда режутся зубы, нападает корь и коклюш, а если ты будешь жить с мужем дальше, то придет еще и ревматизм, и желчный камень, и болезни почек! Что такое романтика? Китайская ваза. А что такое реальность? Китайская прачечная. Когда ты выходила замуж, ты думала о любви, а теперь ты думаешь о жизни! Что такое брак? Пьеса, построенная на трюках. Ты всегда должна ожидать самого неожиданного.
– В данном случае, – сказала Сарра, глядя на своего сына, – ничего больше не приходится ожидать. Вот как, значит, кончаются браки по любви!
И она опять засмеялась горьким, болезненным смехом.
– Довольно, довольно, – сказал Мендель. – Выйти замуж по любви – все равно, что написать картину из любви к искусству, тут еще нет гарантии в успехе. Что такое счастье? Автомат, выбрасывающий конфеты. Ты бросаешь в него монету, но не всегда из него выскакивает конфетка. А что такое несчастье? Пилюля. Проглоти ее и молчи.
– Но если все так неопределенно, то как же можно быть спокойной и молчать?
– Сарра, не отчаивайся. Что такое смерть? Запасной выход в театре. В случае пожара не беги, а иди спокойно, придет и твоя очередь. Что такое несчастье? Мухи. Бей их, но только не тогда, когда они у тебя на носу. Ты должна знать, что милые ссорятся для того, чтобы после помириться. Что такое муж? Пороховой погреб. Что такое жена? Шнурок для зажигания. Если их соединить – происходит взрыв! Мильтон покинул тебя, но он тебя любит. Ты смеешься, а? Вот увидишь. Что такое молодость? Сифон сельтерской воды. Последние капли шипят особенно сильно… Потом он успокоится и осядет на месте. А если он не успокоится, то ты успокоишься. Что такое жизнь? Граммофон. Не нужно все время играть на одной пластинке…
В конце концов Мильтон являлся лишь частью ее жизни. У нее еще был сын, добрый отец и множество разных интересов, которые могли поглотить ее всю. И все-таки что-то точило ее сердце и нарушало ее покой. Философствовать легко, а забыть так трудно. Ах, если бы она была девочкой, как ее сестренка Лена, которая в коротком платьице, с растрепанными волосами, целый день бегает по улице!
Но у Лены тоже были свои заботы. В тот день вечером она пришла в комнату Сарры вся в слезах.
– Ах, если бы только я была такой взрослой, как ты, и могла носить такие длинные платья и прическу!
Сарра была тронута:
– Милое дитя! – бормотала она, изумленная тем, что кто-то завидовал ее участи, и поцеловала ее. Но Лена была неутешна.
– О, я такая несчастная! – жаловалась она. – Меня пригласили на танцевальный вечер в гимназию, а мама говорит, что я должна идти в этом детском платьице! А я уже совсем большая! Ведь правда же, Сарра, – заплакала она так горько, что Сарра невольно расхохоталась и, взяв ее голову в обе руки, покрыла ее мокрое лицо поцелуями. – Мне уже пятнадцать лет! Да, мне уже пятнадцать! – повторяла она, как бы боясь, что Сарра станет смеяться над ней.
Но прежде, чем Лена успела опомниться, Сарра уже надела на нее свое бальное платье. Ведь если она потерпела неудачу в жизни, то неужели и ее младшая сестренка должна лишать себя радости? Но Сарра почувствовала некоторые угрызения совести, когда Лена предстала перед ней настоящей взрослой барышней, с модной прической, высоко поднятой головой и манерами опытной кокетки. Не должна ли она, старшая сестра, предупредить ее?.. Лена ушла.
– Но это, безусловно, первый и последний раз! – твердо решила Сарра, и когда Лена вернулась домой в три часа утра, она повторила свой обет.
– Еще только один раз! – умоляла Лена. – Ведь он пригласил меня в театр!
– Он! Кто он? – воскликнула Сарра, не на шутку испуганная.
– Алек Нуссбаум! – кокетливо улыбнулась Лена. – Я познакомилась с ним в гимназии на вечере.
– Но я тебе никогда больше не дам своего платья!
Лена побледнела. Нижняя губа ее дрогнула, казалось, она вот вот расплачется.
– Ну, что ты, как ребенок! – с укором сказала Сарра, уже готовая сдаться.
– Но на кого я буду похожа в своем коротком платьице, со своей косичкой! Да он просто засмеет меня! Сарра, неужели ты не дашь мне своего платья?
В глазах Лены было такое отчаяние, что Сарра не могла удержаться, чтобы не рассмеяться. Действительно – трагедия!
– А этот самый Алек Нуссбаум, наверное, воюет дома со старшим братом, чтобы тот дал ему свои длинные штаны.
– Как ты смеешь! – свирепо набросилась на нее Лена. – Да знаешь ли ты, что он – настоящий мужчина!
Сарра вздохнула. – Какой маскарад, думала она, когда мальчиком приходится надевать длинные штаны, а девочкам – длинные платья, чтобы обмануть друг друга!..
А они с Мильтоном – разве они не были такими же детьми, тешившимися самообманом?
Так прошло два года. Сарра все еще улыбалась. Мендель все еще надеялся, а Лена продолжала уходить из дому, наряжаясь в платья своей сестры.
Как-то раз Сарра не явилась к обеду. Она жила теперь с родителями и каждый день после завтрака уходила с ребенком в парк или на озеро. К двенадцати она обычно возвращалась кормить ребенка.
Но сегодня она почему-то запоздала. Было уже начало второго.
– Я не видела ее все утро, – бормотала Зельда, слоняясь по дому. – Где Сарра? – спросила она Лену, которая только что вернулась домой.
– А я почем знаю! Я ходила на урок музыки. Зельда смерила ее подозрительным взглядом.
– Что это ты в последнее время так приналегла на музыку? В воскресенье утром – урок музыки, в понедельник вечером. – урок музыки, во вторник утром – опять урок музыки! Хотела бы я знать, кто твой учитель – мужчина или женщина?
– Он – женщина! – огрызнулась Лена. – Знаешь мама, если ты будешь мне надоедать, я совсем брошу музыку!
– Стоит ей сказать, что-нибудь, как сейчас же – брошу музыку! Ты лучше брось учителя.
– Я уже достаточно взрослая, чтобы поступать так, как я хочу!
– Фу! Сарра говорит то же самое… А сама вот уже целых пять часов, как пропала где-то да еще с ребенком!
Зельда подошла к окну и отдернула занавеску.
Солнце улыбалось ей, цветы на клумбах покачивали своими головками, птицы щебетали как-то особенно весело.
– Когда все кажется чересчур веселым, тогда у меня неспокойно на душе. – Сказала вслух Зельда. – Хотя бы пришел Мендель.
– А что тогда было бы? – спросил Мендель, внезапно появляясь перед ней.
– Ну тебя! Ты всегда так – подкрадываешься сзади, как кошка. Я стою здесь и думаю о Сарре. Где она? Давно уже она должна была вернуться с прогулки…
Мендель нахмурил брови. За последние месяцы Сарра окончательно пала духом. Зельда беспокоилась, видя как она страдает, но Мендель, несмотря на то, что у него тоже было неспокойно на душе, только посмеивался над Зельдой.
– Что такое женщина? Хлопушка. Много шуму из ничего!
Тем не менее, он сразу побежал искать Сарру.
– Он говорит мне «ничего», а сам белый, как мел. Прошло полчаса мучительного ожидания. Зельда, стоя у окна, строила разные предположения.
– Может быть, на нее налетел автомобиль, а может быть, она пошла к соседям, ребенок играл с газом и произошел взрыв! А не то, может быть, она пошла в кино, и там случился пожар…
Наконец, Мендель вернулся.
– Ну, что?
Он ничего не сказал. Он с трудом дышал от быстрой ходьбы и только дал ей знак следовать за ним. Сердце Зельды страшно забилось. Мендель повел ее через сад к озеру. Зельда заметила, что глаза у него были влажные.
Подойдя к озеру они остановились. При солнечном свете голова Менделя казалась серебристой. Он весь как-то осунулся и постарел.
– Конечно, наконец! – прошептал он.
Зельда взглянула в ту сторону, куда он указал. На скамейке, под развесистой старой ивой сидели Мильтон и Сарра.
– Какое счастье, что мы дожили до этого дня! – воскликнула Зельда и хотела было уже броситься к ним, но Мендель удержал ее.
– Оставь их в покое, – тихо сказал он. – Они оба порядочно страдали. Она – тут, а он – там. Что такое любовь? Дитя. Оно не может родиться без боли. Видишь это озеро, Зельда? Если бы он не вернулся, наша Сарра, наверное, нашла бы покой на дне этого озера.
– Но скажи мне, Мендель, где ты отыскал его? Как он очутился здесь?
– Что я могу сказать тебе? Мильтон покинул нас и уехал в Европу, чтобы создать себе имя. Это ты знаешь. И он добился своего. Его имя останется навсегда в истории тех изобретений, которые провалились. Он задался идеей изобрести универсальное патентованное средство от всех болезней, но на самом деле он вылечил только себя одного. Мильтон думал, что он и доктор, и адвокат, и зубной врач, а мир показал ему, что он – обезьяна! Что такое образование? Краеугольный камень. Если ты не отыщешь его в книгах, ты отыщешь его на улице.
Всю свою жизнь Мильтон соприкасался только с поверхностью жизни. Но на этот раз он попал в самую гущу ее. Он думал, что все так мелко, как он сам. Но вдруг все стало глубоким, потому что он сам погрузился в жизнь по уши. Что такое опыт? Хрен. Когда он слишком крепок, он вызывает слезы на глазах. Мильтон узнал всю его крепость.
И знаешь, Зельда, что его излечило? Крупные аптекарские фирмы приняли все меры, чтобы расстроить его планы. Сперва они украли у него его идею, затем начали конкурировать с ним и вытеснили его с рынка. А он все еще не сдавался, не хотел признать своего поражения и продолжал вкладывать в дело все новые капиталы, ведя борьбу с этими фирмами. Но, наконец, он получил последний удар, средства его иссякли, и к кому он тогда должен был обратиться? Тогда он понял, что он так же легко мог потерпеть поражение, живя с семьей, как и без семьи! И даже, если бы он имел успех, то с кем бы он мог разделить свою радость? Так или иначе, он нуждался в тех, кто нуждался в нем.
– Но сколько денег он должен был ухлопать на это дело! – воскликнула Зельда. – Боже мой! Он, наверное, разорил тысячи людей. Как он все это теперь пополнит?
– Он не будет пополнять, – сказал Мендель, и глаза его затуманились слезами. – Все это были мои деньги… Видишь, Зельда, как хороша они сидят вон там, рядышком, держа Соломона на коленях! Ну разве это не стоит всех моих денег? Я должен был это сделать, так как знал, что это приведет его к нам. Ты думаешь, он нашел бы таких дураков, которые стали бы поддерживать его своими деньгами? Все его финансисты были моими агентами. Он сам этого пока не знает. Я следил за ним издалека все это время, ибо я знал, что он унес с собой сердце Сарры. И я все время помогал ему. Чем я пожертвовал? Только деньгами. А что я спас?..
Он замолчал и, отвернувшись, закрыл глаза рукой.
– Мендель, – прошептала Зельда, обнимая его большую мудрую голову, – если бы Сарра погибла, то и мы не намного пережили бы ее.
– Ну, вот, значит, все это к лучшему. Мильтон получил холодный душ, а мы оплатили его счета. Что такое жизнь? Колесо рулетки. Каждому предоставляется возможность проиграть. Если бы Мильтон не получил этой возможности, он переходил бы от одной причуды к другой, а что было бы с Саррой? А теперь он осядет. Что такое бедность? Бумага для мух. Стоит только прилипнуть к ней, тогда уже не легко оторваться…
Итак, значит, Зельда, нам теперь придется переменить квартиру. Может быть, ты помнишь, куда ты сунула мой старый, засаленный рабочий костюм? Ты знаешь, что мы сделаем? Пусть эта счастливая пара остается здесь – они могут прожить здесь еще с недельку, – а мы поедем в Нью-Йорк и подготовим хороший банкет – на этот раз самый настоящий! Ты догадываешься, о чем я говорю! Я видел три хороших комнатки на улице Питт, на четвертом этаже, неподалеку от того места, где мы жили раньше.
Зельда взяла его под руку, и они медленно пошли по тропинке к дому.
– Знаешь, Мендель, вчера я видела во сне, что мы живем на мансарде, как раньше, когда ты еще изобретал машину, которая дала нам богатство и доставила много хлопот, и что я стою у корыта и стираю белье, а ты сидишь в кресле и пьешь чай!
– Что такое жена? Лифт. Он идет с тобой вверх и вниз!
XVIII.
Мендель Маранц возвращается
Но Мендель предпочитал смотреть на свое несчастье объективно. Для него потеря четверти миллиона долларов была прекрасной темой для размышления. Удобно сидя в кресле, он вынул портсигар и закурил.
– В конце концов, мы пожертвовали своим богатством ради счастья Сарры. Что такое жертва? Дерганье зуба. Оно мучительно, но от него не умирают. Пусть лучше у Сарры будет муж, чем у нас лакей. Что такое счастье? Солнечный свет. Один луч в подвале стоит двух лучей на крыше!
– Но все-таки, твоими речами плиту не вытопишь, – сказала Зельда, гремя печной решеткой.
– Что такое жена? Виноград. Он кислый по природе. Мы бедны всего лишь одну неделю, а ты уже недовольна. Разве ты не мечтала о том, чтобы спасти Сарру? Что такое женская голова? Флюгер. Он меняется по ветру.
– Но теперь, когда она уже спасена, нам нужно что-нибудь есть, или нет? Если Мильтон был настолько глуп, что потерял целое состояние на патентованном лекарстве, а ты был еще более глуп, что поддерживал его, то это не значит еще, что мы должны теперь голодать и чувствовать себя счастливыми. Если бы не он, то мы, может быть, уже были бы миллионерами!
– Ты, Зельда, не должна осуждать Мильтона; он наш сосед, живет только через коридор от нас, и пусть он будет счастлив со своей женой и ребенком. Как я додумался до идеи, которая принесла нам богатство, так он со своей идеей лишил нас этого богатства. Что такое идеи? Турникет. Его можно поворачивать в обе стороны! Кроме того, тут дело касалось счастья и благополучия Сарры.
– И ты думаешь, что теперь, живя на улице Питт, на верхнем этаже, рядом с мусорным ящиком и дохлыми кошками, Сарра чувствует себя счастливой?
– Что такое счастье? Беглец! Ты можешь знать, где оно скрывается? Может быть оно здесь. В нашем прекрасном пригородном особняке его, безусловно, не было! Подожди, Зельда, бедность еще может послужить нам на пользу. Что такое несчастье? Устрица. Ты можешь найти в ней жемчуг!
– Ты лучше подумай о своих детях. Посмотри на Лену: она уже барышня и думает о замужестве, а какое ты ей готовишь приданное? Нищету и свои басни? А Натан? Он только что окончил университет. Мильтону ты давал деньги, чтобы он их прожигал, а у Натана нет даже на самое необходимое.
– Когда меня сбрасывает на землю лошадь и выбивает мне зубы, то дай же мне время, Зельда, чтобы опомниться! – умоляюще сказал Мендель.
– Значит ли это, что мы должны жить на улице Питт?
– Послушай, Зельда, – убедительно заговорил Мендель. – Я не люблю толкать море обратно. Нас сюда прибило приливом. Мы должны спокойно сидеть и ждать, пока не наступит отлив. Со следующим приливом будут еще такие, как мы. Что такое богатство? Конфеты. Они сладкие, но я могу обходиться без них. Что такое бедность? Соленые огурцы. Они кислые, но я люблю их.
– А, так! – вскричала Зельда, теряя всякое терпение. – Так вот чем ты хочешь прикрыть свою лень! И как раз в такое время, когда дети нуждаются в твоей помощи, ты сидишь себе и поглаживаешь себе брюхо! Так знай же, мистер Мендель Маранц, что если ты хочешь, чтоб Лена вышла замуж за Вафце, рыночного торговца, а Натан сделался «шистер»-адвокатом, а Сэмми – водопроводчиком, то значит, ты еще плохо знаешь свою жену!
Мендель замахал руками.
– Не беспокойся. Хорошо знаю. Что такое счастье? Барышня. Что такое несчастье? Вдова. И вот теперь я женился на ней.
– Ничего, ничего! – не унималась Зельда. – У нас был уже такой разговор десять лет тому назад. Только тогда у тебя были еще мозги в голове. Ты тогда не стал тратить время попусту, а взял старое ведро, доску для стирки, щетки и придумал такую машину, комбинированный прибор для квартиры, от которого мы сразу разбогатели. Разве была я против? Только вначале, пока еще не знала, что выйдет… Так и теперь, бери вот эти старые щетки и разбитое ведро, и придумай какое-нибудь изобретение! И тогда мы опять будем богаты.
– Ай, Зельда, у тебя тоже, как я вижу, есть мозги, но только вопрос, где они? Ты думаешь, для меня так же легко изобретать, как для тебя варить суп. Что такое изобретение? Штопор. Он должен меняться при каждом повороте. Послушай, Зельда, что я тебе скажу, – улица Питт не так уж плоха. Что такое честолюбие? Волчок. Он должен кружиться, пока не остановится. А что такое довольство? Черепаха. Ей мало нужно, и потому она долго живет!.. Что ты подняла такую пыль?
– Чтоб ты перестал болтать языком! – огрызнулась Зельда, усиленно прочищая решетку. – У меня болит голова от золы, ап-чхи! – но еще больше от твоих разговоров – апп-чхи!
– Будет тебе прочищать решетку! Дай мне лучше стакан чаю, прочистить горло!
– Чаю! И у тебя хватает еще наглости просить чаю! Сидит себе, как банкир и приказывает – чаю! – Зельда угрожающе схватилась за чайник. – Я вот налью тебе чаю прямо на голову – тогда узнаешь!
Мендель вдруг страшно закашлялся.
– Я дала бы тебе чаю, – сказала Зельда уже совсем другим тоном, – если бы ты взялся за дело и изобрел что-нибудь. Но я знаю, что ты только даром выпьешь чай… Завтра же с утра отправляйся на рынок и ищи себе работу. Не хочешь изобретать, будешь проводить канализацию. Хороших дождались времен, нечего сказать! Мендель Маранц, великий изобретатель, опять сделался водопроводчиком! Я краснею от стыда, когда думаю об этом… Ничего, ничего – посмотрим, как ты будешь смеяться! Завтра же ты у меня пойдешь на работу! И ты у меня не будешь сидеть в парке, читать газеты и дремать. Во-первых, я пошлю Джекки, чтоб он следил за тобой, и тебе не удастся меня обмануть.
– Что такое семья? Телега. Что такое муж? Лошадь. Что такое жена? Кнут. Но не забывай, Зельда, что есть общество покровительства животным!
– Мы слыхали эти шутки раньше! Ленивую лошадь надо подстегивать кнутом!
На другой день рано утром, Зельда принялась будить Менделя. Он не верил в ее угрозы до тех пор, пока она не начала энергично тормошить его. Он пробормотал: «Га?», и опять заснул. Она дернула его за рукав еще раз.
– Мне жалко тебя, Мендель, – сказал она, – но если ты сейчас же не встанешь, то я вылью кувшин воды тебе на голову.
Мендель поднялся на локте.
– Послушай, Зельда, – сердито сказал он, – Что такое ум? Богатство. Почему у тебя его нет? Спи и не мешай спать другим.
Зельда перевела взгляд на раковину.
– Знаешь, Мендель, есть поговорка: «Раньше встанешь – больше наработаешь».
– Чепуха! Петух встает рано, а потом не знает, что с собой делать целый день! Я могу в один час сделать больше, чем другой за целую неделю!
– Ну вот, теперь как раз и настал этот час.
– Что такое женщина? Град. Как ни изворачивайся, он тебя хлещет.
С рабочей сумкой под мышкой, в красном свитере и синем пальто, в холодное зимнее утро, Мендель вышел на работу первый раз за последние десять лет. Он возвращался к своей профессии бродячего мастерового, который чинит ванны, водопроводные и газовые трубы, точит ножи и пилы, делает ключи, полки – слесарь, водопроводчик, столяр. На старой стоянке, на углу улицы Питт и небольшого парка, он встретился с прежними товарищами по ремеслу. Макс Столяр, Борух Финкль и Шимин Бук все еще были здесь. Они посмотрели на него своими тусклыми глазами и беззвучно поздоровались, как если бы виделись с ним только вчера. Они внимательно осмотрели его с головы до ног, инстинктивно прижимаясь друг к другу, чтобы он не врезался между ними и не занял более выгодного места. Мендель молча прошел на самый конец.
Итак, значит, он опять вернулся на то место, с которого он начал свою работу по приезде в Америку двадцать два года тому назад. – водопроводчик с улицы Питт. «Мендель Маранц, великий изобретатель!» – думал он. А дома Зельда думала про себя: «И как он может сносить такой позор? Пройдет неделя и он не выдержит. И опять займется изобретениями».
Мордехай Леп, бакалейный торговец, проходя мимо, взглянул на Менделя и чуть не откусил кусок бороды от изумления. В это утро все кумушки с соседних улиц уже знали, что случилось с бывшим миллионером.
– Вот так оно и бывает! Сегодня ты наверху, а завтра – внизу… Вы что желаете? Три фунта луку?
– Мы должны помочь ему. Это позор для нашего района, – сказал Якоб Браунер, пожизненный председатель «Общества скорой помощи в Несчастных случаях». У него была колбасная фабрика и жена, и никто не мог точно сказать, что из двух побудило его учредить общество скорой помощи. Но только в ту же неделю Мендель вдруг очутился в присутствии всех трех – колбасы Браунера, его жены и его общества.
– Не желаете ли зайти со мной в кафе Гросберга выпить стакан чая? – предложил при встрече Браунер Менделю, и когда Мендель пил чай, богатый бакалейщик, откинувшись назад, рассматривал его покровительственным, участливым взглядом.
– Мы хотим помочь вам. Можно ссудить вас деньгами, чтобы вы могли начать какое-нибудь дело, скажем, открыть колбасную торговлю, – предложил Браунер.
– Нет, спасибо. Что такое торговля? Лотерея. Покупают билеты тысячи, а выигрывает только один.
– Ну, с нами этого не бывает! Мы приставили к делу десятки вдов, и все они хорошо зарабатывают на наших колбасах.
– Может быть, вы желаете попробовать нашу колбасу? – предложила Гертруда, жена Браунера. – Я наложу вам корзиночку, и вы отнесете своей бедной семье.
– Что такое колбаса? Мы не знаем. Поэтому у нас в семье ее никто не ест!
– Что! – закричал секретарь общества. – Вы не едите колбасы Браунера?
– Да знаете ли вы, что это лучшая колбаса в мире! – воскликнул Симон Браунер, товарищ председателя «Общества скорой помощи». – Ветчина и сосиски ничто по сравнению с ней!
– А что вы можете сказать про нашу гамбургскую? – вставила Гертруда, вся красная от гнева. – Только что мы получили заказ на тридцать фунтов для детского дома. А наша ливерная – сейчас получен заказ на триста фунтов для сиротского дома.
– И двести семьдесят фунтов той же колбасы отправлено нами сейчас по заказу в убежище инвалидов! – пропищал казначей общества.
– А что вы можете сказать по поводу нашей колбасы…
– Ничего я не могу сказать! – прервал Мендель. – Вы делаете великое и важное дело, то есть, я хочу сказать – благодеяние! Вы пичкаете мир колбасой! Но есть два рода голода, миссис Браунер, – голодный желудок и голодная душа, и меня вы сосисками не накормите.
Мендель встал, заплатил за чай и вышел. Члены общества не скоро оправились от нанесенного им оскорбления.
– Подумаешь, какие мы гордые! – оскалился наконец Браунер. – Даже заплатил за нас! Хотел бы я знать, сколько ножей ему придется наточить, чтобы вернуть эти деньги?
– Нищий-гордец!
Придя домой, Мендель сказал жене:
– Зельда, если к нам явится миссис Браунер со своими колбасами, спусти ее с лестницы вместе с ее колбасой!
– Так, значит! К нам уже являются благотворители! – воскликнула Зельда. И тут она поняла, что в своей бедности они дошли до предела.
Мендель сбросил башмаки, подвинул ноги ближе к печке и начал размышлять:
– Что такое благотворительность? Приказчик. Он дает тебе то, что у него есть, а не то, что тебе нужно. Глупцы! Они вздумали помочь мне. Я сижу и размышляю, что такое жизнь, а они хотят напичкать меня колбасой.
– Сиди и размышляй в спальне, а не здесь, – сердито сказала Зельда. – Скоро дети придут обедать, и когда они увидят своего отца, несчастного нищего, они еще могут лишиться аппетита!
Но спустя минуту она уже раскаялась.
– Сиди, сиди. Я только так. «Бедный Мендель, – подумала она. – Полисмен гоняет его в парке, а я дома». Она собрала его вещи и швырнула их под кушетку. – Если ты хочешь стакан чаю, то чего же ты молчишь, как немой?
При красном отражении света от печки, лицо Менделя казалось серым, пепельным. Зельда никогда не зажигала газа до прихода детей – это был один из ее многочисленных способов экономии – и в голубоватых сумерках, наполнивших комнату, оба старика казались удивительно печальными и несчастными. Зельде стало жалко Менделя. «Бедный, он совсем старик!» – думала она. – «Его изобретение, его богатство, его достижения, его слава – где все это теперь?». Она стояла с суповой ложкой в руке и печально качала головой, глядя на Менделя, который сидел, склонивши голову, и мечтательно смотрел в окно, залитое лунным светом.
Зельда подошла к Менделю; ее рука тихо легла ему на плечо, глаза затуманились. Оба они глядели в окно поверх крыши, в голубое пространство морозной ночи, где катились серебристые волны лунного света, и им казалось, что все, о чем они мечтали и чего достигли, теперь было смыто и унесено в беспредельный океан времени.
– И за что мы боролись и страдали столько лет? – вздохнула Зельда.
– Что такое человеческие достижения? Пироги из глины. Дети их делают, а море поглощает.
Когда совсем стемнело, Зельда зажгла газ. Желтый свет газового рожка сразу разогнал мрачные тени. Зельда начала суетиться: гремела тарелками, переставляла стулья, бегала от плиты к столу и от стола к посудному шкафу. А, и дети, дети!
– Ты, Натан, садись здесь; для тебя Сэмми, я приготовила такие лепешки, какие ты кушал, когда мы были богатыми. А тебе, Хими, я знаю, понравится штрудель. Почему ты так долго умываешься, Джекки? Дай и Лене умыться! У нас теперь нет ванной – одна раковина для всех!
– Мама, ты приготовила кугель?
– Я приготовила кугель, и я приготовила штрудель, и испекла пирог – словом, все так, как было раньше.
– О! Вы только посмотрите! – воскликнула Лена, хлопая в ладоши, когда Зельда поставила на стол большую миску, из которой выглядывала голова какой-то большой птицы. – Жареный гусь! Начиненный яблоками! Вот это я понимаю!
Зельда вся просияла. Она решила сделать детям сюрприз. Пусть они забудут хоть на минуту этот старый, грязный дом, верхний этаж, бедность в каждом углу, пляшущую при дрожащем желтом свете газового рожка. Пусть они еще раз посидят все вместе за столом, заставленным фруктами, жарким, прелестным десертом. Хими и Натан потирали руки. У Джекки блестели глаза.
– Что такое бедность? Сабля. Она теряет свою остроту, если вложить ее в ножны!
Мендель вымыл руки и начал резать гуся на равные части, как делал в ту пору, когда дети были маленькими и поднимали спор за столом. Теперь они все были взрослые. Натан готовился к адвокатской карьере, Лена служила секретарем у банкира, Хими – приказчиком в магазине, Сэмми был помощником слесаря, а Джекки скоро должен был кончить городскую школу.
– Что такое дети? Арбуз. Они вырастают в одну ночь. Что такое родители? Огурцы. Они всегда имеют приблизительно один вид.
Зельда стояла у печки, сложив руки на животе, и любовалась детьми, сидевшими в ожидании с ножами и вилками в руках. Даже в бедности есть свои приятные стороны.
Вдруг Лена сделала кислую мину.
– Что это такое? – спросила она. – Твердое, как лошадь.
– Это называется гусь! – проворчал Натан. – Старая подошва.
«Ой, я умру!» – подумала Зельда, ломая руки. – Разве мясо не мягкое? – заботливо спросила она. – А я просила Шмиля: «Дай мне самого молодого гуся»… Ну так кушайте деликатесы – пудинг, кугель, пирог с фруктами.
– А с чем этот пирог? – мрачно спросил Хими.
– Как всегда! – сказала Зельда, настораживаясь. – А разве тебе не нравится? Ну, правда, я не положила орехов, варенья, да и яблок маловато…
– Бэ-э! – сказала Лена.
– Уходи сейчас же из-за стола! – закричала Зельда. – Нечего строить рожи!.. А ты, Сэмми, почему не пьешь чай с пудингом?
– Спасибо, мама. Я люблю чай с хлебом.
«Вот какой пир у Маранцев в их новом доме, – горько подумала Зельда. – Вместо люстры – желтый газовый рожок; вместо румяного гуся – старый жесткий петух, и все угощение – чай с хлебом!».
И во всех этих лишениях и бедности виноват только он один, и на нем-то Зельда и решила выместить всю свою злобу. Она возьмет все эти тарелки с непочатыми кушаньями и с горя побьет их у него на голове.
«Пусть знает, что у меня на душе».
Но вдруг она остановилась. Ее рот остался открытым, брань не сорвалась с языка, тарелки задержались в руке. Мендель Маранц принялся за еду.
Спокойно, методично он отправлял в рот кусок за куском, жевал и чмокал; сперва кусок петуха, потом ложку яблочной начинки, потом опять кусок петуха и так продолжал до тех пор, пока в миске не остался один петушиный скелет, белый, как слоновая кость.
Затем он отставил миску, вытер руки о салфетку и принялся за кугель, пудинг и фруктовый пирог. Дети следили за ним, как он по очереди набивал в себя все это, как им казалось, с беспримерным героизмом. Покончив во всем, что было на столе, он сложил салфетку и с восхищением посмотрел на Зельду.
– Зельда – великолепно! – воскликнул он. – Что такое кулинария? Искусство! Дети не могут этого понять. И что такое жена? Финансист. За гроши она может устроить настоящий пир!
Каменный взгляд Зельды сразу смягчился. Лицо ее залила краска.
– Ну, не стадно ли вам? – обратилась она к детям. – Вы видите? Берите пример с отца.
– Правильно, Зельда, – одобряюще сказал он. – Не пища плохая, а дети плохие! Что такое дети? Жирафы. Они любят задирать головы.
Но дети побросали салфетки и вылезли из-за стола. Их отец был для них загадкой. Они вместе с матерью все еще надеялись, что он проснется от своего летаргического сна, изобретет какую-нибудь машину и она вырвет их из бедности. Но теперь им все стало понятно. Капитан со своим судном сел на мель. Каждый должен был спасаться, как мог.
Лена мечтала о новых нарядах, которые помогли бы ей победить гордого молодого банкира, который разговаривал с ней только тогда, когда диктовал что-нибудь. Натан хотел сделаться членом общества адвокатов, но отец не мог дать ему денег для членского взноса, и он вынужден был поступить на службу конторщиком. Сэмми, получивший коммерческое образование, не имел возможности заняться коммерцией, а Химми, мечтавший сделаться изобретателем, как и его отец, теперь боялся и думать об этом, видя наглядно, к чему это приводит. Даже маленький Джекки, уже мнивший себя великим актером, играющим где-нибудь в театре на Бродвее, теперь думал о том, что ему как видно, придется продавать газеты на улицах. Все планы их рушились по вине отца.
– Я постараюсь уйти отсюда, как можно скорее! – решил Натан.
– Если ему нравится жить на улице Питт, пусть живет один, – проворчал Сэмми.
«И каждый день ест жаренных петухов!» – подумал Хими.
Даже маленький Джекки мечтал о каком-то чудесном избавлении от бедности.
– Не беспокойся, мама, – говорил он. – Мы еще будем богатыми. Отец придумает какое-нибудь изобретение, а я сделаюсь великим артистом, и ты будешь приезжать ко мне в театр в огромном автомобиле.
– А откуда у меня возьмется автомобиль, Джекки?
– Мой шофер будет приезжать за тобой.
Глаза Зельды наполнились слезами, она отвернулась и начала вытирать посуду. Она старела, а дети подрастали.
– Что такое жизнь? – вздохнул Мендель. – Розовый куст. Одна треть увядает, одна треть в цвету, одна треть только распускается.
«Неужели мой Мендель уже увял? – подумала Зельда. – Нет! Она даст ему еще немного времени для передышки, чтобы он мог опомнится после такого удара, после падения с такой высоты, а потом?.. Искра, вспышка, вращение колес, шум мотора, и Мендель начнет работать, начнет изобретать, как и раньше. Неужели он допустит, чтобы дети кормили его? Нет, он купит им еще и дома, и автомобили, и каждому даст ключ к богатству!»
А Мендель тем временем валялся на кушетке, заложив руки за голову, и курил папиросу. Он спокойно пускал в потолок дым, уходивший кольцами, в то время, как его дети, один за другим, бежали из родительского дома. Удастся ли ему вернуть их обратно?.. В другом конце коридора ревел внук Менделя, Соломон, просивший кушать на целый час раньше времени – представитель нового, более беспокойного поколения.
XIX.
Сумерки и рассвет
Однажды, когда Зельда и Сарра, обе в фартуках, с половыми щетками в руках, стояли в коридоре и разговаривали, к ним вдруг подошел какой-то элегантный молодой человек в шоферской дохе и рукавицах.
– Разрешите спросить, – несмело начал он, – мистер Маранц… э-э-э… живет здесь?
Сердце Зельды замерло от радости. Может быть, наступило, наконец, время?.. Какой-нибудь богач пришел к ним, чтобы приобрести новое изобретение? Несомненно, Мендель опять изобрел что-то, но только пока держит в секрете. Вдруг Сарра воскликнула:
– Да ведь это Оскар! Оскар Гассенхейм!
– Тот самый молодой человек, за которого ты когда-то хотела выйти замуж? – удивленно спросила Зельда. – Вот это тот самый милый, застенчивый молодой человек?
– Кто? Я? – пробормотал Оскар, как всегда теряясь в присутствии женщин.
– Подождите, у меня мокрые руки, – сказала Зельда, вытирая их о фартук. – Но вы не пятьтесь назад, Оскар, а не то полетите с лестницы!
Да, это был Оскар. Перед Саррой сразу встал весь их роман. Он приехал за ней, и она бежала с ним из дома своих родителей в другой дом, где уже все было готово к свадьбе, и где их ожидали все их родственники. Он предварительно спросил у всех разрешения бежать – очень предусмотрительный герой, от которого она отшатнулась, как только узнала об этом.
Но теперь положение изменилось. Оскар уже не был глупым мечтателем, а красивым, скромным молодым человеком, в то время, как она представляла собой пожилую женщину, стоявшую перед ним в грязном платье со щеткой в руках. Глядя на него теперь, она, казалось, жалела о том, что отказала ему. Спокойная, тихая жизнь с мужем казалась ей тупой и скучной.
– Но что могло привести вас сюда через десять лет? – спросила Сарра, удивленно глядя на него.
– Кого? Меня? – пробормотал Оскар, смущенный вопрос. – Видите ли, я э-э-э…
– Надеюсь, вы пришли не за тем, чтобы ухаживать за моей дочерью! – строго сказала Зельда. – Она давно замужем.
– Я знаю, но я все еще люблю ее! И так, как я скоро… э-э-э… вступлю в брак, то я принес ей на память…
Оскар несмело шагнул вперед, сунул Сарре в руки букет цветов и, спотыкаясь, быстро побежал вниз по лестнице.
– Фу! – воскликнула Зельда, глядя вслед убегавшему молодому человеку. – Можно подумать, что он принес цветы на свои собственные похороны!
– Или на мои, – сказала Сарра. – Это, несомненно, подстроила его мать. Я так и вижу, как она сует мне цветы под нос. «Смотри, мол, что ты потеряла».
Сарра усмехнулась, развязывая букет. Но цветы были так невинны, так далеки от людских интриг, что она невольно погрузила свое усталое лицо в их освежающие лепестки, наслаждаясь чудесным ароматом.
– Если бы мы были богаты, – вздохнула Зельда, – то Лена теперь могла бы поймать его. Для такой рыбы нужен золотой крючок!
Вечером Лена вернулась домой, усталая и раздраженная, как всегда.
– Я не могу больше жить в этой несчастной конуре! – грубо сказала она, окидывая взглядом квартиру.
Зельда, стоя у плиты, печально поникла головой. Как видно, Лена, которой опротивела такая жизнь, скоро порвет со своей семьей и уйдет куда-нибудь на сторону. Постепенно начнется распад семьи Маранцев. Зельда чувствовала себя несчастной и одинокой.
А в это время рядом, в квартире Сарры, разыгрывалась настоящая буря. Мильтон вернувшись со службы, прежде всего обратил внимание на букет цветов, стоявший в кувшине на столе.
– Это от одного глуповатого молодого человека, Оскара Гассенхейма, который когда-то хотел жениться на мне, – смущенно сказала Сарра.
– Наверное, жалеешь, что не вышла за него, – сухо заметил Мильтон, садясь за стол и беря в руки вечернюю газету. Сарра молча подала ему обед. – А почему это ему вздумалось принести тебе цветы? – спросил Мильтон.
– Должно быть потому, что ты мне их никогда не приносишь.
– Гм! – пробурчал Мильтон, принимаясь за обед. – А разве я должен заниматься этим?
Он казался таким бледным и усталым после работы, что Сарре стало стыдно за свои слова. Она схватила букет со стола и швырнула его на пол. Затем, подойдя к Мильтону, сказала:
– Я очень жалею, Мильтон… Прости меня.
– Мы скоро выберемся из этой дыры, – пробормотал Мильтон, не глядя на нее. – Не квартира, а какая-то тюрьма!
– Но мы не можем сами уехать отсюда, а их оставить. Помни, Мильтон, что они попали сюда из-за нас.
Мильтон устало поднял на нее глаза.
– Твоя мать и так достаточно поработала на нас, помогала тебе по хозяйству и с ребенком. Надо, наконец, дать старухе отдых!
Сарра слегка покраснела чувствуя, что ее муж был прав, и замолчала.
Через две недели Сарра с мужем переехала на новую квартиру в лучшей части города. Натан снял у них комнату и переехал вместе с ними. Лена ушла из дому еще неделей раньше и поселилась у знакомых. Зельда не отпускала ее, было пролито много слез, и, в конце концов, между матерью и дочерью произошел настоящий разрыв.
– Плохие вести, мама, – сказал Хими, придя однажды из магазина. – Меня переводят в Сан-Луи.
На глазах у Зельды блеснули слезы. Один за другим дети покидают ее. Остались только двое. Сэмми и маленький Джекки. Сэмми только и думает о том, как бы поскорее уйти из своей семьи.
– Куда?
– Да куда-нибудь.
Наконец его желание исполнилось. Он получил место электротехника на одном крупном заводе, неподалеку от Нью-Йорка, и так как мать не отпускала его, то он просто бежал из дома.
А чем же все это время было занят Мендель? Он просто спал летаргическим сном. Он жил в каком-то странном мире полузабытых мечтаний, То он бродил по парку, то лежал на кушетке, то, сидя безмолвно в кресле, смотрел в окно, ожидая внезапной вспышки мысли, которая никак не приходила. Но скоро уже, скоро…
– Зельда, что такое дети? Птенцы. Как только у них вырастают крылья, они покидают гнездо. Не мучься понапрасну. Время еще изменится. Что такое счастье? Поезд. Наш опаздывает. А что такое терпение? Зал ожидания. Сиди и читай газету!
Так утешал он ее каждый день. Зельда, казалось мало придавала значение его словам, но они благотворно действовали на нее. И она работала по хозяйству и терпеливо ждала, а он каждое утро, захватив свою сумку с инструментом, уходил на работу.
Часто на улице он встречал Ривку, которая когда-то была дворничихой при их доме. Она сидела на крыльце соседнего дома, разодетая в шифон и бархат, напудренная и напомаженная; бриллианты горели на ней, как горят ночью пароходные огни на реке Гудзон. Мендель удивлялся ее важному виду, ее способности сохранять молодость и красоту. Он издали кланялся ей. Она лукаво улыбалась.
– Ай! – вздыхал он. – И почему это Ривка кажется такой молодой, а Зельда, хотя и моложе ее на четыре года, годится ей в бабушки?
Конечно, все это потому, что Зельде приходится тяжело работать… Муж Ривки недавно умер, и все соседи говорили, что теперь она, получив страховую премию, стала богатой вдовой. «Кто женится на ней, тот не прогадает! Что такое вдова? Хорошая скрипка. Чем она старше, тем больше ценится!»
Но нужно как-то помочь Зельде. Дети разбрелись по всему свету, и что теперь у нее осталось?
– Что такое мать? Автомобильная шина. Выкачай из нее воздух, и она теряет всякую силу.
Зельда, оставаясь дома только с одним Джекки, часто думала о том, как бы помочь Менделю. Однажды, в холодный осенний день, она вышла из дому с парой сэндвичей и жестянкой горячего кофе и направилась в парк. «Нужно согреть его старое сердце хоть немного, – думала она. – Может быть, тогда лучше будет работать его голова?» Но Менделя не оказалось среди других мастеровых на стоянке. На другой день, когда пошел дождь, она понесла ему зонтик и галоши, но его опять там не оказалось. «И где ему только не приходится бегать, чтобы заработать себе на кусок хлеба?» – подумала она и спросила у других мастеровых, не знают ли они, когда вернется Мендель Маранц.
– Он давно уже не приходил сюда, – сказали ей.
«Так! – подумала Зельда. – Зачем же он уходит каждое утро – в одно то же время, со своим инструментом? Может быть… Может быть…».
В этот день Зельда приготовила для него особенно хороший обед. Мендель остался очень доволен и сказал:
– Вот увидишь, Зельда, я еще исправлюсь. Ты только подожди! Что такое надежда? Сейф. Я уже придумал одну комбинацию!
На другой день Мендель решил вернуться домой раньше обычного.
«Теперь я могу сказать ей все. Зачем ей так тяжело работать, если я…».
Когда он постучался в дверь своей квартиры, на пороге его встретила Зельда, преградившая ему дорогу.
– Что с тобой – ты так рано сегодня? – испуганно спросила она.
– Я пришел, чтобы открыть тебе свой секрет. Что такое секрет? Гнилой зуб. Его нужно удалять.
– Но я не могу пустить тебя сейчас в квартиру…
– То есть что ты хочешь этим сказать? – Какое-то смутное подозрение шевельнулось в душе у Менделя.
– Ты должен уйти и не приходить домой раньше шести часов!
– Зельда, – начал Мендель, беря ее за плечи обеими руками и строго глядя ей в глаза. – Я всегда считал тебя честной и верной женой! Но что такое женщина? Банкрот. Чем больше ты ей веришь, тем больше она не оправдывает твоих надежд! Я думал, что ты оставаясь дома, стряпаешь, убираешь квартиру, моешь посуду, как примерная жена. А ты что делаешь?
– А я думала, что ты стоишь на рынке и ищешь себе работу. А что ты делаешь?..
– Ну, я… совсем другое дело.
– Вот так и я!
Мендель посмотрел на нее, прищурив глаза.
– Неужели ты хочешь сказать, что ты тоже стала изобретателем? – Да!
Мендель удивленно посмотрел на нее. Потом, шагнув вперед, он слегка оттолкнул ее и ворвался в квартиру. И тут перед ним обнаружилась Тайна Зельды. На полу ползала Ривка в грязной, старой юбке, прикрытой крапивным мешком, вместо фартука; ее голые, пятки вылезали из войлочных туфель; весь ее блеск исчез, кроме румянца на щеках и двух египетских стеклянных призм, болтавшихся у нее в ушах. Раскрыв рот и тяжело дыша, Ривка, служившая для Менделя образцом красоты, ползала на коленях, моя полы, в то время, как Зельда, подбоченившись, руководила ею.
– Ривка, пожалуйста, помойте и по углам и под шкафом, а не только посередине!
Вот до чего додумалась Зельда! Заставить Ривку – своего непримиримого врага – ползать перед ней на коленях, мыть для нее полы!
Но как это могло случиться? Ривка, получившая наследство после смерти мужа, богатая вдова, в которой многие молодые люди видели единственный выход из своей бедности, работает для Зельды, у которой нет ни гроша за душой! В этом было так много непонятного, что Мендель попросил Зельду объяснить ему, в чем тут дело.
– Хорошо. Слушай. С тех пор, как разбрелись наши дети, мне нужно было иметь кого-нибудь около себя, чтобы было с кем поговорить. Кроме того, за те десять лет, что мы были богатыми, я отвыкла от тяжелой работы. И вот я экономлю понемногу на провизии, да кое-что у меня еще осталось от прежнего времени, и на эти деньги я нанимаю Ривку раза два в неделю, чтобы она помогла мне по хозяйству. Бедная Ривка! Муж оставил ее без копейки, а она должна делать вид, что она очень богатая, иначе ей никогда не выйти замуж.
Мендель смотрел на Зельду широко раскрытыми глазами.
– Что такое жена? Картежник. Никогда нельзя знать, что у нее в рукаве. Я пришел сказать тебе раз навсегда, что пора уже тебе перестать так тяжело работать, но ты, как я вижу, надумала это еще раньше меня! Что такое здоровье? Купоны. Собирай их и получишь премию!
Зельда усмехнулась чуть заметной усмешкой.
– Это я не для себя все делаю, а для тебя, Мендель. Если у нас в квартире будет чисто, спокойно и уютно, то ты опять начнешь изобретать. Я знаю, что когда-нибудь ты придешь домой с хорошими вестями. И я хочу дождаться того дня, когда мы соберем всех своих детей и опять будем жить все вместе.
– Это очень хорошо, – сказал Мендель, садясь на стул и закуривая папиросу. – У меня тоже дела не так уж плохи, Зельда. Когда человек говорит: «Я окончательно разорен», – то это означает, что у него нет средств, чтобы купить себе автомобиль, но у него, безусловно, осталось еще на трамвайный билет! Что такое коммерция? Стакан воды. Что такое банкротство? Когда он опрокидывается. Но всегда на дне остается хоть несколько капель. Когда Мильтон опрокинул мой стакан – разорил нас, – я все-таки сумел спасти несколько капель. Конечно, совсем мало, но для меня достаточно. Мне нужно иметь только четвертак в день на чай, чтобы я мог по целым дням просиживать в кафе Гросберга.
– Ай, как это хорошо! – воскликнула Зельда. – Значит ты целый день сидишь в кафе и думаешь о своих изобретениях! Говори же, говори скорей – я умираю от нетерпения – что ты придумал за это время?
– Не спеши так, Зельда… Я нашел себе хорошего приятеля. Его зовут Гецель Пастернак: он продает газеты на улице. Я никак, Зельда, не могу понять этого человека. Он смотрит только одним глазом и кажется совсем глупым, но когда мы садимся с ним за шахматы, он вдруг открывает другой глаз, и ты видишь перед собой какого-то Наполеона с громадным лбом и с таким умом, который, кажется, может победить весь мир! А как только он кончает игру и получает свои пять центов – я проигрываю ему три партии каждый день – он опять становится совсем глупым на вид, закрывает один глаз и идет продавать газеты… В нем, Зельда, заключается целый мир, совершенно нам непонятный! Наши дети живут в своем мире, мы живем в своем, а Гецель Пастернак, газетный мальчик с бородой до колен, живет в своем! Что такое жизнь? Китайские «кубики» Всегда один находится внутри другого и последний является первым!.. Но когда-нибудь и я выиграю у Гецеля Пастернака, или, в крайнем случае, мы сыграем вничью!
К концу речи Менделя, Зельда, слушавшая его с затаенным дыханием, вдруг страшно побледнела. Казалось, она была близка с обмороку.
– Так вот чем ты занимался! Играл в шахматы, в то время, как мы ждали и надеялись, истекая кровью! Убийца! Сумасшедший! Что ты от меня хочешь? Где наши дети? Боже мой! Этот человек сошел с ума!
– Зельда, успокойся! Я хочу порадовать тебя, а ты хочешь падать в обморок. Что такое жена? Астма. Она не дает тебе отдышаться. Подожди – я еще не кончил! Я потому всегда проигрываю Гецелю Пастернаку, что мой ум все время следит за движениями на другой шахматной доске. Я все время следил, как передвигались наши дети – Лена, Натан, Сэмми и Хими – и я ничего не мог сказать тебе, покуда не узнал результата игры. Что такое семья? Лапша. Не все лапшинки в ней одинаковы!
– Какой результат? Какая игра? Кто лапша? О чем это ты? Говори же скорей, говори!
– Прежде всего я должен тебе сказать, что мы приглашены на свадьбу. Это была трудная борьба, но, наконец, старый банкир сдался, и Оскар Гассенхейм женится на нашей Лене. Оскар так долго думал о Сарре, что, наконец, дождался ее сестры. Что такое упорство? Скачки. Если не приходишь первым, то приходишь вторым! Хорошо, что наша Лена – бедная девушка. Она уже не может сказать, что Оскар гонится за ее деньгами.
– Но почему же ты, зная об этом, не сказал мне раньше? Не пришлось бы мне так много страдать.
– Оскар и Лена держали все в секрете. Когда я узнал об этом, я тоже решил никому не говорить; если бы наши дети узнали, что их сестра выходит замуж за банкира, они спокойно сидели бы себе на месте, надеясь на богатую сестру. Я получил свой урок, на Мильтоне с Саррой. Я дал им все, что только можно было дать – деньги, комфорт, дом, автомобиль. Потом я поддерживал своими деньгами Мильтона в его изобретениях, пока мы оба не скатились в пропасть. Но теперь, когда я предоставил детей их собственной судьбе, они сами начали устраивать свою жизнь. Что такое дети? Молодые куры. Они сами должны нести яйца! Я может быть, опять мог бы сделаться богатым – и что тогда представляли бы собой наши дети? Комнатных собачек с розовыми ленточками на шее, которые сидят на софе и едят из рук! Что такое молодость? Глина. Умелой рукой из нее можно лепить все, что угодно. А что такое возмужалость? Мрамор. В нем трудно изменить даже отдельные черты. И я старался, чтобы наши дети были людьми, а не богачами.
– Ой, Мендель! – воскликнула Зельда с такой радостью в голосе, словно она выбралась из темного леса на освещенную солнцем равнину. – Я поняла теперь все! Все что мы претерпели – нищету, унижение, насмешки соседей – все это послужило нам только на пользу!
– Вот! Значит, теперь ты понимаешь? Чем ниже мы опускались, тем выше нашим детям хотелось взбираться! Они потеряли веру в меня и стали надеяться только на себя! В конце концов, что такое жизнь? Театральное представление. Мы с тобой его уже видели. Мы уже повозились с молочными бутылками и игрушками, и мы их уже побили и поломали… Но у них – еще вся жизнь впереди. Натан и Мильтон, вместо того, чтобы заплатить взносы в общество адвокатов моими деньгами, сами достали нужные им средства. Сарра уже не заставляет свою мать работать на нее, а наняла себе девушку. Хими послали в Сен-Луи, и он должен был повиноваться, потому, что ему не на кого надеяться. Теперь ему поручено заведовать целым отделением, а через несколько лет его опять переведут в Нью-Йорк, и он будет здесь управляющим магазином. Что такое молодость? Лестница. Первые ступеньки ее всегда находятся у самой земли.
Вот почему, я так долго сидел над шахматной доской. Я следил за маленькими деревянными пешками, следил, как старый Гецель Пастернак своими худыми костлявыми пальцами передвигал эти пешки; и всякий раз, когда я проигрывал, мне казалось, что судьба выигрывает что-то для Лены, Натана и других наших детей. Что такое опыт? Круг. Откуда ни начинай, всегда придешь к исходной точке. Мы с тобой закончили свой круг. А они только еще начинают. Что такое молодежь? Орлы. Они любят взлетать к небесам. Что такое старики? Куры. Они любят тихо сидеть на шесте!
Мендель был занят тем делом, которое он больше всего любил – сидеть на месте и спокойно наблюдать, как мимо течет жизнь.
Сидя рядом с Зельдой, он протянул ноги на кушетку и с наслаждением пыхтел папиросой, глядя в окно. Ривка возилась тут же, стирая пыль; из спальни доносился голос Джекки, репетировавшего монолог из «Юлия Цезаря», который он должен был продекламировать у себя в школе на выпускном экзамене; за окном, над крышами домов, возвышался Вильямсбургский мост, выступая огромной серой аркой на желтом фоне вечернего зимнего неба. Постепенно набежали нежные голубые тени и закрыли расстилавшуюся перед окном панораму. Мендель и Зельда теперь лишь смутно могли видеть мост, скрытый сумерками; сверкали огни поездов, проносившихся по нему, в которых возвращались толпы усталых людей после дневного труда.
– Ой, Мендель, сегодня ты меня так порадовал! – со вздохом облегчения сказала Зельда, беря мужа за руку. – И наша квартира мне кажется такой теплой и уютной. Но не думаешь ли ты, Мендель, что ты должен придумать что-нибудь такое, чтобы мы могли жить вместе с Леной, и чтобы я могла помогать ей, когда у нее будет ребенок!
– Что такое жена? Гвоздь в стуле. Он не дает тебе спокойно посидеть на месте!
Следующая публикация
Нет комментариев