Предыдущая публикация
ЭТА СТАТНАЯ КРАСАВИЦА…
80 лет назад, 20 июля 1941 года,
родилась народная артистка СССР Людмила Чурсина
БЫЛО лето. Был Арбат. И была девочка. Шагала она легко и бездумно по вязкому от жары столичному асфальту и, между прочим, чувствовала себя самым счастливым человеком. Потому что всё у нее выходило как надо. И золотую медаль получила, и в Москву приехала, и в авиационном (мечта жизни!) документы приняли без всякой волокиты и возражений, и общежитие еще дали... Шла, по сторонам смотрела, объявления разные читала: «Требуются токари...», «Продается мотоцикл...», «Театральное училище имени Щукина объявляет прием...» Театральное... Может, пойти? Хотя бы заглянуть? Именно потому, что никогда и не мечтала об этом. Ведь почти каждая девчонка спит и видит себя или артисткой, или певицей, или балериной, а вот она – нет. В литературном кружке занималась, а драматический за две версты обходила стороной, в основном потому, что стеснялась своего роста: на физкультуре стояла самой первой.
И вот экзамен. За столом – народные да заслуженные. А перед ними, седовласыми, вчерашняя школьница из Великих Лук в торжественном муаровом платье читает отрывок из «Белого пуделя». И уж поскольку речь идет о пуделе, начинает лаять. И даже форменным образом выть. Экзаменаторы слегка шокированы. Потом, слушая басню, смеются. Потому что «Лягушку и вола» абитуриентка выучила накануне, в библиотеке, и сейчас от страха всё перепутала. Абитуриентка считает, что провалилась, причем – с треском, но ее допускают на все последующие туры. И потом будет институт, и в нем родится актриса Людмила Чурсина.
***
ПОЗНАКОМИЛСЯ я с ней, дорогой читатель, ровно полвека назад, когда, предварительно позвонив по телефону 233-22-10, пришел в дом № 24 на Кировском проспекте. Как она тогда выглядела? Да вот глянь на фото – и всё поймешь. Для ослепительной статной красавицы то время было звёздным. Сразу после «Щуки» достойно показав себя на вахтанговской сцене (ее партнерами стали и Астангов, и Ульянов), откликнулась на властный зов кинематографа, хотя первые ленты («Когда деревья были большими», «Две жизни», «На семи ветрах», «Утренние поезда») особого удовлетворения Людмиле не принесли. Но вот феноменальный успех «Донской повести», где ее Дарья – невенчанная жена красноармейца Шибалка (роль которого в этом воистину трагическом дуэте столь же пронзительно исполнил Евгений Леонов) накрыл актрису с головой. Кроме того, режиссер фильма Владимир Фетин (который до суровой «Донской повести» снял пресмешной «Полосатый рейс») стал ее мужем, и Людмила переехала к нему, в Ленинград. И потом героини ее новых кинолент раз за разом потрясали зрителя – когда он смотрел «Журавушку, «Виринею», «По Руси», «Угрюм-реку», «Олесю», «Любовь Яровую»… Причем за роль Журавушки – помимо Государственной премии РСФСР имени братьев Васильевых – была отмечена еще и Гран-при XVII Международного кинофестиваля в Сан-Себастьяне, за что получила приглашение в Голливуд. Да на целых три года, ибо в предлагаемом контракте числились аж пятнадцать картин! Однако в ЦК ска-зали: «Вдруг Вам там предложат в фильме раздеться, а Вы ведь – член КПСС!» В общем, не выпустили «нашу гордость и красу» к «буржуям»…
Тогда по опросу журнала «Советский экран» несколько лет подряд она называлась «лучшей актрисой»…
***
ФЕТИН что-то бурчал за стеной, а мы, не обращая внимания, беседовали в гостиной. В частности, выяснилось, что эта кинозвезда, вопреки всем мировым стандартам, от сна пробуждается рано. У нее – настоящий культ самодисциплины, и уже чуть свет принимается за свой комплекс гимнастики по системе йогов. Причем делает это с таким рвением, с такой самоотдачей, что домашние не выдерживают и подают испуганные реплики насчет самоистязания, хотя отлично понимают, что никакие благие призывы к умеренности и благоразумию не помогут. (Однажды в институте получила тройку и сразу решила... умереть. Бегом во двор – и босиком по снегу. Попытка романтического самоубийства завершилась прозаическим гриппом).
На столе высились четыре тетради. Толстые, в клеенчатом переплете. На каждой надпись: «Работа над ролью», «Встречи со зрителем», «Общественные дела», «Быт».
Работа над ролью... Полистал я страницы – и словно радуга перед глазами, потому что каждая интонация роли, оказывается, имеет свой цвет. Вот и идут в дело цветные карандаши, вот и обретает слово не только образную, но и вполне осязаемую, реальную окраску. А потом являются к миллионам зрителей и Дарья, и Анфиса, и Виринея...
Роли со страстями были тогда не очень-то в моде. Сценаристы словно боялись открытых столкновений – и в результате не горячая кровь, а какая-то водянистая жижица питала сердца многих тогдашних киногероинь. Актриса сердилась: почему исчезают из обихода такие понятия, как неистовство, ненависть, смятение чувств, одержимость? Впрочем, ей-то пока везет (чтобы не сглазить, Людмила по-стучала по столу).
Вспоминала свою Виринею: «Она еще не разучилась глупеть от счастья и не боится быть смешной и страшной в злобе. В ней грубость причудливо соединяется с нежностью, разгульная удаль – с нравственной чистотой, сила – с женственностью...»
После просмотра «Виринеи» кто-то из коллег заметил актрисе: «Вот ты сидишь с нами, говоришь просто, естественно, обыкновенно. А на экране всё чуть более приподнято, немного театрально...» Она не приняла этот упрек. Виринея не может быть обыкновенной. Она необыкновенная. В ее судьбе не обойдешься приглушенной скороговоркой или полуулыбкой. Здесь надо кричать криком и кататься по земле от горя, ненавидеть – исступленно, любить – самозабвенно. Именно за это принимает Чурсина свою Виринею и людей, ей подобных. И записала в тетрадь: «Я убеждена, что духовное богатство, духовное здоровье нашего человека, всю глубину и многоплановость его характера нельзя передать полутонами, скупым до аскетизма жестом, сквозь сомкнутые губы. Лаконизм – понятие хорошее, но, случается, он приносит и вред. Я против такого рода лаконизма, похожего скорее на жадность скупца, чем на щедрую жизнерадостность художника...».
Мы встретились в тот редкий день, когда не было съемок. Совсем недавно завершена «Олеся». Только вернулась с Украины, надо собираться на Урал: режиссер Ярополк Лапшин взялся за «Приваловские миллионы», ждет Чурсину на кинопробу… И снова открывает «Рудина» – потому что есть там Наталья... Звонят с «Ленфильма». Просят не забыть, что сегодня – очередная творческая «среда», а вечером – внеочередная встреча со зрителями. Студия рядом, не стоит даже надевать пальто в рукава. Здесь она бывает непременно каждый день, потому что «Ленфильм» – это второй дом, а может, даже первый. Ведь и «Донская повесть», и «Журавушка», и «Виринея», и «Любовь Яровая» – это всё «Ленфильм». Здесь, в длинных-длинных коридорах, рядом с Чапаевым, Максимом и академиком Дроновым – ее героини. Обычно актеры не любят заново пересматривать свои фильмы, а она, наоборот, старается незамеченной прийти в кинотеатр и последить за соседями. Конечно, на просмотрах в Доме кино мнение коллег более профессионально, точно и беспощадно, и она к нему прислушивается, но реакция зрителя – все-таки самое важное. «Журавушку» на просмотре не видела. Месяц спустя забежала днем в кино около дома. Кончился фильм, а люди минуты две сидят, не уходят. Слышит, женщины сзади переговариваются: «На мою Тасю похожа...» Чувствует актриса, что соседки говорят совсем не о внешности... Вечером в рабочем клубе наверняка снова зайдет разговор о «Журавушке», и снова женщины станут утирать глаза, потому что у каждой возникнут свои ассоциации и каждая будет благодарна актрисе за песню, которую она спела во славу женской гордости, верности и чистоты.
И говорили ей об этом словами, и писали в письмах. И она отвечала, отвечала на проклятый вопрос, от которого не избавится ни днем, ни ночью: «Получилось или не получилось?»
***
СНИМАЛИ финал «Виринеи». Она стоит у камня. Ее расстреливают. Как должна вести себя женщина, когда двадцать казаков вот-вот одновременно нажмут на спусковой механизм? Характер образа подсказывал: не падать, не просить пощады... Но ведь умирает-то человек раз в жизни и смерть, даже когда ее ждешь, – всегда неожиданность. Сейфуллина писала: «И умирает женщина иначе, с каким бы мужеством ни уходила она в историю». Да, какими бы внешне резкими и сильными ни были ее героини, прежде всего они женщины. Как же сыграть финал? Как упасть после выстрела: ничком или сползти по камню? Ой, как не хотелось Людмиле бросать свою Виринею на землю...
Холодно. Ветер рвет шаль. Дубль, другой, третий... Дома вечером не находит себе места: не то, не то... Какое-то внутреннее сопротивление, несогласие. Надо переснять. И снова ветер, снова дубли. И вот кадры: Виринея плавно опускается по камню. И камень принял ее на свои руки и увековечил.
И еще она писала девочкам, как снимались последние кадры в «Угрюм-реке». Прохор сходит с ума. Везде ему мерещится Анфиса. Вот Анфиса на скале – и Людмиле приходится снова и снова подниматься на маленький выступ над бурлящей Чусовой. И было трудно, и было страшно. Вот Анфиса зовет Прохора из воды – и Людмила два часа провела посреди реки, на затопленном плоту. Осень. Холодная вода. Да еще почему-то в такую пору мошкара. Но нельзя было ни подвезти ей на лодке горячего чаю, ни разогнать мошкару, потому что очень важны для кадра и неразорванная пелена тумана, и ненарушенный водный покой...
Даже близкие порой не догадывались, как ей доставалось на съемках, – ведь дублеров Чурсина не признает. И на коне скачет, и, в самом прямом смысле, в омут бросается... А вот выходит к зрителям – и боится. В Доме ученых призналась: «Я лучше буду стоя говорить, а то сижу – коленки одна о другую стукаются...»
***
СРЕДИ ее разных заморских сувениров увидел я львёнка – из Аргентины. Рассказала: «Прошлой осенью на курорте Мар-дель-Плата проходил традиционный международный кинофестиваль. Единственная женщина в жюри – Чурсина. В дискуссиях мне – первое слово. Ответственно. Начинали просмотр в десять утра, заканчивали после полуночи. И вот заключительная церемония. После официальной части – банкет. Объявили конкурс танцоров. Защищать честь нашей страны предложили тоже мне. Что ж, выдала «казачка»! В результате – первый приз, этот львёночек…»
Рядом со львенком – маска из Камбоджи, статуэтка из Колумбии. Много всякой экзотики из разных жарких стран. А она больше любила бродить зимой по Летнему саду, представляя, как там, в заколоченных домиках, скучают мраморные боги... А еще – забраться в кресло и, как в детстве, попереживать за Каштанку. Или поставить Грига, Бетховена, «Шестую» Чайковского…
***
ВСКОРЕ после той нашей встречи от Фетина ушла: талантливый Владимир Александрович слишком пристрастился к алкоголю. Снова потянуло в театр, и десять лет провела в бывшей «Александринке», но творческая обстановка там была, увы, не самой лучшей. Зато в те же годы очень подружилась с чудо-режиссером Розой Сиротой, которая, в частности, поставила с ней и Изилем Заблудовским великолепный спектакль «Супруги Каренины». В 1981-м стала народной артисткой СССР. А в 1984-м московский Театр Советской армии предложил Людмиле роль Настасьи Филипповны, о которой она грезила уже давно, – могла ли отказаться? Там же, в лермонтовском «Маскараде», сыграла баронессу Штраль, и шекспировскую леди Макбет, и императрицу Марию Федоровну в спектакле «Павел I», и другие хорошие роли. Все они, как и киношная Анфиса в «Угрюм-реке», как и Екатерина II» в антрепризном проекте «Императрица», – роковые, с колдовскими чарами женщины большой природной силы и притягательности…
***
ВТОРЫМ ее супругом был ученый-океанолог, но брак быстро распался. Третьим мужем стал дипломат Игорь Андропов – сын генсека. Но и тут она сама ушла: «Потому что ситуация Карениных, когда муж и жена "продолжали жить в одном доме, виделись каждый день, но были чужды друг другу", кажется мне безнравственной». А вообще о своей личной жизни распространяться не любит: «Я под одеяло не люблю приглашать…». Говорила: «Детей у меня полно на экране. А в жизни есть семья моей сестры. Ее ребенок, мой племянник, мне и сын, и внук одновременно. От общения с ним получаю массу добрых эмоций». Теперь Алёша вырос, и особенную радость она получает от его детишек – Насти и Сашеньки…
Пока в поселке Репино сохранялась Дача журналистов (потом она сгорела, и следом возведённый на этом же месте чей-то за высоченным забором замок превратился в золу тоже), я с Людмилой Алексеевной, нынешней москвичкой, встречался каждое лето, потому что ее дачка – как раз напротив. Те места на Карельском она обожает….
Лев СИДОРОВСКИЙ
Следующая публикация
Нет комментариев