[27.

09, 10:34] Владимир: 27 сентября
_*Эрнест Курц*_
*Не-Господь-Бог*
_*История Анонимных Алкоголиков*_
ТОМ 1
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
_*История*_
ВВЕДЕНИЕ
Но Анонимные Алкоголики это Сообщество, а также Программа, и, таким образом, есть вторая сторона послания не-Бога-подобности. В связи с тем, что алкоголик Не Господь Бог, и не абсолютен, и не нетипичен, он или она, по существу, кругом в рамках ограничений. Тем не менее, именно из этого ограничения – от принятия алкоголика собственной ограниченности – возникает начало исцеления и цельность. Именно этот аспект послания я «Не-Господь-Бог» позволяет Анонимным Алкоголикам, как сообществу, жить. Для того чтобы быть алкоголиком в Сообществе Анонимных Алкоголиков нужно не только принять себя, как Не Бога, но и подтвердить свою связь с другими алкоголиками. Именно это единение, которое исторически обеспечило для сотен тысяч людей выход из активного алкоголизма и становление на путь здоровья, счастья и цельности. Призыв к такой связи с другими людьми и осознание необходимости сделать это, возникает из самого принятия алкоголиком своей ограниченности. Таким образом, это второе послание, которое подтверждает ограниченность, хорошо передается фразой через дефис, – «Не-Господь-Бог»
Форма «Не-Господь-Бог» также напоминает, что утверждение уходит своими корнями в отрицание, что принятие алкоголиком обмана, как человеком, основана в его отказе от любых претензий, чтобы быть больше, чем человек. И дефис, соединяющей слова напоминает о необходимости связи с другими алкоголиками, чем Сообщество АА и живёт, и что даёт. Следствие того, чтобы быть не-Господом-Богом – это история Анонимных Алкоголиков, которые выжили только из-за самого признания алкоголиком своей ограниченности. Именно об этом и этот рассказ, история, о которой и повествует эта книга.
[27.09, 10:37] Владимир: Доктор Боб и Славные ветераны (005)
Cлушать – скачать файл в формате MP3
Аудиоплеер
00:00
00:00
Читать:
Два года практики прошли без проблем. Напряженная работа заменила тяжелое пьянство просто потому, что не хватало времени и на то, и на другое одновременно. «У меня было столько дел, что я уходил из госпиталя без сил. Благодаря этому я смог избежать неприятностей», — говорил доктор Боб.
В какой‑то период своей практики Боб отвечал за лекарства и медикаменты в госпитале. Это, в дополнение к другим обязанностям, вынуждало его бегать по всему зданию. Из‑за того, что лифты ходили очень медленно, он приобрел привычку бегать вверх и вниз по лестнице, причем несся так, словно его преследовал дьявол. Эта бешеная активность часто вызывала иронию со стороны одного из старых докторов, которому он особенно пришелся по душе: «Так, где этот бледный[9] молодой янки!».
В 1912 году, закончив ординатуру, 33–х летний Доктор Медицины открыл свой собственный кабинет в здании Второго Национального Банка, в Акроне, в котором он и практиковал, пока не ушел на пенсию и не оставил практику в 1948 году.
Возможно, в результате нерегулярного режима и очень напряженного графика работы врача общей практики, у доктора Боба возникли серьезные проблемы с желудком. «Вскоре я обнаружил, что пара рюмок облегчает неприятные ощущения в желудке, по крайней мере на несколько последующих часов», — рассказал он. Возвращение к старым питейным привычкам не заняло у него много времени.
Практически сразу за это пришлось расплачиваться здоровьем, осознавая весь ужас страданий алкоголика. «Теперь я оказался между Сциллой и Харибдой, — писал он. — потому что, если я не пил, то меня мучал желудок, а если пил, меня начинали терзать нервы». (Смитти, кстати, заметил, что проблемы с желудком исчезли после того, как его отец перестал пить — хотя у него была тогда небольшая бессонница, в результате которой он стал много читать по ночам).
Когда дела становились совсем плохи, и Боб был не в состоянии ничего делать, он обращался в одну из местных вытрезвительных клиник — и не один раз, а по меньшей мере дюжину раз.
После трех лет такого кошмарного существования, молодой доктор оказался в одном из небольших местных госпиталей, который, как и другие места для вытрезвления и санитарные учреждения в пригороде, обслуживал пациентов с такими социально неприемлемыми заболеваниями как алкоголизм, наркомания и психические расстройства.
Персонал госпиталя делал все возможное, но Боб не мог или не хотел принять помощь. Он уговорил друзей, действовавших из лучших побуждений, тайно приносить ему виски литрами. Когда этот источник поставки был обнаружен, для человека, который хорошо знал госпиталь, оказалось не сложно воровать медицинский спирт. Его состояние стремительно ухудшалось.
В начале 1914 года Судья Смит прислал доктора из Сент Джонсбери с поручением привезти Боба домой. (В каком‑то смысле Сент Джонсбери всегда оставался домом для Доктора Боба. Хотя он жил и работал в Акроне всю оставшуюся жизнь, он продолжал, пьяный или трезвый, приезжать в Вермонт каждый год).
Каким‑то образом врачу из Вермонта удалось привезти Боба в дом на Летней улице, где он родился. Здесь он оставался в постели в течение двух месяцев, прежде чем отважился покинуть ее. Он был совершенно деморализован. Потом прошло еще 2 месяца, прежде чем он вернулся в Акрон и возобновил свою практику. «Я думаю, что был сильно напуган либо тем, что случилось, либо врачом, или, возможно, и тем и другим вместе» — говорил доктор Боб.
Он оставался трезвым и в начале следующего года. Возможно, он верил, что он был на пути к исцелению, и возможно, Анна Рипли верила в это тоже. Он отправился в Чикаго, чтобы жениться на ней. Церемония проходила в доме ее матери, Миссис Джозеф Пиерс Рипли, «в половине девятого» (как говорилось в свадебном приглашении), 25 января 1915 года.
Доктор Боб привез свою невесту назад, в Акрон, в дом 855 на углу Адмор Авеню, на заросшую деревьями улицу, находившуюся в фешенебельном западном конце города. Новый дом за 4000 долларов представлял собой двухэтажное деревянное строение с большими, наполненными воздухом комнатами.
Кухня там была современная, оснащенная всеми новейшими удобствами, но Смитти вспоминает ее как длинную и узкую. «У папы был один и тот же стул, на который он садился. Он никогда не садился на другой стул. Это было его место. Каждый раз, когда кому‑то нужно было что‑нибудь из холодильника, он вынужден был вставать. Но он не менял своей привычки.
Мама хорошо готовила, — рассказывает он, — но ее это мало заботило. Она всегда хотела обедать при свечах, а папа хотел видеть, что он ест. В результате мы ели чуть ли не при прожекторах.
От него не было никакой помощи по дому — и даже хуже того. Однажды мама уговорила его снять обои со стены в гостиной. Он просунул в окно шланг для полива, и включил его. Пол в доме был покрыт коврами. Мама чуть не упала в обморок. А его способности к механике были худшими в мире. Все в доме чинил я».
Первые три года семейной жизни Смитов были идеальными, не были омрачены ни одним из несчастий, грянувших позже. Доктор Боб продолжал оставаться трезвым, и все тяжкие сомнения, которые могли быть у Анны, прошли. В те годы, как и в последующем, они были очень преданной друг другу парой. («Мама всегда очень сильно любила папу», — вспоминает Смитти. «Я никогда не слышала, чтобы они ссорились», — подтверждает Сью, но признается, что ей доводилось слышать то, что можно было бы назвать «дискуссиями».)
Профессиональная жизнь Доктора Боба тоже шла довольно гладко. Его репутация врача неизменно росла — как раз в той области, которую он любил. Он вызывал доверие у пациентов. Немного авторитарный, к которому не просто подступиться, он становился очень сочувствующим и понимающим, как только вы начинали говорить. И у него была манера смотреть на вас поверх очков. «У него это здорово получалось — рассказывает Эмма К. (близкая к Смитам в их последние годы). — Как раз так, как вы ожидаете от доктора».
По мере того, как росла практика Доктора Боба, у Смитов появилось много друзей, и они стали уважаемыми членами местного общества. А в 1918 году они стали родителями.
Но год рождения Смитти стал годом национального события, оказавшего совсем другое воздействие на жизнь доктора Боба. Была принята 18–я Поправка — запрет на алкогольные напитки.
С учетом перспективы предстоящей «просушки» всей страны, «я чувствовал себя в абсолютной безопасности», — вспоминал доктор Боб. Несколько порций в тот момент мало что изменят, думал он; т. к. даже если он и его друзья припрячут в закрома скромные запасы спиртного, пока это еще разрешено, запасы все равно скоро закончатся.
Так тому и быть, заключил он. И не предвидел ничего дурного. Его размышления, если и не вполне логичные (за исключением логики алкоголика), были вполне типичны для того времени. Доктору Бобу и всей стране в целом предстояло вскоре пожинать плоды Великого Американского Эксперимента.
До того, как поправка вступила в силу, он не знал, что правительство сделает ему большое одолжение, разрешив докторам почти неограниченную поставку зернового спирта для «медицинских целей». Много раз во время этих «сухих» лет доктор Боб подходил к телефонной книге, выбирал случайную фамилию и выписывал рецепт, дававший ему возможность получить пинту медицинского спирта.
Вскоре в доверие американского общества втерся новый персонаж, бутлеггер. [10]Качество не всегда было его сильной стороной. Однако, семейный бутлеггер был гораздо более сговорчив, чем алкогольный магазин. Он доставлял алкоголь в любое время, днем и ночью, включая воскресенья и праздники. Но, уж извините — никакой оплаты чеками или в кредит.
Доктор Боб стартовал достаточно сдержанно. Но в течение относительно короткого времени он снова потерял контроль над собой. Увы, это уже не было возвратом на исходные позиции, поскольку прогресс его заболевания стал очевиден.
У него вскоре «развилось две явных фобии», по его собственным словам: «Одна — страх, что я не смогу заснуть, вторая — страх остаться без спиртного. Человек небогатый, я знал, что если не буду достаточно трезвым, чтобы зарабатывать деньги, то останусь без спиртного».
Эта неопровержимая логика привела его к 17–летнему кошмару существования белки в колесе: оставаться трезвым, чтобы зарабатывать деньги, чтобы напиться… выпивка, чтобы заснуть. И так снова и снова.
Вместо утренней порции алкоголя, в которой он остро нуждался, чтобы унять мучительный тремор, доктор Боб перешел на «большие дозы успокоительных». Он использовал то, что в последующие годы назовут легальными наркотиками, то есть приобрел двойную зависимость.
Когда же Боб все‑таки уступал сильному желанию выпить утреннюю дозу, наступала полная катастрофа. Во–первых, он не мог работать и через несколько часов. Во–вторых, он утрачивал способность тайком принести домой достаточно выпивки, чтобы заснуть. Это приводило к «ночи тщетных метаний в кровати», за которой следовал «невыносимый утренний колотун».
Время от времени у него бывали запои. Иногда он прятался в Городском Клубе или регистрировался в Портадж Отеле под вымышленным именем. «Судите сами, ну кто поверит в “Роберта Смита”? Но мои друзья обычно находили меня, и я возвращался домой, если они обещали, что меня не будут бранить» — говорил он.
И все же доктору Бобу удавалось продолжать работать врачом. «У меня было достаточно благоразумия, чтобы никогда не появляться в госпитале выпившим и крайне редко принимать в таком виде пациентов».
И действительно, его карьера даже росла в эти годы. Уже будучи врачом общей практики, доктор Боб заинтересовался хирургией. После дополнительного обучения в клинике Майо, в Рочестере, штат Миннесота и в Медицинской Школе Джефферсон, в Филадельфии, в 1929 году он начал специализироваться как проктолог и ректальный хирург. Он был также хирургом экстренной помощи, которого в течение многих лет вызывали из Акрона железнодорожные службы Балтимора и Огайо — например, если кто‑нибудь заболел или случалась авария в районе, он был первым, к кому обращались за помощью. Это давало ему некий дополнительный доход и бесплатный проезд по железной дороге.
Но по мере того, как шли годы пьянства, усилия, необходимые для выполнения работы и сохранения внешней респектабельности, становились все более и более изнурительными. Обычно он оставался трезвым, но «основательно успокоенным», с утра до четырех часов, а затем шел домой. Этим способом он надеялся сохранить свое пьянство в тайне, чтобы оно не стало всеобщим достоянием или поводом для сплетен в госпитале.
И все же, постепенно видимость улетучивалась. Доктор Боб мог думать, что никто ни о чем не догадывается, но существуют веские доказательства тому, что кое‑кто знал о его проблеме с алкоголем. Например, в начале своего выздоровления, когда он объявил медицинской сестре в Городском госпитале, что у него есть «средство» от алкоголизма, ее первым комментарием было: «Что же, доктор, я полагаю, Вы его уже испробовали на себе?»
Анна С., АА–евка, знавшая доктора Боба еще до того, как впервые выпила, вспоминает, как он спускался вниз на ланч в здании Второго Национального Банка, и заказывал сельтерскую, томатный сок и аспирин. «Я никогда не видела, чтобы он что‑нибудь ел. Однажды я спросила Билла, владельца ресторана, что с ним не так. “У него болезнь Паркинсона?” — “Нет, у него вечное похмелье”, — ответил Билл».
[27.09, 11:43] Владимир: Город Выздоровления. Адам Т. Часть 3.
Адам Т. Лос-Анжелес, штат Калифорния
(Продолжение)
Спонсор мой (странное, да?), сказал мне: ≪Если у тебя нет готовности вести людей по Шагам – ты умрешь≫. И в этом был весь смысл. Работа в NA – это не работа над самим собой – это избавление от самого себя, чтобы я мог служить другим. Чтобы я мог повернуться к своему району, и помочь другим зависимым и за счет этих действий я обрету свободу. А я не верил в это, пока не испытал это на своей шкуре. Ведь мы можем весь день рассказывать о том, что привело нас в эти комнаты. Но мне кажется, что намного важнее для нас, выздоравливающих зависимых, говорить о том, почему мы остаемся здесь. И можно услышать самые разные точки зрения: ≪Ну, вот, попал я в NA, короче≫, и смотришь на него – и все ясно.
А я не попал в AN. Я пришел сюда, чтобы начать новую жизнь. И почему я возвращаюсь? Чтобы помочь тебе. Долго, долго я не мог понять этого. Смотрите: есть две категории людей, и я не хочу никого обижать сегодня, я извиняюсь. Есть те, кто отдает, и есть те, кто берут. И 90% в мире там, за стенами, они – чтобы брать, а 10% – чтобы отдавать. А ты приходишь в NA, ты что думаешь, тут по-разному, по-другому? То же самое – 90% берут, 10% отдают. Вот вы мне не верите, а попросите кого-нибудь убрать это помещение сегодня, и посмотрите реально, сколько народу подпишется и посчитайте. И мы говорим о том, что объединяет нас. Мой друг говорит, что здесь, как соревнования: есть болельщики и есть игроки. Игроки – это те, кто готовят собрания; те – кто расставляет стулья; те – кто приносит литературу; те – кто варит кофе; те – кто участвует в Комитетах. А есть болельщики – они берут литературу, они берут кофе. И знаете, для болельщиков NA – это один из самых опасных видов спорта в мире.
Страх не даст мне остаться чистым. Если ты зависимый, если ты новичок и если ты немного боишься – это нормально. Но мой опыт показывает мне, чтобы получить в морду, жить на улице, стать бездомным, потерять работу, образование, потерять здоровье, потерять семью, потерять детей – этого недостаточно для меня, чтобы остаться чистым. У вас получилось остаться чистым на страхе? Смотрите – в обществе есть такие, знаете, социально действующие, называются. Есть такие, в натуре. Они бросают употребление по воскресеньям после обеда. Это ребята, которые, разламывают трубки от крека и выбрасывают в окно. (Смех) И вот, в одну камеру попадают социально действующий и действующий наркоман. Оба за вождение в измененном сознании. Тут две диаметрально противоположные философии.
Социально действующий сидит в одном углу камеры и думает: ≪Блин, зачем я столько употребил вчера! Я же знал, что не надо столько употреблять!≫. А действующий наркоман в другом углу камеры сидит и думает: ≪А на х.. я поехал туда?≫. (Смех) Вот присяжные над этими вещами вообще не смеются. Им это не смешно почему-то. Для них ты просто испортил их вечер в пятницу. Жена социального действующего говорит: ≪Короче, если ты не бросишь, я тебя брошу≫. И социально действующий начинает тут подчищать, не употребляет дома, правильно? Покупает визинчика, да? Теперь: если мне моя женщина говорит: ≪Милый, если ты не бросишь, я тебя брошу≫. Что я делаю? Я начинаю думать о холостяцкой жизни. (Смех) И как выздоравливающий зависимый, если вы помните, как я жил раньше, как многие из нас жили раньше: если что-то вставало между мной и наркотиками – я избавлялся от этого. Что угодно между мной и «чеком»???.
Я медленно шел на компромиссы, я выбирал работу, чтобы я мог торчать. Я выбирал женщин, чтобы не возражали против употреблений. Он потихонечку забрал у меня все. Но чтобы не вставало между мной и употреблением – я избавлялся от этого. Если ты выздоравливающий зависимый, то чтобы ни встало между тобой и NA, я избавляюсь от этого.
Смотрите, у вас может быть другой опыт, но у меня такой опыт, он другой. И я помню, если между мной и моим выздоровлением встала женщина, я помню, как я первый раз сказал это на спикерской. Она сидела вот там, в заднем ряду. Она говорила: ≪Милый, да ты вообще не похож на наркомана, да зачем тебе это надо? Зачем тебе собрания? Ты же не будешь опять спикерить? Твоя Программа мешает нам выздоравливать вместе, мешает нашим отношениям≫. 360 дней спустя у меня ужин на день благодарения с ней и ее чудесной семьей. Я во главе стола, «прикид» по полной и тут появляется экзотическое вино, дорогое, и она типа: ≪Сладкий, ну выпей бокал вина. Тебе же можно бокальчик вина≫. (Смех) Короче, еще четыре центра. ****, я в тот вечер ее сумочку с .. ..л. (Смех) А она приезжает в детокс с открыточкой ≪Поправляйся скорее ≫. (Смех) Ну вы знаете, что я потом устроил, сколько раз: Да у нас пара таких девчонок и сегодня здесь сидит, да? Как это называется – ≪созависимость≫, да? Ребята, знаете, какая разница между созависимостью и туалетными сиденьями? Туалетное сиденье не бегает за тобой после того, как ты его обосрал. (Смех) Я не понял, я что вам глаза сейчас открыл, что ли? (Смех) Вот ****… Меня по ходу кончат после собрания. Ребята, для вас собрания, там Программа отдельная есть. Короче, на нее я истратил десять минут сострадания.
меня есть подспонсорные, которые налогов платят больше, чем я за весь год зарабатываю. У них такие гигантские карьеры и такие малюсенькие Программы. Знаете, я ни разу не видел, чтобы хоть один из них выдержал здесь испытание временем. Чем я занимаюсь по жизни? Я остаюсь чистым. Что я делаю, чтобы получать деньги? Деньги – это там они… Неважно… И если я это путаю – я в наручниках. Если я это путаю – я в реанимации. Или то и другое: меня в наручниках кладут на каталку. И мусор какой-нибудь мне челюсти разжимает, чтобы вытащить наркоту из-за зубов. А-а-а, не вытащил, сука! (Смех) Чего только не бывает. Короче, мне вот с этим надо разобраться.
Познание себя не восстановит меня. Я был на всех возможных тренингах по предотвращению срыва, лечился 28 раз. Я все слышал, что только можно и если ты новичок, и ты думаешь, что сейчас тебе расскажут про пусковые механизмы употребления, про предотвращение срывов… Вот я сижу на тренинге по предотвращению срыва и я поднимаю руку (а мы говорим о предотвращении срыва) и я говорю консультанту: ≪Мой пусковой механизм – это когда я просыпаюсь≫. Выгнал меня с тренинга. (Смех) Типа, мешаю другим клиентам. А мне то что, я употреблять хочу, правильно? Ну вот, лежу я на какой-то помойке, в какой-то дыре залипаю, в слюнях весь, с меня одежда падает и я читаю наизусть Главу ≪Как это работает≫ из базового текста. (Смех) И какой-то бомж орет: ≪Да заткнись, ты мне кайф ломаешь!≫. А я плачу, потому что я не могу вернуться сюда, потому что голова у меня ≪забита≫ вся Анонимными Наркоманами, и у меня полный пакет отравы. И я трезвый, я другой, я одинокий, в который раз. А вы думаете это? Знаете, что хуже? Быть в этой комнате, сегодня, быть реальным зависимым и не работать по 12 Шагам – это хуже. Опаздывать на собрания, уходить до конца собраний, не брать служения на группе, не работать в обслуживании, быть без спонсора. Это хуже! Поэтому мне всегда хочется поприветствовать и вдохновить того, у кого последние 30 дней. Мы вот никогда не говорим ≪у кого последние 30 дней≫. Мы говорим ≪Добро пожаловать тем, у кого первые 30 дней≫, а не тем, у кого последние 30 дней. (Смех) Потому что всегда видно того, у которого последние 30 дней. Просто спроси: ≪Как дела?≫. ≪Нормально≫. (Смех) Ну, так скажи это своему выражению лица, брат.
О чем я, о чем я? Я о трагедии. Я о том, о чем мы слышим там и сям: ≪Вот он мозги себе вышиб≫, ≪Он умер≫… И это вообще не весело… Знаете, это когда кто-то кого-то любит. Один из моих самых дорогих друзей. Они возили меня на собрания, проводили со мной время. И он убил себя… Он приходил на мои спикерские, раз 10, наверное, не помогло это ему. Потому что знание не восстановит меня.
Я сказал спонсору, когда стал чистым: ≪У меня высшее образование!≫ Знаете, что он сказал мне: ≪Когда ты в ж…, какая, на х.. разница?≫. Смотрите, вот эти 12 Шагов для меня сегодня – это совокупность принципов. Только, если я применяю и практикую их, они избавят меня от этой одержимости.
Есть люди, которые больше знают про 12 Шагов, про литературу, про смысл карточек, о чем я когда-нибудь буду знать, – и они в ж …. И они прямо сейчас пытаются купить и разница между ними и мной в том, что я ногами ≪думаю≫. Не буду я отключать этот холодильник. Я буду делать сегодня то, что делал вчера, а завтра – то, что делаю сегодня. И поэтому, поэтому у меня есть свобода.
Продолжение следует...
[27.09, 11:43] Владимир: Истории из Книги Анонимные Алкоголики "ОН СЧИТАЛ СЕБЯ БЕЗНАДЕЖНЫМ "
Прослушать или скачать файл в формате MP3
Аудиоплеер
00:00
00:00
Читать:
Но он открыл, что существует Высшая Сила, которая верит в него больше, чем он сам. Так в Чикаго появились АА.
Я вырос в маленьком городке неподалеку от Акрона, штат Огайо, где жизнь протекала так же, как и в любом другом обыч- ном маленьком городке. Я активно занимался спортом и потому, а также под влиянием родителей, не пил и не курил ни в начальной, ни в средней школе.
Все изменилось, когда я поступил в колледж. Мне пришлось адаптироваться к новому кругу знакомых, которые, похоже, считали, что пить и курить – значит быть шикарным. Я выпивал исключительно на выходных и делал это весьма умеренно в течение всей учебы в колледже, а также несколько лет после его окончания.
Отучившись, я начал работать в Акроне, а жить у родителей. Домашние условия опять-таки сдерживали меня. Выпивая, я скрывал этот факт от своих близких из уважения к их чувствам. Так продолжалось, пока мне не исполнилось двадцать семь. Тогда я стал разъезжать по Соединенным Штатам и Канаде. Имея в своем распоряжении столько свободы и неограниченный счет на представительские расходы, я вскоре выпивал уже каждый вечер и лгал себе, что это – часть моей работы. Теперь я понимаю, что шестьдесят процентов времени пил в одиночку, не привлекая новых покупателей.
В 1930 году я переехал в Чикаго. Вскоре, подстегиваемый Вели- кой депрессией, я обнаружил, что у меня куча свободного времени и что немного спиртного по утрам помогает его проводить. К 1932 году я стал уходить в двух- и трехдневные запои. В этом же году моей жене вконец надоело мое шатание по дому в пьяном виде, и она позвонила моему отцу в Акрон, чтобы он приехал и забрал меня. Она попросила его сделать со мной что-нибудь, потому что сама не могла ничего поделать и испытывала ко мне глубочайшее отвращение.
Так начались мои пять лет метаний между своим домом в Чикаго и Акроном, где я трезвел. В этот период запои у меня все учащались и удлинялись. Однажды папа приехал за мной во Флориду, так как ему позвонил менеджер отеля, где я остановился, и сказал, что, если он хочет застать меня в живых, лучше бы ему поторопиться. Жена не могла понять, почему я трезвел ради папы, но не трезвел ради нее. Они тайно посовещались, и папа объяснил ей, что он просто забирает у меня брюки, ботинки и деньги, чтобы я не мог достать спиртного, и мне приходится протрезветь.
Как-то раз моя жена решила тоже попробовать этот способ. Отыскав все припрятанные мною в доме бутылки, она забрала мои брюки, ботинки, деньги, ключи, бросила все под кровать в задней спальне и замкнула входную дверь. К часу ночи я пришел в отчаяние. Нашел какие-то шерстяные чулки, какие-то белые фланелевые брюки, доходившие мне до колен, и старую куртку. Взломал дверь так, чтобы можно было попасть обратно внутрь, и вышел наружу. В лицо мне ударил порыв ледяного ветра. Был февраль месяц, земля была покрыта снегом и льдом, а до следующей остановки такси мне предстояло пройти четыре квартала. Однако я это сделал. По пути в ближайший бар я разглагольствовал перед таксистом о том, как плохо меня понимает жена и какой она не разумный человек. Когда мы прибыли на место, он пожелал на собственные деньги купить мне кварту виски. Затем, когда он подвез меня до дома, он согласился подождать два-три дня, пока мое здоровье не восстановится и я не отдам ему деньги за алкоголь и проезд. Я был хорошим торгашом. На следующее утро жена не могла взять в толк, почему я пьянее, чем предыдущей ночью, когда она забирала у меня бутылки.
В начале января 1937 года, после особенно плохого проведенного Рождества и Нового Года, папа опять взял меня к себе, чтобы провести обычную процедуру отрезвления.
Она состояла в том, что я несколько суток шагал из угла в угол, пока снова не был способен принимать пищу. На этот раз у отца было что мне предложить. Он дождался, пока я полностью про- трезвею, и за день до того, как я должен был вернуться в Чикаго, рассказал мне о том, что в Акроне есть небольшая группа людей, явно имеющих ту же проблему, что и я, но пытающихся с ней бороться. По его словам, они были трезвы, счастливы и вновь обрели самоуважение, а также уважение окружающих. Он назвал двух из них, которых я знал много лет, и сказал, что мне стоит поговорить с ними. Но я уже поправил свое здоровье, и потом, убеждал я себя, их состояние гораздо хуже моего. Уж я-то никогда не дойду до такого. Подумать только, всего год назад я видел, как Говард, бывший доктор, попрошайничал, выклянчивая десятицентовую монетку на выпивку. Я бы ни за что не пал так низко. Я бы, по крайней мере, просил четверть доллара! И я сказал папе, что справлюсь сам, что месяц не буду пить вообще ничего, а потом – только пиво.
Несколько месяцев спустя папа в который раз приехал за мной в Чикаго. Но теперь мое отношение к собственному алкоголизму кардинально изменилось. Я не мог дождаться, чтобы сказать ему, что мне нужна помощь и что, если эти парни из Акрона знают какой-то способ, я тоже хочу им воспользоваться и сделаю для этого что угодно. Алкоголь окончательно сокрушил меня.
Я до сих пор очень отчетливо помню, как мы приехали в Акрон в одиннадцать вечера и подняли с постели того самого Говарда, чтобы он помог мне чем-нибудь. В ту ночь он провел со мной два часа, рассказывая о своей жизни. Он поведал мне, что, в конце концов, уяснил, что алкоголизм – это смертельная болезнь, состоящая из аллергии и тяги, и, как только пьянство из привычки превращается в тягу, мы становимся безнадежно больными и можем ожидать только попадания в психбольницу или смерти.
Он делал упор на то, как менялось его отношение к жизни и к людям, и большинство его взглядов были очень похожи на мои. Временами мне казалось, что он рассказывает мою историю! До этого я думал, что радикально отличаюсь от остальных людей, что у меня потихоньку начинает съезжать крыша, ведь я все больше и больше отдаляюсь от общества, предпочитая проводить время наедине с бутылкой.
И вот передо мной мужчина, чье мироощущение в основном созвучно моему, если не считать того, что он не сидит сложа руки. Он счастлив, получает удовольствие от жизни и от общения с людьми и постепенно возвращается к своей медицинской практике. Оглядываясь на тот первый вечер, я осознаю, что тогда впервые начал надеяться. Я подумал, что, если Говард смог вернуть все это, может быть, для меня это тоже возможно.
На следующий день, после полудня и к вечеру, меня навестили еще двое парней, и каждый рассказал мне о себе и о том, что именно они делают, пытаясь выздороветь от этой тяжелейшей болезни. В них было нечто, что, казалось, излучало сияние – особая умиротворенность, спокойствие вкупе со счастьем. За последующие два-три дня со мной пообщались остальные члены этой группы. Они подбадривали меня и говорили со мной о том, как они стараются жить по своей программе выздоровления, и о том, какую радость при этом получают.
Только после этого, когда восемь или девять человек ознакомили меня с идеологией своего Сообщества, мне позволили посетить мое первое собрание. Оно состоялось в гостиной чьего-то дома, а вел его Билл Д., первый человек, которого Билл У. и Доктор Боб успешно обработали.
В этом собрании принимали участие восемь-девять алкоголиков и семь-восемь их жен. Оно отличалось от современных собраний. Большая Книга АА тогда еще не была написана, и никакой литературы, кроме разнообразных религиозных брошюр, не было. Программу распространяли исключительно в устной форме.
Собрание длилось час и завершилось молитвой. Затем мы все пошли на кухню, где пили кофе с пончиками и продолжали беседовать до самого утра.
На меня произвели потрясающее впечатление как само собрание, так и полнота того счастья, которым светились эти люди, невзирая на свои финансовые затруднения. А ведь во время Великой депрессии в этой маленькой группе не было ни одного человека, не стесненного в средствах.
Я пробыл в Акроне две или три недели, знакомясь с их программой и философией и стараясь усвоить как можно больше. При этом я много времени проводил с Доктором Бобом, когда он бывал свободен, а также часто гостил у нескольких других членов Сообщества, наблюдая, как их семьи живут по программе. Каждый вечер мы собирались дома у кого-либо из ребят, пили кофе с пончиками и общались.
За день до моего отъезда в Чикаго – у Доктора Боба тогда вы- дался выходной – он отвел меня в свой кабинет, и мы три- четыре часа изучали формальную сторону программы, которая тогда состояла из шести шагов:
1. Полная капитуляция.
2. Доверие к Высшей Силе и подчинение ее воле.
3. Моральная инвентаризация.
4. Исповедь.
5. Возмещение ущерба.
6. Постоянная работа с другими алкоголиками.
Доктор Боб провел меня по всем этим шагам. Когда дело дошло до моральной инвентаризации, он извлек на поверхность некоторые мои отрицательные личностные качества, они же изъяны характера – эгоистичность, самонадеянность, ревность, беспечность, нетерпимость, вспыльчивость, саркастичность и обидчивость. Мы подробно проработали их все, и он, наконец, спросил, хочу ли я, чтобы эти недостатки исчезли. Когда я ответил «да», мы оба встали на колени и стали молиться, прося Бога, чтобы Он избавил меня от них.
Эта картина до сих пор жива в моей памяти. Даже если я доживу до ста лет, все равно буду ее помнить. Та сцена произвела на меня неизгладимое впечатление, и я желаю каждому члену АА иметь такого же прекрасного спонсора. Доктор Боб всегда делал большой акцент на религиозном аспекте программы, а это, на мой взгляд, полезно. По крайней мере, мне это помогло. Затем я под его руководством выполнил шаг «возмещение ущерба»: составил список всех людей, которым я нанес вред, и продумал, какими путями и средствами буду постепенно исправлять то, что наделал.
Тогда я принял ряд решений. Во-первых, попробовать создать в Чикаго группу АА; во-вторых, приезжать в Акрон на собрания хотя бы раз в два месяца, пока действительно не создам в Чикаго группу; в-третьих, считать программу важнее всего остального в моей жизни, даже семьи, ведь, если я не сохраню трезвость, то в любом случае потеряю семью. Если я не сохраню трезвость, у меня не будет работы. Если я не сохраню трезвость, у меня не останется друзей. А их у меня в то время и без того было немного.
На следующий день я вернулся в Чикаго и развернул энергичную кампанию по набору в АА среди своих так называемых приятелей, или собутыльников. Реакция всегда была одинаковой: они говорили, что, если им когда-нибудь понадобится наша помощь, они непременно со мной свяжутся. Я побеседовал со священником и доктором, своими знакомыми, а они, в свою очередь, спросили меня, как долго я веду трезвый образ жизни. Когда я ответил, что полтора месяца, они вежливо сказали, что, если к ним придет кто-либо, страдающий алкоголизмом, они направят его ко мне.
Нет нужды говорить, что прошел год или даже больше, прежде чем они в самом деле ко мне обратились. Приезжая в Акрон, чтобы восстановить душевное равновесие и пообщаться с другими алкоголиками, я спрашивал Доктора Боба о причинах их промедления и о том, что же со мной не так.
Он неизменно отвечал: «Когда и твое состояние, и время будут подходящими, Провидение даст тебе возможность. Ты должен всегда быть готов к этому и продолжать налаживать контакты».
Через несколько месяцев после своей первой поездки к Анонимным Алкоголикам я преисполнился самоуверенности и, считая, что жена относится ко мне недостаточно уважительно, хотя я стал выдающимся гражданином, решил напиться намеренно, просто чтобы проучить ее. Неделей позже я вынужден был на пару дней вызвать из Акрона одного своего старого друга, чтобы он помог мне протрезветь. Так я усвоил, что нельзя осуществить моральную инвентаризацию, а потом забыть о ней, и что, если алкоголик хочет выздороветь и оставаться здоровым, ему необходимо каждый день оценивать себя и свои поступки. Это был мой единственный срыв. Из него я извлек для себя ценный урок. Летом 1938 года, почти через год с момента моего знакомства с Сообществом, ко мне обратился мой шеф, который знал о его существовании. Он спросил, не смогу ли я чем-нибудь помочь одному из его продавцов, который сильно пьет. Я отправился в психиатрическую клинику, куда поместили этого парня, и, к моему удивлению, он заинтересовался нашей программой. Он уже давно хотел избавиться от алкогольной зависимости, но не знал, как. Я провел с ним несколько дней, однако не чувствовал себя в силах самостоятельно разъяснить ему суть программы. Поэтому я порекомендовал ему на пару недель съездить в Акрон, и он это сделал, остановившись у одной из местных семей АА. После его возвращения мы стали проводить собрания практически каждый день.
Еще через несколько месяцев один мужчина, который поддерживал связь с группой из Акрона, переехал в Чикаго. Так нас стало трое, и мы продолжали регулярно устраивать неформальные собрания.
Весной 1939 года была издана Большая Книга, и к нам посту- пило два запроса из нью-йоркского бюро. Оба обратились туда, услышав по радио пятнадцатиминутный рассказ о Сообществе. Однако эти люди интересовались программой не ради самих себя. Одна из них была матерью алкоголика, которая хотела помочь своему сыну. Я посоветовал ей побеседовать с его духовником или доктором, и, возможно, они порекомендовали бы ему АА.
Доктор, молодой человек, тут же ухватился за эту идею и, хоть и не уговорил ее сына, зато направил к нам двух потенциальных членов, которые горели желанием попробовать нашу программу. Мы трое сочли себя недостаточно опытными для того, чтобы ввести их в курс дела, и, проведя с их участием несколько собраний, убедили их съездить в Акрон, где они смогли бы посмотреть, как работает старшая группа.
Тем временем другой доктор, из Эванстона, пришел к убеждению, что наше Сообщество обладает определенным потенциалом, и отдал на наше попечение одну женщину. Она была полна энтузиазма и тоже посетила Акрон. Осенью 1939 года, сразу же после ее возвращения, мы начали еженедельно устраивать собрания по всей форме. С тех пор мы продолжаем это делать и расширяться.
Иногда некоторым из нас даруется возможность наблюдать, как из крошечного зернышка вырастает нечто огромное и прекрасное. Мне выпало счастье это увидеть – как в моем городе, так и по всей стране. В Акроне нас была лишь горстка, но мы распространили свои идеи по всему миру. Сначала в Чикаго был всего один член Сообщества, ездящий в Акрон, а теперь нас более шести тысяч.
Как бы банально это не звучало, последние восемнадцать лет моей жизни были самыми счастливыми. Пятнадцатью из них я
не смог бы насладиться, если бы я продолжал пить, ведь, прежде чем я бросил, врачи говорили мне, что мне осталось жить только три года.
В этот более поздний период своей жизни я обрел цель – не в великих свершениях, а в повседневной рутине. Страхи и неопределенность предыдущих лет заменило мужество, с которым я встречаю каждый новый день. На место нетерпеливости и стремления завоевать мир пришло принятие вещей такими, какие они есть. Я перестал сражаться с ветряными мельницами; вместо этого я стараюсь выполнять те самые ежедневно встающие передо мной мелкие задачи, которые сами по себе не важны, но являются неотъемлемой частью полноценной жизни.
Раньше надо мной насмехались, презирали меня или жалели; теперь же многие люди уважают меня. Вместо случайных приятелей, все из которых были ненадежными, у меня появилась целая куча друзей, которые принимают меня таким, какой я есть. Кроме того, за годы моей жизни в АА у меня образовалось множество настоящих, честных, искренних дружеских связей, которыми я всегда буду дорожить.
Я, можно так выразиться, скромно успешный человек. Мой запас материальных благ невелик. Зато мне принадлежит целое состояние: оно – в дружеских отношениях, мужестве, уверенности в себе и честной оценке собственных способностей. Самое главное, я обрел величайшую ценность, дарованную человеку – любовь и понимание милосердного Бога. Он вытащил меня из помойной ямы алкоголизма и поднял до уровня, где я пожинаю обильные плоды, вознаграждающие меня за то, что я выказываю некоторую любовь к другим людям и служу им, как могу
Продолжение следует...
[27.09, 11:43] Владимир: Перейти к содержимому
AA-OnLine.ruAA-OnLine.ruБесплатная Помощь
Горячая линия
+7(921)5575938
Клубы в АА. Останутся ли они с нами?
Главная Брошюры АА Клубы в АА. Останутся ли они с нами?
Брошюры АА / Все Публикаци / Традиции АА - Брошюра 26.04.2020
Брошюра Содружества АА "Традиции АА - как они вырабатывались."
Клубы в АА. Останутся ли они с нами?
-1947-
Еще немного о предыстории Четвертой Традиции.
Идея клубов стала частью жизни АА. Десятки этих гостеприимных пристанищ могут поведать о долгих годах полезной службы. Ежемесячно открываются новые. Проведи мы завтра голосование по вопросу о желательности клубов, и значительное большинство членов АА сказали бы решительное “да!”. Тысячи людей подтвердили бы, что первые месяцы в АА без клубов им тяжелее было бы оставаться трезвыми, и в любом случае им всегда хотелось бы иметь доступные в клубах легкие контакты и теплые дружеские отношения.
Поскольку это точка зрения большинства, можно было бы предположить, что в ней кроется безоговорочная поддержка клубам – решить, что без них нам не обойтись. Мы могли бы представить их некими центральными учреждениями АА, своего рода “Тринадцатым Шагом” нашей Программы исцеления, без которого не будут работать остальные Двенадцать. Временами энтузиасты клубов ведут себя так, как если бы действительно верили, что справиться с нашими алкогольными проблемами возможно посредством одной лишь клубной жизни. Они склонны полагаться скорее на клубы, чем на Программу АА.
Однако в АА одновременно существует и довольно сильное меньшинство, которое не хочет никаких клубов. Они утверждают, что зачастую общественная жизнь клуба не только отвлекает внимание членов от Программы, но, как они заявляют, клубы являются настоящим тормозом в развитии АА. Они указывают на опасность того, что клубы деградируют в какие-то сборища и даже “притоны”. Подчеркивают присутствие в них раздоров, вызванных вопросами денег, управления и личных полномочий. Опасаются “инцидентов”, которые могут принести нам неблагоприятную известность. Короче, они “наблюдают с тревогой”. “Долой эти клубы!” – восклицают они.
Вот уже нескольких лет мы нащупываем свой путь где-то посередине. Несмотря на опасения, уже вполне определилась позиция, что члены АА, которым нужны клубы, должны их иметь. Истинная забота заключается не в решении, иметь или не иметь клубы, а в том, как улучшить их положительные свойства и уменьшить недостатки, как в перспективе добиться того, чтобы их недостатки не превысили достоинств.
Из наших четырех крупнейших центров АА два ориентированы на работу с клубами, а два нет. Я живу в одном из первых. Самый первый клуб АА был создан в Нью-Йорке. Хотя наш опыт в этой области, возможно, не самый лучший, но я его знаю. А потому, описывая проблемы и принципы, которые нам следует обсудить, я буду использовать его – скорее в качестве общей иллюстрации к эволюции клубов, чем какого-то образца для подражания.
Когда АА было еще очень молодой организацией, мы встречались на квартирах. Люди проходили пешком многие мили не только ради самого собрания АА, но и для того, чтобы после часами вести оживленные доверительные беседы за кофе и плюшками. Слишком долго алкоголики и их семьи были одиноки.
Затем квартиры стали для нас слишком тесными. Мы не могли перенести распада на множество небольших собраний и стали искать более просторное помещение. Сначала мы разместились в цехе пошивочной мастерской, затем арендовали комнату в культурном центре. Благодаря этому во время собрания мы были все вместе, потом мы перебирались в кафе, но чего-то все-таки не хватало. И это была домашняя атмосфера, которой не доставало в кафе. “А давайте создадим клуб”, – предложил кто-то из нас.
Так у нас появился клуб. Мы нашли интересное место – бывший Клуб художников и иллюстраторов на 24-й улице. Сколько радости! Двое более старых членов группы подписали договор об аренде. Мы покрасили и отдраили помещения. У нас появился свой дом. Прекрасные воспоминания о днях и вечерах, проведенных в этом первом клубе, сохранятся в памяти навсегда.
Однако следует признать, не все эти воспоминания вызывают восторг. Наш рост принес с собой головные боли – болезни роста, как мы их теперь называем. Какими серьезными они нам тогда казались! “Диктаторы” становились неуправляемыми, пьяные валились на пол или срывали собрания, “руководящие комитеты” старались протащить своих друзей себе на смену и обнаруживали, к своему удивлению, что даже трезвыми пьяницами невозможно управлять. Иногда мы едва могли собрать деньги на арендную плату. Карточные игроки высокомерно отвергали любые предложения поговорить с новичками (сейчас большинство клубов вообще запретило карточные игры). Секретарши драли друг друга за волосы. Было создано подразделение по вопросам аренды помещения клуба, и таким образом у нас появились “официальные лица”. Кто должен управлять клубом: эти самые “директора” или комитет АА на выборной основе?
Таковы были наши проблемы. Мы обнаружили, что необходимы деньги и определенная степень организации клубной работы. Тесная близость создавала ситуации, которых мы не предвидели. Клубная жизнь приносила много радостей. Но, конечно же, требовала и ответственности. Стоила ли овчинка всех этих рисков и забот? Ответ был “да!”, так как клуб на 24-й улице продолжает работать, и сегодня там собираются моряки члены АА. В этом районе у нас есть еще три клуба, и создается еще один.
Первый наш клуб назывался, конечно же, “Клуб АА“. Организация, которая его арендовала, называлась “Анонимные Алкоголики Нью-Йорка, Инкорпорейтед”. Только позднее мы поняли, что таким образом включили в название весь штат Нью-Йорк. Ошибка была недавно исправлена. Безусловно, наша “корпорация” должна была включать только 24-ю улицу. По всей стране большинство клубов создавалось подобно нашему. Поначалу мы рассматривали их как центральные учреждения АА. Но последующий опыт неизбежно вносит изменения в их статус. Сегодня мы полагаем, что такие изменения весьма желательны.
Например, членами первого клуба в Манхэттене были люди из всех городских районов, включая Нью-Джерси. Спустя некоторое время десятки групп АА появились и в пригородах. Каждая нашла себе более удобное место для собраний. Организовали свой собственный клуб и наши друзья из Джерси. И вот эти окраинные группы, зародившиеся в Манхэттенском клубе, начали принимать сотни членов, которые не были связаны с Манхэттеном ни территориально, ни интересами, ни сентиментальными воспоминаниями. У них были свои местные друзья в АА и свои удобные места для встреч. Манхэттен их не интересовал.
Ньюйоркцев это весьма задевало. Уж коль мы их тут взлелеяли, то почему же их это не волнует? Мы недоумевали, почему они отказываются считать Манхэттен-ский клуб центром АА всего города. Разве не клуб проводит общее собрание со спикерами из разных групп? Разве не мы держим платного секретаря, который, сидя в клубе, принимает телефонные звонки с просьбами о помощи и договаривается с больницами для всех групп региона? Конечно, думали мы, наши группы с окраин должны оказывать финансовую поддержку Манхэттенскому клубу – примерные дети должны заботиться о своих “родителях”. Однако наши родительские призывы кончились ничем. Хотя многие члены пригородных групп лично делали пожертвования в клуб на 24-й улице, от самих этих групп так и не поступило ни цента.
Тогда мы пошли другим путем. Пускай группы на окраинах не хотят поддерживать клуб, но, может быть, они по крайней мере выразят желание платить зарплату секретарю. Она действительно выполняла “региональную” работу. Безусловно, это было разумной просьбой. Но и она ни к чему не привела. Группы просто не могли мысленно отделить “регионального секретаря” от Манхэттенского клуба. Так на долгое время наши региональные нужды, наша общая проблема АА и руководство клубом завязались в сложный финансовый и психологический клубок.
Этот клубок начал медленно распутываться по мере того, как мы приходили к мысли, что клубы должны быть непосредственно делом тех людей, кто особенно желает их иметь и готов за них платить. Мы увидели, что руководство клубом – это крупное деловое начинание, которое следует оформлять отдельно и под другим названием, например, “Аланон” ; что “директора” клубного объединения должны заниматься только делами клуба; что группа АА, как таковая, никогда не должна активно заниматься осуществлением деловых проектов. Горький опыт научил нас, что, если сменяемый комитет АА пытается руководить клубными объединениями или эти объе-динения пытаются руководить делами групп АА, которые могут собираться в этом клубе, сразу же возникают трудности. Единственный способ, найденный нами, чтобы от этого излечиться – отделить материальное от духовного. Если какая-то группа АА желает использовать данный клуб, то пусть она платит аренду или делится пожертвованиями с руководством клуба. Для маленькой группы, открывающей свой первый клуб, такой порядок может показаться неразумным, так как на данный момент члены этой группы будут являться и членами клуба. Тем не менее рекомендуется отделение на ранней стадии путем создания клубного объединения. Это поможет избежать множества неприятностей впоследствии, когда в регионе начнут создаваться другие группы.
Часто задаются вопросы: “Кто выбирает бизнес-директоров клуба? Отличается ли членство в клубе от членства в АА? Как поддерживается и финансируется клуб?”
Поскольку существует самая разная практика, полного ответа мы пока не знаем. Наиболее разумными предложениями представляются следующие: право пользоваться обычными преимуществами, которые предоставляет клуб АА, должен иметь любой член АА независимо от того, делает ли он регулярные добровольные пожертвования или нет. Если он делает их регулярно, ему дополнительно должно быть предоставлено право голосовать на деловых собраниях, где выбираются бизнес-директора этого клубного объединения. Такая мера открыла бы все клубы для всех членов АА. Но в то же время она и ограничила бы ведение дел только теми, кто жертвует регулярно. В этой связи следует напомнить, что в АА у нас нет обязательных вступительных и членских взносов. Следует, конечно, добавить, что, поскольку клубы становятся обособленными частными предприятиями, они могут управляться и на других условиях, если этого хотят их члены.
Принятие больших денежных сумм от любого источника для покупки, постройки или финансирования клубов почти неизбежно ведет впоследствии к осложнениям. Сбор общественных пожертвований, безусловно, является крайне опасной затеей. Полное самообеспечение клубов и всего иного, связанного с АА, становится нашей универсальной практикой.
Эволюция клубов нам также показывает, что они могут оставаться основными центрами деятельности АА лишь в небольших регионах. Изначально создаваясь как главные центры АА города, многие клубы переезжают во все большие и большие помещения, рассчитывая удержать общее собрание региона в своих стенах. Однако обстоятельства в конце концов делают это невозможным.
Обстоятельство номер один заключается в том, что растущее число членов АА сломает стены любого клуба. Рано или поздно основное или общее собрание будет вынуждено перебраться в более просторную аудиторию. Клуб не сможет его вместить. Это факт, который нужно трезво оценить, когда мы думаем о покупке или постройке большого здания для клуба. Второе обстоятельство, по-видимому, отодвинет большинство клубов с их “центральных” позиций, особенно в больших городах. Им является наша сильная тенденция к решению общих проблем АА в больших городах через центральные комитеты и интергруппы. Каждый регион рано или поздно осознаёт, что такие вопросы, как собрания интергруппы, сотрудничество с больницами, отношения с местной общественностью, центральный офис для ответов на запросы и сбора информации – это то, в чем заинтересован каждый член АА независимо от того, пользуется он клубом или нет. И поскольку эти дела относятся строго к АА, должны избираться и финансироваться центральный комитет или интергруппа, которые и будут ими заниматься.
Группы региона обычно поддерживают своими средствами эту действительно общую деятельность. Даже если клуб еще достаточно велик для проведения межгрупповых собраний и эти собрания все еще там проводятся, центр тяжести в этом регионе продолжит смещаться в сторону межгрупповых комитетов и их основной деятельности. Клубы определенно остаются в стороне, где, по мнению многих, они и должны находиться. Активно поддерживаемые и управляемые теми, кто хочет их иметь, клубы можно “принимать или оставить их в покое”.
Смотреть все части Брошюры АА
Смотреть все части Брошюры "Традиции АА - как они вырабатывались"
Литература АА
В текстовом и аудио формате
Перейти
слушать
Подписаться в Telegram
Горячая линия:
+7(921)5575938
Бесплатная помощь при
алкогольной зависимости
Поиск по сайту:
Поиск по:
Для поиска нажмите enter
Поиск
Основные Разделы
Публикации по Темам
Литература Содружества АА
Брошюры Содружества АА
Литература Содружества АА СКАЧАТЬ.
Что такое Содружество Анонимные Алкоголики.
Новичку о Содружестве АА
Чего не делает АА
Программа 12 Шагов
12 Традиций АА (развернутая форма)
Группы АА
Группа АА-Онлайн в Telegram
Расписание Онлайн-групп АА ( Zoom, Telegram и Skype )
Молитвы Программы 12 Шагов
Мы на YouTube AA-Online.ru в Telegram
Чат в Telegram
Чат в WhatsApp
Юмористический Раздел
Рубрики публикаций
Рубрики публикаций
Выберите рубрику
Мы ВКонтакте
Последние публикации
Передай это дальше – (029) 25.09.2025
Передай это дальше – (028) 23.09.2025
Понимание 12 Шагов – 055 22.09.2025
Передай это дальше – (027) 20.09.2025
Понимание 12 Шагов – 054 19.09.2025
Архивы
Архивы
Выберите месяц
Работает на Kahuna & WordPress. AA-Online.ru - Анонимные Алкоголики
[27.09, 13:13] Владимир: *Действия 11 и 10 шага по БКАА*
_в течение дня_
В течение дня, когда появляются _сомнения или волнения_ по какому-то поводу, _*нужно остановиться и попросить Бога указать правильную мысль или действие*_
Мы *постоянно напоминаем* себе, что мы больше не мним себя центром вселенной, *смиренно повторяя каждый день: “Да исполнится воля Твоя”.*
Мы вошли в мир Духа.
Наша следующая задача- *расти в понимании и эффективности* нашей духовности. Это происходит не сразу.
Это _должно длиться всю нашу жизнь_
Мы:
1. *Продолжаем следить за проявлениями себялюбия, нечестности, негодования и страха*. Когда они появляются, мы:
2. *Сразу же просим Бога* избавить нас от них. ("Господи избавь от ...")
3. Мы *немедленно обсуждаем* это с кем-то и
4. *Быстро исправляем ошибки,* если мы причинили ущерб кому-либо.
5. *Затем мы решительно обращаем наши мысли* к тем, кому мы можем помочь.
_Любовь и терпимость_ к другим являются нашим кодексом.