Г.Петров - "Тишины в сраженьях мы не ищем…» (9 мая 2020)
В этот День Победы просыпаюсь, сразу ебанул остаток, на табуретке была пара недопитых стаканюг. И возникли герои былых времен: мой кореш Юлик Островский, впоследствии народный художник Израиля. На 9 мая, уже никто не знает какого года (но философ Понтила еще тогда был жив, он эту историю высоко оценил), получил Юлик выгодный заказ - нарисовать партию лозунгов. Ну, хуйня, в общем-то, красные фон да белые буквы, вот и все, ничего заебного, но времени ему дали до утра, сроки поджимали. Ясен хуй, что предоплату на расходные материалы Островский зажал. Говорит, сумму денег сразу же прохуячим, а доски для задников, и ткани у меня в мастерне имеются. Брал для каркасов по три-четыре подрамника скреплял их в длину, например, на гвоздь, или дверную петлю, спереди - тряпка с надписью, готово. Хоть и до хуя выжрали, к утру Юлий Давидыч все сделал. К нему приехали забирать транспаранты, Островский, пьяный в говно, лег спать, чтобы к вечеру слегка отойти, салют глянуть. Да хуй на рыло! Через час к нему вновь приезжают: "Ты что же натворил, сукоедина? Ну-ка, блядь, вставай, поедем разбираться!". Привезли его, за столом, значит, очень неприятное еблище. Островскому он так это: "Как понимать ваше художество, Юлий Давидович?" Оказалось, что, епту, то ли работяги не так буквы в части конструкции одной скрепили, то ли сам народный художник после выпитого намудил, но надпись гласила: "С Днем Подебы!" Островский пьяный смотрел-смотрел, чего-то соображал, и предложил рационализаторскую идею: "Хуй с вами, давайте кисточку и трафарет твердого знака, раз сами ни хуя не можете!"
Этой памятью о великих героях и наследии предков я спустился вниз до гастронома, захотелось, понимаешь, ебнуть еще. Пиздую туда, где можно без труда всегда взять, в любое время. От моего парадняка это под арку и налево, потом три ступеньки вверх, да к прилавку подойти, чтобы сказать, что-то очень важное, но всего в несколько слов. Тут-то меня, хуяк, по плечу кто-то. Прямо на кассе. "Не оборачивайтесь", - говорят. - "А хули мне оборачиваться? Я - Петров, а не Орфей с Еврейдикой. Дай человеку спокойно 150 рублёв протянуть, покупки забрать". Сказали: "Пройдемте". Не долго шли, всего-то дорогу от лабаза перейти. Доставили в пункт. "С каких хуев?! Вы теперь в отделение каждого что ли забирать будете, кто берет бормотуху после 22 ночи, но до 11 утра, в продмаге, который сразу напротив милиции хуячит? Это же не повод!"
Проводили в комнатуху, а там наш участковый Казан Муртазылович и главный врач-эпидемиолог центрального района Нино Феррерович Накопян. "На тебя одна надежда, Петров!", - заявляют. "Да, хули вы мудите, НЕТ У НАС НИКАКИХ НАДЕЖД!", - отвечаю. "Погоди, ты не суетись, Валерий Георгиевич", - начал участковый, - "Присядь, Петров, успокойся, и послушай вводную информацию: засекли сигналы, идут из нашего округа прямо на стол к злопыхателям на западе, ястребам пентагоновским, точные данные о распространении короны по городу-герою Ленинграду, о смертности от вируса, о настоящем индексе самоизоляции граждан. Агентурные каналы связи бездействуют, шпион менял города, менял имена - хуй вычислишь, на одном месте не засиживается, но далеко не отстраняется. Враг где-то рядом! По перехваченной шифровке, как раз сегодня состоится выход в эфир, пользуются, пидарасы, расслабленностью наших граждан в канун великой годовщины" Достаю я из-за пазухи (хули тянуть-то?), выкатил на стол, ебнул, обнадежил милиционера: "Не ссы, Крым наш!». "Курите", - врач протянул мне портсигар с экспортными папиросами, и пододвинул пепельницу с гравировкой адмиралтейского кораблика. Приглушили гэдээровскую настольную лампу-полуночницу, зашторили окно, Муртазылович развернул карту: "Гляди, Петров, запоминай все, что видишь" Обведя, на бумаге, циркулем, участок вокруг площади Восстания, участковый сделал отметки цветными канцелярскими кнопками. "Как видишь, Валерий Георгиевич, все поблизости. Секешь, к чему речуга?" Ну, я еще стаканок пизданул, и шучу: "А может, я и есть шпион, а ты мне тут положения противника и сведения выдаешь, если, конечно, не пиздишь" - "А я и не пизжю. И тебе, Валерий Георгиевич, особо не советую. Человек ты бескорыстный, отзывчивый, пользуешься уважением по месту жительства. Общительный, в конце-то - концов. Ходишь пьяный везде, поддаешь с народом разным сутки напролет. Так вот, мы с коллегами и медицинскими работниками (Муртазылович повел взгляд на эпидемиолога) подумали, что может тебе на 9 мая быть повнимательней, приглядываться к людям. Вдруг чего где услышишь, заметишь. Ну, и нас не забывай, звони, сообщай, или прямо к нам приходи для беседы, двери всем открыты 24 часа, как в гастрономе напротив" Ну, ебнул я третий стакан, на нем 0,75 и закончилось, говорю: "А на хуй мне это все сдалось? Ты что же, Казан Муртазылович, на простых жителей свою работу перекладываешь? Отъебись, епту" Но знал он, сука, что не зажило, что еще болит: "Я смотрю, Петров, у тебя бутылка кончилась, а, наверняка, еще ебнуть охота, да пенсия, небось, далеко еще... И вообще, Родина в опасности!" Набравшись наглости, я вывел в уголке контурной карты, где отпечатаны название типографии и тираж, три цифры: "476" В конце еще зачем-то восклицательный хуякнул: "!" Участковый порылся в кармане, в шкаф залез из куртки чего-то добавил. Короче, ровно на столько, чтобы с народом потусоваться, но прикинул так и сяк, хуй к носу, тут самому-то ни хуя не останется пить. У меня же своих денег - хуй, а милицейских - на две бормотухи по 150 (дороговато, конечно, но хули поделать? - за вкус и качество надо платить), поллитру паленки за стольник, два сырка фабрики "Карат" и лаваш из окошка прямо на углу дают из печки.
Выхожу на улицу, меркую, вот же долбоебы, дали мне денег, чтобы я нажрался, и таким образом еще шпиона вычислил. Ну, хуй с ними, от такой суммы они не обеднеют, отдавать им ничего не обязан, сами дали, а если еще доебутся, скажу, что общался с народом, вел наблюдение, но ни хуя не навыблюдел.
Хиляю к простому, соседскому гастроному, уже давать стали к тому моменту. Взял, стал домой собираться, хуяк, а в магазине плакатик мне в ебало, будто в сердце глядел "А ты записался в добровольцы? Смерть коронавирусу!" Один парень на снимке кровь сдает, а другой по домам доставляет медикаменты, георгиевские ленты и жратву. Думаю: "Епту! Так ведь живет такой парень, знаю его, это - я: вот, взял авоську и домой несу к себе" И адресок указан, сразу за Невским, улица Ивашенцева, то ли госпиталь, то ли медсанчасть, ну, больница, епту. Я там когда-то метлой махал, а потом с двумя микроинфарктами валялся. Передумал домой заходить, ебнул сразу у двери магазина первую бормотуху, лавашом с сырком оплавленным зажрал, да пошел через дорогу, до больницы, до диспансии. На территории захуярил вторую, приканал в регистратуру, спросил куда зайти, чтобы сразу, на хуй, в добровольческие бригады. Сторож, ебало знакомое, подсказал. Пока в очереди просидел и поллитру убрал. Примерно очередь двадцатая настала, меня вызывают, анализы говорят. Я сразу, хуяк, сел, насрал в уголке кабинета (было чем, поел ведь на закусь!). Мне говорят: "Вы что делаете? Берется обычный мазок" Ну, я ширинку приоткрою. Но сказали, что из хавальника. По всем измерениям я оказался годным к сдаче крови (в чем у меня большой стаж с конца 50-х, папа! деды сдавали!). Но и георгиевские ленты с торбами Главпродукта тоже, вроде, как можно. Для разминки решил кровинушки своей понасдавать, мне не жалко. Медсестра - медсестре взаимопомощь ассистирует при сдаче, и на такой мотив ей говорит: "Перелили два по 0,75 свежайшей крови Валерия Георгиевича пациенту, погибавшего в барокамере от коронавируса, так больной сразу выздоровел, но набросился на меня с воплем "шел 1972-ой год!" А та ей в ответ: "А я другому умирающему от короны перелила 0,5 свежей крови Валерия Георгиевича, так он через секунду поправился, говорит "ты охуеешь, так ты постепенно охуевай!.." и нассал во все пробирки!"
После положительной динамики борьбы с коронавирусом (я им хотел высказать, чтобы не забывали, люди в белых халатах, на ком именно все лечение держится, но сдержался по скромности) направили меня в обход по хатам. Крови я им своей впрок нацедил, себе почти ни хуя не оставил, на первые сутки больным должно хватить, дальше - поглядим, сколько в медсан доставят раненых коронным вирусом. Ну, а сам пошел все необходимое по домам ветеранов разносить. Ебнул на дорогу со сторожем и двинулся в путь.
Уже стемнело, мне этот вечер на рейде не забыть никогда. Птицы не летали, летал только пустой пакет со знаком сети магазинов по тротуару. Я перемещался с достаточной осторожностью, ничто не должно было выдать под маской и перчатками, ту душу краснофлотца, что не изменилась с самого первого похода на танцы в ДК Моряков в 1959 году, где играли мои кенты - Дмитриев и Сокрушилов. Уберечь символ Победы, доставить его по назначению - сегодня моя стратегическая задача. И еще ебнуть. Но это потом.
Глянул на бланке, что за место - ул. Конная. А я ее наизусть, епту! Вот дом, где Воскобойники жили, вот - продукты, театральная касса, ну, хуй с ним, и участковый тоже, падла, тут, клиника эстетическая, детсад, ателье, где пидарасина квартировала - на первом этаже лавашей изобилие. Ничто не говорило, что я на задании. Пожалуй, только авоська. Кажется, я прошел нужный адрес. Обернулся назад.
Темень в арке, мусорные бачки на колесах, человек в проходном дворе, вхожу в колодец. Смотрю таблички с номерами хавир. Два парадняка всего, необходимой хаты здесь нет. Еще одна арка, проходняк в следующий двор, опять по сторонам. Нашел. Набираю домофон. "Кто?", - спрашивают. "Георгиевская лента с доставкой на дом, медикаменты, продовольствие ветеранам, блокадникам!" Открыли. Поднимаюсь, ни хуя не видно, лампочки повыбиты. На первом этаже всего одна хата, еще выше, опять мало, нужна высота. Наконец поднялся. Третий этаж, несколько звонков. Нажал во все подряд. По красному не открыли, по среднему тоже ни хуя, на третьем, или четвертом уже был где слышал шум по коридору. Ну, я в маске, в варежка - как положено. И женщина мне открывает тоже в маске. Идем по коридору. Подошли к комнатухе, сумку ей протягиваю. Говорю: "В 75-ую годовщину Великой Победы все необходимое и георгиевская лента! Поздравляю! Распишитесь" Дверь она комнатухи открыла, осветился коридор, парень! Холодильник справа старый-старый "Зил", как у меня почти, телефон дисковый подальше к выходу. Вот ведь коммуналки бывают, хуй отличишь. Я ей говорю: "У меня на хавире такой же почти стоит "Зил", да наебнулся со старости, может кто продаст по дешевке пенсионеру, или отдаст на запчасти". А она мне: "Это соседский, не наш. Но, вроде, тоже давным-давно не рабочий". - "Жаль. Ладно, это не к спеху. Закорючку ставьте. Вот тут, тут, и здесь. Еще вот тут, пожалуйста, птичку..." Ну, она пошла за авторучкой.
Возвращается, я у нее спрашиваю, мол, ты блокаду Ленинграда здесь перенесла, или эвакуировали? Чего-то она замялась, что-то ответила, да через маску хуй поймешь. Расписалась она в получении, но что-то было не то. Не похожа она на блокадницу: срака, как с десяток моих вместе (это сколько же говно помещается!). Под маской возраст не установишь, но явно под блокадницу пока не подходит. Может родственница какая? Потом своим передаст посылку. Да и темно еще, ни хуя толком-то не видать, парень. И тут помог случай! Видать, все сложилось - и поел я с утра лаваша с "Дружбой", и про говно подумалось, после прихватило живот. Спрашиваю, мол, сральник где, а то у меня еще есть адреса впереди, не по кустам же бегать. "Прямо по коридору. Только побыстрее, мы скоро уходим. Салют, хуе-мое..." - "Побыстрей? -Ну, это как получится"
Врубил лампочку, заперся. Стал читать все накладные. Да почерк, что хуй проссышь. Сижу, стараюсь и (во, блядь! как же я замудил, папа!), епту, листом накладным подтерся. Вышло машинально, по старой привычке, бумага такая была, знаешь, газетная. Стал вылавливать из унитаза, но половина документации была уничтожена. Чую, епту, все, трибунал.
Короче, читаю то, что осталось доступно, что не до конца говном стер с лица бумаги. Разборчивого сохранилось не много. Вглядываюсь в буквы.
Адрес: г. Ленинград, ул. Конная, д. (тут уже было запачкано), кв. 1(вторая, а может, и третья цифра стерта).
Вспоминаю придомовую табличку с номерами хавир - вылетело из башки.
Опись имущества (это было читаемо).
георгиевская лента - 1шт.,
медикаменты: противозачаточные таблетки "Джез байер" - 12 шт.,
гиппоалергенная вагинальная смазка-лубрикант на водной основе "Био-глайд. Нэйчерэл 100" - 20 шт.
ночные супер-впитывающие прокладки "Олвэйс" - ящик.
Сухой паек "В лесу прифронтовом...", русская кухня:
пицца с козьим сыром и тыквой из Camorra, филиал в Новой Голландии - 10 шт.,
карпаччо из лосося атлантического с гарбаровского "Строганова" - 1 порция,
утка с персиками из мурадяновского "Ле Мужик" - порция,
русский тапас из мельцеровского "Петров-Водкин" - пара порций на пробу,
пастрами из "Дикманс Дэли" - 10 порций,
энергетический напиток "Ягуар" - ящик.
Кому: Ок... (дальше тоже стерто, ебена мать!)
Лампочка в туалете разряжалась, становилось все темнее. Я должен был поздравить ветеранку до салюта, до залпов башенных орудий, а то позже было бы не по-людски. Взглянув на лампу, продолжая справлять надобность, я приказал ей воспламениться из последних сил, из последнего снаряда! На миг в туалете вспыхнул небывалый тихий свет, заливший пространство до самого потолка, озаренный сиянием, солнцем опьяненный, я рассмотрел за сливным бачком пистолет, которым Шляхман шмальнул в поэта России Талькова. Огнестрельное оружие, которое неоднократно показывалось в новостях, хранилось в туалете этой коммуналки на Конной, отсутствовал один патрон (тот самый, понял я!). Как ты понимаешь, ставка больше, чем жизнь!
Посрав и вооружившись, натянув маску и перчатки, я стал пробираться к линии фронта. Противник притаился за третьей дверью по коридору. Кувырком я занял позицию за стиральной машиной. Телевизор сделался потише. Я швырнул в дверь валявшимся велосипедным колесом, думаю, выползет, курва, допрошу с пристрастием, но что происходит в комнате мне было неизвестно. Я вел слежку из-за стирмашины "Вятка", женщина отворила дверь, но порог не переступила, быстро огляделась, затем стала пальцем отстукивать по двери, увы, морзянку я позабыл, вероятно, она кого-то ожидала. Пред собой я видел две дороги: съебать, как можно скорей, либо идти до конца, и я принял последний бой.
Стукнул дверь, раскланялся перед подлецами, говорю, блядь, благодарю, что разрешили в туалет сходить, еще раз с праздником! И только она стала меня выпроваживать, за соседней дверцей послышались стоны, будто кто-то не мог вскричать во весь голос, во все воронье горло. Насторожился я, сделался на чеку. Кто бы это мог быть, парень? Хули делать? План на ходу разрабатываю боевых действий. Я, для виду, похлопал себя по карманам, говорю: "Еб вашу мать, в туалете накладные позабыл, видать выпали. Начальство с нас спрашивает, уж, вы меня поймите. Придется вернуться, поискать". - "Живее. Много дел", - говорит. - "Как бы их вместо туалетной бумаги не использовали, вдруг кто уже заходил. А то я голова садовая, уронил на пол, а ими кто-нибудь сраку подтер и выкинул , хуй восстановишь. "Никого дома нет?" - "Одна я, так что никто кроме вас в последние минуты не ходил. Даже если уронили, то с ними ничего не случилось"
Заходим, а бумаги-то в унитазе, по назначению. Я ей демонстрирую наглядно. Видать, кто-то еще на хате. И тут курва зассала. "Кто же тогда моими документами подтерся, если остальных соседей нет?", - спрашиваю. Она, хуяк, говорит, невозможно в туалете находиться, даже маска не спасает. А я время тяну, говорю, вспомните, может пробегал кто. А она маску поправляет, но чувствую, пиздец ей настает, сама ебало покажет, я людей руками не трогаю, только огнем своего сердца. Ну, она пошла к себе за новой маской, на бегу снимая прежнюю повязку, и слышу обращается: "Тяпа, где маски?"
И тут, парень, многое стало ясно, почему мне здесь так было знакомо: Я ПРИШЕЛ ПЬЯНЫЙ И ОБЕСКРОВЛЕННЫЙ В СВОЮ ХАВИРУ, Я ТУТ С 83-ГО, НА ХУЙ! НО ЗАПИСАННУЮ В БУМАГЕ ЗА ДРУГИМ АДРЕСОМ! МОЯ ЖЕ ИЗБА ЧИСЛИТСЯ КАК И ПО КОННОЙ, ТАК И ПО НЕВСКОМУ, ДВА КОЛОДЦА ПРОХОДНЯКОМ НАСКВОЗЬ, ДОМ ОДИН, АДРЕС НЕ ОДИН, ЕПТУ! А ХОЛОДИЛЬНИК "ЗИЛ" - ТОЛЬКО МОЙ! НУ, И НОМЕР КВАРТИРЫ ГАДАТЬ БЫЛО БОЛЬШЕ НЕ ХУЙ. МОЙ КРАСНЫЙ ЗВОНОК, ЕПТУ! А СУЧИЩА, В МАСКЕ - МРАЗЬ ОКУРКИНА, НЕВЕСТКА СОСЕДА-ПРАПОРЩИКА КОЗЛОВА! И ПОСЫЛКУ НЕ ЭТОЙ ДЕРЕВНЕ ОКУРКИНОЙ НАЗНАЧАЛИ, А ЗИНАИДЕ СЕМЕНОВНЕ, НАСТОЯЩЕЙ БЛОКАДНИЦЕ!"
Надо было отрезать пути отступления, батальоны просят мангал, вытаскиваю с антресоли козловский мангал, сделанный из спиленного турника, поджигаю у входной двери, выход на лестницу прегражден. Ногой выбиваю дверь Семеновны, а она с кляпом из ночных олвэйсов в хавальнике, говорит шалашовка ее пытала, хотела имуществом завладеть, талоны на питание отобрали (хищение в особо крупных, епту), подельницу подчиненную науськивала, чтобы она меня истязала. Привязали к батарее, быдлиня Тяпа Медведь утюгом и паяльником мне, старухе столетней, угрожала. "Звони Муртазыловичу, Семеновна, дисковый телефон за холодильником "Зил", епту!" Достаю пистолет, из которого талькова угандошили, стучу в дверцу. "Гражданка Окуркина Олеся Владимировна, хотя среди наших граждан великого народа такой мрази никогда не было, выходить по одному из комнатухи! Выход перекрыт! Обратной дороги нет! Стволы, финки на пол! Руки в гору, оккупантки! Вы обвиняетесь в причинении тяжкого вреда здоровью с особой циничностью ветеранке и блокаднице, хищении в особо крупных размерах, подделке документов и продовольственных карточек, убийстве поэта Российской Империи Талькова!" Тут Козлов приперся из гастронома, магнал валит, обрадовался он: "Заебись, жара, Ташкент!" Я ему кричу поскудина твоя талькова угандошила, вот ствол обнаружен, показываю, еще Семеновну-блокандину 9 мая пытала, фашистская сволочь, теперь забаррикадировалась в комнатухе с подельницей. А мне Козлов: "Ты чего ебанулся, Петров? Я же ее с еёным выблядком, которого она стоя рожала на дискотеке в ебаной родимой ионке на лиговском 50, на новогодние праздники сожрал вот в этом самом мангале, когда их, по схожести, вместо свинью положили в огонь!" Меркую, мол, и правда. А кто же это такая? И слышатся из-за двери сигналы пошли, будто кто ловит контр-ФРГ, или голоса ебаные, неглушимые. Я хуяк, в дверь, Козлов, он ведь прапор, натренированные они все, тоже поднажал, заходим, а там - рация!
"Так вот, падла поганая, кто нашим врагам в город-банкрот Нью-Йорк сведения секретные шлет о состоянии дел в осажденном, но несломленном от вируса, как Александр Абьюзенбаум пел на Дворцовой, красавце Ленинграде! За кого проливали кровь миллионы, и я сегодня на станции переливания? Приговор привести в исполнение, бля буду, на хуй! Расстрел!" Курва Медведь, говорит, что явка провалена, даже еду блокадницы сфотографировать не успела, к чему дальше жить, и хуякнулась вниз с третьего этажа. Смотрю бежит, спотыкается, не соблюдает социальную дистанцию, а на встречу ей из-под арки воронок с Казаном Муртазыловичем и его карательным отрядом, погоня, хуе-мое: "Огонь, батарея, Казан Муртазылыч! Стреляй, Глеб Егорыч!" И ни хуя себе, парень! У нее вдруг голова взрывается, я сам это в окно с третьего этажа видел, а из шеи провода искрят! Ни хуя себе "экология Ульянки" ебаной к чему приводит! Я окуркиной говорю, чего за хуйня. А она говорит: "Стреляйте, Валерий Георгиевич! Хоть всю обойму - по хуй мне! Меня пули не берут!" Ну, думаю, пропадлина, что же ты в Центр передала, какие дальнейшие распоряжения тебе дала Ставка. Пули не берут, изменница Родины из подъезда за «стокманном»? Для разминки ей в колено - а там тоже провода! Я Козлову говорю: "Толя, ты когда окуркину в мангале вместо свиньи, на Рождество ел, провода были? Ты свинью ел, или робота?" Козлов: "Свинью. Ну, то есть, как свинью? В общем, да, настоящую свинью! Хотя ощущался привкус металла, чего-то, знаешь, такого механического" А окуркина задымится и молвит: "А хули вы думали, что великая империалистская ставка к вам живых людей пошлет? - Так мы не такие ебанутые. Изготовили по подобию русской сволочи армию киборгов, хуй нас всех вычислишь, хотя у нас на всех всего 3-4 еблища. Тысячи окуркиных, тысячи тяпо-медведей, и так далее, всякая такая же чернь. (тут-то я, парень, вспомнил, епту, как лет 15 назад видел такой фильм 60-х, что ты мне на перезаписываемую пустышку дивиди «Вербатим» захуярил, там по сюжету американцы на фабрике роботов плодили с человечьими еблищами; там еще чукчиха из «Фастер, пуссикэт» снималась. слишком поздно мы с тобой поняли, что так и обстояли дела на самом деле) Мы вам вирусов, граждане России, еще побольше подкинем, вот прислали одного конюха в худруки сельского рок-клуба. Раньше хотя бы при сссре Буковских каких-то у вас выменивали, «людей из стали», прочую хуету, а теперь и любое говно у вас проканает. Передатчик сейчас взорвется, данные не будут подлежать расшифровке, за мной приедут наши представители, счет пошел на минуты. Нашим резидентам не свойственны ошибки, в отличии от ваших с "березовым соком». Меня ведь и взяли за модель для сборки на заводе пентагоновском по строчке песни, вот этой, послушайте «и окуркину за борт бросал в океан, проклинал…»
В комнату вошла 100-летняя ведьма Зинаида Семеновна, и говорит: «Вот ты, машина вражеская, пиздишь, что пули не берут, у нас есть средства понадежней. Готова ли ты, мразь окуркина, житуху свою механическую отдать за Господа нашего, Иисуса Христа?» За окном проревели моторы американского бомбардировщика. «Не готова, мне еще коронавирусы сбрасывать на ваш город, в день 75-летия, епту, полетим за дозаправкой в наши захваченные территории - «ангары на любимой лиге 50» и кинотеатр «фильмофонд». — «Не уйдешь, ублюдесса кибернетическая, кто к нам со своимвирусом придет, от него и даст дуба, в честь 75-летия нашей Победы, Петров, вперед!» Я приближался к окуркиной, снимая свою маску! Она заорала, мол, дистанцию надо, метр-полтора, а я полтора метра знаю наизусть — если сложить 10 коробок «Кодрянки» в длину, или башенкой — будет ровно полтора. И как только я преступил последний рубеж в метр — окуркиной некуда было отступать, сзади была стена с постером художественного фильма «сад желаний». Время замерло.
Я сделал всего пол-шага, и расстояние стало 99 сантиметров. И на 99-ом сантиметре моего грозного шага заработало оружие запада против них же самих. Все, епту, вируса-вирусочки дали о себе знать, сразу перекинулись на окуркину. Она подыхала долго и мучительно. Любовались бы еще, да самолет за окуркиной прямо к окошку опустился.
Прыгаю в кабину американского самолета, пилот взглянул с недоверием. Спрашивает, где агент окуркина, агентка медведь. И тут я маску свою, хуяк, вниз и на летчика дыхнул короной, он вниз сбросился, парашют не раскрылся. Его на асфальте Муртазылович вяза и мне наверх: "Только без самодеятельности, Петров! Брать живьем!». А из центра в это время шли указания, переговаривалась радиосвязь. Послушал я пиздеж вражьих голосов и вниз участковому: «Живьем нельзя! Только по-нашему!" Я развернул самолет на лиговку-50, передал по рации деревенщикам, что говорит истребитель из пентагона, держу курс на богемные, культовые и элитарные клубы, выходите, граждане свободной Америки, из ангаров, тусанем на открытом воздухе, в честь нашей победы над Россией. Ну, скот высыпал, значит, моя радиограмма сработала, и они ни хуя не заподозрили. И по ним я пару мегатонн короны сбросил, к ним даже пожарные не захотели ехать, только хуета какая-то, «мэш»-"смэш»-смэрш». Пиздец и им пришел. Я знал за кого мщу - за честь великого народа, батю Георгия Дмитриевича, ушедшего добровольцем на Ладогу, за уркаганов-штрафников, георгиевскую ленту, и сухой паек "В лесу прифронтовом», надкушенный врагом нашей отчизны окуркиной. Следующая цель - кинотеатр "фильмофонд». Его я разбомбил без лишнего шума и ухищрений, тут все просто, вся сволота находится под одной крышей, смертушка разом всю сволочь настигает, это не на лиге-50, из каждого загона выгонять в одно общее место.
Захваченный трофейный западный самолет я посадил рядом с "фильмофондом», на Пискаревке, у монумента Родины Матери. Передал его руководству города. Там как раз Беглов с теле-камерой пиздел. Вечно у нас хуйня какая-то, я тут хотя бы родился и вырос, а слово дают кому-то не тому. Подошел к объективу, а там с той стороны трансляции то ли дикторка Болмотова, то ли дикторка Людмила Валентиновна Ширяева болтают. Ну, я Беглову говорю: «Погоди, парень, дай пару слов сказать, это не займет много времени» А он мне: "Ну, говори, хули там. Я со своим народом на равных базарю, никаких проблем, в натуре»
В прямом эфире какие-то, бродившие мимо, ветераны протянули мне боевые 100 грамм и краюху хлеба. Ебнул я, закусил, говорю: «ЛЕНИНГРАДЦЫ, РОДНЫЕ МОИ! ВОТ ЭТИ ЛЮДИ! МОЕ ИМЯ, А УЖ ТЕМ БОЛЕЕ ФАМИЛИЯ ВАМ НИЧЕГО НЕ СКАЖУТ, Я ПРОСТОЙ ЧЕЛОВЕК ИЗ НИЗОВ, ДОКЛАДЫВАЮ, ЧТО ВРАЖЕСКИЙ ИСТРЕБИТЕЛЬ ЗАХВАЧЕН МНОЙ И ПЕРЕДАН РОДНОМУ ГОСУДАРСТВУ. ТРОФЕЙНЫМ БОЕКОМПЛЕКТОМ ПРОТИВНИКА МНОЙ РАЗРУЖЕНЫ УКРЕПЛЕНИЯ НЕНАВИСТНОГО ВРАГА — ЛИГОВКА 50 И КИНОТЕАТР «ФИЛЬМОФОНД». ЗАЧИСТКА ПРОВЕДЕНА УСПЕШНО. МОЖЕМ ПОВТОРИТЬ! ВЫВЕДЕН ИЗ СТРОЯ ПЕРЕДАТЧИК НАЙМИТЧИЦЫ ОКУРКИНОЙ, В ТЕЧЕНИИ НЕСКОЛЬКИХ МЕСЯЦЕВ ИНФОРМИРОВАВШЕЙ ПЕНТАГОН. ПРОДОВОЛЬСТВЕННЫЕ КАРТОЧКИ ВОЗВРАЩЕНЫ ВЛАДЕЛИЦЕ - БЛОКАДНИЦЕ ЗИНАИДЕ СЕМЕНОВНЕ АБЕЗГАУЗ! ЭТО МОЙ СКРОМНЫЙ ПОДАРОК ГОРОДУ-ГЕРОЮ К 75-ОЙ ГОДОВЩИНЕ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ! ПОДНИМЕМ ГРАНЕНЫЙ!"
Тут прогремел салют, меня становилось слышно по рации все хуже.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Нет комментариев