Закусила запёкшуюся губу, Покрестила, склонившись, крышку… Я вернулся! В дощатом, простом гробу – Твой, убитый войной, мальчишка. Не заламывай к небу дрожащих рук, Посылая проклятья в осень. Я хотя бы вернулся, а Лёха-друг - Тот с войны не вернулся вовсе. Первый снег - и не снег, а одна беда, Весь ноябрь, признать, паршивый… Как же я некрасиво упал тогда, Когда пуля меня прошила! Как же я некрасиво упал лицом В эту «кашу» из листьев прелых, И небесная хмарь надо мной, юнцом, Колыбельную смерти спела. Отчего ты седа, словно пыль с дорог, И за сутки от слёз ослепла? Я ж вернулся обратно в короткий срок! Это Лёха стал горсткой пепла. Отчего же согнулась ты пополам, Стала ниже намного росто
Когда мы говорим: «Христос воскресе!», и отвечаем: «Воистину воскресе!», вы имейте ввиду, что голос наш облетает всю землю, как ударная волна великого взрыва. Демоны злятся. Страх и ужас. Они терпеть нас не могут. Нас порвали бы на клочки в сию секунду, если бы можно было, потому что они трепещут и злятся. Ангелы радуются, святые души на небесах ликуют. А мы на земле здесь радуемся Воскресение Христову. — Протоиерей Андрей Ткачев.
Этот случай произошёл в далёком 1995 году. Я тогда учился в Суворовском училище и прямо посреди учебного дня меня сняли с занятий и приказали явиться к начальнику училища. В генеральском кабинете сидела женщина. Выглядела она очень подавлено, по щекам текли слезы, и она то и дело утирала их носовым платком. Начальником училища у нас был бравый генерал, боевой офицер прошедший суровую афганскую войну. Мужик он был строгий, но справедливый. Мы его побаивались, но вместе с тем очень уважали. Таким я его видел впервые. Он подошел ко мне и как-то обречённо сказал: – Сынок, я обращаюсь к тебе не как к подчиненному, а как к товарищу. Мне нужна твоя помощь. – Я готов, – не думая ни секунды ответи