Утерев рот после щей, стряхнув с рубахи хлебные крошки, дед Савватей, с натугой и скрипом в коленях поднялся с табурета и направился к вешалке. - И куда это ты навострился,* - полюбопытствовала Мария Ермолаевна,- прилёг бы, всхрапнул* часок-другой, после обеда-то. - Нет уж, валяться не буду, а то разморит, так и в ночь пойду. А потом, как встану по нужде, буду до утра блукать*. Надев свои неизменные телогрейку, старый картуз, взяв, стоящий в углу бадик, дед Савватей, похлопав себя по карманам и убедившись, что всё для курева на месте, вышел со двора за калитку. Там, на улице, потоптался раздумывая, куда пойти, потом решительно направилс