МАКСИМ КРОНГАУЗ О КУЛЬТУРЕ РЕЧИ

— Как наш родной русский язык изменяется? Как на него влияют новые технологии?
— Некоторые трансформации во внешнем мире заставляют язык подстраиваться. Язык, который не меняется в этих условиях, перестает обслуживать главную функцию — коммуникацию. Ничего плохого в этих изменениях нет, но для пуристов это самое больное место, в дискуссиях возникают слова «порча языка», «деградация», «гибель», но это совсем не так! Трансформации в современном русском языке запущены перестройкой, и пик изменений пришелся на 1990-е годы. Еще одним важным событием для языка стал интернет, который принципиально изменил человеческую коммуникацию. Блогосфера и социальные сети повлияли прежде всего на общение в самом интернете, но отчасти и на состояние русского языка в целом.
— В соцсетях мы переписываемся короткими сообщениями, и многие стали замечать, что та же манера перекидывается и на живое общение. Как с появлением интернета поменялись языковые нормы?
— Это совершенно естественно. В интернете, хотя мы вроде бы используем письменный язык, речь идет о живом общении, соответствующем нашей устной речи. Когда мы беседуем, мы почти не используем сложные предложения, причастные и деепричастные обороты, а если используем — то крайне редко. Современный язык интернета по своей структуре — это скорее устный язык.
— Но воспринимаем мы его как письменный.
— Но воспринимаем да, глазами. Именно поэтому вводятся дополнительные средства: например, крик мы обозначаем капслоком.
— Еще этикет соцсетей против точки в конце предложения. Если наш собеседник ее таки поставил, мы расцениваем это либо как агрессию, либо как нежелание дальше вести диалог. Какое будущее у этого знака препинания?
— Есть две проблемы с точкой. Первая — это то, как точка взаимодействует со смайликами, особенно с «вырожденными» — в виде скобочек. Смайлики стали очень важным элементом общения. Смайлик обычно ставят в конце предложения — более того, это стало так привычно, что его отсутствие настораживает. Особенно, если мы говорим о людях моложе тридцати. Они если не видят в конце предложения смайлика, думают, что собеседник на них обижен. То есть нейтральным стало наличие смайлика, а не его отсутствие. Более того, он вытесняет точку. Смайлик хорошо сочетается с вопросительным знаком, и его функции на себя не берет. Точка же уже не нужна, если в конце предложения поставить одну или несколько скобочек. Вторая проблема, появившаяся уже независимо от смайликов: зачем ставить точку в конце целого сообщения? Если текст поста состоит из нескольких предложений, то внутри точка ставится, а в конце сообщения она избыточна, потому что у публикации есть рамочка и специально обозначать конец не нужно.
— А может быть, это приглашение к обсуждению, что-то вроде «открытого конца»?
— Я не думаю — это скорее экономия усилий. Язык вообще стремится к простоте, и если что-то не имеет практической или прагматической ценности — это что-то с трудом удерживается в языке. Отсутствие точки стало нейтральным, а вот ее присутствие нас настораживает. Возник эффект, которого, конечно, раньше не было.
— Если вернуться к разговору о смайликах, сейчас новая мода — стикеры. О новых стикер-паках в Telegram пишут СМИ. Театральный критик Алексей Киселев даже проводил эксперимент: неделю общался и с друзьями, и с коллегами только гифками и стикерами, и люди его понимали, более того — поддерживали беседу в подобном стиле. Какое будущее у стикера?
— Такая коммуникация возможна, но я не уверен, что она стабильна. Сейчас, если я не ошибаюсь, общение стикерами не сочетается с текстом, правильно?
— Да, но они несут дополнительный смысл.
— Правильно, но сообщение со стикером лишено слов, в отличие от эмодзи, которые встраиваются в текст. Но и стикер, и эмодзи не являются языковыми знаками. Если, скажем, смайлик — это все-таки знак, который несет где-то функции знаков препинания, где-то функции интонации, то со стикерами дело обстоит иначе: они в текст не встраиваются, а существуют отдельно законченным сообщением. Более того, каждый из них можно прочесть разными способами. Я могу интерпретировать стикер как одно слово, могу — как целую фразу, могу вчитать туда целый текст, но канонического прочтения у стикера не бывает. Знаете был такой анекдот: таксист едет на красный свет, и пассажир ему: «Ну как же так?» А водитель в ответ: «Мастер едет!» Вдруг таксист тормозит на зеленый, пассажир опять спрашивает: «Почему?» Водитель показывает ему: «С другой стороны тоже мастер едет».
Если бы Алексей Киселев столкнулся с другим таким же экспериментатором из другой страны, то общение сорвалось бы, потому что просто обмениваться стикерами пару раз, конечно, можно, но дальше коммуникация забуксует. Думаю, обычную речь стикер не вытеснит, но в качестве игры, простых реплик будет использоваться. Например, когда мы не очень хотим отвечать собеседнику, или нам нечего сказать, или мы завершаем разговор, нам удобно это сделать картинкой, которая не подразумевает развития. Раньше эту функцию нес смайлик, и разговор сам собой свертывался.
— Вот вы начали говорить про то, что делать, если не хочешь продолжать разговор. Сейчас же появился новый этикет общения: просто так позвонить — неприлично, лучше сначала написать, договориться о звонке и потом уже поговорить вживую. Какие еще существуют тонкости? И как их уловить человеку, который не вырос в эпоху интернета?
— Вот я, например, не вырос в интернет-эпоху, и меня это жутко раздражает, но я вынужден подчиняться. Это экспансия письменной речи, и вы абсолютно правы, сегодня устное обращение с человеком воспринимается как некая нагрузка на него, беспокойство, а может, даже агрессия. Я был поражен, когда получил первую эсэмэску с вопросом, можно ли мне позвонить. Казалось бы, нет ничего проще, чем набрать номер, однако чем больше таких сообщений я получал, тем понятнее мне стало, что устное общение стало каким-то специальным действием. Для решения проблем это жутко неудобно. Например, нам надо договориться о встрече: «Вы можете в понедельник?» — «Нет, не могу». — «А когда вам удобно?» — «Я могу во вторник?» «А во сколько?» — пишут мне. «Я до четырех занят...» То, что в разговоре обычном решается за минуту, здесь выясняется с помощью десятков писем туда и обратно.
— Мы же можем и не ответить человеку...
— Да, или затянуть беседу. Например, я прошу кого-нибудь из моих молодых коллег связаться и решить какой-нибудь вопрос с другим человеком. Через неделю я понимаю, что этого не произошло. Спрашиваю коллегу, сделал ли он это. Он отвечает: «Да, сделал». А что он сделал? Он послал письмо и не получил ответа. Каждый человек расширяет свою личную зону, и в устное общение нужно перейти через заборчик вежливости по специальному разрешению.
— Скоро мы вообще перестанем друг с другом устно общаться?
— Классическая ситуация, когда люди собираются в одном месте и прекрасно проводят время, не сказав друг другу ни слова. С одной стороны, для людей чуть постарше эта история кажется анекдотической, с другой — это реальная картина. Дети рассказывают родителям, как хорошо они «пообщались» в компании. «А о чем говорили?» — «Да ни о чем. Играли вместе в гаджеты». Появился новый стиль, новый этикет, нужно приспосабливаться, главное — не нырнуть в это окончательно. Вот вы, например, настояли на том, чтобы наше интервью прошло устно, но сейчас я все больше получаю только вопросы, отвечаю на них, и на этом интервью заканчивается.
— Но, мне кажется, это тоже нарушение этикета: почему человек, который в принципе не заинтересован в интервью, должен выделять время и печатать ответы на вопросы, отправлять письма?
— В этом тоже есть некоторые плюсы: чем разговор получается приятнее эмоционально, тем интервью — бессмысленнее. Потому что в разговоре мы используем такие речевые приемы, которые на письме раздражают, например слова вроде «вот». Не все журналисты такие слова вычеркивают.
— Возвращаясь к трансформации языка, уже достаточно давно в интернете стало популярно ставить предлог «про» перед глаголами — «это история не про слушать, а про слышать». Интернет-обороты входят в литературный русский язык?
— Предлог «про» всегда был очень популярным, но раньше в некоторых учебниках по стилистике он запрещался в тех случаях, когда вместо него можно поставить предлог «о». Редакторы требовали от авторов писать «мы говорили о», а не «мы говорили про». В разговорной речи «про» чаще использовали, именно поэтому он сегодня и теснит «о». И я тут не вижу ничего страшного, потому что редактор, который правит «сложно» на «трудно», просто не чувствует современного русского языка.
А то, что «про» ставится вместе с глаголом, тоже очень понятно. Любая часть речи, глагол в том числе, может выступать как существительное. Да, в литературе или в академической речи такого оборота мы, наверное не встретим, но для устной речи и языка интернета такое сжатие совершенно нормально. В языке заложен огромный творческий механизм, и очень часто фраза вроде бы нарушает какие-то правила, но при всем это не мешает пониманию смысла и, наоборот, создает образность. Например, из перевода Курта Воннегута: «это было две тысячи сигарет назад», «две жены тому назад» — невозможные фразы с точки зрения грамматики, но мы же понимаем, что речь идет об отрезках времени. Интернет как среда всех располагает в языковым играм.
— Есть пример какого-то оборота, который когда-то считался неправильным, а сейчас стал нормой?
— Самый примитивный пример – это передвижение ударения. Почему сейчас мы все стоим на страже правильного ударения в глаголе «звонить»? В XIX веке все говорили кури́т, звони́т, вари́т. Сегодня мы все говорим ва́рит, ку́рит и считаем это правильным. Перенос закрепился, и уже ни один грамотный человек не скажет кури́т.
— Почему произошел перенос? Из-за того, что большая часть говорила неправильно?
— Да, много людей стало говорить с неправильным ударением. Почему — сейчас трудно сказать. Процесс такой: есть норма, дальше появляется новая «еще не норма», эти два варианта начинают конкурировать. Старшая норма — более уважаемая, младшая — менее, но она и агрессивнее. Младшая вытесняет старшую и становится единственно правильной. Все возмущены тем, что теперь разрешено говорить о кофе в среднем роде. Понятно, что люди путаются, а почему? Это заимствованное слово, заканчивается на «е». Все исконно русские слова на «е» — это слова среднего рода, а у кофе мужской род появился, потому что раньше его называли «кофий».
Есть два примера, где путь смены рода был пройден до конца, и никто особо не сопротивлялся. Метро, например, тоже было мужского рода — видимо, под влиянием слова «метрополитен». У Утесова даже есть «Песня старого извозчика»:
Я ковал тебя железными подковами,
Я коляску чистым лаком покрывал,
Но метро, сверкнув перилами дубовыми,
Сразу всех он седоков околдовал
И совсем недавний пример — евро. Когда валюта только появилась, все говорили «один евро» — наверное, под влиянием доллара. Сейчас кто-то может сказать «одно евро», и опять-таки это никого не испугает.
В какой-то момент постановка ударения становится маркером образованности, интеллигентности: знание нормы, желание говорить не так, как все. Но когда большая часть носителей языка говорит неправильно, приходится подстраиваться.
М. Пронина
Продолжение следует