ПЕРЕПИСКА О.

Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ И А. П. ЧЕХОВА (1902-1904)
51*. О. Л. КНИППЕР - А. П. ЧЕХОВУ
3-е янв. 1903 г.
утро
3 января 1903 г.
Москва
Два вечера я не писала тебе, родной мой! Это низко. Прости.
...Как ты встретил Новый год? Напишешь мне? Я - очень скучно и глупо.
...1-го января мы всей труппой съехались в театре. Было очень просто и приятно. Пили чар, шампанское, ели бутерброды, читали телеграммы - все как следует. Под твоим портретом пели «Славу» после прочтения твоей телеграммы.
Меня все называли полу-Чеховой, полу-Книппер, смеялись. Устраивали китайские тосты: стучали йогами, руками по столу, били в ладоши и орали; выходило очень шумно. Был «настоящий» генерал (Желябужский) в орденах, в лепте красной. Многие опоздали, т. к. до утра встречали Новый год.
...От Сулержицкого получила длинное трогательное письмо, Знаешь, я на днях видела его во сне, будто я его от полиции прятала в тумбочку, а Горький меня хвалил за выдумку.
Сейчас заходила М. Г. Средина звать к себе 5-го января. Бальмонт будет читать новые стихи. Посмотрю на него.
А теперь кончаю, чтобы письмо ушло еще сегодня. Кланяйся матери и Маше. От Маши наконец получила коротенькое письмецо. ...
52. А. П. ЧЕХОВ - О. Л. КНИППЕР
3 янв.
3 января 1903 г.
Ялта
Здравствуй, актрисуля милая! Не беспокойся, мамане я послал телеграмму под новый год, я всем послал, даже Мейерхольду в Херсон (В феврале 1902 г. В. Э. Мейерхольд ушел из Художественного театра. Он уехал в Херсон, где вместе с артистом А. С. Кошеверовым основал театральную труппу. Театр первоначально назывался «Труппа русских драматических артистов под управлением А. С. Кошеверова и В. Э. Мейерхольда», а затем «Товарищество новой драмы»). Д-ра Махотина я не знаю или не помню. На даче будем жить, конечно, без Вишневского, иначе я съеду. Здоровье мое ничего себе, зубы починил, могу теперь все есть п все съесть. Ты пишешь, что в Ялте я не бываю хорош с тобой. Ей-ей, дусик, это тебе только кажется так; вероятно, оттого кажется, что в Ялте ты была больна. Я тебя одинаково везде люблю, и везде я одинаково твой.
Ну-с, это все были ответы на твои мысли в письме, теперь буду писать свое.
...«Вишневый сад» я хотел сделать в трех длинных актах, но могу сделать и в четырех, мне все равно, ибо три или четыре акта - пьеса все равно будет одинакова.
В Москву едет доктор Алексин, будет у тебя. Недавно он участвовал в концерте в пользу андижанцев (3 декабря 1902 г. во время землетрясения был сильно разрушен город Андижан), и рояль не играл, черные клавиши отказались служить, и он, Алексин, заподозрил г-жу Татаринову, что она-де что-то подложила в рояль из мести; произошла за кулисами перебранка. Татаринова заболела и лежит до сих пор с высокой температурой. Вот какие трррагедии мы переживаем!
Так ты постарайся нанять дачу, старушка моя, чтобы 10 марта я уже мог жить там. Буду сидеть один на даче и писать, будет приезжать ко мне моя актрисуля и оставаться у меня ночевать. Не так ли? Я буду писать, а по вечерам с актрисулей советоваться. Летом поедем куда-нибудь вместе, попутешествуем недельки две, а потом назад, на дачу.
Почетный билет на выставку получил (На выставку «36-ти»). Сегодня холодно, море волнуется. И в комнате моей не тепло. Когда увидишь Сашечку Средина, то поблагодари его за телеграмму, которую он прислал мне, и скажи, что ответ не послал, потому что я не знаю его адреса.
Целую тебя, обнимаю и вижу тебя во сне. Пиши, дуся, не ленись.
Твой муж А.
53*. О. Л. КНИППЕР - А. П. ЧЕХОВУ
4-ое янв.
4 января 1903 г.
Москва
...Читал, как меня Эфрос отделал в «Театр п искусство»? Он судит по первому спектаклю. Мне обидЕЮ, что он про холод пишет, когда я над этой Настей много слез пролила и перечувствовала ее (Об исполнении роли Насти Н. Э-с (Н. Е. Эфрос) писал: «Очень много характерности, «стильности» в изображении дешевенькой проститутки г-жой Книппер. Г-жа Книппор вообще мастерица на характерные фигуры, умеет меняться почти до неузнаваемости. И замысел ее не банален, ясно стремление уйпт подальше от дешевенькой идеализации погибающего создания. Но за оболочкой должна быть душа, должно трепетать искреннее чувство, даже во взвинченности Насти, в ее пародировании чувствуется искренность. И потом не надо никакой идеализации - Настя все-таки не может не быть глубоко трогательною. Скорбью ноет от нее, от ее глупых вымышленных романов, от ее Гастошей... Никакой скорбью не веяло от всего этого в умном, но холодном, искусственном исполнении г-жи Книппер. Было очень интересно, но не заражало» («Театр и искусство», 1903, № 1)). Я думаю, оттого не доходит трогательность до публики, что нет интимности в этой сцепе; происходит под открытом небом, идет занавес - и с места в карьер начинаешь рассказ. Мне слишком мало времени, чтобы разогреться. А все-таки буду добиваться. Ведь раз я ее чувствовала, должна же я это передать публике. Не пойму тут чего-то. Или просто еще не владею сценой, может быть. Ленский меня очень хвалил, кажется, даже первым номером, и мне это приятно (Ленский Александр Павлович (1847 - 1908) - выдающийся артист и режиссер Малого театра). Сегодня после 4-го акта - опять овации были. ...
54. А. П. ЧЕХОВ - О. Л. КНИППЕР
5 янв.
5 января 1903 г.
Ялта
Актрисуля моя, я здоров вполне, лучше и не нужно, только скучно, очень скучно по двум причинам: погода очень плоха и жены нет. И писать не о чем в письмах, жизнь истощилась, ничто не интересно в этой Ялте.
Сейчас приехала m-ше Бонье, рассказывает, как она поссорилась с О. М. Соловьевой. Приходил Шаповалов (архитектор), приехал Лазаревский (Лазаревский Борис Александрович (1871 - 1936) - писатель) - одним словом, общество самое веселое.
Мы теперь пьем белое вино из Феодосии. Такого вина я привезу, чтобы было что пить нам на даче. Привезу сразу бутылок двадцать. Лона тебе удастся, я это чувствую, только не меняй голоса. Стриженая, с палкой, это очень хорошо.
Храни тебя господь, мою родную. Целую тебя и обнимаю. Без тебя я не могу, имей это в виду.
Твой А.
55*. О. Л. КНИППЕР - А. П. ЧЕХОВУ
7-ое янв.
Театр, «На дне»
7 января 1903 г.
Москва
Пишу здесь, а то приду домой и завалюсь спать, дорогой мой. Я всю ночь не спала. Сердце прыгало, кошмарно было. Я легла в кабинете, т. к. рядом у соседей был пир горой и орали неистово. Во сне, который длился не более получаса, я все видела Ермолову, окруженную цветами.
Мне гадко на душе эти дни, ужасно беспокойно, сомнение во всем. И ничего не понимаю. Просто хоть беги куда-нибудь. Все мне не мило. Ну, да об этом нечего. Поговорю о спектакле (О. Л. Книппер и М. П. Лилина были на спектакле «Монна Ванна»).
Я с Марией Петровной, конечно, опоздали и, пока пробирались на места, выслушали много дерзостей. Было смешно.
До выхода Комиссаржевской было ужасно: разговаривали на сцене какие-то скучные мужчины в трико и в шаблонных средневековых костюмах, завывали, шептали, но толку никакого. По всей пьесе это был сплошной ужас, и они возбуждали смех.
Комиссаржевская - никакая Монна Ванна. Странное соединение какой-то будничной современной простоты и напыщенных фраз и жестов. В мантии она, кроме того, выглядела ужасно - точно летучая мышь: масса складок, тела не чувствовалось, красоты не было, руки старые, шея тоже. Вся пьеса прошла у меня мимо уха. Моменты были хорошие, и вообще чувствую, что это хорошая артистка, и чувствую какая. Ей нельзя играть костюмных ролей.
Она, по-видимому, сама была очень недовольна и, вероятно, сильно страдала. Публика была отличная. Постановка - никакая, прямо срам. Вызывали плохо. Наших было много в театре, и публике было развлечение в антрактах. Была Ермолова, которая меня как-то особенно пленила, так что я ей почти в любви объяснялась.
Видела и разговаривала с Шаховским (бывший цензор), с Ильинским (Ильинский Александр Корнелиевич - артист Малого театра), с Коновицерами (Коновнцер Ефим Зиновьевич - адвокат и член редакции газеты «Курьер»; Евдокия Исааковна Коновицер - его жена) etc.
Антракты были длинные. Влад. Ив. злился, что публика как баранье стадо ринулась на этот спектакль, хотя все знали, что будет плохо.
Ужинали мы в «Эрмитаже», легко, славно, Стахович угощал. Ели устриц, икру, салат, ньёки, рыбку нежную жареную, жареных устриц. Передавали впечатления, комиковали.