Предыдущая публикация
ТРОЙКА, СЕМЁРКА, ТУЗ
К двум ржевским учреждениям отечественной пенитенциарной системы прилепились народные прозвища «тройка» и «семёрка». Первое, СИЗО-3 (следственный изолятор), находится на Зубцовском шоссе; второе, ИК-7, – в Крестьянском переулке. Помните, в «Пиковой даме» старуха подсказала Герману три выигрышные карты – тройку, семёрку, туз? Так вот, вышневолоцкая ИК-5 пусть будет тузом, причём козырным. Поскольку расположена на Ржевском тракте, а ещё потому, что она женская. В разное время довелось побывать на всех трёх объектах. В качестве журналиста, слава Богу. Ржевский тракт начинается (или заканчивается) возле вышневолоцкого лесничества. Помнится, сунулся я во двор дома лесника, а за воротами – клетка с медведем. Звали медведя Гошей…
***
Ржевскую тюрьму (как и вышневолоцкую) когда-то величали замком. На Лосевской городской карте 1908 года она так и обозначена: «Тюремный замок». Говорят, он был построен в царствование Екатерины II, а содержались в нём беглые крестьяне. При внуке Екатерины, Александре I, замок подвергся реконструкции, а за год до отмены крепостного права на его территории появилась Знаменская церковь. Её купол можно разглядеть на старой дореволюционной фотографии. Тюрьму стали именовать царской. При советской власти она получила статус уездной, а сегодня у объекта на Зубцовском шоссе длинное название – ФКУ СИЗО № 3 УФСИН России по Тверской области. Народные прозвища всё же куда короче и удобнее.
***
Выншеволоцкую женскую исправительную колонию тоже называют коротко – «пятёркой», потому как она – ИК-5. Объект стал женским при Хрущёве. До революции здесь содержались серьёзные мужи – например, писатель В.Г. Короленко. В наши дни в стену швейной мастерской вмонтирована замечательная табличка с афоризмом Вольтера (между прочим, друга Екатерины II). Нет, французский философ-просветитель в этих местах не содержался, просто его высказывание универсально, вот послушайте: «Работа избавляет нас от трёх великих зол: скуки, порока и нужды».
В наших «тройке» и «семёрке» Вольтер не увековечен. В СИЗО-3 со скукой, пороком и нуждой борются совершенно по-другому: здесь с утра элементарно врубают радио, и оно гремит на всю округу. Забавляется, вернее, избавляется от перечисленных Вольтером великих зол не только элтровский микрорайон. При попутном ветре радио слышно аж на перроне вокзала Ржев-2. В прошлом тюремный замок находился вдали от города и охранялся уланами, проживающими в загородных казармах. И никому замок не мешал, радио не пело, Попов пока его не изобрёл, да он ещё и не родился. Город сам постепенно подобрёл к тюрьме. Приблизился, так сказать, – и кого теперь винить?
***
Впервые я встретился с представителями Фемиды, когда ещё в старом здании Ржевского городского суда шло многодневное заседание. От меня требовался снимок злодея, обвиняемого в тяжком преступлении. О том, что там нельзя никого снимать, меня никто не предупредил. Ничего не подозревая, со своей старенькой «Сменой» я беспрепятственно прошёл во двор, дождался, когда отворятся двери прибывшего автозака, выйдут конвоиры и выведут «спецконтингент».
Я успел сделать пять-шесть снимков, прежде чем услышал крик начальника конвоя (он вышел из машины последним): «Стоять!». Стою. На вопрос, кто я такой, отвечаю: «Представитель прессы». На вопрос, кто разрешил фотографировать, жму плечами. Парень велит следовать за ним. Вошли в здание суда, поднялись на второй этаж. Обвиняемого конвойные, видимо, запихнули обратно в автозак. На втором этаже парень дёрнулся в один кабинет, во второй – закрыто.
Всё это время он повторял, как мантру: «Нельзя снимать, должно быть разрешение». Наивно спрашиваю: «А как оно выглядит, и кто его выдаёт?». Теперь уже он пожал плечами. Дёрнулся в последнюю закрытую дверь, остановился, махнул рукой и как-то обречённо произнёс: «Да хрен с ним, снимай!». – «Да я уже снял», – говорю. Парень улыбнулся. Больше мы не виделись – на судебном заседании я не присутствовал, его освещал другой корреспондент.
***
Похожая ситуация возникла, когда в составе многочисленной ржевской делегации я примкнул к журналистской братии и посетил высший представительный и законодательный орган власти РФ – Государственную Думу. К тому времени у меня уже была не «Смена» – дети мне подарили цифровой «Кэнон». О том, что можно снимать в Госдуме, а что нет, никто нас не инструктировал. Фотоаппарат пронести разрешили. Возле самого здания Госдумы я беспрепятственно сфотографировал какое-то протестное мероприятие.
Вошли в здание, прошли контроль, достаю из сумки фотоаппарат и в режиме спортивной съёмки делаю «пулемётную очередь» в сторону охранников, производящих досмотр. Один из них метнулся ко мне с очень знакомым окриком: «Стоять!!!» Но в отличие от того ржевского конвоира, этот, столичный, потребовал, чтобы я уничтожил сделанные снимки. А в ржевской «семёрке» мы фотографировали беспрепятственно всё, что хотели. Там проходили соревнования по минифутболу, прибывали команды из родственных подразделений со всего северо-запада. Наши победили.
Когда в газете вышла заметка о том, как достаёт жителей изоляторский громкоговоритель, меня пригласили в СИЗО-3. Встретили тепло и радушно. Извинялись, что по правилам следует оставить на входе диктофон, фотоаппарат и телефон. Беседу пришлось записывать в записной книжке, а я совсем отвык от ручки. Статья вышла скомканной, потому что в своих записях я ничего не смог разобрать. Только самое начало.
***
Один пожилой дед мне рассказывал, как после освобождения Ржева он с пацанами лазал по развалинам ржевской тюрьмы. Говорил, что у него хранилась дома плётка с рукоятью. А в редакции я разговаривал с бабулей, которую немцы в оккупированном Ржеве арестовали за нарушение комендантского часа и поместили в одну из камер на Зубцовском шоссе. Рассказывая, она всхлипывала: «Страху натерпелась, всю ночь молилась. Утром выпустили». Ржевские подпольщики содержались здесь же, отсюда троих увозили на казнь…
Подойдём поближе к СИЗО-3 на Зубцовском шоссе, послушаем радио. Лещенко заливается: «Ни минуты покоя», Кобзон поет про рожь, Магомаев воспевает Москву, хор имени Пятницкого голосит: «Говорила мама мне про любовь обманную!». Казалось бы, чего роптать: репертуар сказочный. И ни одной рекламы. Но люди жалуются и порой просят слёзно: «Хоть бы вы написали чего-нибудь ёрническое. Достала эта музыка! Может, тем, кто там содержится, это своего рода наказание. Но нам-то за что?!». Вот ещё одно неожиданное наблюдение населения: «Когда в доме рядом с СИЗО проживало тюремное начальство, никакое радио не пело». Любопытная закономерность.
«Радиостанция лондонской тюрьмы Брикстон удостоилась четырёх наград, она вещает 24 часа в сутки», – это разложившийся Запад сам себя хвалит. А это наше Слово Божие для осужденных: «Чтобы запустить вещание «Радио Вера», необходимо установить ретрансляционное оборудование – 273 246 руб., материалы – 44 930 руб., оплата труда руководителя проекта более 120 рабочих часов – 16 000 руб., транспортные расходы – 27 000 руб., спутниковое оборудование – 50 000 руб., монтажные и пусконаладочные работы 126 700 руб. Всего нужно 537 876 руб.». И это еще по-божески, потому что расценки пятилетней давности.
***
Когда был в гостях у вышневолоцкой родни и сказал, что собираюсь пройти по Ржевскому тракту, они просили, чтоб я уточнил у работников ИК-5, за что в их «пятёрке» отбывала наказание дочь Василия Шукшина.
Заспорили:
– Это не его дочь, у Лидии Николаевны мужей было штук пять.
– Ой, можно подумать, у Василия Макаровича жен и женщин было меньше…
Не стал я ничего выяснять про любимого мною Шукшина, пусть в интернете ищут, там всё есть. Работники вышневолоцкой «пятёрки» сказали, что у них содержался поэт Г. А. Мачтет и написал знаменитую песню «Замучен тяжёлой неволей». Песню эту по радио не пели. И вообще не помню, чтобы близ «пятёрки» было слышно радио.
Александр НАЗАРОВ.
#ржев #сизо3 #тюремныйзамок #ик7 #вышнийволочёк #ик5 #былоеидумы
Следующая публикация
Комментарии 1