Предыдущая публикация
«Девятый вал» Айвазовского: русский блокбастер XIX века
Пока корабль тонул, а газеты писали некрологи, художник делал «зарисовки» в уме: «Страх не подавил во мне способности воспринять... бурю, как дивною живою картиной». Результат? «Девятый вал» – опыт выживания, превращенный в символ надежды. Как гений моря создал свой главный шедевр за 11 дней, почему критиков смущали его волны, и за что японцы назвали полотно самым впечатляющим? Раскрываем мифы, технику и магию холста, перед которым замирали Кэрролл и императоры.
Бискайский залив, 1844 год. Свирепый шторм, корабль трещит по швам, пассажиры в ужасе молятся в каютах. А на палубе, рискуя смыться за борт очередным водяным валом, стоит молодой Иван Айвазовский и… внимательно наблюдает. Европа и Петербург уже оплакивали пассажиров по газетным некрологам – корабль-то сочли погибшим! Но художник, вопреки печальным прогнозам прессы, не только выжил, но и через шесть лет явил миру свой самый знаменитый ответ морской пучине – грандиозный, трепещущий жизнью «Девятый вал».
Иван Айвазовский. Девятый вал. 1850
История создания
Родившись из личного опыта танго со смертью, картина обрела форму в феодосийской мастерской Айвазовского с почти что штормовой скоростью – всего за 11 дней. Легенды о том, что он написал ее за три часа, конечно, прекрасны (как и все легенды о гениях), но сам маэстро морских пейзажей признавался: «Не отхожу от картины, пока не выскажусь». И «высказался» он на холсте размером 221 на 332 см – так, что хватило бы на хорошую стену.
Море, люди, надежда
Что же увидели первые зрители в 1850 году? Море после ночного кошмара. Оно еще бушует, поднимая чудовищные валы. На жалком обломке мачты цепляются за жизнь пятеро потерпевших крушение. Самый мощный вал – тот самый роковой «девятый» – вот-вот накроет их. И тут – магия Айвазовского! Вместо безысходности мы чувствуем… надежду. Теплые, почти медовые лучи восходящего солнца пробиваются сквозь разорванные тучи, золотя гребни волн и лица людей – так и возник гимн неистребимой жажде жизни перед лицом сокрушительной силы. Художник, знавший ярость моря не понаслышке, дарит своим героям (и нам) шанс.
История создания
Родившись из личного опыта танго со смертью, картина обрела форму в феодосийской мастерской Айвазовского с почти что штормовой скоростью – всего за 11 дней. Легенды о том, что он написал ее за три часа, конечно, прекрасны (как и все легенды о гениях), но сам маэстро морских пейзажей признавался: «Не отхожу от картины, пока не выскажусь». И «высказался» он на холсте размером 221 на 332 см – так, что хватило бы на хорошую стену.
Море, люди, надежда
Что же увидели первые зрители в 1850 году? Море после ночного кошмара. Оно еще бушует, поднимая чудовищные валы. На жалком обломке мачты цепляются за жизнь пятеро потерпевших крушение. Самый мощный вал – тот самый роковой «девятый» – вот-вот накроет их. И тут – магия Айвазовского! Вместо безысходности мы чувствуем… надежду. Теплые, почти медовые лучи восходящего солнца пробиваются сквозь разорванные тучи, золотя гребни волн и лица людей – так и возник гимн неистребимой жажде жизни перед лицом сокрушительной силы. Художник, знавший ярость моря не понаслышке, дарит своим героям (и нам) шанс.
Иван Айвазовский. Девятый вал. 1850. Фрагмент
Секреты мастера
Как ему удалось заставить море дышать, а волну – двигаться? Современники вроде Ивана Крамского лишь разводили руками, предполагая, что у Айвазовского были «секретные краски»: «…таких ярких и чистых тонов я не видел даже на полках москательных лавок». Секрет же крылся не в лавке, а в виртуозной технике. Айвазовский был волшебником лессировки – нанесения тончайших, почти прозрачных слоев краски один поверх другого. Его знаменитая «волна» – это слоеный пирог из света и воды, где пена кажется хрустальной, а глубина – бездонной.
Секреты мастера
Как ему удалось заставить море дышать, а волну – двигаться? Современники вроде Ивана Крамского лишь разводили руками, предполагая, что у Айвазовского были «секретные краски»: «…таких ярких и чистых тонов я не видел даже на полках москательных лавок». Секрет же крылся не в лавке, а в виртуозной технике. Айвазовский был волшебником лессировки – нанесения тончайших, почти прозрачных слоев краски один поверх другого. Его знаменитая «волна» – это слоеный пирог из света и воды, где пена кажется хрустальной, а глубина – бездонной.
Иван Айвазовский. Девятый вал. 1850. Фрагмент
Память поэта и миф о роковой волне
Айвазовский принципиально не писал с натуры. «Движения живых стихий неуловимы для кисти, – утверждал он. – …Сюжет картины слагается у меня в памяти, как сюжет стихотворения у поэта». Его феноменальная зрительная память была его главным этюдником. Именно из нее родился и сюжет с «Девятым валом» – отсылка к древнему морскому поверью, услышанному художником еще в феодосийском детстве. Любопытно, что у каждого народа был свой «несчастливый номер»: греки боялись третьей волны, римляне – десятой, а моряки XIX века – как раз девятой (видимо, нумерология – вещь интернациональная, особенно среди суеверных моряков). Позже физики объяснят эти «волны-убийцы» интерференцией – слиянием волн в один гигантский вал. Но Айвазовскому хватило поэзии легенды.
Память поэта и миф о роковой волне
Айвазовский принципиально не писал с натуры. «Движения живых стихий неуловимы для кисти, – утверждал он. – …Сюжет картины слагается у меня в памяти, как сюжет стихотворения у поэта». Его феноменальная зрительная память была его главным этюдником. Именно из нее родился и сюжет с «Девятым валом» – отсылка к древнему морскому поверью, услышанному художником еще в феодосийском детстве. Любопытно, что у каждого народа был свой «несчастливый номер»: греки боялись третьей волны, римляне – десятой, а моряки XIX века – как раз девятой (видимо, нумерология – вещь интернациональная, особенно среди суеверных моряков). Позже физики объяснят эти «волны-убийцы» интерференцией – слиянием волн в один гигантский вал. Но Айвазовскому хватило поэзии легенды.
Иван Айвазовский. Девятый вал. 1850. Фрагмент
Фурор и критика
Когда «Девятый вал» впервые показали публике, это был триумф, сравнимый с премьерой современного блокбастера. Толпы шли «на Айвазовского», как сегодня идут в кино. Он был своего рода Спилбергом XIX века – поставщиком потрясающих визуальных эффектов и эмоций. Даже Льюис Кэрролл, навестивший Эрмитаж (где картина тогда хранилась), записал в дневнике, что это «самая поразительная» русская картина, а эффект волн никто не воспроизводил с таким совершенством.
Фурор и критика
Когда «Девятый вал» впервые показали публике, это был триумф, сравнимый с премьерой современного блокбастера. Толпы шли «на Айвазовского», как сегодня идут в кино. Он был своего рода Спилбергом XIX века – поставщиком потрясающих визуальных эффектов и эмоций. Даже Льюис Кэрролл, навестивший Эрмитаж (где картина тогда хранилась), записал в дневнике, что это «самая поразительная» русская картина, а эффект волн никто не воспроизводил с таким совершенством.
Иван Айвазовский. Девятый вал. 1850. Фрагмент
Купил полотно сам Николай I. Позже оно стало жемчужиной Русского музея. Были и курьезы: критик Александр Лозовой позже упрекнет Айвазовского, что такие закрученные гребни волн бывают только у берега, а не в открытом море. Что ж, даже гению позволительна поэтическая вольность, когда нужно передать идею шторма, а не его гидродинамический паспорт. А уж японцы и вовсе признали «Девятый вал» самым впечатляющим полотном за 30 лет существования своего музея – стихия Айвазовского покорила и Страну восходящего солнца (картина неоднократно участвовала в международных выставках, и в 2003 году выставлялась в Токийском Художественном музее Фудзи).
Так что же значит «Девятый вал» сегодня? Это символ романтической веры в человека, его стойкость перед лицом катастрофы. Символ надежды, пробивающейся, как те самые лучи солнца сквозь грозовые тучи. Айвазовский заставил море говорить на языке света, страха и отваги. Глядя на отчаянно цепляющихся за обломок людей и на этот нависающий, просвеченный солнцем вал, мы по-прежнему замираем. И спустя почти два века картина продолжает свое плавание – прямо в сердце зрителя, не нуждаясь ни в каких спасательных кругах. Разве что в круге внимательного, любящего взгляда.
Купил полотно сам Николай I. Позже оно стало жемчужиной Русского музея. Были и курьезы: критик Александр Лозовой позже упрекнет Айвазовского, что такие закрученные гребни волн бывают только у берега, а не в открытом море. Что ж, даже гению позволительна поэтическая вольность, когда нужно передать идею шторма, а не его гидродинамический паспорт. А уж японцы и вовсе признали «Девятый вал» самым впечатляющим полотном за 30 лет существования своего музея – стихия Айвазовского покорила и Страну восходящего солнца (картина неоднократно участвовала в международных выставках, и в 2003 году выставлялась в Токийском Художественном музее Фудзи).
Так что же значит «Девятый вал» сегодня? Это символ романтической веры в человека, его стойкость перед лицом катастрофы. Символ надежды, пробивающейся, как те самые лучи солнца сквозь грозовые тучи. Айвазовский заставил море говорить на языке света, страха и отваги. Глядя на отчаянно цепляющихся за обломок людей и на этот нависающий, просвеченный солнцем вал, мы по-прежнему замираем. И спустя почти два века картина продолжает свое плавание – прямо в сердце зрителя, не нуждаясь ни в каких спасательных кругах. Разве что в круге внимательного, любящего взгляда.
Девятый вал в Русском музее Источник фото: музеи мира
Титры
Материал подготовлен Вероникой Никифоровой — искусствоведом, основательницей проекта «(Не)критично»
Титры
Материал подготовлен Вероникой Никифоровой — искусствоведом, основательницей проекта «(Не)критично»
Следующая публикация
Комментарии 2