Мистические и интересные истории

Из цикла "Ирина"... НЕ ОТРЕКАЮТСЯ, ЛЮБЯ... Интересная штука - жизнь... Живёшь, копошишься, суетиться чего-то, решаешь какие-то проблемы, тут же создаёшь себе новые, бегаешь, хлопочешь, и - бац! - вот она, старость!.. И ты, когда-то думающий, что старость это - седина, лысина, тросточка, вдруг начинаешь понимать, что старость это...нет, когда таблетки на подоконниках и в каждом кармане это, конечно, тоже старость, но... Но ведь старость - это ещё и то самое время, когда можно спокойно поразмышлять, подумать, проанализировать свои былые поступки, промахи, хотя... Хотя ничего уже не исправишь, но так хочется на время окунуться в свое прошлое!.. Мысленно встретиться с друзьями, побывать в тех

ТАМ, ГДЕ КЛЕН ШУМЕЛ... (Записки Пианиста)... "По несчастью или к счастью Истина проста: Никогда не возвращайтесь В прежние места..." Геннадий Шпаликов, конечно, был прав, но... Хотим мы того или нет, но в свое прошлое мы возвращаемся постоянно... Возвращаемся, чаще всего, мысленно, конечно... Особенно это проявляется на финишной прямой нашей жизни... Да и как нам не возвращаться, если это наше родное прошлое, в котором остались друзья, родные и близкие, многих уже нет с нами, а нам так хочется с ними поговорить, как тогда, посмеяться над нашими проделками, вспомнить песни нашей молодости, да и просто посидеть и помолчать, глядя друг другу в глаза... ... В советское время "злачных" мест дл

"Можешь судьбу по ладони прочитать? Цыганка,ты ведь все тайны знаешь!" Её глаза стали огонь метать! Мой мозг и разум обжигая! "В скитаниях жизнь твоя будет протекать, под блудными звездами шагая, увидишь на заре,как начнёт ярче одна сиять! И побредешь на свет её,не уставая! На распутье лесных троп тебя, сам Дьявол повстречает, секретные знания ты начнёшь обретать, Он преданных в тайны свои посвящает! Зла и бед,ты много принесёшь, ибо не веришь никому,мало кого любишь возненавидишь всех и проклянешь, понимая,как добро часто губит. Что ты—Дьявола сын, вдруг поймёшь и откроешь сам врата Ада, потерянное в той жизни, не вернёшь и начнёшь травить другим душу ядом." Беляев

ГДЕ КАЖДЫЙ ДЕНЬ КИНО... (Окончание)... ...Не знаю, кто как, но я люблю пересматривать старые газеты и журналы, случайно сохранившиеся с тех лет в краеведческих музеях или в библиотеках... Смотрят на тебя с пожелтевших страниц счастливые лица и даже не верится, что их давно нет, а то, о чем они тогда мечтали, так и осталось несбывшейся сказкой... Хотя, кое-что сбылось... Например... В тех же старых газетах можно, при желании, отыскать интересные фотографии, на которых навеки запечатлено, как толпы народа идут по улицам и держат в руках плакаты с надписью: "Мы идём смотреть Чапаева!"... Такое действительно было на заре советской власти!.. Мы же с пацанами, во второй половине двадцатого века, с

На лесной тропинке...

ГДЕ КАЖДЫЙ ДЕНЬ КИНО... Часть 1... "Куда уходит детство?.. Куда ушло оно?"... Эти строки гениального Леонида Дербенева звучали сегодня в моей голове все то время, что стоял я в растерянности перед удручающей картиной и невольно горький комок подступал к горлу... А картина, и в самом деле, была неприглядная... Шелест листьев... Чертополох и полынь трепещутся под осенним прохладным ветерком... Сухие ветки от деревьев кругом, палки... И я тут же... Склонивший голову, как у обелиска... А может, вот этот заброшенный пустырь с ямой и есть тот самый символический обелиск?.. Ведь когда-то здесь... Каких-то всего лишь чуть более полувека назад... На этом самом месте... ... В каждом дворе есть свой

ЖИЗНЬ НА ЛЕЗВИИ НОЖА В июне 1941 года мама и мы - трое детей - поехали в отпуск к родственникам в Ельню Смоленской области. 22-го числа, когда грянула война, наш поезд остановился в полях где-то между Смоленском и Ельней. Обратно в Ленинград вернуться мы не смогли, так как транспорт был уже нужен для фронта. В Ельню мы добрались пешком. Под самым городом, в деревне Леонидово, жила наша бабушка Вера Киреевна, мамина сестра тетя Дуня, ее муж Михаил и двое их детей. Деревня находилась совсем рядом со Старой Смоленской дорогой. У Михаила было очень серьезное заболевание сердца. На фронт его не взяли, хотя он и просился, зато местные власти помогли его семье эвакуироваться. А мы были приезжими, поэтому никто о нас не позаботился, и мы остались в деревне. Я помню день, когда вокруг настала зловещая тишина. Даже мы, дети, понимали: происходит что-то страшное. И вот на дороге показался враг. Вначале это были еле различимые точки. Но они быстро приближались, стали слышны гул машин и треск мотоциклов. Когда немцы въехали в деревню, они тут же стали ловить и давить-мотоциклами кур. Куры кричали, метались... кругом шум, чужая быстрая речь. Было жутко. Я не помню, как мы очутились на Старой Смоленской дороге (местные жители ее называли Большак). Нас гнали, как скот, под дулами автоматов в Германию. Мы шли и шли целыми днями. Вещей у нас уже не было. Единственный чемодан с детскими вещами немцы отобрали. Мама держала на руках двухлетнюю Лену, а меня вела за руку. Десятилетний брат с маленькой котомкой с хлебом шел сам. И я до сих пор помню, как мама причитала: «Толя, не отставай, пристрелят». Больных и слабых действительно расстреливали. И еще нас все время бомбили. Мы кубарем летели в канавы по сторонам дороги. После бомбежки на дороге оставались изуродованные трупы людей, убитые лошади, искореженные машины и мотоциклы немцев. На ночь мы остановились в какой-то деревне. Нам достался дом на отшибе. Мы спали на полу у окон, а посреди избы и до порога на полу лежали немцы. На рассвете в деревню с боем ворвались наши. Немцы спешно вытолкали из домов всех, кого гнали в Германию, и расстреляли. Наша семья выжила только потому, что дом находился на отшибе, именно отсюда наступали наши. Нас расстрелять просто не успели - немцы, спавшие в избе, сразу убежали. Мы же пошли по дороге обратно. Уже в Леонидово выяснилось, что тетя Дуня с детьми вернулись: война их догнала. К тому моменту тетя, которая была в положении, родила мальчика Боречку - моего двоюродного брата. Он сейчас живет в Санкт-Петербурге. А дядя Михаил ушел в партизаны и вскоре погиб. Итак, мы все собрались в деревне Леонидово. В хозяйстве были корова, теленок, в кладовой стояли бочки с крупой, хотя новый урожай еще не собрали. Наша деревня оказалась на самой линии фронта. Почти все время она была под немцами, хотя иногда ее пытались захватить наши. Вокруг постоянно свистели пули, падали бомбы и снаряды... Мой брат Толя и все мальчики в деревне ходили в девичьих платьях, опасаясь, что немцы могут расправиться с подростками как с потенциальными партизанами. Однажды фашисты потребовали, чтобы «девочки» разгрузили что-то. Те справились с задачей довольно быстро. Немцы что-то заподозрили и задрали им юбки. Убедившись, что это пацаны, всех расстреляли. К счастью, Толя был еще маленький и не принимал участие в той разгрузке. Жутко было, когда каратели вешали деревенскую учительницу. Нас всех выгнали смотреть на это. Мама поставила нас спиной к виселице, но немцы насильно развернули нас лицом, чтобы мы все видели. Учительница была очень полная, веревки рвались, ее поднимали и снова вешали. Так было несколько раз. Очень часто мы наблюдали, как во время боя падали наши подбитые самолеты и, врезаясь в землю, взрывались. Их было очень много. И еще во время боя иногда наши раненые солдаты кричали: «Мама!» Я бы не обратила на это внимания, но моя мама хваталась при этом за сердце и говорила: «О Господи!» Однажды ночью к нам в дом постучали. Это оказался наш солдат. Дело было уже зимой. Морозы стояли жуткие. Бедняга был почти раздет, на одной ноге носок, на другой - варежка. Оказалось, что наши солдаты попали в плен, всех их расстреляли. А этот рассчитал и упал чуть раньше, чем его настигла пуля. Так он спасся. Лежал в снегу до ночи, немцы сняли с него сапоги. И вот он у нас. Мы одели его, накормили, собрали и помогли перебраться через линию фронта. В один зимний день мы, дети, сидели за столом в углу и играли. Мальчики изображали бомбящие самолеты, а девочки привязали к спинам кукол котомки. Куклы под бомбежкой падали - убитые. И вдруг раздался страшный треск, как будто кто-то сильно ударил об угол дома. Мамы схватили нас и наши пальто и шапки и потащили ползком к задней двери, которая вела во двор. Согнувшись, мы нырнули в заранее вырытый крытый окоп-землянку. Высунув носы, увидели вместо дома костер, казалось, до самого неба. Сгорели корова и теленок, которых мы держали в доме, все припасы, одежда. В окопе остались лишь перина, подушки и одеяла. Оказывается, фашисты сожгли всю деревню бутылками с зажигательной смесью - за то, что их «пощипали» партизаны. И мы провели всю лютую зиму в окопе, лежа на перине. Трое взрослых - бабушка, тетя и мама, и шесть человек детей. Как-то мама нашла прямо на снегу небольшой мешочек ржи. Нам давали по горсточке в день. Новорожденному тоже полагалась горсточка: ее жевали и заворачивали в тряпочку, чтобы он мог сосать. Есть мы даже не просили, были в каком-то полузабытьи. Но пить хотелось. А воды-то и не было: фашисты отравили колодцы. Пеленки младенцу не стирали, терли о снег и завязывали взрослым на поясницу, чтобы подсушить. А вокруг все шли бои. Разводить костер даже днем было опасно. А ночью по нему сразу стреляли. Вместо воды мама набирала котелок снега, в окопе он делался кашицей, но до конца не таял, поскольку было холодно. Вот эту кашицу мы пили, или лучше сказать - ели. За всю зиму мы два раза развели костер. Один раз мы сварили суп из картофельных очистков, которые подобрали у немецкой кухни. Даже без соли, просто снег и очистки. А второй раз моя мама во время боя умудрилась отрезать кусок от убитой лошади. Обычно-то после боя солдаты обеих сторон забирали убитых лошадей. Мясо шло в солдатский котел. Так и жили: есть нечего, переодеться не во что, помыться негде. Головы у нас были покрыты болячками, а в волосах и одежде шевелились вши. В деревне оставались еще относительно целыми школа и общественная баня. Однажды мама нашла на снегу рассыпанную квашеную капусту со свеклой. Взрослые решили хоть разок отвести нас в школу, где жили некоторые жители деревни, дать нам погреться у буржуйки, а заодно сварить борщ. В большой чугун, в котором раньше готовили пищу для скота, сложили найденные овощи и снег. Мы все сидели вокруг и ждали, когда же будет готово. И вдруг входят дежурные женщины и сообщают, что идут фашисты. Каратели и съели наше варево. Поев, немцы нас построили и приготовились расстреливать. Но тетя Дуня смело сказала им, что незачем тратить пули на женщин и детей, мы и так помрем. Офицер спросил, где мы будем жить, мы сказали - в окопах. Каратели засмеялись и отпустили нас. Правда, сожгли школу и баню и закололи штыком заплакавшего младенца. Так мы и прожили всю зиму. Весной, когда растаял снег, мы выползли (ходить не могли) из окопа. Помню, я подползла к кустам и стала обгладывать кору. Как нам удалось выжить, не представляю. Летом с большим трудом взрослые достали у немцев пропуск, и мы перебрались в Хиславичский район Смоленской области. Там было поспокойнее, но голодал и мы очень. Занимали угол в какой-то избе как беженцы. Тетя Дуня со своими детьми снимала угол у других хозяев. ...Когда после войны мы вернулись домой в Ленинград, оказалось, что наш дом разрушен. Жили мы в общежитии от стройки, куда мама пошла работать. Власти нам не помогали, так как мы во время войны находились на оккупированной территории. Спали мы вчетвером на одной кровати. Еще очень долго жили впроголодь. Когда мама заработала немного больше денег, чем обычно, мы с сестрой пошли в магазин, купили бутылку растительного масла и полкило сахарного песку. Все это мы положили в большую тарелку и ели ложками... До сих пор я помню это первое послевоенное лакомство и долгожданный борщ, который в годы войны мы так и не поели.

Месть несостоявшейся свекрови Мы заканчивали 11-й класс, и впереди была целая жизнь. Радужные мечты, чистые помыслы, никаких забот. Сашины родители переехали в наш город, и Саша последние полгода начал учиться в моем классе, и встречаться мы начали сразу. Потом были экзамены и выпускной. Мы были самой красивой парой, не пропустили ни одного танца, почти не разлучались. Сашка, такой нежный, заботливый, любящий. Мой Сашка. Потом его забрали в армию. Первый курс как первый класс, упустишь – не поймаешь. Я исправно ходила на лекции, сдавала сессии, готовилась, читала. Саше писала, как обещала, каждый день. И хотя жизнь в городе и казалась скучной для долгих описаний, все же письма выходили веселыми и оптимистичными. К Светлане Васильевне (мама Саши - с ней он познакомил меня перед уходом в армию) тоже заходила регулярно. Мы говорили о Саше, о его службе. И о нас. Он написал своей маме о том, что я согласилась стать его женой, и он собирался, как только вернется, сразу жениться. Строил планы, жил надеждой. Двадцать пятого января моя подружка затащила меня на вечеринку, посвященную дню студента. Там я и встретила Игоря. Высокий, темноволосый пятикурсник, спортсмен, отличник, и просто мужчина, он с первого взгляда мне понравился. И на меня тоже обратил внимание. С тех пор мы начали встречаться. Я влюбилась в него по уши. Была на седьмом небе от счастья. Светилась вся и радовалась каждой встрече с ним. А Саша… Саша был в армии. Казалось, это было ненастоящее, детская влюбленность, не более. Я все так же писала ему, но немного реже, никак не могла сказать, что люблю другого. А Игорь предложил пожениться. Его родители были не из бедных. После свадьбы обещали подарить мне машину, а сам Игорь к бракосочетанию преподнес шикарное кольцо с бриллиантами. Когда мы поженились, я переехала на квартиру к Игорю. Все шло замечательно, пока… Пока я не получила письмо от Саши. «Любимая моя, красавица моя, я так жду встречи с тобой. Мне осталось всего шестьдесят восемь дней, и мы снова увидимся, чтобы не расставаться никогда. Я каждый день считаю дни до приказа. Катенька, хорошая моя, я хочу сделать тебе сюрприз. Сходи, пожалуйста, к моей маме, ладно?...» Письма мне приходили на старый адрес, моей маме, а она украдкой передавала их мне. На следующий день я поехала к Светлане Васильевне. Она ни о чем не догадывалась и встретила меня радушно, как всегда. – Катенька, тебе Сашка сюрприз приготовил, вот, – проговорила она, вся сияющая и радостная, протягивая мне маленькую коробочку. Я как завороженная, протянула руку и коснулась красного бархата. Сердце ухнуло куда-то вниз, а лицо залила краска стыда. Это было обручальное кольцо от Саши. Он купил его на свои деньги там, в армии, и прислал его мне. Я, сославшись на головную боль, через несколько минут, улизнула от Светланы Васильевны. Кольцо осталось у нее. Я ей сказала, что это будет неправильно, если я его заберу сейчас. Вот когда Саша приедет, тогда сам и подарит. С тех пор я не могла найти себе покоя. Я порывалась все рассказать Сашиной маме, об Игоре, о нашем браке, но стыд снова меня останавливал. Я даже приехала к ней домой, поднялась на лестничную площадку, но так и не смогла позвонить в дверь и глянуть женщине в глаза. Выход я нашла в том, что написала Саше всю правду. О том, что я встретила человека, которого люблю, что мне хорошо с ним, а наша любовь с Сашей была лишь детской влюбленностью. Просила простить и не судить строго. После этого последнего письма я успокоилась и снова зажила счастливой жизнью. Муки совести больше не терзали меня. Ведь Саша добрый мальчик, он поймет и простит. Через два месяца после того, как Саша должен был придти домой, я случайно встретила Светлану Васильевну. Вид у нее был неважный, и она сослалась на болезнь. Поведением своим она не показала, что все знает. Предложила лишь зайти к ней забрать мои фотографии, письма. Я долго отказывалась, не желая встречаться с Сашей. Но она уговорила меня, сказав, что Саши сейчас нет дома. Когда мы зашли в квартиру, Светлана Васильевна предложила попить чая. Я нехотя согласилась. Мы пили чай, но разговор не клеился. Я старалась быстрее улизнуть из этого дома. Женщина это заметила и сказала: – Не хочешь встречаться с Сашей? Меня смутил ее прямой вопрос, и я сослалась на неотложные дела. – Не бойся, он не придет. Ни сейчас, ни завтра, никогда. Когда он получил твое последнее письмо, он застрелился. Но и ты, тварь, долго на этом свете не задержишься, - язвительно проговорила женщина. – Ты не чай тут у меня пила, а жабу вареную. Я тебе за сына своего сделала. Ходить теперь тебе жабой зеленой. Я свою квартиру на мастера переписала. Она взяла грех на душу тебя со свету сжить. А я после твоего ухода руки на себя наложу. Мне теперь жить незачем и не для кого. А теперь пошла вон! Я в ужасе покинула эту квартиру навсегда. Через семь дней у меня по лицу, шее, груди, рукам выскочили бородавки. Противные, отвратительные узелки, похожие на лягушачьи наросты. И с каждым полнолунием их прибавляется все больше и больше. Врачи ничего не могут сделать и только разводят руками. Спустя два месяца Игорь меня бросил. Конечно, брал в жены красавицу, а получил лягушку. Я осталась совсем одна.

ПИСЬМА ПО ПЯТНИЦАМ... (Окончание)... ...А потом я вырос... И уехал из дома учиться далеко-далеко, в славный город Челябинск... И вот тут уже я впервые в жизни узнал, что такое тоска по родному дому... Никто меня вечерами не заставлял писать письма, но... Садился я - когда мои уже друзья заснули - в тишине за стол, включал купленную вскладчину для этих целей настольную лампу и... Вот тут уже я давал волю чувствам... Хоть в пятницу, хоть в среду, без разницы... И каждое утро я бегал к стеллажу в холле училища, куда приносили почту, в надежде взять из ячейки на букву "В" заветную весточку из дома... Писала мне, в основном, мать... Правда, ее письма - длиннющие и без идиного знака препинания - б

ПИСЬМА ПО ПЯТНИЦАМ... Часть 1.. Принято считать, что с момента изобретения колеса и пороха человечество ничего нового не придумало... Ну, не знаю-не знаю... Я, например, как простой рядовой обыватель, не перестаю удивляться такому современному чуду, как интернет... При том, что сам я никакой не специалист и возможности современных технологий если и освоил с грехом пополам, то не более одного процента из ста, если не меньше... Поэтому меня удивляет и поражает буквально все - от мошеннических схем до добрых и милых возможностей, скажем, поговорить с родными или друзьями по тому же "Скайпу"!.. Прогресс - штука нужная, хотя... Никогда не забуду, как возмущался мой отец по поводу только что по