Жена Визбора, Нина Тихонова, рассказывала, что совсем незадолго до смерти он вдруг попросил молока. Он, у которого из-за тяжкой болезни давно уже не было аппетита да и вообще никаких желаний. Она полетела в магазин. А когда спустя считаные минуты вернулась, ещё на лестнице почувствовала запах гари. Вошла. Визбор сидел на диване перед тазом, в котором горой догорали листы бумаги. «В его глаза было невозможно посмотреть». Вот вам и «рукописи не горят». Что там сгинуло - роман, дневники, стихи, пьеса? Поди теперь догадайся.

Он был Поэтом. У него была особая, ни на кого не похожая нота, без которой наша жизнь была бы гораздо бедней. Казалось бы, какая тут поэзия: “Милая моя, солнышко лесное, где, в каких краях встретился с тобою?..” А вот написал, вспомнил – и слеза потекла. Потому что это – ушедшая юность, гитары у костра, первый поцелуй, первая горная тропа, Чимган и Домбай… А “Охотный ряд” и, тем более, “Зато мы делаем ракеты и перекрыли Енисей” в разгар “застоя” воспринимались, как что-то жутко диссидентское, крамольное. И ласкали слух. А ты сам, беря нехитрые аккорды и напевая “Нажми, водитель, тормоз поскорей”, чувствовал себя этаким смельчаком, которому море и партбюро – по колено. Сам Визбор взял гитару, как писал потом в автобиографии, под влиянием “большой принципиальной любви”. Тогда он не ведал, что своими песнями сможет разжечь эту “большую и принципиальную” в сердцах других...

Участвовал в создании 40 картин, среди которых - несколько художественных фильмов: “Год дракона”, “Прыжок”. И сам немало снимался (вспомните “Возмездие”, “Красную палатку”, “Рудольфио”, “Москва, проездом”, уже упомянутые “Семнадцать мгновений весны”). В одном из лучших фильмов хрущевской оттепели - “Июльский дождь» Визбор исполнил песню Б. Окуджавы “Простите пехоте” и собственную — “Спокойно, товарищ”.(с)