Олег Семенович стал рассказывать, как искал деда. Мертвое молчание было о нем, хотя в семье помнили о Боге. Олега Семеновича крестили в 3 годика, в 1942-м году, в оккупированном немцами Николаеве. Оказалось, что его крещение было почти накануне гибели деда – 9 февраля 1942 года. Он рос в вере, и даже, приезжая домой в Одессу на каникулы из ленинградского института, исповедовался и причащался – мама посылала. Но потом пришли хрущевские гонения, стало страшно – и дальше уже пошла обычная жизнь советского человека, добросовестного врача. Он помнил о Боге, коммунистом не был, но своих детей крестить не решился. Значительно позже Сам Господь привел их в Церковь. Однако с передачей им страшных страниц семейной памяти Олег Семенович не спешил – готовы ли принять? Как в капле воды, здесь отражена общероссийская редукция памяти, о которой С.Аверинцев пишет: «Возьмем семьи, где младшее поколение не рвалось участвовать в буйном антирелигиозном хулиганстве, где родителям удалось передать детям крупицу уважения к религиозной традиции, а в лучшем случае – трепещущий под ветром, но и разгорающийся от него огонек веры. Даже в таких семьях – часто ли родители находили нужные слова и нужную решимость, чтобы рассказать своим сыновьям и дочерям о живой истории Церкви, той истории, которой сами были свидетелями? Чтобы передать память о боли из рук в руки? Все это куда как понятно. Человек, который себя не пожалеет, ребенка своего – пожалеет. Притом чересчур малому дитяти естественным образом не доверяют страшных тайн, чтобы не омрачили его сознание, а он не выдал их врагам в своем лепете, – но дитя вырастает неприметно и быстро, и пока родители будут собираться с духом для разговора, перед ними, глядишь, уже парень, оболваненный школой и комсомолом, с которым поздно беседовать о мучениях старших. Вчера было рано, сегодня рано – завтра будет поздно: о, как хорошо был известен такой счет времени верующим родителям в нашей стране!»[1] > Мостик над пропастью времени Спасаемся корнями, и вероятно, по молитвам деда Господь призвал внука вновь войти в церковную жизнь уже вполне зрелым, за 50… Как-то в 1991-м году он шел на работу на дежурство, зашел по пути в книжный и увидел Евангелие, купил и стал на дежурстве потихоньку читать. Еще через 7 лет, в 1998-м году у него появилась настоятельная потребность узнать – где мой дед? «Спрашивайте, мальчики, отцов...» – пел когда-то Александр Галич, и в лихие 1990-е это время настало. На волне гласности заговорили отцы, отвечая детям. На вопрос про дедушку внуку священника Попельницкого коротко ответили: «В Магадане», что значило «не знаем». Но внук не остановился и стал искать людей, которые помогли бы отыскать могилу деда и вернуть ему доброе имя. Летом 1998 года с визита в Патриархию началась цепочка контактов, завершившаяся в декабре справкой Вологодского МВД о месте гибели деда: Вожегодский ОЛП, кладбище 8 квартала. Потом он написал в прокуратуру заявление о реабилитации, и через год, ровно через 58 лет после гибели, 16.02.2000, страна признала о. Феодора невиновным. А в июне 1999 года, 22 года назад, поехал в Вожегу, искать Вожегодский ОЛП. > Пастырь добрый После окончания в 1906-м году Одесской духовной семинарии о. Феодор Попельницкий служил в Андриано-Наталиевской церкви с. Ташино на границе Николаевской и Одесской областей. В жизни этого простого сельского батюшки было всего два прихода. У о. Феодора и его супруги Марии Александровны было пять детей. Двоих мальчиков он потерял за одну неделю от дифтерии – один годовалый, другому было 2 или 3 годика. Очень тяжело переживая эти потери, он вынужден был сменить приход. Паства при расставании подарила ему Казанскую икону Божией Матери в киоте из карельской березы, с медной табличкой сзади: «о. Федору Попельницкому от благодарных прихожан села Ташино». Сейчас у внука как святыни хранятся эта икона и дедово Евангелие 1867 года издания. Второй его приход – храма Рождества Богородицы в с. Баловное, в 10 км от г. Николаева, здесь прошли остальные 27 лет его священнослужения, до самого ареста. В 1970-м году, к столетию со дня рождения В.И.Ленина, храм в селе разобрали, употребив материал на школу. Отсюда он уходил служить на поле брани Первой мировой войны – полковым священником на Юго-Западном фронте. Был награжден двумя орденами Святой Анны: 3 степени – в петлицу, и 2 степени – на шею. Орден дедушки впоследствии спас семью от голода - в 1950-х его пришлось продать. 2 июля 1937 года – начало большого террора. Политбюро ЦК ВКП (б) санкционировало отправку секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий телеграммы, в которой предлагалось «всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учёт всех возвратившихся на родину после отбытия сроков высылки кулаков и уголовников, с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки». Рассылку этой телеграммы можно считать началом того, что в истории носит название большой террор, сталинские чистки или сталинские репрессии. Всех в этом потоке объединяло одно - страшные «пункты» 58-й статьи[2]. Хотя большей частью перед этими пунктами стояла цифра 19, что обозначало «намерение», на нее никто не обращал внимания – все равно «шпионы и террористы». На украинском сайте жертв репрессий написано о нем «Заарештований 28.07.1937 року. Постановою Трiйки при УНКВС Одесьскоi областi вiд 19.08.1937 р. засуджений до 10 рокiв ув'язнення у ВТТ. Подальша доля невiдома. Реабилитирован у 1989 р.». Теперь его доля ведома: из сохранившихся документов внук узнал, что лагерная жизнь о. Феодора проходила в двух лагпунктах 2-го отделения[3] ББК – Беломорско-Балтийский комбината НКВД[4]. Эта страна лагерей возникла первоначально на карельской земле ради строительства одноименного канала, а потом превратилась в рабовладельческое «государство в государстве», огромное предприятие, одним из главных приоритетов которого стала лесозаготовка. Гигантской строительной площадке 1930-х годов под наименованием «СССР» требовалось огромное количество древесины и пиломатериалов. Гражданская лесная отрасль с такими объемами спроса не справлялась. И выход был найден: 12 августа 1937 года СНК СССР своим постановлением обязал наркома внутренних дел Н.И.Ежова организовать «для нужд народного хозяйства и оборонной промышленности» 7 лесозаготовительных ИТЛ. Большой террор с этой точки зрения выглядит как механизм пополнения лесозаготовок рабочей силой, и о. Феодор стал частичкой этого людского потока. > Лагерный маршрут Подобно тому, как долгая священническая жизнь о. Феодора прошла всего в двух местах служения, так и его недолгая жизнь заключенного связана с двумя местами мучения – гигант БелтБалтЛаг и карликовый Вожегодский лагерь. 18 сентября он прибыл на Беломорканал, был занесен на учет как КРЭ – контрреволюционный элемент, подлежащий «перековке» сознания, и описан: «Рост средний, телосложение плотное, цвет волос седой, цвет глаз серый, нос обыкновенный, соцпроисхождение – служитель культа». По сохранившимся документам, в 1939-м году он находится в 3м лагпункте 2го отделения - биржевые работы, окорка баланса. Видно, как силы понемногу оставляют его - норма выработки в июле 130%, в августе 120 %, сентябрь, октябрь 100 %, в ноябре и в декабре – дневальный, видимо, уже не работник. Тем не менее 9 июня 1940 года его переводят с 3-го на 7-й лагпункт – на общие работы: рабочих дней 26, дней отдыха 4. Сухим языком лагерные документы описывают умирание, типичную судьбу з/к Белбалтлага. Это тяжело читать, если представить себе, что это значило. Осенью 1941 года началась эвакуация ББК, и 60-летний украинский священник прибыл в Вожегодский ОЛП в потоке обреченных. По сути своей, этот лагерный вариант хосписа и был задуман для того, чтобы при эвакуации из ББК рационально селектировать спецконтингент - тех, кто мог работать, везли мимо Явенга, дальше через Вологду, например, в Вятлаг и другие ИТЛ на востоке страны; тех, кто уже был явно слаб, оставляли работать на клепочном заводе на ст. Явенга, отчего Вожегодский лагпункт именовали еще Явенгским. Явенга – небольшой, затерянный в лесах поселок на железной дороге Москва-Архангельск – идеально подходил для лагеря: принудительно доставить людей просто, а уйти самовольно сквозь дремучие леса сложно. Если посмотреть на карту, то Вожегодский ОЛП – карликовая копия находившегося севернее могучего Каргопольского ИТЛ, чьи лесные дачи простирались по обе стороны границы Архангельской и Вологодской областей, с трех сторон охватывая кусок тайги, ограниченный с севера р. Чужга.

Прежде чем в самой Явенге возник центральный участок будущего Вожегодского ОЛП, годы экспериментов с масштабными переселениями народа – в разное время и по разной причине – породили в тайге целую сеть спецпоселков для «лишних людей», именуемых «участками», по названиям лесных кварталов. В начале войны спешно приспособленный для з/к конгломерат этих поселений и был объединен с вновь созданным лагерем в Явенге под общим названием Вожегодский ОЛП. Центральный участок на ст. Явенга был сначала задуман как лагерь военнопленных. В книге А. Кузьминых, С. Старостина, А. Сычева «Теперь я прибыл на край света…» содержится начало истории лагеря: «Мало кто знает, что на территории (Вожегодского) района размещались лагеря и госпитали для обезоруженных солдат и офицеров вермахта. Именно через их бараки было суждено пройти первым немецким военнопленным Великой Отечественной войны… Вологодский лагерь НКВД, расположенный на 155-м км железной дороги Вологда–Архангельск (ст. Явенга), был сформирован в срочном порядке уже на второй день войны – 23 июня 1941 года». Бараки возводили заключенные из Сокольской исправительно-трудовой колонии, и уже в начале июля комиссия НКВД приняла лагерь на 2000 мест. На 15 июля в лагере содержалось около 300 немецких солдат и офицеров. «Это были преимущественно летчики и парашютисты. Кроме немцев, среди прибывших оказались 79 финнов, 7 шведов». В штате лагеря насчитывалось 119 человек. По ряду причин уже 15 августа 1941 г военнопленных вывезли вглубь страны, но спустя два месяца их бараки пригодились. «Приказ № 7 начальника управления НКВД по Вологодской области от 29 октября 1941 года»[5] положил начало организации на территории бывшего лагеря военнопленных отдельного лагерного пункта для приема заключенных больных и инвалидов, прибывающих из Белбалтлага. О тех, кто из них еще был способен к труду, вспоминает старожил из Явенги: «К нам на клепочный завод приводили под конвоем на работу заключенных из лагеря на Базе. Они говорили по-русски, значит, это были не немцы. Выглядели очень плохо, худые все были и одеты плохо. Умерших из этого лагеря прямо возами возили, на санях. Возили за Кубену, но где хоронили, не знаю»[6]. А всех прочих отправляли вглубь тайги умирать. О них некому было писать мемуары. Остался только «Приказ начальника управления НКВД по Вологодской обл. от 17.11.1941 г. «О состоянии Явенгского лагерпункта»[7], который указывает места двух удаленных участков Явенгского лагпункта как обьекты неотложных работ: «По участку на 8-м квартале: Закончить работы по достройке барака… По центральному участку: Расширить пекарню за счет пристройки… В целом по лагпункту: Расчистить дороги до 21-го и 8-го кварталов, изготовить сани по наличию рабочих лошадей». В книге Н.А. Беловой «Региональные аспекты пенитенциарной системы России (на материалах Вологодского края): курс лекций» написано: «Для размещения нетрудоспособных заключенных, поступавших из ИТЛ прифронтовой полосы, на основании приказа областного УНКВД от 29 октября 1941 г. № 07 был организован Вожегодский лагерный пункт (его центральный участок находился в поселке Явенга Вожегодского района, поэтому в документах он часто именовался Явенгским ОЛП). Уже с ноября туда стали поступать этапы заключенных из Беломорско-Балтийского ИТЛ. Они были сильно истощены, многие болели пеллагрой, цингой и туберкулезом. Большую их часть не могли спасти ни усиленное питание, ни лекарства. Свой последний приют эти заключенные нашли на кладбищах лазаретов № 1 участка ‟8-й квартал” и № 2 участка ‟13-й квартал”. Хоронили их, согласно актам погребения, в нательном белье и с фамильными досками на груди». В лазарете № 1 участка «8-й квартал» на следующий день после Сретения, 16 февраля 1942 года, настал для о. Феодора Попельницкого час личного Сретения – Встречи с Богом. Акт о погребении № 193 рассказывает нам, что «1942 года февраля 17 дня мы, нижеподписавшиеся дежурный по лазарету Егоров Н.И., комендант I лазарета Шутепов В.Т., стрелок ВОХР Бакалин П.И., составили настоящий акт в том, что тело умершего з/к Попельницкого Федора Ивановича похоронено на кладбище 8 квартала. Тело з/к Попельницкого Ф.И. одето в нательное белье (подписи)». Недаром в приказе № 34 от 17 ноября 1941 года о прибывших написано: «годных к физтруду организовать в рабочие бригады, разместить их в отдельных помещениях, предоставить работу и работающих питать по котлу номер 2 в течение 5 дней независимо от выполнения нормы выработки, предоставить право начальнику л/пункта продлить питание дополнительно на 5 дней тем заключенным, которые не смогли освоить работу и подкрепить себя в течение первых 5-ти дней, слабосильных и инвалидов отделить и усиленно питать, одновременно изыскивая способы задействовать их на производстве ширпотреба». Ценность этих слов равна ценности бумаги, на которой они напечатаны - это невозможно во время нарушенных коммуникаций, когда отсутствует не только поддержка родных, но и обычное, пусть и скудное, снабжение: все для фронта. Как и всех, кому довелось оказаться в лагере в это время, его ожидали необычайно лютые морозные зимы 1941/42 года, голодная смерть и похороны в снег, а потом безвестная братская могила, куда по весне скидывают остатки обглоданных хищниками тел. И хотя в архивной справке указано, что причина смерти – декомпенсированный миокардит, верить этому затруднительно, зная из мемуаров узников ГУЛАГа о практике негласных приказов лагадминистрации в графе «причина смерти» писать все что угодно, кроме голода. Номер акта погребения 193 – и это в феврале 1942 года, и только на одном из участков Вожегодского ОЛП. Сколько их всего было? И еще – у каждого погибшего было имя. Сколько еще лет для покаяния потребуется стране, чтобы ощутить потребность их «всех поименно назвать», как мечтала А. Ахматова? Но есть, видимо, глубокий смысл в том, что только по одному имени, по одной судьбе узника Вожегодского лагпункта в год открывает нам Господь: в 2020-м – Валентина Троицкая, в 2021-м – протоиерей Феодор Попельницкий. Нам нужно время, чтобы вдуматься, всмотреться в каждую судьбу, посочувствовать, пожалеть, запомнить. Миллионы, даже тысячи жертв – словно тысячи световых лет. Это неощутимо, непосильно, это не с чем сопоставить в нашем опыте. Тысячи – это только цифры статистики, единицами учета которой они, погибшие, и были в лагере. Смертность «нерабочей слабосилки», конечно, портила статистику, и впоследствии был изобретен способ «актировать» инвалидов, которые тем самым выбывали из лагерного учета и во множестве умирали за воротами лагерей формально свободными. Можно считать, что о. Феодору повезло – он умер с документальной фиксацией смерти и погребения, и это позволило внуку узнать, что искать деда надо в 8м квартале. Иначе бы встреча не состоялась. > Память таежных кварталов

Что же скрывается за этим сухим канцеляризмом – «участок в 8м квартале»? Умирающие инвалиды из ББК, вместе с которыми о. Феодор прибыл в сердце Вожегодских лесов за 30 километров от Явенги, были третьей волной пришельцев, до них волны исторических бурь сюда несли сперва раскулаченных в 1930-е годы, а потом депортированных поляков в 1939–1941-м годах. Сколькими слезами за предвоенное десятилетие напиталась эта таежная земля! «Первые спецпоселенцы на территории современной Вологодской области появились в 1930-м г. В соответствии с Постановлением ЦИК и СНК СССР от 1 февраля 1930 г. ‟О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством” с территории Украинской ССР и Центрально-Черноземного округа в Северный край было выслано более 70 тыс. семей (всего около 375 тыс. чел.) раскулаченных крестьян (в Архангельский округ – 23,6, Вологодский – 15, Няндомский – 9, Северодвинский – 12 и Коми область – 15). ”Лишенцев”, начавших прибывать в Вологду в ‟телячьих вагонах” из Украины, Курска и других мест уже в марте 1930 г., первоначально помещали в пересыльные лагеря, под которые были отданы монастырские и церковные здания. Так, весной 1930 г. в Спасо-Прилуцком монастыре и нескольких храмах Вологды ожидали отправки к месту поселения 35 тыс. чел. …В основу расселения спецпоселенцев была положена сельскохозяйственная колонизация необжитых и слабонаселенных районов. Поэтому в Вологодском округе они были размещены в Вожегодском, Леденгском, Нюксенском, Сокольском, Сямженском, Тотемском, Харовском и Чебсарском районах»[8]. Переквалифицированные в лесорубов кулаки с Юга России и из Украины формально не были з/к, но при попытке уйти – становились ими. Потом перед войной стали прибывать поляки-осадники[9]: «После присоединения к Советскому Союзу восточных территорий польского государства политическим репрессиям подверглись не менее 530–570 тыс. поляков и польских граждан других национальностей. Самым массовым видом этих репрессий были депортации – насильственная высылка больших групп населения с последующим содержанием их на принудительном поселении (спецпоселении), т. е. в условиях ограничения свободы. В 1940–1941-м гг. органами НКВД были депортированы вглубь СССР около 320 тыс. польских граждан – жителей захваченных Советским Союзом восточных территорий довоенного польского государства и беженцев из Центральной Польши, оккупированной Германией»[10]. И после войны эти таежные поселения имели все признаки лагерной системы, формально ей не являясь. Советские немцы, вывезенные во время войны в Германию, в 1945-м году возвращались в Советский Союз. Но возвращались не на родные земли, а на спецпоселение, в основном на север страны, под надзор органов НКВД, согласно распоряжению НКВД № 181 от 11 октября 1945 г. Как пишет Надежда Алексеевна Белова, «на 1 января 1946 г. на поселении в Вологодской области находилось 14 371 чел. репатриированных немцев, большинство из которых составляли женщины и дети»[11]. Часть их была направлена в Вожегодский леспромхоз, в том числе в Явенгу. > Подвесная дорога Уникальная монорельсовая подвесная дорога Явенгского леспромхоза, по которой вывозили лес с 1932 по 1959 годы, протяженностью в 32 км, брала свое начало в поселке База в Явенге и доходила до мест размещения бараков Явенгского ОЛП (кв. 8 и кв. 13). Это чудо советской техники, остатки которого еще лежат в лесах и понемногу вывозятся на металлолом местными жителями, сыграло решающую роль в поиске местоположения «участка 8 квартал» Вожегодского ОЛП, потому что именно здесь предприимчивые собиратели металла, прокладывая свою «технологическую трассу» для вытаскивания рельсов, и обнаружили остатки сооружений лагеря.

Описание дороги сохранил для потомков роман «Надежда и метель» писателя-земляка В.Д. Елесина: «Дорога построена хитроумно. Метрах в пяти-шести друг от друга вкопаны в землю да укреплены распорками высокие, смоленые у комля столбы. На верхушки столбов уложены поперечные бревна, ровно стесанные, а по стесанному прибит железными костылями узкоколейный рельс. По этому рельсу и катился на маленьких колесиках мотовоз с кабиной. Чтобы не свалился он с высоты, достигшей в некоторых местах до десяти метров над землей, по обе стороны столбов спускались от кабины чуть не до земли деревянные бункера или люльки, равные по массе. Качнет мотовоз в левую сторону, левый бункер ударится о столб, выровняет машину. Качнет вправо – правый бункер свалиться не даст. Часто случались аварии, но пострадавших, к счастью, не было…»[12]. Вдоль трассы шла очень специфическая жизнь то и дело менявших своих обитателей спецпоселений. Так, например, возник «спецпоселок, организованный в квартале № 21 Явенгского механизированного лесопункта на основании постановления бюро Вожегодского райкома ВКП (б) от 24 марта 1940 г. ...в Явенгский МЛП переместили спецпереселенцев-осадников»[13]. Аналогично возникали довольно крупные поселки Чековский и Дупловский, ныне оставшиеся, как и подвесная дорога, только значками на старой лесной карте 1951 года. Метаморфозы этих новообразований на теле Вожегодской земли, подобно перерождению злокачественной опухоли, превратили некоторые из них на время в «хосписные» филиалы лагеря в Явенге, финальную точку лагерного маршрута для ослабевших, ненужных рабов. Когда надобность в этом отпала, в старые бараки поселяли новых лесорубов, уже вольных, а в середине 1970-х годов вывезли и их. Тайга, как легендарная трава забвения, поглотила память боли человеческой. По мере того как уходят ко Господу очевидцы событий, является соблазн начать заново жить «с чистого листа», прямо по детской песенке: «если мы обидели кого-то зря – календарь закроет этот лист», то есть – забыть или не знать. Но, слава Богу, есть в народе и хранители памяти, потому что это их родовая память скорби. Многие из привезенных сюда старались при первой возможности перейти из тайги в Явенгу, чтобы выжить, и кому-то удалось ассимилироваться, стать жителями вологодчины. Может быть, именно поэтому в Явенге жива память, здесь в 2017-м году по народной инициативе и на народные средства рядом с памятником павшим на фронтах войны появился скромный обелиск памяти всех жертв репрессий, которых помнит эта земля. Именно эта кровная связь со всеми, кто стал насильно и остался добровольно жителем этого края, дала импульс краеведческим исследованиям учеников Явенгской школы под руководством Л.Ю. Кратировой, которым мы обязаны сохранению местной исторической памяти. Наверное, поэтому и нынешним обитателям Явенги оказалась не чужда память пострадавших за веру Христову, и в Рождество 2021 года на месте бывшего здесь Покровской церкви был освящен поклонный крест – рядом с изображением храма имена людей, отдавших жизнь за верность Церкви. Цинготные, изъеденные вшами, Сухарь обглоданный в руке. Встаете вы суровыми рядами. И в святцах русских, и в моей тоске. Вас хоронили запросто; без гроба, В убогих рясах, в том, в чем шли. Вас хоронили наши страх и злоба Да черный ветер северной земли. В бараках душных, на дорогах Коми, На пристанях, под снегом и дождем, Как люди, плакали о детях вы и доме, И падали, как боги, под крестом. Без имени, без чуда, в смертной дрожи Оставлены в последний час. Но судит ваша смерть, как пламень Божий, И осуждает нас! Н.А.Павлович > Воскрешение памяти Умирая, о. Феодор думал, наверное, что никто и никогда не узнает место его погребения. Двадцать последних лет так думал и его внук, сделав для воскрешения памяти деда все, что было в его силах, чтобы не быть не помнящим родства. Остались молитвы об упокоении дедушки и горечь неисполненного долга – поклониться месту его гибели. И надежда успеть передать эту память своим потомкам, чтобы память его стояния в вере стала для них нравственным фундаментом, точкой опоры в тяжелой ситуации. Для всего нужно созреть, и 20 лет Господь ждал, когда мы все созреем, чтобы стать участниками Его промыслительных деяний. Лишь теперь, оглядываясь назад, можно увидеть, в какой масштабный Промысл Божий вошло это искреннее движение души внука священника. В 2011-м году Господь на Украине подвиг ревнителей веры выстроить заново храм в с. Баловнево, затем Он привел в Церковь в Ярославле правнуков священника. За 10 лет руками вожегодских лесорубов Он проложил дорогу к 8му кварталу, привел в эти таежные дебри мучениколюбцев и воздвиг их руками Крест памяти погибшим в праздник Успения Пресвятой Богородицы 2020 года. Год спустя внук священника – уже 82-летний старик – вдруг услышал случайно об организации волонтерских сборов в Вожегодском лагпункте. Чудо милости и силы Божией: в праздник Вознесения Господь собрал представителей трех поколений потомков о. Феодора у Креста его памяти! Много имен погребенных здесь еще неизвестно. Они были разными, не все они герои, но у каждого есть право на имя, и священно место, где погребено его тело. Для безбожников могила – свалка отходов, а для христиан – место, где тело ожидает воскресения, и потому оно достойно почитания. В декабре 2019 года на Совете по развитию гражданского общества и правам человека впервые в истории страны прозвучали слова Президента России В. Путина о важности помочь каждой семье узнать места могил предков, погибших в годы репрессий, поручения Президента по созданию базы данных и совершенствованию законодательства о местах Памяти погибших. С этими словами находится в согласии воля священноначалия, выраженная в соборном определении от 2 февраля 2011 года Архиерейского Собора: «Церковь помнит не только прославленных ею святых, но и всех невинных жертв репрессий, призывая общество сохранить память об этих трагических страницах истории». Дмитрий Михайлов. Портал "Православие Ру" ----- [1] Аверинцев С. «Имеющий ухо да слышит...»/Русская Православная Церковь в советское время. Книга 1. – М.: Пропилеи. – 1995. – С. 23. [2] Статья 58 вместила в свои 14 пунктов все мыслимые варианты асоциального поведения: 1 – измена Родине, 2 – вооруженное восстание, 3 – сношение в контрреволюционных целях с иностранным государством, 4 – оказание помощи международной буржуазии, 5 – склонение иностранного государства к войне, 6 – шпионаж, 7 – вредительство, 8 – терроризм, 9 – диверсии, 10 – антисоветская агитация и пропаганда, 11 – организационная контрреволюционная деятельность и т. д. Уголовный кодекс 1926 года, содержащий ст. 58, утратил свою силу 1 января 1961 года. [3] 2-е Медвежьегорское отделение на территории Медвежьегорского отдельного боевого пункта и Пушсовхоза. ББК, Белбалт-комбинат. [4] Подчинён с 16 ноября 1931 ГУЛАГ ОГПУ, с 9 марта 1939 Управлению лесной промышленности ГУЛАГ и с 26 февраля 1941 Управлению лагерей лесной промышленности НКВД. Закрыт 18 сентября 1941 в связи с близостью к зоне военных действий Распоряжением Совнаркома СССР № 08955 от 11.09.41 о прекращении лесозаготовок и лесовывозки Беломоро-Балтийским комбинатом. В распоряжении говорилось: «немедленно прекратить работы во всех подразделениях ББК, за исключением Пудожского отделения». Пудожское отделение приказом НКВД от 18 сентября 1941 выделено из Белбалтлага и непосредственно подчинено Управлению лагерей лесной промышленности НКВД СССР). Всё имущество и заключенные Белбалтлага переданы в созданный на его основе ИТЛ при Оборонстрое, который просуществовал всего месяц и был закрыт 15 октября 1941 г. До 7 апреля 1943 г. в Управлении лагерей лесной промышленности НКВД существовал отдел по охране и управлению законсервированного хозяйства бывшего Беломоро-Балтийского канала. [5] Архив Управления МВД России по Вологодской области. Ф. 7. Оп. 1. Д. 6. Л. 412/ Цит. по: Кузьминых А.Л.,Старостин С.И. Поляки в Вологодской области : репрессии, плен, спецпоселение (1937–1953 гг.) Вологда «Древности Севера», 2014. [6] Глянцева В.С. Забыть нельзя – помнить! (страницы истории Явенги) – Руководитель:Кратирова Л.Ю. – МБОУ «Явенгская школа» – 2017. [7] Архив Управления МВД России по Вологодской области. Ф. 7. Оп. 1. Д. 96. Л. 89–91/ Кузьминых А.Л.,Старостин С.И. Цит. изд. [8] Белова Н.А. История уголовно-исполнительной системы и органов юстиции... С. 99–100. [9] Военными осадниками в Польше называли колонистов из числа демобилизованных военнослужащих польской армии, участников польско-советской войны 1919–1920 гг., бесплатно получивших от польского государства земельные наделы на восточных территориях. Кроме военных осадников, на этих территориях были еще и гражданские осадники, выкупившие у государства заброшенные участки земли на льготных условиях. Операция по выселению охватила и лесников – работников сторожевой охраны лесов с семьями. [10] Кузьминых А.Л., Старостин С.И. Цит. изд. С. 300. [11] Белова Н.А. Региональные аспекты пенитенциарной системы России (на материалах Вологодского края): курс лекций. – Вологда: ВИПЭ ФСИН России, 2011. С. 142. [12] Цит по: Удивительная дорога. Болотов Сергей, ученик 9 класса Явенгской средней школы. (Опубликовано в газете «Борьба» п. Вожега от 19 апреля 2002 г.) [13] Кузьминых А.Л., Старостин С.И. Цит. изд. С. 304. #новомученики