Провинциалочка

Я отдаю тебе сердце Юра лежал с закрытыми глазами. Я знала, что он не спит. Прошло две недели, как его привезли из областной больницы. Но ни разу в тёмное время суток он не включил свет. Настольная лампа стояла на тумбочке ненужным атрибутом, как и ноутбук. Рядом с диваном на полу валялись записная книжка и ручка. Чей же ещё номер телефона он вычеркнул? И сколько их осталось из двухсот двадцати пяти? Эти телефонные номера и дни рождения напротив я сама диктовала сыну год назад перед очередной очень сложной операцией на позвоночнике. При воспоминании об операциях сердце моё замирает и кровь стынет. В детстве сын почти никогда не болел. Рос здоровым, весёлым, счастливым. Занимался спортом со своим неразлучным другом Сергеем. Однажды на тренировке Юра упал на спину и не смог самостоятельно подняться. Вызвали «скорую». Пролежал три недели в больнице. Стало легче. А через несколько месяцев в спине появилась такая адская боль, что терпеть не было сил. Сделали операцию. Через год – вторую, так как боли возобновились. После второй операции была рядом с сыном. Упросила-таки главврача и заведующего хирургическим отделением, чтобы разрешили ухаживать за Юрой. Уставала от переживаний и напряжения. Стало легче, когда в хирургию пришли несколько студентов на практику. Юра понравился одной из студенток. Парень он красивый, высокий, стройный. Леночка была готова и днём и ночью быть рядом и выполнять любое его желание и просьбу. Но Юра только хмурился, когда я ему говорила о Леночке, какая она внимательная, красивая и умница. Мне её однокурсницы рассказали, что Лена отличница и что в Юру влюбилась впервые и с первого взгляда. Юра же только расстраивался от этих разговоров. - Мама, ну посуди сама, зачем я ей? У неё это просто увлечение. Она мне тоже нравится. Но я боюсь влюбиться. Вот увидишь, стоит нам из столицы уехать в наш посёлок, как она и не вспомнит обо мне. А это дополнительная боль. Он даже свой номер телефона не хотел ей давать. И Лена попросила у меня. Дала ей и Юрин, и домашний. Перезванивались, переписывались SMS-ми, виделись по скайпу. Лена собиралась приехать к нам. И вдруг – ещё операция и долгое лечение. Эта операция не улучшила его состояния, а сделала инвалидом. После неё он потерял способность ходить и стоять мог не больше получаса. На изменившиеся глаза сына невозможно было смотреть. В них появилась такая тоска и безысходность, что душа болела от жалости и страха за него. По ночам прислушивалась, дышит ли? Каждый день считала таблетки, боялась его отчаянного поступка. Прежде весёлый и улыбчивый, теперь он замкнулся в себе, стал раздражительным. Но, слава Богу, не озлобился. Боялась, что он возненавидит жизнь и мир, в котором живёт, и не сможет нормально общаться и воспринимать счастье и радость других. Как-то заглянула в записную книжку сына. Леночкин телефон был зачеркнут. Значит, и она на его поздравление с Днём рождения не ответила. Он же, как и прежде, поздравлял с днём рождения всех своих одноклассников и знакомых. Но они не отвечали на его поздравления и SMS-ки. И он, прикусив до крови губу, чтобы сдержать крик, вычёркивал очередной телефон. Подняла с пола записную книжку, полистала. Осталось пять телефонов напротив имен: Серёга, Вадим, Николай, Оля, Света. Вадим и Николай – одноклассники. Девушек я не знала. А Серёга – друг детства. С детсада, когда им было по три года от роду. Вот с этих самых трёх лет, с восьми утра, как только воспитательница их посадила за один столик, они стали друзьями и дружат уже двадцать семь лет. Везде вместе: в школе, за одной партой, в спортзале. И только после окончания школы их пути разошлись. Серёжа поступил в университет. А Юра все эти годы работал программистом (спасибо, директор организации разрешил выполнять прежнюю работу дома) и часто лежал в больнице. Серёжа звонил Юре почти каждый день. А когда приезжал на каникулы, то мчался к Юре, рассказывал ему обо всём, тормошил, заставлял делать упражнения, сам делал ему массаж ног, поднимал и выносил на улицу. Усаживал в машину и возил с собой на охоту, на футбол, в город, где учился, к родственникам, на море. Мне всё время звонил, расспрашивая, как Юра, его настроение, не нужна ли помощь. О помощи спрашивал только у меня, потому что Юра наотрез отказывался от любой помощи. Но Серёжа его не слушал. После окончания университета Серёжа стал успешным бизнесменом. Женился на Настеньке, однокурснице. Но ничего не изменилось в отношениях с Юрой. Только теперь они везде ездили втроём. Несмотря на возражения друга, Серёга неизменно покупал три путёвки, три билета, и слушать не хотел его доводы и отговорки. Побывали в Англии, Египте, Турции. Надо было видеть, как Серёга, метр девяносто два сантиметра ростом, носил Юру, как ребёнка, хотя тот чуть ниже его ростом. Но он нёс его бережно от машины до трапа самолёта, потом поднимались по свободному трапу, так как все уступали им дорогу. Настенька бежала рядом, щебетала, улыбалась, старалась сгладить неловкость, которую Юра испытывал оттого, что его нёс друг, от взглядов пассажиров и прохожих. Особенно девушки обращали внимание на красивого парня, который старался не смотреть по сторонам, и… вздыхали. Работа и внимание Серёжи с Настенькой растопили сердце сына. Он повеселел, воспрянул духом, поверил в то, что всё будет хорошо и что он сможет ходить. Но жизнь не спешила радовать его… Неизвестно, что послужило причиной, но в одну из ночей снова появилась адская боль, пришлось вызвать «скорую». В шесть утра прилетел санитарный самолёт с бригадой врачей, и Юра снова улетел в областную больницу. Когда заносили носилки в самолёт, он улыбнулся и сказал: - Мама, ты не волнуйся, всё будет хорошо. Ты же знаешь, какой я цепкий до жизни. Только Серёге ничего не говори. Хорошо? - Хорошо, не скажу. Улетели. Дала волю и слезам, и сердцу. Думала и молила Господа только об одном, чтобы остался живым единственный сыночек и смог ходить. Сказать-то я не сказала, да Серёжа сам утром прибежал встревоженный: - Что с Юрой? Где он? Я чувствую, что ему плохо! Чего уж там было таить. Рассказала всё как есть. Во второй половине дня Серёжа был уже в областной больнице, позвонил мне и сказал: - Тёть Валь, только что переговорил с хирургами, будут делать операцию. Заверили, что операция должна пройти нормально, сердце-то у парня крепкое! Так что не волнуйтесь. Вы же знаете Юру, он сильный. - Господи, Серёжа, снова операция? Когда будут делать, не сказали? Мне ведь надо занять денег на операцию. - Операция уже через четыре часа. Я всё оплатил и буду здесь до конца. Про деньги не думайте, никогда даже не вспоминайте об этом. Договорились? Я Вам обязательно позвоню. После Серёжиного звонка молилась всем святым и Богу с Богородицей, чтобы помогли моему сыночку выжить и победить болезнь. И Господь меня услышал. Серёжа позвонил, что операция прошла успешно, но в больнице придётся побыть несколько месяцев. Четвёртая операция – это серьёзно. Серёжа с Настенькой часто ездили к Юре, покупали лекарства, книги, видео (ноутбук Серёжа отвёз ему сразу после операции). Брали меня с собой к сыночку и запретили даже думать о расходах. Дважды ездила к Юре автобусом, так как Серёжа и Настенька уехали по делам фирмы на два месяца в Германию. Но и оттуда Серёжа часто звонил Юре и мне. Из областной больницы Юру привезла районная «скорая» две недели назад. И все эти дни он не зажигает свет. Лежит с закрытыми глазами, словно боится, открыв их, увидеть свою судьбу, которая так жестоко обошлась с ним. Тихонько прикрыла дверь в его комнату и ушла к себе снова в бессонницу и в боль сердца. Слёз уже нет. Иссякли, когда всю ночь молила Бога и всех святых, чтобы помогли хирургам спасти жизнь моего сыночка. А рано утром мне позвонил Серёжа: - Тёть Валь, мы приехали. Как там Юрка? Хандрит? Ничего, растормошим, развеселим. И ещё я хочу сообщить Вам хорошую новость. Мне удалось найти в Германии клинику и врачей, которые многих уже поставили на ноги с таким диагнозом, как у Юры. Так что есть надежда, что Юра будет ходить как прежде. Вы ему пока не говорите об этом. А то будет, как всегда, возражать, отказываться и сердиться по этому поводу. Он ещё спит? Позвоните мне, когда проснётся. Хорошо? И мы с Настей приедем к вам. Сюрприз ему хотим преподнести. Привезли подарок, о котором он давно мечтал. Тогда же и скажем ему о поездке в Германию. Через три месяца Серёга снова нёс Юру на руках с третьего этажа к машине, а потом к трапу самолёта и в самолёт. И снова Настенька, как всегда, бежала рядом, щебетала, словно птица счастья, улыбалась, подбадривала друзей, которые были одним целым и душой и мыслями. Богом и судьбой была предопределена их дружба. И то, что именно сила дружбы сможет продлить жизнь одному из них. …Прошло два года. Юра начал ходить без посторонней помощи и даже без трости. Работает. Встречается с чудесной девушкой. Серёга с Настенькой радуются этому счастливому событию так же, как радовались появлению своего первенца, которого назвали Юрием. Приехали к нам с крохой-сыночком, чтобы познакомились и чтобы спросить у Юры: согласен ли он стать крёстным отцом их сына? И Юра, никого не стесняясь, впервые за годы их долгой дружбы заплакал. Плакал долго и надрывно, смывая слезами всю боль, разочарование, отчаяние, очищая своё сердце для радости, счастья и любви. Любви и благодарности к единственному другу, который ни разу его не предал, не огорчил, не сказал плохого слова, а подарил ему ЖИЗНЬ! Плакали все. Только маленький Юрочка улыбался миру, в который пришёл! А большой Юра только и смог сказать: - Боже, Серёга, и ты ещё спрашиваешь? Большего счастья для меня и быть не может! Ты же знаешь, какое у меня здоровое и сильное сердце. И я готов в любую минуту, если понадобится, отдать его вам, чтобы спасти вашу жизнь. *** Имена в рассказе изменены © Copyright: Евгения Козачок

Подумайте о чем - то хорошо! А дальше... Ангелы свою работу знают...

Как здорово, что в Жизни снова Лето!

Пылающий закат.Всем доброй ночи!

Мамочка не нарадуется малышу😊 👏

На окнах решётки, железные двери, Сидим по квартирам, как дикие звери. В руках телефоны, везде домофоны И правят то нами чужие законы! Ещё не истёрлось из памяти время, Когда населяло страну Наше племя: Где не было столько высоких заборов И хитрых, с сиреной, надёжных запоров. Где жили все просто и всем доверяли, Лишь временем дружбу свою проверяли. Совсем, как родные, с соседями были, По праздникам весело пели и пили. Делили и радость, и боль пополам, И всё по плечу в те года было нам! Учились, работали, строили, жили, Где старшие люди примером служили. Доллар да рубль там не правил законом, Народ не прельщался серебряным звоном Монет и шуршащих в карманах бумаг, Там все помогали стране "просто так"! Великие стройки, мосты и заводы И космос, и флот - всё подвластно народу! Мир, равенство, братство - не просто слова, Там о завтрашнем дне - не болит голова. Никто не боялся ходить по ночам И там доверяли здоровье врачам, Там слово "учитель" - само уваженье, К милиции там относились с почтеньем. Где в Армии служба - считалась за честь! Ну, кто теперь скажет: "Где всё это есть? Где чистая пища, где воздух, вода, Которой гордился народ наш всегда?" Мы сами от нынешней жизни устали: Так всё изменилось - другими мы стали! И лишь, ностальгия по тем временам - И грустно, и страшно становится нам! © Copyright: Ольга Дымочко, 2010 год. Художник Юрий Петрович Кугач.

Чужая Вера То что жена его любит и верна ему, Саня знал, на сто процентов, но... Вот это, но, большое такое жирное, не давало ему покоя. Жена у Сани была красивая, даже очень. Он сам себе не верил, что такая красота живёт у него, Сани Иголкина дома, что вот эти глаза смотрят на него, только на него и не просто смотрят, а с любовью. Эти руки гладят его, Саню, губы целуют только его и всё, всё, всё это его Санино. Не верит Саня сам себе, вот хоть что ты... А другие и подавно не верят, даже мать Санина, тётка Прасковья, она тоже не верит. - На чёрта ты её приволок Сашко? На погибель сабе, али чё? Игде твои глазаньки были, нешто не видал каку жароптицу в дом ташшышь? -Та мама, ну что вы? -Та нячё, нячё, Сашко, а погубит она тя, от помяни моё слово, нет мояго матяринскага благославеня, нет, нет и нет! Жаловалась тётка Прасковья, что не мог Сашко девку из ровных себе взять, лучше бы какую кривую, косую или гулящую, да только не эту. Говорила, что даже глазам больно, на красоту такую смотреть. Мол, как заговорит, так огонёк в лампе колеблется, всё в руках горит, рукодельница, готовит, шьёт, вяжет, вышивает, да только не ко двору, не нужна такая и даром. Без друзей Саня остался, тоже благодаря жене, кого жёны отвадили, а кого и сам, даже с братом старшим поссорился, увидит Веру Сёмка и встанет столбом, любуется. Саня раз сказал, другой, а на третий подрались, с братом-то, жена Сёмкина, рябая Варвара, прибежала, хотела Вере волосы драть хорошо мать дома была, не дала. -Убью, убью, - визжала Варвара, - одного тебе мужика мало? Мово хотела забрать, от тебе, накося, выкуся, - Варвара плюнула на ладошку и скрутив фигу, показала её испуганной Вере. Кричала и визжала рябая Варвара на всю улицу, привлекая к себе внимание людское, хоть и знали все что не виновата Вера, однако сочувствовали рябой Варваре, а не Санькиной жене. Нет дыма без огня, так порешали. -За что она меня так, матушка, - плачет Вера. -Знамо естя за што, видима хвостом крутила, аки лясица, от Варькя и прибёгла, она за Сёмку глотку перегрызёть, а ты, ото поменьше глазюками зыркай, да мужика свово почитай, оно лучша будеть. Санька уже знал, что Варвара прибегала, пожалел жену наедине, а при матери построжился, мол надо с роднёй общий язык находить. На следующий день напекла шанег Вера, да и отправилась к сношеннице, мириться мол. Да та как заехала ей этой миской в лицо, губу разбила, орала будто режут. -Ах ты же бесстыжая, мало я тебе волосьев потрепала, - врала рябая Варвара, - а ты бесстыжая ишшо и в дом мой завалилась, хорошо тебе с моим мужиком на постели супружней было валяться? Хорошо? Шла Вера под неодобрительными взглядами соседей, все знали, что врёт рябая Варвара, все знали для чего пришла Вера, а всё же осуждали Веру, а Варвару жалели, Вера чужая, а эта своя. Врунья, заполошная, дурная баба рябая Варвара, да своя. А Вера чужая. Да ещё и красивая. Орала вечером благим матом рябая Варвара, когда Сёмка её вожжами волтузил, на коленях стояла, за ноги цеплялась, молила Христом Богом, а через два дня опять сплетни про Веру понесла, подлая баба, а всё же жалеют Варвару, а не Веру, из-за неё Сёмка, из-за Верки этой Варвару лупцует. Дошло до того, что перестали Саньку с Верой в гости звать, один приходи, а с женой нет. Начал Санька попивать немного, да жене то леща даст, то ткнёт, то щипнёт. На свадьбу к Санькиной сестре двоюродной поехали, в соседнее село, так еле живая добралась до дома Вера, даже свекровь напугалась, а уж Санька как проспался, то и вовсе, волком выл и волосы на себе драл. Избил он свою Веру, все мужики, мол, пялились на неё, а ему стыдно от этого было. Вот он её и возюкал все двенадцать вёрст, то пинал, то впереди лошади заставлял бежать, подгоняя кнутом, раз по лошади, два раза по Вере. Ночью вышло из Веры что-то, вся кровью залилась, пока пьяный Санька спал, фельдшер, за которой сбегала свекровь, сказала, что ребёнок вышел, выкидыш. И будут ли дети ещё у Веры, то на воде вилами писано. Выл Санька, волком выл, пальчики Верочке своей целовал, на мать прицыкнул, сказал хоть слово против жены ему или кому скажет придушит. Вот так -то мать родную и придушит, но послушала старая, старалась язык на замке держать. А через пару месяцев на концерт в клуб пошли, Вера пела хорошо, да Санька ни-ни, не разрешал, ну вот пошли, а там приезжие из района и один Веру увидел, аж ножками засикотил. -Вера Алексеевна, вы ли? -Я, Андрей Парфёнович. -Красавица вы наша, а мы все гадаем куда вы подевались? А вы в глуши, здесь... -Да, вот замужем, муж мой, Александр Максимович Иголкин. -Иголкин? Это не тот ли Иголкин, комбайнёр, стахановец? -Да, это мой муж... -Даааа, вон как судьба распорядилась. Что же, желаю счастливой жизни, с комбайнёром и стахановцем, Александром Максимовичем Иголкиным... -Спасибо, вам тоже счастливо. Заело Саньку, чем он хуже этого лощёного? Зарабатывает хорошо, может позволить жене не работать, а дома...Дома сначала допрос Вере учинил, а потом...Потом по лицу ударил, в плечо толкнул и под дых дал. Закричала Вера, словно птица раненая, да выскочила в чём, была, убежала вдоль по улице. Не погнался Санька за ней, а куда ей деваться? Ну побегает, к речке может спустится, повоет у ветлы, да домой и вернётся. А бабу, её учить надо, тогда шёлковая будет. Выпил ещё самогона и спать завалился. Проснулся утром, башка трещит. -Вера...Верочка, дай рассольчика, милая. Тишина, мать у сестры третий день в гостях, а где же Вера? В магазин может пошла? Так туфли вон стоят и плащик висит и сумочка, ну да, сумочка, модная она у него, жёнушка, сумочку всегда с собой носит, там ничего такого, в той сумочке, он Саня сам смотрел. Кошелёчек маленький, зеркальце, что нос не увидишь, пудра какая-то, да помада, а ещё духи маленькие. Пойдут куда, она Вера вот с этой сумочкой. -Та на чёрта она те сдалась, Вер? -Так положено Санечка, - смеётся. -Та, кем положено, Вера? Не видал ни одной бабы в деревне чтобы с собой авоську носили, ха-ха-ха, - смеётся Санька. Может Вера наконец-то начала как все бабы, нормально ходить в магазин, с авоськой в кармане? Вера не пришла через час, и к обеду, а к вечеру всё село знало, что от Саньки Иголкина жена сбежала с городским полюбовником, ждал он, мол, её, в защитке, что в конце села. Подхватил на руки, то кружил, то целовал - миловал, сели в машину чёрную и уехали. Кто это сказал? Так рябая Варвара. Многие видели, как бежала в слезах, босая, в одном разорванном платьишке Вера, как выбежала на дорогу и упала, как раз артисты, что из района приехали, отъезжали от клуба, выскочили, на руках её без чувств в автобус занесли и уехали, но... Вера чужая, а Варвара рябая и Санька, и тётка Прасковья, Санькина мать, они свои. Ну и что? Подумаешь, погонял мужик немного, знать за дело... Через две недели приехали хмурые, здоровые ребята, братья Верины и тётка с ними Верина, за вещами и документами. -Смотри, не приезжай лучше в город... увидим...плохо будет. -Где жена моя? -Забудь. -Эээх, ты. Кусок золота тебе дали, с конскую голову, а ты всё профукал, тьфу на тебя, ярыжник, найди по себе бабу, вон косоротую Дуньку, что песни у вокзала поёт, вот тебе пара, загубил девку, ирод, - плюнула тётка Саньке под ноги и пошла в машину. -Энто ж Санькя ей вешши куплял, - встряла мать. — Это всё Верино, пусть забирают, - махнул рукой и ушёл в комнату. Два дня лежал, на работу не ходил. -Ооой, ооой, - причитала тётка Прасковья, -сглазяли, ироды, ооой, батюшки, - и бегала к старухе Вороновой за святой водичкой, чтобы умыть Саньку. Говорила яму, ня ездий ты Санька, в энтот город, ня вязи энту фифу, ооой. Пока мать выла, да причитала, пыталась снять порчу с сына, Санька встал, взял верёвку и пошёл в сарайку, хорошо девка Полозова заметила, как закричит, за ноги держала Саньку, подняла и держала, откуда только сила в девчончишке взялась, пока мужики прибежали да, отрезали ту верёвку. Живой Санька, только горло немного повредил, хрипел долго. Спасительницу потом отблагодарил, конфет ей шоколадных целый подол насыпал, да отрез штапельный на платье подарил. Она потом, как подросла, в платье из того отреза, на свиданку к Саньке бегала, да вот так. Вырастил можно сказать себе невесту. Замуж за Саньку потом вышла, детей нарожала. Как -то девчонка их с Санькой дочка, нашла фотографию старую, да матери принесла. -Мама, а кто это, артистка такая красивая? -Так, тётка чужая. Положи, где было или лучше дай мне. -Не дам, - дочь спрятала руки за спину, - ты в печке сожжёшь. - Убери сглаз моих, увижу...сожгу. Спрятала маленькая Верочка фотографию своей чужой тёзки, ничего сделать жена не могла с Санькой, сказал Вера будет, хоть что ты ему, и плакала, и пыталась на свой манер, Танечкой звать, как глянул раз, будто холодом обдало, руку на жену не поднимал ни в коем случае, а так посмотрит...Лучше бы ударил, думает иной раз жена. Так у Иголкиных своя Верочка появилась, родная. Супругу свою первую так Санька и не видел больше, однажды были с женой в городе видел он, как из магазина вышла женщина красивая, такая что дух захватывал, а следом девчонка, шибко на ту женщину похожая и ещё на кого-то, Санька чуть шею не свернул. -Санька, - услышал он красивый, до боли знакомый голос, - ты чего там плетёшься, давай быстрее, нам ещё надо к бабушке с дедом поехать. -А папа? -Папа позже подъедет. Обернулась женщина, в лице поменялась на секунду, села быстро в машину и девчонку затолкала. Приехал домой Санька, нашёл фотографии свои детские, немного, одну в год по мере того, как рос Санька, у всех так было...так вот кого напоминает девчонка...его Саньку, вот он в четырнадцать лет... Ушёл на речку, волком выл, песок в рот себе толкал... руки все посодрал. Дочь, это его дочь, да как скажешь...Кому? Не сберёг, это же она тогда...беременная от него, от Саньки...Ведь любила его Вера, любила сто процентов, а он дурак... *** -Мама? -Да? -Тот дяденька... -Какой дяденька? Санька? -Там у магазина...ты будто призрак увидела, кто он? -Откуда же мне знать Санька? Разве я могу знать всех дяденек в городе? -Он смотрел на тебя, а потом на меня, мне показалось что-то знакомое в его лице. -Да? Странно, все люди делятся на типажи, скорее всего тот дяденька похож на кого-то из знакомых тебе, Санька. -Да? А мне показалось что он...похож на меня. -С ума сошла? У того дяденьки были усы, а у тебя нет, - смеётся Вера. -Мама, а откуда ты знаешь, что у него были усы? Ты его тоже заметила? -Санька, у всех дяденек есть усы. -Не у всех, у папы нет...Мам, а тот мой родной папа, он точно умер? -Точно. Всё, хватит это уже не смешно. - А я и не смеюсь...Я до пяти лет его ждала и верила, что это ошибка, а потом ты вышла замуж за папу Андрея, я тогда перестала его ждать. -Я тоже, - подумала Вера, - я тоже... Мавридика М.